[75]. Разница между воспоминаниями получилась значительной.
Из Вологды через Санкт-Петербург, еще до побега Сталина, Серго направился в Киев. Отсюда 24 февраля он сообщил Ленину о своей поездке в Вологду к И. В. Джугашвили (Сталину): «Окончательно с ним столковались; он остался доволен исходом дела»[76]. Затем Серго выехал в Тифлис, а оттуда в Баку. Туда же после побега из ссылки направился и Сталин. Здесь 29 марта Сталин проводит совещание работников большевистских районных организаций Баку, которое поддержало решения Пражской конференции. Через два дня И. В. Сталин выезжает из Баку в Москву.
Между тем Орджоникидзе после Баку опять посещает Киев и оттуда едет в Москву. Здесь он встретился с членом большевистского ЦК Р. В. Малиновским, который одновременно являлся агентом царской охранки. Уже с 4 апреля Орджоникидзе находился под полицейским наружным наблюдением, его передвижения по городу тщательно отслеживались. 7 апреля Серго встретился в Москве с прибывшим из Баку Сталиным[77]. Полиция установила слежку уже за двумя революционерами, но пока не арестовывала их. Арест в Москве не был произведен с целью безопасности ценного для охранки агента Малиновского. Как указывалось в донесении начальника московского охранного отделения полковника П. П. Заварзина от 9 апреля 1912 года: «Ввиду близости к „Серго“ и „Кобе“ имеющейся в отделении центральной секретной агентуре и невозможности вследствие сего арестовать наблюдаемых в г. Москве, отъезду их препятствий мною не ставилось, и оба они, в сопровождении филеров, выбыли сего числа в г. Санкт-Петербург с поездом № 8»[78].
Справка по особому регистрационному отделу департамента полиции о революционной деятельности человека по кличке Серго, личность которого полиция не установила
5 марта 1912
[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 3. Д. 5. Л. 23]
В Санкт-Петербурге Серго поселился у большевички Веры (Ревекка Лазаревна Швейцер)[79] по адресу Коломенская улица, дом № 5, квартира № 50. В течение четырех дней полиция продолжала за ним следить, пытаясь установить его связи с другими революционерами. Однако не все передвижения Серго по городу удавалось отслеживать. Поэтому вскоре, 14 апреля 1912 года, состоялся арест Орджоникидзе на одной из улиц Санкт-Петербурга. Орджоникидзе предъявил при аресте паспорт на имя крестьянина Тифлисской губернии Асана Новруз-Оглы Гусейнова. Однако полиция знала, с кем имеет дело, и наличие данного паспорта не помогло революционеру. На следующий день Орджоникидзе, учитывая предъявленные ему факты, признал свою фамилию, но указал, что приехал в Санкт-Петербург для лечения (у него при аресте был изъят только что купленный им врачебный рецепт)[80].
Г. К. Орджоникидзе в тюрьме «Кресты» после ареста. Тюремный снимок
Апрель 1912
[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 32. Д. 9]
Тюрьмы и якутская ссылка
Шесть месяцев Орджоникидзе находился в Доме предварительного следствия. 9 октября 1912 года состоялся суд. В обвинительном акте «преступные действия» Орджоникидзе были описаны так: «Григорий Орджоникидзе, как установлено рядом свидетельских показаний на дознании, ранее выступал неоднократно в качестве профессионального оратора на митингах и пропагандиста революционных идей. Он публично говорил речи, в которых указывал, что существующий порядок управления никуда не годится, что надо все устроить так, чтобы не платить податей, не давать правительству рекрутов, что надо уничтожить помещиков и администрацию, всю землю поделить поровну между всеми и что народ должен управлять без царя, который ни к чему не нужен и является первым врагом народа. Орджоникидзе, заканчивая свою речь, говорил, между прочим: „Долой Николая II“, также указывалось на побег Орджоникидзе из Сибири»[81].
Согласно решению суда, Орджоникидзе был направлен в кандалах в Шлиссельбургскую каторжную тюрьму и размещен в ее четвертом корпусе. Трехлетнее заключение проходило в тяжелых условиях. Этому способствовал и характер Орджоникидзе, который часто вступался за своих товарищей по заключению, попадая за это в карцер.
Дневниковые записи, составленные Г. К. Орджоникидзе в период его заключения в Шлиссельбургской тюрьме
3 мая — 13 декабря 1913
[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 3. Д. 67. Л. 141, 175. Подлинник. Автограф]
В тюрьме он пробыл до 8 октября 1915 года. В этот день Григорий Константинович был отправлен на вечное поселение в Сибирь.
В конце октября он был доставлен в Красноярскую тюрьму, а 29 ноября в знаменитый Александровский централ[82]. Здесь Орджоникидзе пробыл более пяти месяцев. Именно отсюда 19 января 1916 года он напишет прошение иркутскому генерал-губернатору А. Н. Югану о замене назначенного ему вскоре спецпоселения в Якутской области на Иркутскую область. В обосновании своей просьбы он ссылался на состояние здоровья[83].
Дело Якутского областного жандармского управления на ссыльного поселенца Г. К. Орджоникидзе. Анкета арестованного
1912–1916
[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 3. Д. 6.
Л. 1. Подлинник. Автограф]
Ходатайство Г. К. Орджоникидзе иркутскому генерал-губернатору А. Н. Югану о предоставлении на время лечения права въезда в Иркутск
19 января 1916
[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 3. Д. 6. Л. 16. Подлинник. Автограф]
Ответная телеграмма иркутского генерал-губернатора А. Н. Югана на ходатайство Г. К. Орджоникидзе с отклонением поданного им прошения
Январь 1916
[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 3. Д. 6. Л. 15]
Прошение не было принято во внимание, в оставлении в Иркутской области Орджоникидзе было отказано.
В мае 1916 года Орджоникидзе отправили в Якутск, куда партия заключенных прибыла только 14 июня[84].
Дело Якутского областного жандармского управления на ссыльного поселенца Г. К. Орджоникидзе. Анкета арестованного
29 октября 1915
[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 3. Д. 6. Л. 2–3]
Полицейские документы зафиксировали не только дату прибытия, но и рост Орджоникидзе в 2 аршина 6 вершков (169 см)[85]. Правда, указанные данные, на наш взгляд, вызывают вопросы, так как ростом он был явно выше, чем в документе. В семье Григория Константиновича сохранилась одежда гораздо большего роста. Возможно, что обмер был произведен формально, либо сказывалось состояние его здоровья в этот период.
В. П. Широкова-Диваева позднее вспоминала: «Григорий Константинович очень нуждался в усиленном питании: он прибыл в Якутск очень бледным, пожалуй, даже истощенным. Худой, с горящими глазами, он производил впечатление туберкулезного больного — и казался мне недолговечным. К счастью, в этом я ошиблась»[86]. Помощь товарищей исправила ситуацию, постепенно его здоровье пришло в норму. Орджоникидзе первоначально остановился на квартире ссыльного большевика Емельяна Ярославского и его жены К. И. Кирсановой. В сентябре в Якутск прибыл известный большевик, член IV Государственной Думы Г. И. Петровский. Якутская ссылка сблизила этих деятелей, положив начало их последующей продолжительной дружбе.
К этому времени Орджоникидзе уже постоянно проживал в селе Покровское в 90 км от Якутска.
Здесь он устроился на работу фельдшером в местную больницу. В сентябре познакомился со своей будущей женой Зинаидой Гавриловной Павлуцкой (1894–1960), местной учительницей. Ее привлекла жизнерадостность Серго, энергия и забота о пациентах, особенно о детях. Он выезжал к заболевшим якутам, делал прививки школьникам от оспы, работал с шести утра и допоздна. В 1935 году, уже занимая крупный государственный пост, он в беседе с Варварой Петровной Широковой-Диваевой (в 1916–1917 годах его знакомая по работе в больнице) говорил, вспоминая ссылку: «Работа по тяжелой промышленности легче, больше мне по душе»[87].
Дом, в котором жил Г. К. Орджоникидзе во время ссылки в 1915 году
Якутская АССР, с. Покровское, 1940
[ЦГАКФФД Спб]
Наблюдала Зинаида не только заботу, но и любовь к детям. Присланные в посылке братом Папулией грузинские сладости он почти все раздал местным детям[88]. Подобная бескорыстная отдача всего себя врачебной деятельности, забота о детях не могли быть не замечены его будущей женой. Постепенно они сблизились. Уже в рождественские дни 1917 года Серго и Зинаида приняли решение пожениться. Однако против этого возражала мать невесты, и вопрос о свадьбе был отложен. Серго говорил невесте: «Только революция навсегда может соединить нас»[89].
Революционный 1917 год
О Февральской революции 1917 года Орджоникидзе узнал, находясь на выезде в далеких якутских поселениях. «Радость его была безгранична. Всю дорогу до Покровского — а она продолжалась несколько суток — т. Орджоникидзе распевал, беседовал в большом возбуждении с якутом-возницей. Последний решил, что иностранец-фельдшер сошел с ума. Так и доложил он больничному начальству, когда доставил Серго Орджоникидзе в Покровское»[90]. Реакция Орджоникидзе понятна, почти 8 лет он провел в заключении и ссылках в царской России, и вот дело, которому он посвятил свою жизнь, победило. Был и личный аспект для него в этих событиях. Революция не только означала свободу, но и возможность жениться на любимой женщине.