[857]. Также из этих показаний следовало, что в августе 1934 года в механическом цехе Уралмашзавода «по пятам» Орджоникидзе ходил участник террористической организации «некий Никулин», но выстрела из револьвера не последовало «ввиду того, что была усиленная охрана». В тот же день наркому тяжелой промышленности «повезло» еще раз. «Ввиду бдительности охраны» тот же Никулин не смог выстрелить в него во время выступления перед рабочими в заводском клубе[858]. К инциденту со служебным вагоном Г. К. Орджоникидзе следствие вернулось через год с лишним — 22 октября 1936 года в ходе допроса Н. Г. Ольховского[859]. В 1934 году все это виделось как пусть и чрезвычайное происшествие, но без злого умысла. Впоследствии оценки нижнетагильского события радикально изменились.
Однако имелись и иные указания советских спецорганов на подготовку теракта против Орджоникидзе в 1934 году. Укажем на документ от 7 февраля «Спецсправка СПО ОГПУ об антисоветских проявлениях на промпредприятиях Союза за январь 1934 года». В ней говорилось о выявлении в Московской области «фашистско-террористической организации „Союз русских патриотов“». На собрании членов этой организации, согласно данным ОГПУ, обсуждался вопрос о совершении терактов над Сталиным и Орджоникидзе, причем одному из участников А. К. Мееровичу[860] было поручено изучить автомашины членов Политбюро и правительства, время выезда их из Кремля и т. д. Отметим, что достоверность указанных фактов не подтверждается проверенными источниками. Сами подследственные получили различные сроки заключения: от 3 до 10 лет исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ).
Письмо Г. К. Орджоникидзе И. В. Сталину о поездке на Урал
12 сентября 1934
[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 779. Л. 64. Подлинник. Подпись — автограф Г. К. Орджоникидзе]
Вернемся к командировке Орджоникидзе. Ночью 31 августа Серго посетил Челябинский тракторный завод, где, как обычно, долго ходил по цехам[861]. Из Челябинска Серго выехал в Златоуст, потом на Магнитку, куда прибыл 3 сентября[862]. Здесь вместе с хорошо знакомым ему директором завода А. П. Завенягиным и со своим давним другом секретарем Магнитогорского парткома В. В. Ломинадзе он много часов провел на заводе, а потом в соцгородке. «Свое двухдневное пребывание на Магнитогорском металлургическом комбинате тов. Орджоникидзе посвятил ознакомлению с положением на заводе и главным образом с бытовыми условиями жизни рабочих… Особое внимание тов. Орджоникидзе уделил бытовым условиям детей». Начальнику комбината Завенягину он приказал принять на баланс завода ясли и сады, обеспечить их питанием и всем необходимым. Местным властям поручил закончить строительство школы, немедленно приступить к строительству инфекционной больницы, включить в план строительства здание яслей на 400 детей, двух детских амбулаторий-поликлиник, лесного и санаторного лагеря, оздоровительного городка на 1000 детей, распорядился, чтобы Наркомотяжпром отгрузил достаточное количество детской обуви и теплой детской одежды, другого детского белья, отпустил 500 пайков для питания больных детей по санаторным нормам, ассигновал Магнитогорскому комбинату 400 тыс. рублей для улучшения и удешевления детского питания[863]. Следует отметить, что не хватало детских зимних вещей и обуви и в других регионах, о чем написали в газету «Правду» рабочие харьковского тракторного завода. Чтобы разрешить эту проблему в преддверии школьных занятий, заводы часто переводились на производство детской одежды и обуви[864].
Поездка Орджоникидзе на Урал получила одобрение Сталина.
В ответном письме от 18 сентября он писал Серго: «Письмо получил. Это хорошо, что удалось тебе почти месяц пробыть на Урале. Я против архиерейских поездок „на час“, шумливых, но бесплодных архиерейских поездок. Но я целиком за такие поездки, длительные (на 1–2 месяца) и серьезные поездки, которые приносят пользу и делу, и разъезжающему, но ненужного шума не создают. Это хорошо, что задумал уйти в отпуск. Заезжай ко мне по пути, — я буду рад.
18/IX. 34.
Привет!
И. Сталин»[865].
Осень 1934 — март 1935 года
Однако сразу Орджоникидзе в отпуск не уходит. 20–22 сентября он руководит работой Всесоюзного совещания работников тяжелой промышленности. Буквально за несколько дней до начала совещания приказом Орджоникидзе от 16 сентября был принят пуск первой очереди Краматорского машиностроительного завода[866]. Завод стал крупнейшим в мире производителем комплектов оборудования для мартеновских и доменных печей. Совещание демонстрировало и персональные достижения многочисленных делегатов. В 19:30 в президиуме появились Орджоникидзе, Пятаков, Рухимович, Шверник и М. Каганович. Глядя на зал, Серго улыбнулся и сказал, вызвав громовую овацию: «Судя по богатству высших наград республики — орденов Ленина, Боевого Красного Знамени, Трудового Красного Знамени, кажется, что здесь заседает переодетый в штатские костюмы штаб в долгих боях отличившейся армии. И это действительно штаб. Штаб командиров и политработников индустриального могущества и величия СССР. Передовой отряд борцов за экономическую и техническую независимость нашей родины»[867]. Полностью речь Орджоникидзе была опубликована в «Правде» на следующий день. Она представляет собой своеобразный источник по истории советской эпохи, фиксируя многие характерные черты времени. «По частоте произнесения имени Сталина: в не столь долгом тексте выступления нарком 21 раз упомянул вождя. По формату упоминания недостатков: они подавались как невыполнение сталинских указаний. По правдивости представленной картины: признания гигантского количества аварий; простоев агрегатов и механизмов, достигающих до половины рабочего времени; частых случаев бесхозяйственного обращения с техникой („уход за механизмами и агрегатами прямо-таки варварский“) и, как следствие, быстрого износа оборудования за 2–3 года; оторванности хозяйственных руководителей от действующего производства — все это вместе создавало весьма своеобразную картину „социалистической промышленности“»[868]. Речь Орджоникидзе фиксировала недостатки в промышленности, на это позднее указывали и выступающие директора предприятий. Именно они, по мысли Серго, должны были начать решение наметившихся задач. В результате совещание утвердило проекты положений об организации управлением цехом и заводом в черной металлургии, машиностроении, химической промышленности. В них фиксировалась особая роль директора предприятия как руководителя завода и организатора производства материальных ценностей на основе полного хозрасчета[869].
После завершения совещания Григорий Константинович выехал на Украину. Здесь 28 сентября состоялся официальный пуск Краматорского завода, в котором он принял участие. Потом Орджоникидзе отправился на Кавказ, где не только отдыхал, но и принимал участие в ряде мероприятий. Так, в Пятигорске он участвовал в открытии на стадионе «Динамо» 18 октября первой колхозной Северо-Кавказской краевой спартакиады, в которой участвовало сотни колхозников различных национальностей края[870]. Г. К. Орджоникидзе дал спартакиаде высокую оценку. «Трудно сказать, — говорил он, — что здесь лучше. Вообще вся спартакиада произвела на меня прекрасное впечатление. Особенно хороши национальные танцы Кабарды, Осетии, Дагестана… Эта спартакиада, несомненно, имеет большое значение для развития физической культуры в многонациональном крае»[871].
Через некоторое время у него внезапно открылось внутреннее кровотечение. Как указывает А. Кирилина, «в связи с этим 11 ноября 1934 года Политбюро ЦК ВКП(б) принимает решение „командировать срочно в Тифлис для оказания врачебной помощи Орджоникидзе проф. Плетнева, Фронштейна и Левина“. Более того, через неделю Политбюро опросом выносит вторичное постановление, обязывающее Орджоникидзе строго выполнять указания консилиума и не выезжать в Москву без разрешения врачей. Орджоникидзе вернулся в Москву не ранее 30 ноября…»[872]
Г. К. Орджоникидзе и К. Е. Ворошилов в почетном карауле у гроба С. М. Кирова
Москва, декабрь 1934
[ЦГАКФФД Спб]
1 декабря 1934 года в Смольном выстрелом из револьвера был убит член Президиума ЦИК СССР, Оргбюро и Политбюро ЦК ВКП(б), секретарь Центрального и Ленинградского областного комитета ВКП(б) С. М. Киров, близкий друг Орджоникидзе и Сталина. Впоследствии назывались различные силы, стоявшие за Николаевым, убийцей Кирова: в числе организаторов упоминались белогвардейцы, зиновьевцы, троцкисты, а в период разоблачения культа личности — И. В. Сталин. Являлся ли Николаев убийцей-одиночкой, мстящим за свою неудавшуюся жизнь, или же Киров стал жертвой политического заговора, обстоятельства покушения не дают четкого ответа на этот вопрос. Причастность Сталина к убийству Кирова не только не доказана, но и противоречит всем имеющимся данным. Это был удар лично для него, как и для Орджоникидзе. На наш взгляд, убийство стало следствием как индивидуальных действий Николаева, так и ряда некомпетентных действий по организации охраны Кирова со стороны ленинградских органов безопасности, что они впоследствии пытались скрыть.