ключение из Устава сельскохозяйственной артели (колхоза) в Чечено-Ингушетии разрешается колхозникам иметь и содержать своих собственных верховых коней“»[888].
Данное указание Авторханова необходимо уточнить хронологически: постановление СНК СССР о мерах борьбы с хулиганством, которое регламентировало владение холодным оружием, датируется 29 марта 1935 года. Именно там есть указание о том, что действие «статьи не распространяется на хранение и ношение холодного оружия в местностях, в которых ношение холодного оружия связано с условиями быта и является принадлежностью национального костюма». Очевидно, что указанные выше события были скорее всего ранней весной 1935 года.
Самолеты, автомобили и корабли
Согласно воспоминаниям летчика Г. Ф. Байдукова, весной 1935 года он был откомандирован в Москву в формировавшийся летный экипаж С. А. Леваневского. Правительственную комиссию по намечавшемуся перелету из Москвы через Северный полюс в Сан-Франциско возглавлял Серго[889]. «Сердечный и внимательный нарком Орджоникидзе в то же время был весьма требовательным и напористым. Поэтому дела, как нам казалось, шли нормально. И вдруг экипаж узнал, что руководитель Наркомтяжпрома серьезно заболел. Болезнь полного энергии большевика, соратника Ленина, быстро сказалась на темпах работ по переделке самолета АНТ-25 в арктический вариант. Сроки готовности отодвигались. Дата вылета откладывалась на более поздние сроки»[890]. Летчикам только и оставалось, что проводить на Курском вокзале уезжавшего на Северный Кавказ Орджоникидзе и ждать его возвращения[891].
Г. К. Орджоникидзе осматривает новые автомобили ГАЗ-М1, совершающие автопробег по маршруту Горький — Москва — Ленинград — Горький
22 марта 1935
[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 32. Д. 82]
Датировка этого отпуска Орджоникидзе отчасти можно определить по заседаниям Политбюро, в которых он принимал участие[892]. 26, 29 января он участвовал в заседаниях, но уже с середины февраля ему делали выписки: 9 февраля выслана выписка о самолетостроении, 22 февраля — выписка из решения Политбюро по вопросу золотопромышленности, 27 февраля — выписка Орджоникидзе об организации полета Леваневского, который был намечен СТО на июль. Выписки делались и позднее. Например, укажем на спецсообщение № 55772 начальника экономического отдела Главного управления госбезопасности НКВД СССР Л. Г. Миронова о выпуске Сталинградским тракторным заводом недоброкачественных тракторов со сталинской резолюцией: «Товарищу Орджоникидзе. Просьба прочесть. И. Сталин»[893]. И дополнительно, еще небольшой штрих к деятельности Серго Орджоникидзе в этот период: 15 марта 1935 года специальный приказ наркома тяжелой промышленности отметил большой успех аспиранта Ленинградского индустриального института М. М. Ботвинника, «умело сочетающего хорошее качество технической учебы с мастерством шахматной игры»[894].
17 апреля Орджоникидзе был на праздновании выпуска Института стали в Колонном зале Дома Советов, где произнес проникновенную речь о роли инженеров в строительстве промышленности[895].
В эти же апрельские дни Орджоникидзе занят и другими делами. Отметим его записку Молотову о программе морского судостроения от 23 апреля[896], выговор директору московского автозавода Лихачеву от 26 апреля за невыполнение задания по выпуску новой массовой модели автомобиля. И конечно, исторический приказ № 77 наркома тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе от 29 апреля, в котором он требовал немедленно приступить к форсированному строительству двух никелевых заводов в Орске и Мончетундре. Данный приказ означил начало истории никелевой промышленности в России — СССР. В 1938 году начался пуск цехов, а 23 февраля 1939 года был получен первый черновой никель.
Речь Г. К. Орджоникидзе, произнесенная на выпуске слушателей Московского института стали в Колонном зале Дома Союзов
17 апреля 1935
[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 29. Д. 89. Л. 1–2]
2 мая 1935 года Сталин, Орджоникидзе, Молотов, Чубарь посетили московский Центральный аэродром. Там произошла беседа членов правительства с летчиком Валерием Чкаловым[897]. На следующий день Орджоникидзе осматривал подаренную ему Горьковским автомобильным заводом им. Молотова автомашину ГАЗ, которая была стотысячной машиной, выпущенной заводом. После осмотра Серго заявил: «Теперь надо бы вам, автозаводцам, сверх плана дать три тысячи автомашин для колхозной деревни…»[898] На этой машине Серго потом ездил по Москве.
Летом Орджоникидзе продолжал контролировать положение дел в автопромышленности. 6 июля он посетил автозавод им. Сталина, в том числе присутствовал на отборочных соревнованиях к межнаркоматской спартакиаде. В своей короткой речи на стадионе автозавода он призвал студентов втузов Наркомтяжпрома к победе в предстоящем спортивном мероприятии. 18–23 июля на межнаркоматских соревнованиях студенты втузов Наркомтяжпрома занимают почти по всем видам первые места. Коллектив завоевывает переходящее знамя Высшего совета физической культуры (ВСФК)[899]. В конце июля Орджоникидзе, уже со Сталиным, еще дважды посетил московский автозавод, где они осматривали новую модель автомобиля М-1. Запуск в массовое производство машины был намечен на 1936 год[900].
Сталиным, Ворошиловым и Орджоникидзе в эти дни обсуждался и готовившийся авиавылет С. А. Леваневского, в частности поздним вечером и ночью 26 июля, после просмотра кинохроники и фильма «Последние крестоносцы». Было высказано мнение о желательности съемок вылета летчика в Америку[901].
Летом Орджоникидзе посетил Ленинград. Как обычно, он инспектировал сразу несколько заводов. Об этих инспекциях сохранился ряд воспоминаний. Так, конструктор Государственного оптико-механического завода им. ОГПУ А. Симоновский вспоминал, как его вместе с директором вызвали к Орджоникидзе, где он рассказывал ему о сделанном контрольно-измерительном приборе для летчиков: «Товарищ Орджоникидзе слушал меня очень внимательно, он интересовался самыми мельчайшими подробностями, просил меня некоторые объяснения повторить, углубить, и как только его сомнения рассеивались, он одобрительно кивал головой, чуть заметно улыбаясь». На этом разговор не закончился, Орджоникидзе начал подробно расспрашивать о жизни конструктора, его намерениях, советуя не откладывать планы обучения[902]. О посещении Кировского завода Орджоникидзе вспоминал рабочий завода П. Майский[903].
В этот же период Орджоникидзе пытался ввести новые формы управления наркоматов, привлечь к этому процессу как можно больше заинтересованных людей — управленцев и специалистов. Важным в этом отношении стал созданный по почину Серго Совет при наркоме тяжелой промышленности, первое заседание которого состоялось 12 мая. В Совете принимали участие как работники наркомата, так и находившиеся в командировках в Москве директора заводов, а позднее, после зарождения стахановского движения, и рабочие-рекордсмены. Этот опыт переняли Л. М. Каганович и А. И. Микоян, учредившие подобные советы уже в своих ведомствах.
Рождение стахановского движения
Еще 26 июня Политбюро подготовило проект о предоставлении Орджоникидзе двухмесячного отпуска с 1 июля, при этом с обязательством до наступления отпуска работать не более 5 часов в день[904].
Однако отдых (и лечение) в указанные сроки не состоялся из-за опять-таки задействованности Серго на работе, его очередного отказа уходить в отпуск. По-прежнему не выполнялись им и рекомендации по нормированию рабочего дня.
Отпуск Серго начался только в августовские дни, сначала он проходил в Нальчике, затем в Железноводске. В письме Сталину от 17 августа из Нальчика он сообщал: «Я немножечко начинаю приходить в себя, хотя чрезмерно устало сердце…»[905] Именно 17 августа Политбюро положительно решило вопрос о присвоении имени Г. К. Орджоникидзе Краматорскому машиностроительному заводу[906].
Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о предоставлении Г. К. Орджоникидзе двухмесячного отпуска и разрешении работать не более пяти часов в день
26 июня 1935
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1067. Л. 136]
Народный комиссар тяжелой промышленности СССР Г. К. Орджоникидзе и председатель Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) Н. И. Ежов (справа)
1935
[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 32. Д. 73]
Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о присвоении старому Краматорскому машиностроительному заводу имени Серго Орджоникидзе
17 августа 1935
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1074. Л. 160]
Письмо Г. К. Орджоникидзе И. В. Сталину об отдыхе и работе тяжелой промышленности
29 августа 1935
[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 779. Л. 74. Подлинник. Подпись и пометка — автограф Г. К. Орджоникидзе]
Вскоре ситуация со здоровьем ухудшилась. В письме Сталину от 29 августа он откровенно писал: «Сейчас с почкой у меня дела очень плохи — 0,3–0,2 белка. Этого не было с 30 г. Не скрою тебе[907]