, я изрядно струсил, умирать не хочется, дело довольно дрянное. Врачи уверяют, что это временное явление, а я думаю (я ведь тоже медик и совсем не лошадный), что это новое „наступление“ туберкулеза, а это трудно, почти невозможно выдержать. Ну, черт с ним, посмотрим, что будет далее. Сижу на строжайшей диете и никуда не хожу»[908]. Но даже болея, в этом же письме он наметил для себя поездки в Баку, Грозный, Майкоп для разрешения проблем нефтяной промышленности. В этом же письме он вступился за Буду Мдивани, который приезжал к нему и жаловался на Берию, записавшего его в «правые уклонисты», хотя Буду считал себя борцом за левые идеи.
Несмотря на болезнь, он продолжал следить за делами в промышленности. В эти дни произошло важное событие, которое Орджоникидзе сразу же поддержал.
Энтузиазм рабочих в освоении новых технологий и техники проявился в стахановском движении. Его зачинателем стал Алексей Стаханов, который в ночь на 31 августа 1935 года на донецкой шахте «Центральная-Ирмино», изменив организацию труда, добыл за смену (5 ч. 45 мин.) 102 тонны угля вместо 7,5 тонны по плану. Рекорд был достигнут следующим образом. С 1933 года Стаханов начал осваивать отбойный молоток, пройдя перед этим четырехмесячные курсы. Сдав на отлично гостехэкзамен, он сам начал помогать другим шахтерам осваивать технику горного дела, стал выделяться среди других горняков, почувствовал профессиональную силу[909]. Далее Стаханов проявил инициативу: он заметил, что для повышения показателей необходимо разделение труда между шахтерами, в то время как один рубит уголь, крепильщики оборудуют свод шахты, а в это время уголь вывозится коноводами. Парторг шахты К. Г. Петров предложил молодому и перспективному шахтеру Стаханову поставить производственный рекорд и тем самым отпраздновать Международный юношеский день. «30 августа 1935 года началась подготовка рабочего места для установки рекорда: завезли древесину для крепежей и подготовили все для вывоза угля. В ночь с 30 на 31 августа в шахту спустились Стаханов, парторг Петров, крепильщики Тихон Борисенко и Гаврила Щеголев, а также редактор местной газеты. Коногоны были готовы беспрерывно вывозить уголь. Стаханов приступил к работе, а лично парторг освещал ему участок»[910].
Уже в 6:00 утра 31 августа на пленуме парткома шахты постановили занести имя Стаханова на Доску почета. Пленум также постановил выдать рекордсмену премию в размере месячного оклада, а также предоставить ему к 3 сентября оборудованную мебелью квартиру, выделить семейную путевку на курорт[911]. Как высказывался позднее молодой передовик, «с новым методом можно завалить страну углем, много зарабатывать денег и жить зажиточно»[912].
Вскоре внимание на рекорд Стаханова обратил Орджоникидзе, и с его подачи началась пропаганда этого достижения. Рассказ о Стаханове был размещен в передовой статье «Правды» от 14 сентября. Трудовой подвиг встретил отклик по всей стране и вылился в стахановское движение. 19 сентября Стаханов установил новый рекорд, добыв 227 тонн угля за смену. Этот показатель вскоре был многократно перекрыт. Наибольшей выработки в Донбассе достиг Н. А. Изотов, у которого ранее Стаханов учился передовым методам труда. 1 февраля 1936 года Изотов добыл 607 тонн угля за смену, выполнив почти 100 норм. Вскоре стахановское движение охватило все отрасли промышленности, транспорт, строительство, сельское хозяйство. Трудовые подвиги широко пропагандировались. Страну облетели имена родоначальников движения — А. Г. Стаханова, Н. А. Изотова, А. Х. Бусыгина и др. В Ленинграде прославился грузчик Кировского завода В. Титенков, который, сделав себе особую лопату «ковшом», за 45 минут разгружал, «не вздохнув», 20-тонную платформу с углем, опережая при этом кран на соседней платформе, где работали три человека.
Стахановское движение, как отметил, посетив СССР летом 1936 года, французский писатель А. Жид, было «замечательным изобретением, чтобы встряхнуть народ от спячки (когда-то для этой цели был кнут). В стране, где рабочие привыкли работать, стахановское движение было бы ненужным. Но здесь, оставленные без присмотра, они тотчас же расслабляются. И кажется чудом, что, несмотря на это, дело идет». Ряд зарубежных наблюдателей в 1930-е годы рассматривали стахановское движение как один из хитроумных способов повышения зарплаты. Действительно, она у стахановцев была значительно выше средней. Сам А. Г. Стаханов отмечал, что его заработок вырос с 600 до 2 тыс. руб. В три-четыре раза увеличили свои доходы и другие передовики производства. Кроме того, стахановцы снабжались специальными книжками, которые назывались «заборными», по ним можно было приобретать продовольствие и промтовары в особых магазинах. Для ударников открывались специальные столовые, где существовало дифференцированное питание. Обеды там должны были стоить дешевле при более высокой калорийности. Полагалось обслуживать ударников вне очереди, отводить для них особые «ударные комнаты» (с белыми скатертями, цветами и музыкой) или отдельные столы. Однако в большинстве своем стахановцы считали, что работают не за деньги, а на благо социалистической Родины. Мысль о том, что их труд укрепляет мощь страны, преобладала в сознании рабочих.
В целом стахановцы были популярны среди рабочих. Хотя имелся и негатив, так как стахановское движение отчасти подстегивало рабочих, заставляло их интенсивнее работать: «Враждебные вылазки классового врага проявлялись в форме клеветы на стахановцев, в открытых или скрытых угрозах физической расправы над ними и даже, в отдельных случаях, — осуществления угроз… На отсталых рабочих враги пытались воздействовать измышлениями, что развитие стахановского движения изнурит рабочих физически, понизит их заработную плату, вызовет безработицу»[913].
Политические моменты летне-осеннего отпуска Орджоникидзе 1935 года
Поддержавший стахановское движение Орджоникидзе летом 1935 года во время отдыха и лечения в нарушение врачебных рекомендаций принимал у себя советских работников. Микоян писал ему 23 сентября: «Говорят, что ты в отпуске на лечении принимаешь столько же людей по делам, сколько на работе. Если так будешь продолжать, быстро не вылечишься. Ты должен себя взять в руки, тогда твоя одна почка будет служить так же долго, как мне мои две»[914]. При этом не все подобные визиты одобрялись в Кремле. Особенное неудовольствие вызвали у Сталина встречи Серго на Кавказе с опальным Авелем Енукидзе, который в тот период был уполномоченным ЦИК СССР по Минераловодческой группе. Были у Орджоникидзе и встречи с другими грузинскими деятелями: Буду Мдивани, Орахелашвили и др. 7 сентября Сталин писал Кагановичу, Ежову и Молотову: «А сам Енукидзе, оказывается, доволен своим положением, играет в политику, собирает вокруг себя недовольных и ловко изображает из себя жертву разгоревшихся страстей в партии. Двусмысленность положения усугубилась тем, что Енукидзе ездил к Серго, гостил у него и беседовал „о делах“, а Орахелашвили, будучи в Кисловодске, дни и ночи проводил вместе с Енукидзе»[915]. На следующий день Сталин в другом письме на имя уже только Л. Кагановича высказывал схожие мысли: «Посылаю Вам записку Агранова[916] о группе Енукидзе из „старых большевиков“ („старых пердунов“, по выражению Ленина). Енукидзе — чуждый нам человек. Странно, что Серго и Орахелашвили продолжают вести дружбу с ним»[917]. В результате 11 сентября Енукидзе был переведен на работу в Харьков[918]. А для Орджоникидзе было решено продлить отдых, тем более что и лечение проходило не очень гладко. 3 сентября Л. Каганович писал Серго: «Очень огорчен я тем, что у тебя дела со здоровьем подкачали. Видимо, когда работаешь, то больше всего держишься на нервах, а когда начинаешь отдыхать, то вскрываются все недуги. Надо тебе как следует отдохнуть, только есть ли достаточно квалифицированный врачебный надзор и лечение в Нальчике»[919].
Григорий Константинович Орджоникидзе
1935
[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 32. Д. 70]
Очевидно, что не только природный климат и лечение в Железноводске и Нальчике вызывали сомнения в Кремле. Важным моментом были и кавказские контакты Серго. Поэтому вскоре было принято врачебное и одновременно политическое решение — продолжить лечение в Крыму. При этом его перемещение с Кавказа прошло по высшему разряду, с максимальным комфортом и скоростью. В Сочи с этой целью прибыл крейсер «Червона Украина» под командованием Н. А. Кузнецова. На сочинский причал вскоре приехали Серго с женой, нарком здравоохранения Каминский и два врача. Затем последовал переезд Орджоникидзе на крейсере в Ялту.
Вскоре на сентябрьском заседании Политбюро был поставлен вопрос о продлении отпуска Серго. Сталину в Сочи отправили телеграмму о его сроках: «Из Москвы 23.IX.35 г. Сочи. Тов. Сталину. Голосуется постановление: „Ввиду необходимости продолжить лечение тов. Орджоникидзе, продлить ему отпуск до 5 ноября 1935 г. Двинский“». В дальнейшем, уже при голосовании этого решения, учитывая коррективы Сталина, отпуск продлили до середины ноября. Сталин указывал Кагановичу, Молотову 24 сентября: «Состояние здоровья Орджоникидзе более неблагополучно, чем это кажется с внешней стороны. Я думаю, что отпуск надо продлить ему до половины ноября. Он не согласен и ругается, но мы не обязаны соглашаться с ним. Сталин. № 70. 24/IХ 35 г.»[920]