В одном Ноорден ошибался, Владимиров понимал опасность. Он встречался и далее с немецким врачом, в том числе 8 июня. В письме к помощникам Серго Орджоникидзе Анатолию Семушкину и Изидору Маховеру[981] от 10 июня он писал: «Когда я кратко описал нагрузку и масштаб работы такого директора департамента (приблизительно) в наших условиях, тогда на это он искренне воскликнул: Если это верно, то господин С. при помощи сильнодействующих лекарств кончает жизнь самоубийством»[982].
При этом Владимиров, по его словам, упомянул в разговоре примерно половину реальной нагрузки Орджоникидзе. Остановился Владимиров и на негативном отношении Ноордена к лечению Орджоникидзе ваннами, которые советовал Серго доктор Д. Д. Плетнев. Владимиров отмечал, что подобное следование рекомендациям Плетнева у него лично привело к явному ухудшению здоровья. Привел он в качестве примера лечение ванными по совету Плетнева и известного оперного певца Л. В. Собинова (1872–1934)[983]: «Очень возможно, что благодаря им умер Собинов, который по совету Плетнева так лечился»[984]. (Отметим, что лечение ванными больных-сердечников действительно может иметь негативные последствия.)
Рекомендации Ноордона не сразу были переданы Серго. Один из его подчиненных указывал: «Ввиду тревожного заключения проф. Ноордена с чрезвычайной осторожностью мы договорились с Семушкиным рассказать о его содержании т. СЕРГО накануне его отъезда в Горький. Немедленно по его отъезде, по нашему договору, т. СЕМУШКИН ознакомил со всей этой перепиской т. Микояна, а тот т. Сталина, по распоряжению которого Ноорден был вызван в Москву к. т. СЕРГО. 15/VII 36. Маховер»[985].
Таким образом, Орджоникидзе уехал в командировку уже знающим о состоянии своего здоровья. Оставим на совести Семушкина и Маховера то, что они допустили его отъезд в таком состоянии, проинформировав об этом членов Политбюро задним числом.
15 июня Орджоникидзе и Каганович приехали в Горький. Здесь они посетили местный автозавод[986]. Работавший на нем стахановец А. Х. Бусыгин вспоминал: «В июне 1936 года нарком приехал в Горький. С раннего утра до позднего вечера обходил он заводские цехи, квартиры рабочих, разговаривал со многими горьковчанами. Пришел Серго и на Горьковский металлургический завод. В мартеновском цехе нарком увидел, что металл в мартеновские печи загружается самым примитивным, допотопным способом, требующим огромной затраты физических сил. Страшно рассердился Серго: „Если металл, — заявил он, — добывается таким путем, он нам не нужен“. И тут же приказал остановить производство до введения механизированной завалки. Директора с работы снял»[987].
После посещения предприятий Горького Орджоникидзе с Кагановичем выехал в область. Здесь они, в частности, посетили один из центров формирующейся химической промышленности — Дзержинск. Серго приехал сюда для проверки строительства завода № 96 (позднее — «Заводстрой», затем — «Капролактам»), который по принятому ранее решению должен был производить отравляющие вещества военного назначения. Но сроки ввода цехов предприятия постоянно срывались. Итогом было отстранение всего руководства предприятия как не справившегося с поставленной перед ними задачей. Орджоникидзе требовал в короткие сроки запустить завод и начать выпуск остро необходимой для страны продукции. Первоначально предполагалось, что завод будет привязан к горьковскому автогиганту, авиационному заводу, другим предприятиям Поволжья и будет выпускать для автомобильной и авиапромышленности антидетонаторную присадку. Однако планы в этот период изменились, теперь предусматривалось перепрофилировать предприятие на выпуск химических отравляющих веществ. При этом учитывалось нахождение рядом артиллерийского завода «Новое Сормово». Тем самым приезд Орджоникидзе не только подвел итоги прежней работы завода, но и обозначил для него новые задачи. Вскоре после возвращения в Москву Орджоникидзе издал приказ № 195 от 10 июля 1936 года о выпуске предприятием иприта, люизита и фосгена. К началу войны на «Заводстрое» выпускалось 27 видов химической продукции[988]. Следует отметить, что ранее Орджоникидзе уже курировал предприятия, связанные с производством химических веществ. Об этом свидетельствует его доклад председателю СТО СССР В. М. Молотову о состоянии производства отравляющих веществ в 1933–1935 годах[989]. Поездка в Горьковскую область решала, среди прочих, задачу дальнейшего развития специализированных оборонных химических предприятий.
После поездки по предприятиям области Орджоникидзе и Каганович вернулись в Горький. На следующий день после приезда, в 19 часов в большом зале крайисполкома собрался командный и политический состав Горьковского края, включая представителей предприятий городов Балахна, Дзержинска и других районных центров, которые посетила комиссия. Здесь были подведены первые итоги поездки. При этом были поставлены не только политические и экономические задачи, но и социально-культурные. Так, было принято решение о строительстве в Автозаводском районе Дворца культуры, подписанное наркомом Г. К. Орджоникидзе, здоровье которого в это время было не в лучшем состоянии.
18 июня в Москве после продолжительной болезни умер Максим Горький. Данное событие прервало поездку Орджоникидзе и Кагановича, они вернулись в Москву для участия в траурных мероприятиях. Гроб с телом М. Горького был выставлен для публичного прощания в Колонном зале Дома Союзов. Примерно в 16:3 °Cталин, Орджоникидзе, Молотов и Андреев уже стояли в почетном карауле у гроба Горького[990]. В ночь на 20 июня тело писателя было кремировано в Донском крематории, вечером состоялось торжественное захоронение урны с его прахом в стену Кремля. Все площади и улицы были заполнены народом. Урну торжественно вынесли из Дома Союзов Сталин, Молотов, Каганович, Орджоникидзе, Андреев. Потом Орджоникидзе сменил Микоян, и Серго уже шел рядом со Сталиным. На Красной площади состоялся митинг-прощание с Максимом Горьким, а затем процедура захоронения урны.
Смерть Горького вновь остро поставила вопрос о состоянии здоровья советских руководителей, в том числе Орджоникидзе. Тем более что летом у него опять ухудшилось состояние здоровья. Об этом, в частности, указывал А. П. Завенягин: «Поздно ночью летом 1936 года Серго увез меня с собой из наркомата за город.
— Дела мои плохи. Долго не продержусь, — говорит он мне.
Я отвечаю, что этого быть не может, что он должен беречь себя.
— Иначе мне работать нельзя»[991].
Поэтому полпреду СССР в Австрии Ивану Леопольдовичу Лоренцу (1890–1941) по поручению Сталина было дано указание незамедлительно связаться с немецким врачом Карлом фон Ноорденом, ранее уже консультировавшим заочно Орджоникидзе. Вопрос о лечении Серго и заодно ряда других советских руководителей был оперативно решен. Через некоторое время последовало распоряжение: «Обязать тт. Орджоникидзе, Чубаря и Ежова направиться в клинический санаторий „Барвиха“[992] утром 30 июня с. г., Косиора, Димитрова, Гамарника, Бадаева, Пятницкого и Вейнберга — с утра 1 июля с. г. Указанным товарищам оставаться в „Барвихе“ в течение всего времени, какое признано будет необходимым профессором Ноорденом; запретить им на это время отлучаться в Москву и заниматься какими бы то ни было служебными делами»[993].
Московское лето 1936 года
Вечером 25 июня в зале профсоюзов Дворца труда открылось заседание Второго пленума Совета при наркоме тяжелой промышленности. На нем присутствовало более 300 членов Совета, а также представители различных предприятий, в том числе недавно вошедшие в его состав Стаханов, Дюканов, Славникова. Заседанием руководил Орджоникидзе и его заместители Г. Л. Пятаков, М. М. Каганович, М. Л. Рухимович. В повестку дня входили вопросы о ходе выполнения решения декабрьского пленума ЦК ВКП(б), развертывании стахановского движения. «Интересен и состав выступивших на пленуме: народный комиссар тяжелой промышленности СССР Г. К. Орджоникидзе; три его заместителя; 11 начальников главков; 18 начальников (управляющих) трестов; 25 директоров крупнейших предприятий отрасли. Среди выступавших оказались 11 рабочих-стахановцев и четверо инструкторов стахановских методов труда»[994].
Докладчики отмечали неудовлетворительное положение дел в нефтяной промышленности. Серьезную критику вызвал заместитель Главугля и руководитель треста «Донбассуголь» В. М. Бажанов. На вопрос Орджоникидзе «Почему его предприятия из месяца в месяц работают все хуже и хуже?» Базанов ответил, что количество работников за последние 5 месяцев сократилась на 17 тыс. чел., а повышения производительности не было. Орджоникидзе спросил, если дать людей, то ситуация исправится, вернется на уровень декабря прошлого года? Бажанов не смог дать ответ. На вопрос Орджоникидзе «Сколько стахановцев в Донбассе?» Бажанов ответил, что такого учета не ведется. По мнению Орджоникидзе, это было ненормальным явлением, он сичтал, что надо учитывать как стахановцев, так и людей, еще не ставших стахановцами, но перевыполняющих план[995].
Похожая ситуация сложилась и на шахтах треста «Артемуголь», руководитель которого Зорин указывал, что шахты запущены. Как отметил директор «Кадиевуголь» Высоцкий, инженерно-технические работники не заинтересованы в повышении добычи, они нередко зарабатывают меньше рабочих. Директор треста «Шахтатрацитуголь» Непомнящий сказал, что «огульное обвинение в саботаже людей, которые хотят, но не сумели организовать работу по-стахановски, внесло смятение в среду инженерно-технических работников». На Совете выступили инструкторы стахановского движения Алексей Стаханов и Мирон Дюканов. Перв