[1032], и считали это подтверждением причастности самоубийц к «зиновьевско-троцкистской банде»[1033].
24 августа всем главным обвиняемым на московском процессе был вынесен смертный приговор. Приговоренные к высшей мере наказания, за исключением Э. С. Гольцмана, подали прошение о помиловании в Президиум ЦИК. До вечернего заседания Президиума ЦИК «Политбюро предложило отклонить ходатайства и приговор привести в исполнение сегодня ночью»[1034]. Об этом Каганович, Орджоникидзе, Ворошилов и Ежов сообщили срочной телеграммой Сталину, и он одобрил решение.
Многое из того времени кажется театром абсурда. Интересна с этой точки зрения запись в дневнике советского драматурга А. К. Гладкова от 25 августа: «На последних страницах газет под заголовком „Хроника“ сообщается, что президиум ЦИКа отклонил ходатайства подсудимых о помиловании и что приговор приведен в исполнение… В „Правде“ передовая „Страна приветствует приговор Верховного Суда“. Два подвала Д. Заславского „Заживо сгнившие люди“[1035]. На первой полосе — руководители правительства на вчерашнем авиапразднике: Каганович, Андреев, Орджоникидзе, Антипов, Чубарь, Ягода, Шкирятов, Хрущев, Косиор и руководитель парада комкор Эйдеман. Среди дипломатов — Литвинов. Эти люди пришли на авиапраздник, только что узнав свежую новость — о смертном приговоре своим вчерашним товарищам. Кто-нибудь когда-нибудь опишет это все…»[1036]
На первой полосе газеты «Правда» действительно была размещена фотография с подписью «Тушинский аэродром, 24 августа. Слева направо: тт. Каганович, Андреев, Орджоникидзе и Антипов наблюдают за полетами». Здесь проходил авиапраздник, на котором присутствовало около 200 тыс. человек. Этому мероприятию газета посвятила ряд других материалов, в том числе упоминалось о присутствующих в ложе членах советского правительства[1037]. Несмотря на политический процесс, никто не освобождал Орджоникидзе от его руководства работой всей тяжелой промышленностью, в том числе и авиационной. Сохранились воспоминания летчиков, принимавших участие в празднике. Валерий Чкалов вспоминал: «Мы втроем — я, Беляков и Байдуков низко пролетали над аэродромом в нашей краснокрылой машине. Среди тысяч лиц мы увидели сидящего в правительственной ложе тов. Серго. Вместе со всеми он приветствовал наш, вернее, его самолет с надписью „Сталинский маршрут“»[1038].
Были на первой странице этого номера «Правды» и другие материалы: телеграмма С. Орджоникидзе и его заместителя А. Брусникина с поздравлением рабочего коллектива Челябинского тракторного завода с выпуском 50-тысячного трактора; множество откликов на приговор, в том числе А. Стаханова, который выражал глубокое удовлетворение в связи с приговором суда; освещение хода гражданской войны в Испании[1039].
Прозвучавшие на августовском суде обвинения давали повод для расширения репрессий, но Сталин первоначально концентрирует свое внимание на кадровых вопросах. Учитывая колеблющуюся позицию главы НКВД Г. Г. Ягоды, близкого к оппозиции, Сталин 26 сентября заменяет его на этом посту хорошо зарекомендовавшим себя в ходе партийных чисток Н. И. Ежовым. Обосновывая кадровые перемены, Сталин указывал в телеграмме от 25 сентября членам Политбюро: «Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздало в этом деле на 4 года»[1040]. Однако Ежов в сентябре 1936 года отмечал, что, учитывая трудности, возникающие «с точки зрения общественного мнения за границей», «новые процессы затевать вряд ли целесообразно»[1041].
Орджоникидзе часть Первого московского процесса слушал в ЦК, в кабинете Л. М. Кагановича, о чем он сообщал в сентябрьском письме к Сталину: «Слушал слова почти всех. Более мерзского [так в письме. — И. Р.] падения человека, какое они показали, нельзя себе представить. Их мало было расстрелять — если бы это можно было, их надо было по крайней мере по десять раз расстрелять. С этой сволочью покончили и правильно поступили. Они нанесли партии громаднейший вред, теперь, зная их нравы, не знаешь, кто правду говорит и кто врет, кто друг и кто двурушник. Эту отраву они внесли в нашу партию»[1042]. Совместное пребывание Серго и Кагановича во время процесса отметил в своих мемуарах и Н. С. Хрущев: «…когда заходил к Кагановичу, то часто встречал у него Серго. Они нередко совещались по различным вопросам, готовили доклады Сталину. Во время процесса не то над Зиновьевым, не то над Рыковым, не то еще над какой-то группой я зашел к Кагановичу. У него был Серго, и я решил переждать в приемной вместе с Демьяном Бедным. Каганович узнал, что я пришел, сразу же сам вышел и предложил зайти в кабинет. Захожу. Демьяна Бедного тоже вызвали при мне. Ему было поручено выступить против этой „антипартийной группы“ с басней или стихотворением, высмеивающим и осуждающим ее. Задание было дано раньше. Он приносил один вариант, затем второй, но все они оказались неприемлемыми. И тот вариант, с которым он пришел при мне, тоже не был приемлем, по мнению Кагановича и Серго. Его стали деликатно критиковать. Демьян, огромный, тучный человек, начал объяснять, почему басня не получается: „Не могу, ну не могу. Старался я, сколько силился, но не могу, у меня вроде как половое бессилие, когда я начинаю о них думать. Нет у меня творческого подъема“. Я был поражен такой откровенностью. Демьян Бедный ушел. Я не помню сейчас, как реагировали Каганович и Серго, но, кажется, плохо на такое откровенное признание, что он чувствует бессилие и сравнил это бессилие с половым. Это значит, что у него существовало какое-то сочувствие к тем, кто находился на скамье подсудимых. Естественно, я тогда был не на стороне Демьяна Бедного, потому что верил в безгрешность ЦК партии и Сталина»[1043].
Вечером 24 августа С. Орджоникидзе и Л. Каганович посетили музыкальную комедию Д. С. Клдиашвили «Осенние дворяне», спектакль Государственного театра Грузии им. Ш. Руставели. После него труппа театра для этих гостей и других зрителей исполнила «Песню о Сталине» И. Тускии и несколько народных грузинских песен[1044].
25–27 августа Орджоникидзе руководит совещанием работников научно-исследовательских институтов. На третий день работы Орджоникидзе выступил с заключительной речью. «По окончании речи участники совещания устроили боевому командиру тяжелой промышленности горячую овацию»[1045]. 25 августа умер командарм 1-го ранга С. С. Каменев, которому в годы Гражданской войны одно время подчинялся Орджоникидзе. 27 августа состоялись похороны на Красной площади, в которых принял участие и Серго Орджоникидзе[1046]. Это были очередные похороны его близкого соратника. Отвлекал от мрачных мыслей театр. 28 августа Орджоникидзе посетил спектакль «Арсен» Государственного театра Грузии им. Ш. Руставели. Вместе с ним был уже не только Каганович, но и Ворошилов, Чубарь, Постышев, Хрущев, Булганин, Ежов. По окончании спектакля вновь прозвучала «Песнь о Сталине», затем труппа исполнила грузинские песни и танцы[1047].
31 августа Молотов вернулся из отпуска[1048]. Это отчасти снимало нагрузку с Серго Орджоникидзе. Нужно было решить ряд отложенных задач и можно отправляться в отпуск.
2 сентября он вместе с Молотовым, Кагановичем и Ворошиловым принимает участие в заседании Политбюро, где обсуждалось положение в Испании[1049].
Г. К. Орджоникидзе на стройке метро
1932
[Из открытых источников]
Президиум торжественного заседания, посвященного пуску московского метрополитена. Государственные и политические деятели (слева направо): И. В. Сталин, В. М. Молотов, Г. К. Орджоникидзе
Москва, 1935
[ЦГАКФФД Спб]
5 сентября Орджоникидзе и Хрущев посетили ряд строящихся станций московского метро. Еще в начале марта 1934 года они совместно решали вопросы обеспечения Метростроя цветными металлами[1050]. Позднее они также сотрудничали в решении других задач по строительству столичного метро. Отметим, что именно Орджоникидзе поставил перед советскими инженерами задачу создания отечественного проходческого щита для метро, что было выполнено в 1934–1936 годах. Осмотр начался со станции «Киевский вокзал», далее Хрущев и Орджоникидзе посетили станции «Аэрорпорт», «Площадь революции». Серго интересовался всем: как живут рабочие, сколько зарабатывают, как им работается, чего не хватает[1051].
Также в этот день Орджроникидзе с Хрущевым и своими заместителями Брускиным и Гинзбургом побывал на стройке нового прессового цеха московского автозавода[1052]. Вечером этого же дня он оправился на Северный Кавказ, передав руководство Наркоматом тяжелой промышленности своим заместителям.
Пятидесятилетие Серго
Вечером 6 сентября Орджоникидзе приехал в Кисловодск, и, как он писал на следующий день Сталину, дождливая Москва сменилась солнечным северо-кавказским городом[1053]