нтральная задача»[1142]. О вредительстве в статье опять-таки не говорилось, хотя и указывалось на выявленные в эти дни недостатки, в том числе в отношении смежников автозаводов.
Хорошо известна работа комиссия Гинзбурга — Павлуновского. Руководитель комиссии Гинзбург позднее, уже в постсталинский период, вспоминал: «В начале февраля 1937 г. Серго рассказал мне о событиях на нижнетагильском Уралвагонстрое… Он предложил мне вместе с Павлуновским… срочно выехать туда в наркомовском вагоне и детально разобраться в существе вредительской деятельности арестованных строителей… В середине февраля из Москвы позвонил Серго и спросил, в каком состоянии находится стройка, какие криминалы обнаружены. Я ответил, что завод построен добротно, без недоделок, хотя имели место небольшие перерасходы отдельных статей сметы. В настоящее же время строительство замерло, работники растерянны… На вопрос Серго: был ли я на других стройках? — я ответил, что был и что по сравнению с другими стройка в Н. Тагиле имеет ряд преимуществ. Серго переспросил меня: так ли это? Я заметил, что всегда говорю все, как есть. В таком случае, сказал Серго, разыщите Павлуновского и немедленно возвращайтесь в Москву. В вагоне продиктуйте стенографистке короткую записку на мое имя о состоянии дел на Уралвагонзаводе и по приезде сразу зайдите ко мне»[1143]. Данный текст свидетельствует опять-таки о финансовых нарушениях при строительстве, как и в Кемерове. Однако его следует как минимум дополнить свидетельством 1937 года управляющего трестом «Заводострой» НКТП, члена Совета при Наркомтяже Н. Е. Борисенко: «Только под выходной, всего два дня назад, я разговаривал с нашим любимым командармом товарищем Орджоникидзе о работе на Уралвагонстрое, куда я назначен начальником строительства. Есть обаятельные люди, каждое слово которых западает в душу, никогда не забывается. Таким был Серго! Долго беседовал товарищ Орджоникидзе со мной о мероприятиях, которые сейчас нужно предпринять, чтобы скорее восстановить законсервированные участки и ликвидировать последствия подлого вредительства троцкистского бандита Марьясина. Я записываю каждое слово, но и без карандаша они крепко запоминаются. Мы условились, что я поеду на площадку примерно на месяц и только после детального ознакомления на месте, после того как Специальная комиссия, еще ранее посланная туда наркомом, даст свои выводы, я предложу исчерпывающий план и график строительства Уралвагонстроя. Через четыре-пять дней еду на Урал принимать строительство. Как боец, проработавший под руководством своего командарма много лет, клянусь с честью выполнить задание нашего незабвенного Серго»[1144]. Тем самым свидетельство Гинзбурга о невыявлении вредительства можно поставить под большой вопрос.
Какие же были общие результаты комиссий? Безусловно, имели место финансовые нарушения, отдельные случаи нарушения при строительстве заводов и отчасти вредительство, как это понималось в то время, в первую очередь в области финансов, но не только. Говорить, что комиссии не выявили ничего из перечисленного, в том числе актов вредительства, как минимум упрощение. Результаты комиссий имели противоречивый характер. Орджоникидзе признавал наличие вредительства в промышленности, но сомневался в его масштабе. Очевидно, что данные комиссий не позволяют считать их основанием для сомнений в курсе проводимой политики и подоплеке самоубийства Орджоникидзе.
Сам Серго в эти дни вел обычную жизнь, продолжая активно участвовать в различных мероприятиях. 8 февраля в 12 часов дня Орджоникидзе с Ворошиловым посетили автозавод ЗИС. Директор завода И. А. Лихачев вспоминал: «Как всегда, и этот приезд его был внезапен. Таков стиль Серго. Он всегда без предупреждения приезжает на завод, идет в цех, минуя всякие кабинеты». Орджоникидзе с Ворошиловым посетили все четыре этажа прессовочного цеха, потом перешли в инструментальный. «Он весело здоровался со всеми и с большой теплотой расспрашивал о делах каждого». Далее он посетил другие цеха и главный конвейер, а также рабочую столовую завода[1145]. «Завод, который носит имя величайшего человека современности, имя великого Сталина, — неоднократно говорил нам тов. Серго, — должен строиться безупречно», — вспоминал начальник строительства завода А. Прокофьев[1146]. Как писала газета «Правда»: «Товарищи Орджоникидзе и Ворошилов особое внимание обратили на подготовку завода к серийному выпуску легковых автомобилей, а также на ход строительства заводской теплоэлектроцентрали, дав ряд конкретных указаний. Товарищи Орджоникидзе и Ворошилов пробыли на заводе свыше 2 часов»[1147]. Следил Орджоникидзе за ситуацией в автомобильной отрасли и позднее. 16 февраля он заслушал своего зама А. Д. Брускина[1148] о работе смежников, обслуживающих автомобильные заводы. По воспоминаниям Осипова-Шмидта, «Орджоникидзе подверг резкой критике работу Главного управления автотракторной промышленности, потребовал от нас умения глубже подходить к делу, умения распознавать подлинную подоплеку отсутствия дисциплины»[1149].
1937 год — год А. С. Пушкина, год столетия со дня его трагической смерти. Это события широко освещались в периодике, проводились памятные мероприятия. Участвовал в них и Орджоникидзе. Вечером 10 февраля с 18 часов он вместе со Сталиным, Молотовым, Кагановичем, Ворошиловым, Андреевым, Микояном и другими руководителями партии и правительства присутствовал в Большом театре на торжественном заседании, посвященном столетию со дня смерти А. С. Пушкина[1150]. Впоследствии этот юбилей оказал определенное влияние на восприятие неожиданной смерти Серго.
В эти же дни Орджоникидзе, уделявший особое внимание внедрению новой техники в промышленность, просмотрел ряд документальных и технических фильмов. «Одной из важных форм пропаганды новой техники он считал научно-технические фильмы. В феврале 1937 года Г. К. Орджоникидзе лично просмотрел все фильмы, подготовленные к отправке на места. Он остался недоволен тем, что фильмы эти были еще мало понятными для масс. Нарком потребовал, чтобы научно-технические фильмы впредь делали более доступными и интересными для рабочих»[1151].
Присутствовал он и на митинге в честь прибытия в Москву на подмосковную станцию Лосиноостровскую 12 февраля в 11:30 экспериментального паровоза с конденсатором, который совершил пробег в 2080 км по маршруту Москва — Владивосток — Москва. Прибывший паровоз СО17–635 украшал барельеф с изображением Кагановича и Орджоникидзе и лозунг «Вперед к новым победам!». Митинг, посвященный пробегу, открыл нарком путей сообщения Л. М. Каганович[1152]. 15 февраля Орджоникидзе уже руководил работой совещания паровозостроителей и участников пробега на паровозе с конденсатором. Машинист Валентин Макаров отчитался о совершенном двадцатитысячном пробеге. В ответ Орджоникидзе сказал: «Вы же знаете, что всякое новое дело встречает сопротивление. Яркий пример — мощный паровоз ФД. Говорили, что ничего из него не выйдет, что паровоз — плохой. Его хотели угробить. Так и теперь с тендером-конденсатором. Но что, у нас — все вредители? Конечно, нет… И вот вас, которых я сильно люблю, приходится „колотить“. Приходишь с плохим настроением домой, и думаешь, как тот отец: черт возьми, я их как будто бы родил, а теперь бить приходится»[1153].
Последний день Серго
Есть очень подробные сведения о последнем рабочем дне Орджоникидзе — о 17 февраля, так как секретарь А. Жилин составил через десять дней после смерти Серго справку с описанием рабочего дня Орджоникидзе накануне его смерти[1154].
Текст достаточно лаконичен: «Справка. 17/II 37 г. тов. СЕРГО с квартиры прибыл в Наркомат в 12 ч. 10 мин., из наркомата уехали к тов. Молотову 14 ч. 30 мин. в Кремль, 15 час. был на Политбюро. 16 ч. 30 мин. пошли к тов. Поскребышеву с тов. Кагановичем Л. М., в 19 час. вышли от т. Поскребышева. Прошли по Кремлю в прогулке с т. Кагановичем Л. Дошли до квартиры т. Серго. Тов. Серго с тов. Каганович распрощался за руку. Тов. Каганович пошел к своему дому, а т. Серго пошел на квартиру к себе в 19 час. 15 м.»[1155]. Дома Орджоникидзе пообедал (такой поздний обед был характерен для Серго и ряда других советских деятелей). После этого он вновь поехал на работу. «В 21 час. 30 мин. выехали в Наркомат, где пробыли до 0:20 мин. 18/II 37 г. вернулись домой на квартиру»[1156].
Справка секретаря Жилина с описанием рабочего дня Г. К. Орджоникидзе накануне его смерти
17 февраля 1937
[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 1. Д. 143. Л. 1. Подлинник. Автограф]
Таково, пусть и краткое, но точное описание деятельности Орджоникидзе в последние сутки его жизни. Все остальные реконструкции указанных событий основываются на мемуарных свидетельствах различной степени достоверности с гипотетическими выводами на их основании. В качестве примера приведем часто приводимое указание на продолжительный разговор 17 февраля по телефону Орджоникидзе с неизвестным лицом на грузинском языке. Был ли это Сталин, был ли это приехавший в Москву директор Макеевского металлургического завода Георгий Виссарионович Гвахария или кто-то другой, неизвестно. Согласимся с О. В. Хлевнюком, что все события до возвращения Серго домой ночью 18 февраля «свидетельствуют о том, что работа Орджоникидзе протекала в обычном русле». Каких-либо причин для самоубийства не было.