джоникидзе как минимум нуждается в уточнении, в том числе требует изучения дел арестованных лиц.
Заключение
Рассматривать биографию любого советского деятеля в отрыве от внешне- и внутриполитических реалий XX века невозможно. Практически каждый год происходили события, которые влияли на судьбы людей.
В политических баталиях XX века Орджоникидзе никогда не являлся сторонником разного рода оппозиций. В дореволюционных партийных дискуссиях он всегда был на стороне В. И. Ленина. Именно в этот период сложились их доверительные отношения. В дискуссиях 1920-х годов он всегда противостоял Троцкому: от профсоюзной дискуссии 1920–1921 годов до «левой» и «объединенной» оппозиций. Тем не менее он не отрицал возможность временного заблуждения своих товарищей по партии, увлечения их троцкизмом в прошлом. Ключевым для него было признание ими своих ошибок и готовность работать на благо советского государства. Поэтому в его окружении были среди прочих работников «бывшие троцкисты»: Г. Л. Пятаков, его заместитель по Наркомату тяжелой промышленности, племянник Серго Г. В. Гвахария, который в 1927–1929 годах принимал участие в троцкистской оппозиции, и в 1929 году даже был арестован, но позднее получил назначение директором Макеевского металлургического завода[1277]. Троцкистами и меньшевиками в прошлом были и его многочисленные грузинские родственники. После смерти Орджоникидзе это ставилось ему в вину.
Не был он и сторонником Г. Е. Зиновьева, хотя долго и искренне считал, как и многие другие члены партии, его близким соратником Ленина, доверенным лицом вождя. В этом отношении можно указать на Н. К. Крупскую, которая также длительное время поддерживала Зиновьева. Орджоникидзе так далеко не пошел, хотя разрыв с ним переживал остро и в дальнейшем был достаточно продолжительное время сторонником использования потенциала Зиновьева и Каменева.
Сложнее были отношения Серго с Н. И. Бухариным, его с ним связывали дружба, совместные отпуска, отсюда яростное неприятие Орджоникидзе оппозиционных взглядов бывшего друга и то, что Серго не сразу был готов принять раскаявшегося «Бухарчика» в свое ведомство. Вместе с тем, заверяя Орджоникидзе о своем отходе от оппозиции, Бухарин был не вполне искренен, как и Пятаков. Поэтому прежние отношения постепенно сошли на нет. В конце 1936 — начале 1937 г. от былого доверия не осталось следов.
Безусловно, что во всех этих случаях Орджоникидзе проявлял, в том числе в силу своего умения искренне дружить, готовность принять от друзей-товарищей заверения в ошибках прошлого. Поэтому неслучайна его фраза, произнесенная в 1925 году: «Наша партия — это союз друзей, и если бы не было у нас дружеского отношения между собой, любви друг к другу, мы не сумели бы проделать Великую Октябрьскую революцию». Тем сложнее было для него осознание, как он считал, обмана со стороны своих друзей, обмана личного и партийного. Те считали это политическим моментом, для Серго это было предательством.
Среди людей, всегда бывших рядом с Орджоникидзе, следует выделить И. В. Сталина. Отчасти именно он и еще Камо привели его в революционное движение. В дальнейшем Сталин стал одним из самых близких друзей и старшим товарищем Серго. Орджоникидзе мог спорить со Сталиным, отстаивать интересы своих ведомств и подчиненных. Многое ему разрешалось и прощалось, он всегда пользовался доверием Сталина. Другое дело, что, высоко оценивая организаторские способности Орджоникидзе, Сталин был более критичен к его качествам политика, считая его немного наивным. Тем более что свое доверие к Орджоникидзе советский вождь не распространял на его окружение, в первую очередь на подчиненных Серго. После смерти Орджоникидзе это, безусловно, скажется на судьбах многих из них. К тому же многие из директоров по настоянию Серго проходили практику за рубежом (в США, Германии и других странах), что также сильно повлияет на отношения к ним Сталина.
Критиковал Сталин и Серго, причем небезосновательно. Орджоникидзе излишне сосредоточивался на интересах своего ведомства, порой в ущерб другим советским органам. Здесь можно согласиться с О. В. Хлевнюком, который справедливо указывал: «Историки, изучавшие деятельность одного из ведущих членов сталинского Политбюро, Орджоникидзе, отмечали ее ярко выраженный ведомственный характер. Переведенный на очередной пост, он существенно менял свои позиции, подчиняясь новым ведомственным интересам»[1278]. Опять-таки, доверяя директорскому корпусу, Орджоникидзе зачастую некритично относился к их запросам. Результатом был перерасход материалов и финансовых средств, в том числе иностранной валюты, ведомствами Орджоникидзе. На это ему неоднократно указывали Сталин и Молотов.
Помимо Сталина, Орджоникидзе находился в дружеских отношениях с рядом других членов Политбюро. Понятно, что в первую очередь это был их общий со Сталиным друг С. М. Киров. В этот круг входили К. Е. Ворошилов, Е. М. Ярославский и Л. М. Каганович. Особенно сблизились семьи Ворошилова и Орджоникидзе. Были члены Политбюро, с которыми у Серго не сложились отношения, в результате чего часто происходили различного рода конфликты. Прежде всего здесь стоит упомянуть В. М. Молотова. Конфликт между ними носил длительный характер. Противоречивыми были отношения с А. И. Микояном, достаточно крепкие и дружеские в кавказский период, но после переезда Орджоникидзе в Москву в 1926 году их уже сложно было назвать близкими друзьями, хотя они часто общались.
Также следует рассмотреть взаимоотношения Серого с Лаврентием Берией. Распространенное мнение о том, что Берия в его закавказский период деятельности — выдвиженец Орджоникидзе, на наш взгляд, обоснованно. Более сложно определить их отношения в последние годы жизни Орджоникидзе. Многие свидетельства о том, что они ухудшились, обычно связаны с реалиями хрущевского десятилетия. После смерти Серго Берия действительно будет причастен к репрессиям кавказских родственников Орджоникидзе и ряда его выдвиженцев, но семью Григория Константиновича они не затронули.
Кадровая политика Серго стоит отдельного упоминания. Понятие «команда Орджоникидзе» — обоснованно историческое явление. Директорский корпус 1930-х годов во многом детище председателя ВСНХ и наркома тяжелой промышленности Григория Константиновича Орджоникидзе. Инженеры, рабочие, а затем руководители крупнейших строек и заводов А. П. Завенягин, И. Ф. Тевосян, Б. Л. Колесников, А. Д. Брускин, И. П. Бардин, К. И. Бутенко, Б. Е. Веденеев, П. И. Коробов и многие другие были в первых рядах его выдвиженцев, но ими дело не ограничилось. Были десятки самых различных назначений. Достаточно вспомнить известного советского фантаста А. П. Казанцева, инженера по образованию, который пришел на прием к Орджоникидзе и получил назначение в подмосковный Калининград на завод им. Калинина, на базе которого в 1946 году был образован НИИ-88, ставший головным институтом отечественной ракетно-космической отрасли. Дал он толчок успешной шахматной карьере и будущему чемпиону мира М. Ботвиннику.
Как справедливо указывал известный советский писатель А. Бек: «Почти всех своих самых способных, неутомимых соработников, которых Серго особенно ценил, он отдал из наркоматовского штаба предприятиям: немногословного, тяжеловесного Макарова отослал в Юзовку, стремительного Гвахария — в Макеевку, обрусевшего мадьяра Бирмана — в Днепропетровск, въедливого Трахтера — в Криворожье на руду. Медленно, нестерпимо медленно, с откатами, со срывами ползла вверх кривая выплавки»[1279].
При этом дело не ограничилось только назначением, Орджоникидзе и далее обеспечивал поддержку этим людям. Можно отметить, что именно при Орджоникидзе сложился корпус директоров советских предприятий. Они работали, чувствуя защиту Серго. Порою Орджоникидзе перегибал палку, если можно так выразиться, когда просто игнорировал местных партийных руководителей в случае конфликта последних с директорами крупных заводов. Единственное, что он требовал от директоров, — неизменного повышения показателей производства. За этим он следил ежесуточно. В дальнейшем, уже после смерти Серго, директорский корпус, оказавшийся без его поддержки в верхах, стал заложником прежних кофликтных ситуаций с местными партийными органами.
В период руководства Орджоникидзе ВСНХ, а затем Наркоматом тяжелой промышленности возводились крупнейшие предприятия СССР: Магнитогорский завод, Уралмаш, Сталинградский тракторный и Краматорский машиностроительный заводы и многие другие. Значителен вклад Григория Константиновича в развитие химической, автомобильной, нефтегазовой промышленности. Авиастроение и кораблестроение, строительство московского метро (серийное производство проходческих щитов по предложению Серго было налажено на заводах «Электросила» в Ленинграде и на Краматорском заводе), оборонные предприятия — везде он оставил свой след. Не случайно в советский период многие крупнейшие заводы носили его имя. Это был действительно, как его называли, командарм советской промышленности.
Запомнился он современникам и своей простотой в общении, душевностью. Согласимся с историком Ю. Емельяновым: «…простота в общении с разными людьми, беспредельный демократизм, излучение энтузиазма и энергии, символом чего была бодрая улыбка на устах, — были характерны для образа многих советских руководителей тех лет — С. М. Кирова и Г. К. Орджоникидзе, К. Е. Ворошилова и Н. С. Хрущева, десятков вождей республиканского и областного масштаба, тысяч руководителей местного звена и предприятий»[1280]. На наш взгляд, что касается Серго, то это был не только образ, он действительно оставался на протяжении всей свой жизни искренним человеком, который любил свое дело и людей, работающих вместе с ним.
Г. К. Орджоникидзе сгорел на работе. Сейчас это выражение многим кажется советским штампом, но для периода 1920-х — 1950-х годов оно часто соответствовало реальности, в том числе так было и в жизни Орджоникидзе, который не щадил себя во имя идеалов юности. Это было не стремлением удержаться у власти, но стремлением увидеть свою Родину сильной и независимой, а людей, живущих в ней, счастливыми. Даже проблемы со здоровьем были вторичны для него в этом отношении.