25 июня 1948 года был оглашен смертный приговор: — «По приговору и постановлению этого суда Вы, упомянутый Кэрил Чесмэн, будете переданы шерифом округа Лос-Анджелес директору тюрьмы штата Калифорния Сан-Квентин и там казнены путем применения газа, как предписывает закон штата Калифорния».
В тот же день Чесмэна перевели в камеру смертников 2455 в каторжной тюрьме Сан-Квентин. Дело «бандита с красным фонарем» на этом закончилось и американским судом больше не разбиралось.
«Дело Чесмэна», однако, только с этого момента и началось.
Почти 12 лет боролся Чесмэн в своей камере 2455 против незаконного приговора, проявив при этом почти невероятную работоспособность.
Однако в конечном счете все усилия Чесмэна добиться отмены несправедливого приговора оказались тщетными. Хотя срок казни откладывался восемь раз, в пересмотре судебного решения суда снова и снова отказывали.
9 часов 50 минут 2 мая 1960 года. Телефон в преддверии газовой камеры все еще молчит. Директор тюрьмы Диксон, уснувший над детективным романом, разбужен вошедшим врачом. Позевывая, Диксон смотрит на стенные часы и говорит Чесмэну: — Итак, приготовьтесь!
Чесмэн отрывает взгляд от телефона, на который с таким отчаянием смотрел всю ночь. Сквозь большое окно в стене он видит, что в помещении, где находится водолазный колокол, полно народу. 59 репортеров пришли поглядеть, как он будет умирать.
Ровно в 10 часов двое подручных палача вводят Чесмэна в газовую камеру и прикрепляют к стулу. На грудь ему привязывают стетоскоп, концы которого через стену выведены наружу, чтобы врач мог следить за сердечной деятельностью осужденного.
10 часов 03 минуты. Стальная дверь толщиной 20 сантиметров, ведущая в газовую камеру, запирается и опечатывается. Директор тюрьмы глядит на часы и поднимает правую руку.
Палач за занавеской нажимает на рычаг. Через час после казни к директору каторжной тюрьмы Диксону явилась адвокат Резали Эшер, в последние два года, когда дело приобрело мировую известность, помотавшая Чесмэну юридическими советами в борьбе против смертного приговора. Она передала директору адресованное ему письмо с пометкой: «Вручить после моей смерти». В письме сообщалось имя человека, в вечер задержания бывшего с Чесмэном в «форде» и бежавшего при появлении полиции. Его звали Джо Терранова.
По настоянию адвоката и директора тюрьмы федеральная полиция (ФБР) предприняла розыски Террановы.
Он был задержан 2 июля 1960 года, через два месяца после казни Чесмэна, в Эль-Пасо, в Техасе. Два года он скрывался там в пансионе «Красная роза» под именем Джека Смита, разыскиваемый полицией за убийство с целью ограбления.
За это убийство он и предстал в январе 1961 года перед судом, был приговорен к смертной казни и спустя четыре недели казнен. Предъявить ему обвинение также и в преступлениях, совершенных «бандитом с красным фонарем», прокуратура не пожелала. На процессе лишь упоминалось, что Терранова в прошлом многократно судился за преступления против нравственности и что на протяжении более десяти лет он пользовался для своих разбойных нападений серым «фордом», замаскированным с помощью красного прожектора под полицейский автомобиль.
Сообщения американских газет о том, что Терранова на предварительном следствии в полиции признался в преступлениях, за которые казнили Чесмэна, пресс-бюро ФБР объявило «предположениями, не подтвержденными фактами».
(Гюнтер Продль. Плата за молчание. 1989)
«Черная вдова» из Лудена
21 июля 1949 года, в день ее ареста, Мари Беснар, урожденной Девайо, было пятьдесят три года. Землевладелица, она была одновременно крупным рантье в городишке Луден. Ниже среднего роста, с рано постаревшим лицом, покрытым несколько провинциальной косметикой, с бегающими глазками, спрятанными за круглыми стеклами очков, с тонкими губами — она по всему своему облику была типичным подобием большинства женщин французской провинции Вьенн, состоящей из деревень и городков, разбросанных имений, населенной мелкими крестьянами, арендаторами, ремесленниками, — края, где все знали друг друга, где деньги еще хранили в чулках, а досуг заполняли вином, хорошей едой, любовью и сплетнями.
И именно сплетня дала толчок делу Мари Беснар, затянувшемуся на многие годы. Сплетня, как обычно бывает в маленьких городках, пошла от жены начальника почты мадам Пинту.
Когда 25 октября 1947 года после непродолжительной болезни скончался Леон Беснар, муж Мари, мадам Пинту сообщила одному из своих «друзей» помещику Огюсту Массипу, будто Леон Беснар сказал ей незадолго до своей кончины, что его отравила жена. Это подозрение, по словам мадам Пинту, он высказал в тот момент, когда Мари Беснар провожала к выходу обоих лечащих врачей — доктора Галлуа и доктора Шованеля, а жена начальника почты осталась одна возле умирающего.
Огюст Массип, который ютился с двумя своими слабоумными братьями в почти пустом господском доме своего разоренного поместья, где было две койки с соломенными матрацами, кучи старого тряпья и горы грязной посуды, передал слова жены начальника почты в уголовную полицию города Пуатье. Там это сообщение попало в руки следственного судьи Пьера Роже, которому едва исполнилось двадцать пять лет. Он и инспекторы Сюртэ Ноке, Шомье и Норман дали такой ход делу Беснар, что оно потом не могло остановиться целых четырнадцать лет.
История должна согласиться с Роже, что даже небольшой части тех странных происшествий вокруг Мари Беснар, на след которых он напал, было вполне достаточно, чтобы заподозрить убийство путем отравления.
Но первоначальные следственные действия не зашли пока так далеко, ибо мадам Пинту стала отрицать, будто подозревала Мари Беснар в убийстве. Но в Лудене нашлись и другие жители, которые питали подозрение к Мари Беснар.
В хозяйстве Беснаров в мае 1947 года работал двадцатилетний немецкий военнопленный по фамилии Диц. Его считали любовником Мари Беснар, которая была на тридцать лет его старше. По слухам, Леон Беснар сказал как-то, что он больше не хозяин в своем доме, а слуга своего батрака. До появления этого молодого немца жители Лудена были взбудоражены потоком анонимных писем скабрезного содержания. Эти письма доктор Эдмон Локар, видный пионер научной криминалистики из Лиона, сличил с образцами писем, взятых у Мари Беснар. Локар установил, что Мари является автором этих писем, которые, как учат бесчисленные примеры из истории криминалистики, имели своим истоком неудовлетворенное половое влечение. Правда Мари Беснар упорно отрицала, что она является сочинительницей сомнительных писаний. Но против нее говорило то, что поток анонимных писем прекратился с того момента, как немец Диц приступил к своей службе.
Инспектор Ноке пришел к убеждению, что в данном случае мотив возможного отравления ядом Леона Беснара очевиден: одержимая любовной похотью женщина устранила своего старого мужа, чтобы получить возможность беспрепятственно жить с молодым немцем. После смерти мужа она совершила несколько длительных путешествий со своим слугой на собственном автомобиле «симка», а когда Диц в мае 1948 года вернулся в Германию, она продолжала поддерживать с ним связь и добилась наконец того, что в 1949 году он снова появился в Лудене, заявив, что здесь он с помощью Мари хочет найти себе постоянное занятие и обосноваться, чего ему не удалось сделать у себя на родине.
Таковы были первые результаты расследования, когда 16 января 1949 года умерла мать Мари Беснар, восьмидесятилетняя Мари-Луиза Девайо, урожденная Антиньи, с 1940 года проживавшая в доме Беснаров. Доктор Галлуа, который считал причиной смерти Леона Беснара сначала приступ печеночной колики, позже — стенокардию, а в конечном итоге (после анализа мочи) — уремию, лечил и Мари-Луизу Девайо. В январе 1949 года в Лудене свирепствовала страшная эпидемия гриппа. Когда больная впала в бессознательное состояние и у нее развился односторонний паралич, Галлуа решил, что это результат упадка сил вследствие гриппа, осложненного кровоизлиянием в мозг.
Во всяком случае, смерть старой женщины стала той искрой, которая превратила тлевший до сих пор подспудно жар подозрений в настоящий пожар. Инспектор Ноке узнал, что покойная осыпала дочь упреками из-за ее связи с немцем и предстоящего его возвращения. Ноке поэтому заподозрил, что Мари Беснар после мужа умертвила и мать, чтобы дождаться молодого немца и беспрепятственно предаваться своей страсти. Ноке удалось наконец заставить мадам Пинту отказаться от ее прежней сдержанности. Она очень убедительно описала последние часы жизни Леона Беснара: его боль в желудке, рвоту, а также разговор между умирающим и ею.
— Ох, что же они мне дали?
— Кто, немец?
— Нет, Мари… Мы собирались есть суп. Я увидел в моей тарелке что-то жидкое. Мари налила туда же суп. Я съел, и у меня тут же началась рвота.
Когда Ноке в ходе этого разговора узнал, что Мари Беснар наняла одного парижского частного детектива, пользующегося сомнительной репутацией, по имени Локсидан, и тот пытался запугать мадам Пинту, у него исчезли последние сомнения.
9 мая в Пуатье было решено извлечь через два дня из могилы на Луденском кладбище труп Леона Беснара и произвести его исследование на предмет обнаружения яда.
Д-р Беру сообщил в Пуатье о результатах своего исследования. Согласно его заключению, в ходе качественного и количественного анализов на содержание яда в теле Леона Беснара он обнаружил 39 миллиграммов мышьяка на килограмм веса тела, то есть такое количество, которое должно рассматриваться как доказательство отравления мышьяком, приведшего к смерти. Это побудило Роже распорядиться об эксгумации трупа матери Мари Беснар. Исследование, проведенное тем же Беру, привело к обнаружению в теле покойной мышьяка в количестве не менее 58 миллиграммов на килограмм веса.
21 июля 1949 года в Лудене появились инспектора Ноке и Норман и доставили Мари Беснар и Дица в Пуатье к следственному судье Роже. Столь же злобно, сколь и оригинально Мари Беснар описала потом юного следственного судью: «У него была ненормально большая голова, и он смотрел на меня, как через сито».