— Поэт? — Егерь впился в молчащего напарника.
— Черта с два мы болтали о чем-то подобном! — Поэт затеребил ремешок, на котором висел узкий стилет. — Даже ума не приложу, как он узнал о Паунсе. Не иначе Лефуц нашептал.
— При чем здесь Лефуц? — поморщился Егерь и накинулся на меня: — Говори, студент! Откуда ты знаешь про хвосты Мастера?
— Да я ничего и не знаю, — мне хотелось смеяться. До того нелепо выглядели взрослые мужики, выпытывая у меня то, с чем я совершенно не был знаком. Вся беда в пальце, которым я ткнул в небо. И попал невесть во что. Нет, неправильно. Я уже знал, куда тыкать. Только что они так разволновались?
— Какого же дьявола ты упомянул, — Егерь начал медленно вставать. Пора было спасаться.
— Да не был я в Паунсе, не знаю Гуйда, не знаю никого, кто ваш враг или друг! — затараторил я. — Просто в Таланне я часто встречал купцов, путешественников, ну и морячков, неизвестно за каким дьяволом забредших в наши края. Многие из них жили в Паунсе, или же частенько там пропивали заработанное. Именно там они приобрели скверную привычку цокать языком.
— Ну и что? — Егерь медленно сел, пожимая плечами.
— Цоканье у портовых работников — особый знак, — пояснил я, — но им пользуются и моряки. Когда Мастер выбивал мне сопли — он цокнул. Всего один лишь раз. Но мне было достаточно, чтобы понять, откуда вы берете людей в свое Братство.
Егерь внимательно разглядывал меня, откинувшись на спинку кресла.
— Учитесь, господа, — сказал он и закачался. — Теперь второй вопрос: как он узнал о Братстве? Слишком часто он упоминает сие слово. Скажете, что и здесь вы молчали, как рыбы?
— Да это старуха-ведьма брякнула, — с досадой произнес Поэт. — Мы здесь ни при чем.
— А она откуда знает? — голос Егеря не предвещал ничего хорошего.
— А дьявол ее забери! — воскликнул Мастер. — Я же говорю: ведьма! Надо сообщить в Берг, пусть с ней разберутся.
Наступило молчание. Егерь неторопливо постукивал пальцами по деревянному подлокотнику, его подчиненные переминались с ноги на ногу, а я ждал дальнейшего развития событий. Не зря же мы заперлись в самой дальней комнате с двойной дверью. Что-то важное должен сказать Егерь.
— Поэт, — прервал затянувшуюся тишину Егерь, — что ты знаешь о землях Протектората?
— Все, что нужно, командир, — Поэт слегка кивнул, словно догадываясь о незаданном вопросе. — До религиозной резни там было весьма неплохо. Люди приветливые, с голоду не давали умереть. Сейчас все иначе…
— Что еще?
— Что тебя интересует? Тайны церкви, политика Белой Розы, важные лица Протектората? Я не могу сообразить, куда ты клонишь.
— Теряешь хватку, Поэт, — сверкнул глазами Егерь. — Мне интересно твое мнение о безопасных проходах к Драконьим Зубам.
— Ааа-а! — Поэт закивал головой, но что-то уж страдальчески переглянулся с Мастером, словно вышеназванная горная гряда вызывала у обоих благоговейный ужас. Я не понимал, почему. Ведь Драконьи Зубы представляли собой просто нагромождение камней, пусть даже очень высоких, перекрывающих путь в таинственные земли, где, по рассказам редких очевидцев, правит сильное государство. Кроме Грика Лунного мало кто мог рассказать что-либо вразумительное. Морские торговцы опасались пиратов, блокирующих водные пути к Аламу, и торговые отношения из-за этого сильно страдали. Точнее, их почти не было. Земли к востоку от Драконьих Зубов для многих были терра инкогнита.
— Можно прикинуть, как быстро и безопасно проникнуть в горы, — почесал затылок Поэт. — Что за дело будет?
— Расскажу на досуге. Предстоит долгое путешествие, и я хочу быть уверен, что ты все правильно поймешь. Прогуляешься, навестишь старых друзей.
— Когда выходить? — деловито осведомился Поэт.
— Завтра утром. Я думаю, что Гай не даст тебе заскучать.
— Он идет вместе со мной? — недоверчиво спросил Поэт.
— Есть причины отказать ему в этом удовольствии? — излишне спокойно Егерь посмотрел на своего соратника.
— Ну, сей молодец очень сообразительный и весьма чуток в искусстве разговора, — осторожно ответил Поэт, словно шел по тонкому льду.
Вдруг очнулся Мастер. На его глазах Егерь явно отказывал в праве участвовать в каком-то тайном деле. Этого мой палач вытерпеть не мог.
— Егерь! Ты, кажется, забыл, что Поэт мой напарник! Как ты можешь посылать с ним мальчишку, о котором никто толком не знает! Мы здесь занимаемся делом, а не шутки шутим! Ты подумал о последствиях?
— Для тебя я нашел другое задание, не менее интересное, — Егерь встал на ноги, подошел к Мастеру и взглянул в упор на его разгневанное лицо. — Ты отправляешься в Готу, а оттуда — в Паунс. Захватишь письмо и передашь его в лично руки тому, чье имя я прошепчу тебе на ушко. Понял?
— Ты не имеешь права! — побагровел Мастер. Такие дела решает Большой Сход! У тебя нет таких полномочий!
— Со вчерашнего дня — есть.
— Что? — Мастер потерял дар речи.
— Со вчерашнего дня, — терпеливо повторил Егерь, — Сход учел сложную обстановку в Андальских землях и оторванность от Головного Штаба, и дал мне такие полномочия. А посему, мой друг, слушай приказ: возвращайся в Паунс продолжать то, от чего я оторвал тебя год назад! Там не хватает людей. А Гай уходит с Поэтом. Поверь, дружище, в этом походе тебе действительно делать нечего. Только помешаешь.
— Да он же все провалит! — кипел Мастер. — Без опыта, без знаний, которыми мы обладаем, он станет обузой для Поэта! Если ты хочешь принять его в Братство — подумай хорошенько! Я отвечать перед Сходом не намерен!
— Ты все сказал? Я два раза не повторяю свои слова. И постарайся понять одну вещь: Братству могут служить не только мужи, но и зеленые юнцы. Лишь бы голова быстро соображала! Если Магван имеет здесь кучу осведомителей и знает каждый наш шаг, то мы можем использовать мальчишку как козырь в рукаве. Он расколол тебя без всякой магии и подсказок только лишь по твоей дурацкой привычке, подхваченной в кабаках Паунса! Сколько раз я должен повторять, чтобы вы не вздумали перенимать стойкие особенности того или иного места, где живете больше одного месяца!
Егерь снова рухнул в кресло и сердито закачался, не обращая внимания на визг несчастной мебели. Кажется, я отомстил Мастеру, да уж слишком жестоко. Но в этом не было моей вины. Мастер сам стал жертвой своего самолюбия и ненависти к людям. Иногда нужно быть милосердным.
Алам, степи. Боевые действия, 2431 г. Обновленной эпохи
Нас обнаружили в тот момент, когда мы оставили позади себя цепь холмов, и уже думали, что все слаживается удачно, и заметили группу из десяти-пятнадцати всадников слишком поздно. Впрочем, такая оплошность мало что могла изменить. Бежать по ровной, далеко просматривающейся местности не имело смысла. Догонят. И вступать в бой — значило обречь себя на поражение. Отбиться от верховых степняков, не рискуя потерять собственную жизнь — такое мало удавалось даже опытным воинам. Поэтому мы остановились и всем своим видом показали свою покладистость и покорность. Впрочем, такая умильная картина не обманула степняков. А то, что это были степняки — у меня не вызывало никаких сомнений. На всадниках были добротные кожаные одежды из шкур каких-то животных, огромные луки, короткие мечи, пусть даже из плохого железа, но от этого не менее опасные в ближнем бою, на головах остроконечные меховые шапки, из-под которых выглядывают настороженные глаза.
Один из всадников набрался смелости и подъехал к нам, обдав запахом давно не мытого тела, к коему добавился лошадиный, оглядел нас со всем прилежанием и что-то спросил. Такого языка я не знал, тем более Лодочник. Мы одновременно покачали головами. Степняк понял, что от нас ничего не добиться, махнул рукой своим напарникам, нас взяли в плотное кольцо, отобрали все оружие и погнали по сухой жесткой траве к своему месту кочевки. Они даже не связали нас, словно давая понять, что попытка бегства — верная смерть. Пока мы в сопровождении всадников бежали под горячим солнцем, обливаясь потом, я лихорадочно вспоминал, с кем нас свела судьба. Я читал Грика Лунного о загадочных землях, в коих сейчас находился, но там речь шла о хессах, Союзе Трех и прочей мелочи, вроде Сангарского святилища и каких-то скуртах. О степных народах — ни слова. Или Грик все выдумал, или сидел безвылазно в каком-нибудь городе Алама и собирал байки пьяных посетителей кабаков.
К вечеру мы добежали до большого поселка, состоящего из полусотни шатров, возле которых дымились костры. По всей большой площади степняцкой стоянки были расставлены нелепые крытые шкурами телеги огромного размера. Воздух был наполнен запахом жареного мяса и каких-то острых специй. Остервенело залаяли собаки, увидев нас. Какая-та мохнатая шавка норовила цапнуть меня за пятку, и я смешно дрыгал ногой, чем вызвал дружный смех всего населения. Голопузая ребятня с радостным визгом кидала в нас высохшие комки навоза. Нас бросили в глубокую, в два наших роста, яму, прикрыли сверху решеткой из деревянных жердей. Чумазый воин, приставленный для бдения за нами, радостно оскалился и стал потрясать мечом, потом плюнул в яму. Лодочник что-то беспрерывно бормотал.
— Ты можешь помолчать? — не выдержал я. Если проявишь чуточку терпения — я соображу, что делать дальше.
Я лукавил. Ни одной дельной мысли так и не пришло в голову. Ясно, что из ямы нам не убежать, если только о нас забудут. Я на такую щедрость степняков не рассчитывал. Значит, придется терпеливо ждать развития событий. Лодочник с надеждой смотрел на меня. Он ожидал от меня чуда, но я не святой Доминик, чтобы одним движением руки вызволить нас из заточения. Лодочник — хороший боец, сдерживал я свое раздражение, но его не готовили к тому, через что прошел я. И в который раз приходила гадкая мысль: лучше бы он остался на поле боя вместе с Лентяем и Бугаем. Одному было легче выпутаться.
Всю ночь я просидел в забытьи, изредка поглядывая на решетку, сквозь которую светила яркая луна. На ее поверхности четко выделялись какие-то линии, темные пятна, и мне казалось, что именно там поселились все сказочные персонажи, которыми меня пугала Брюнхильда в детстве. Лефуц меня возьми! — что же делать? Я и так наворотил дел, от которых не поздоровится ни Поэту, ни Егерю. Сход не прощает подобных вольностей, которых я натворил с избытком. Под удар поставлена вся операция Серого Братства. Если я не найду союзников на Аламе — худо дело.