— У нас другие планы, Философ! — отрезал Мастер, давая понять, что в данной ситуации он остается организатором всей затеи. — Кто выживет и пойдет с нами — сам научится рвать глотку врагу.
Решив немного полежать, пока готовится мясо, я отошел в сторону, лег на землю, бросив под голову тощий походный мешок. Назавтра утром предстояло выйти из Каратепа. Басага готовил армию бихуров к походу с приказом достичь гарнизона Гудящий Улей (адирияхцы любили давать поэтические названия военным гарнизонам), который расположился между рекой Сузай и морским побережьем. Этот путь считался самым легким. По нему ходили караваны, и гарнизоны защищали дорогу на всем ее протяжении. Но в случае нападения врага именно Гудящий Улей принимал на себя основной удар. Хлыст сказал, что гарнизон сильно укреплен, и в нем сидит три тысячи хорошо обученных бойцов.
— А сколько бихуров? — ехидно спросил Мастер, которого Хлыст назначил десятником, несмотря на хитрость и изобретательность первого, не желавшего, чтобы его способности были раскрыты раньше времени. Но, зная Мастера, я подозревал, что он сознательно допускал «оплошности», чтобы встать во главе десятка. Опытные воины нужны были Хлысту, как ни крути.
— Их никто не считает, — спокойно ответил сотник. — Каждые полгода в Улей пригоняют очередное мясо. Полагаю, что еще сотни две наберется.
Проглотив кусок мяса с пресной лепешкой, я задумчиво смотрел на Мастера, чье лицо, освещенное бликами костра, казалось жестоким, сведенным судорогой. Наверное, он почувствовал мой взгляд, поднял голову, губы его разомкнулись.
— Послушай, Философ, меня очень внимательно. Егерь очень уважает тебя за твои заслуги перед Братством, Поэт души в тебе не чает. А они — лучшие бойцы за последнее время. И мне не понятно их отношение к тебе, бабское какое-то… Как отношусь к тебе я? Ты слишком много размышляешь о добре и зле, о том, что следует делать, а что — нет. И чтобы не в ущерб самому себе. Я знаю даже: ты держишь на меня зло за разбитую физиономию. Согласен — переусердствовал. Но это не значит, что нужно всю жизнь лелеять ненависть в своей душе. А твои заслуги меня совершенно не трогают. Ты еще ничего не сделал, чтобы считаться важной птицей в Братстве.
— Насчет ненависти — это не так, — вяло возразил я.
— Да ну? Я же не слепой. Ты отправил меня в Паунс одним лишь словом, заслужив этим репутацию интригана. Я простил Философа, потому что так требовала жизнь. Переломив свою гордость. А это не так легко, как ты думаешь. Ты мало видел в жизни, которая тебя толком-то и по соплям не била. Но простить — дело святое для Братства.
— Лицо уже давно не болит, — усмехнулся я.
— Я слышал краем уха, что у тебя неплохие отношения с королевой Ваграма, — Мастер слизнул с кончика ножа жир.
Я сел, обхватил колени руками.
— Откуда ты об этом узнал?
— Одно дело — дружеское рукопожатие. Совсем другое — женский взгляд, — Мастер спрятал нож и внимательно посмотрел на меня. — Я видел вас в парке, когда сидел в кустах. Совсем рядом, кстати.
— И как ты умудрился пробраться во внутренний двор резиденции? — сохраняя спокойствие, стал выяснять я.
— По легенде первый боец Серого Братства появился в волчьей шкуре, — засмеялся напарник. — Тебе ли не знать, на что способны оборотни! Как мясо? Готово? Что ж, пора звать наших соратников! Эй, Худоба! Поросенок ждать не будет!
Смуглолицый Худоба был действительно тощим высоким парнем, постоянно ходивший в набедренной повязке. Он промышлял воровством в Каратепе, и имел неосторожность попасться на глаза личной страже Схоора. Конец истории был бы печален, не нуждайся Схоор в новом пополнении своей армии.
— Мне еще повезло, — скромно отвечал Худоба, когда его расспрашивали, как он умудрился стать бихуром.
Он вынырнул из темноты, терпеливо выслушал Мастера, объяснявшегося с ним на ломаном адирияхском, понятливо кивнул и снова исчез из полосы света. Вскоре вокруг костра собрался наш десяток, жадными глазами глядя на сочащегося жиром поросенка.
— Сдается мне, что эта свинья похожа на Худобу, — хмыкнул плечистый, с буграми мускулов бихур по имени Бахай. Он тоже был местным, но разговаривал и на ваграмском, и на камберском, и даже на пафлагонском языках, что очень обрадовало в свое время Мастера. Он сразу приблизил Бахая к себе, научил кое-каким военным премудростям, и тот с увлечением махал клинком и копьем с утра до вечера. Казалось, он не знает усталости.
Все расселись вокруг костра. Мастер ловко рассек кинжалом тушку на десять равных частей, оставив при этом себе самую аппетитную. Никто не стал роптать. Мастера сразу признали вожаком. Бахай с ухмылкой как-то сказал, что настоящий Мастер скрыт за пятью личинами. И ни одна из них не отвечает его истинной сущности. Моему напарнику, видимо, понравились слова Бахая.
Поросенка уничтожили быстро. Не успели облизать пальцы, как подошел Хлыст. Мы дали ему место, и сотник уселся рядом с Мастером. Он долго молчал, задумчиво глядя в огонь.
— На рассвете твой десяток выдвигается в разведку и идет вдоль побережья. Нам нужно как можно быстрее добраться до Улья. Смотрите в оба. Передовые отряды из Мусасира, по слухам, уже могут шнырять неподалеку от гарнизона. При встрече постарайтесь не вступать в бой. Выясните количество противника, и сразу же возвращайтесь назад.
— Понятно, — Мастер повертел в руках нож, и отточенным движением сунул его в ножны. Хлыст покосился на него, однако промолчал. — Нам нужны кони.
— Пойдете пешком. На конях ездит только знать и дружина Схоора. Я буду ждать вас вечером или к следующему заходу солнца. Если не найдете нас — идите в гарнизон сами. Только хочу дать один совет: не вздумайте бежать. Сделаете себе хуже.
— Ладно. Проверим свои силы. Пора посмотреть, на что способны мои ребятки. Засиделись мы на месте.
Прохлада раннего утра проникла под тонкий халат, заставила открыть глаза. Я подогнул ноги, старательно подоткнул края халата, чтобы не выпускать последнее тепло, но голос Мастера, будившего свой десяток, окончательно прогнал остатки сна. Солнце еще не выглянуло из песков, лишь позолотив гребни холмов. В рассветных сумерках мы построились в одну шеренгу, толкаясь спросонок друг о друга, зевая до ломоты в скулах. Мастер с усмешкой оглядел воинство и хмыкнул:
— Вояки! Ладно, слушать внимательно. Сейчас даю время проверить все свое снаряжение, оружие, воду. Идти будем быстро, поэтому не потерплю отставших! Убью лично! Мне тихоходы не нужны! Соблюдать порядок, тишину. При обнаружении неизвестных — не орать, а тихо передать по цепочке. Но это в том случае, если я сам не увижу. Понятно?
Мастер задал отряду хороший темп. Даже я, привыкший к быстрой ходьбе, едва держался его следа. За себя я не беспокоился, а вот другие могли подвести. Сначала я слышал бодрый топот, но чем дальше мы удалялись от казарм Каратепа, тем больше хрипели глотки парней. А солнце уже поднялось над головой, постепенно нагревая песок. Улучив момент, я вышел из строя и посмотрел назад. Ни один не отстал. Это радовало. Я не думаю, что угрозы Мастера возымели действие. Нет, все обстояло гораздо проще. Наши восемь товарищей каким-то необъяснимым чутьем угадали в Мастере бывалого воина, который способен защитить от врага и научить выживать.
На первом привале Мастер обошел лежащих пластом бойцов, посмотрел на меня и заметил:
— Плохо! Мы еще и полпути не прошли! Бахай! Ты знаешь эти места?
— Нет, командир. Но вот Череп вырос где-то здесь, и должен знать дорогу.
Черепом мы звали совершенно лысого бихура, плотного в кости, широкоплечего, но постоянно молчащего. Он редко открывал рот, поэтому Мастер с недоверием переспросил:
— Череп? И как же мы его расспросим, если он даже разговаривать не хочет?
— Он из местных, командир, — словоохотливо пояснил Бахай. — Есть такие рыбачьи поселки, в которых говорят на непонятном всем языке. Но я знаю мало-мальски как его можно разговорить. Когда-то бродил среди их брата, вот и нахватался.
— Ценный ты у меня солдат, — чуть не умилился Мастер и знаками подозвал Черепа.
Бахай начал расспрашивать его, активно размахивая руками. Череп закатил глаза, глубоко задышал и … Заговорил. Говор у него был действительно странным, с непонятными посвистами и пощелкиваниями.
— Все в порядке, командир, — Бахай выглядел довольным. — Он не ожидал, что ему окажут такую честь. Люди его племени очень горды и самолюбивы, и прежде чем о чем-то их спрашивать, надо немножко польстить им, возвысить их перед другими. Так что до моря дойдем спокойно, не заблудимся.
Череп не обманул наши ожидания. Переждав жуткую жару под самодельными навесами из козьих шкур, специально для этих целей, выданных нам Хлыстом для похода, мы к вечеру вышли к морю, жадно вдыхая соленую свежесть. Ветер гнал к берегу волны, украшенные белыми кружевами. На песок же выплескивались грязные ошметья вперемешку с мусором: обломками корабельных снастей, рыболовных сетей и мертвой рыбы.
— Теперь нам предстоит идти по берегу, изредка удаляясь вглубь пустыни, — посмотрев на меня, Мастер вдохнул полной грудью воздух. — Так, вояки, хватит отдыхать! Идем вперед — смотрим в оба! Луки держать наготове!
Бойцы беспрекословно поднялись с песка. Солнце уже бросило кровавые блики на водную поверхность. Мы рассыпались цепью и побрели вдоль береговой линии. И вскоре наткнулись на всадников. Они выскочили откуда-то из-за барханов, и, заметив нас, оживились и стали окружать. Я быстро сосчитал их. Выходило — восемь. И все в металлических латах, обшитых кожей, закрывающих грудь, плечи, локти. На головах красовались шлемы с развевающимися на ветру перьями сумасшедшей окраски. Зазвенела сталь. Как бы жалко мы не выглядели, опытные всадники предпочли не рисковать, и не спеша, пустили коней легкой рысью с обнаженными клинками.
— Три ряда! — рявкнул Мастер.
Наша цепь быстро перестроилась, став плечом к плечу.
«Четыре лука, три арбалета и три меча, — быстро просчитал я в уме. — Против конников у нас мало шансов. Кто им мешает просто смять нас копытами?»