К вечеру следующего дня я все-таки встал, чтобы что-нибудь съесть. На выезде из деревни я обнаружил маленький ресторанчик «У Маривон». Слух о нашей дружбе с месье д’Аркуром уже явно разошелся по округе, так что хозяйка приняла меня уважительно и благосклонно, несколько раз обеспокоенно справившись, не надо ли мне еще чего-нибудь, не беспокоят ли меня сквозняки, и так далее. Народу тут было немного, в основном местные крестьяне, пившие белое вино у барной стойки, еду заказал только я. Время от времени они тихо переговаривались, я несколько раз разобрал слово «спецназ», произнесенное гневным тоном. Вокруг меня в этом кафе царила странная, какая-то дореволюционная атмосфера, словно 1789 год лишь слегка задел его, мне показалось, что вот-вот какой-нибудь крестьянин назовет Эмерика «наш господин».
На следующий день я отправился в Кутанс, утопавший в таком тумане, что шпили собора, надо сказать весьма элегантного, еле угадывались, город в целом оказался мирным, зеленым и красивым. Я купил в киоске «Фигаро» и раскрыл его, сев в «Таверне дю парви», большом ресторане прямо на соборной площади, который оказался к тому же и отелем, обставленным в стиле начала века, с деревянными креслами, обитыми кожей, и светильниками ар-нуво, – судя по всему, я попал в the place to be Кутанса. Я пытался найти аналитический обзор событий или, по крайней мере, официальную позицию республиканцев[30], но ничего такого не обнаружил, зато подробная статья была посвящена Эмерику, похороны которого состоялись накануне, отпевали его в соборе Байё в присутствии «многочисленной толпы скорбящих», уточняла газета. Подзаголовок «Трагический конец великого французского рода» показался мне чрезмерным, все-таки у Эмерика остались две сестры, но, может быть, дело было в наследовании дворянских титулов – в этом я ничего не смыслю.
Я нашел интернет-кафе в соседнем квартале, им заправляли два араба, похожие как две капли воды, наверное близнецы, их салафитский прикид был настолько вызывающим, что они, скорее всего, были безвредны. Я нафантазировал себе, что они неженаты и живут вместе или, может быть, женаты на двойняшках и живут через стенку, ну, какие-то такие отношения.
Сайтов было хоть отбавляй, теперь сайты создаются по любому поводу, я нашел свое счастье на aristocrates.org или, возможно, на noblesse.net, уже не помню. Я знал, что Эмерик происходил из древнего рода, но понятия не имел, до какой степени древнего, и, надо сказать, был впечатлен. Основателем династии являлся некий Бернар Датчанин, сподвижник Роллона, вождя викингов, который в 911 году получил во владение Нормандию согласно договору, заключенному в Сен-Клер-сюр-Эпте. Впоследствии братья Эрран, Робер и Анктиль д’Аркур сражались в Англии бок о бок с Вильгельмом Завоевателем. В награду они получили обширные земли по обе стороны Ла-Манша и, соответственно, испытали некоторые затруднения при выборе позиции во время англо-французской войны; в итоге они остановились на Капетингах, отринув Плантагенетов, в общем, за исключением Годфруа д’Аркура по прозвищу Хромой, сыгравшего довольно неоднозначную роль в сороковых годах четырнадцатого века, за что он и был раскритикован Шатобрианом с присущим тому пафосом, – не считая его, все они стали верными слугами французской короны, подарив стране немереное количество послов, прелатов и военачальников. Но все же оставалась еще и английская ветвь, девиз которой «Наступят добрые времена» не очень соответствовал обстоятельствам. Внезапная смерть Эмерика в открытом кузове пикапа «ниссан-навара», на мой взгляд, противоречила, но в то же время вполне отвечала предназначению его семейства. Интересно, что сказал бы его отец; он умер с оружием в руках, встав на защиту французского крестьянства, что издавна являлось миссией дворян; с другой стороны, он совершил самоубийство, что никак не походило на кончину рыцаря-христианина; было бы предпочтительней в конечном счете, чтобы он отправил к праотцам пару-тройку спецназовцев.
Поиски отняли у меня немало времени, один из братьев предложил мне мятный чай, от которого я отказался, терпеть его не могу, а вот на газировку согласился. Наслаждаясь Sprite Orange, я вдруг сообразил, что мой первоначальный план состоял в поисках жилья, желательно где-нибудь неподалеку, – мне бы не хватило духу вернуться сейчас в Париж, да и зачем, собственно, – и желательно уже сегодня. Точнее говоря, мне хотелось бы снять деревенский домик в районе Фалез; еще через час с лишним я наконец нашел подходящее место: деревня, расположенная между Флером и Фалезом, носила причудливое название Путанг, как тут не перефразировать Паскаля: «Женщина – ни ангел, ни путана» и так далее, и «та, что хочет стать ангелом, становится шлюхой»; правда, смысл оригинального высказывания[31] всегда от меня ускользал; что, интересно, Паскаль имел в виду? Отсутствие сексуальной жизни, видимо, приближало меня к ангелам, по крайней мере, это мне подсказывали слабые проблески моих знаний в области ангелологии, но с чего бы мне вдруг звереть? Вот вопрос.
Как бы то ни было, владельцу я дозвонился сразу, да, дом свободен на неопределенное время, можно приехать хоть сегодня вечером, если я пожелаю, только попасть туда непросто, предупредил он, дом стоит посреди леса, и мы договорились встретиться в шесть вечера у церкви Путанга.
Ну, раз посреди леса, то мне надо запастись провизией. Разнообразные рекламные щиты сообщили мне, что в Кутансе имеется торговый центр «Леклерк» вкупе с автомобильным кинотеатром «Леклерк», заправочной станцией «Леклерк», культурным центром «Леклерк» и туристическим агентством – опять же «Леклерк». Не хватало разве что похоронного бюро «Леклерк», но и только.
Ни разу нога моя не переступала порог ни одного из торговых центров «Леклерк», и это в моем-то возрасте. Я был ослеплен. Я представить себе не мог, что существуют столь богато укомплектованные магазины, в Париже ни о чем подобном и помыслить нельзя. К тому же я провел детство в Санлисе, обветшалом, буржуазном городе, в некотором смысле даже анахроничном – и мои родители до самой смерти упорно старались поддерживать своими покупками существование местной лавочки. А уж о Мерибеле и говорить нечего, это совершенно искусственное место, фальшивое, защищенное от реального потока товаров мирового производства, чистый выпендреж для туристов. Торговый центр «Леклерк» в Кутансе – другое дело, вот что значит массовая, действительно массовая торговля. На бесконечных стеллажах были разложены продукты со всех континентов, и у меня голова пошла кругом при мысли о необходимой логистике и гигантских контейнеровозах, бороздящих неведомые океанские просторы.
Взгляни на канал,
Где флот задремал:
Туда, как залетная стая,
Свой груз корабли
От края земли
Несут для тебя, дорогая[32].
Прошлявшись так целый час и заполнив тележку больше чем наполовину, я не мог удержаться от мыслей о потенциальной молдаванке, счастье которой мог бы, да и должен был бы, составить Эмерик, и вот теперь она угасала в глухом закоулке родной Молдавии, даже не подозревая о существовании этого рая – «мира таинственной мечты» – и это еще слабо сказано. «Неги, ласк, любви и красоты»[33] – вот оно. Бедная молдаванка и бедный Эмерик.
Дом находился в деревне Сент-Обер-сюр-Орн, относящейся к коммуне Путанг, но не все навигаторы ее учитывают, объяснил мне владелец. Ему было за сорок, как и мне, седые волосы были подстрижены очень коротко, почти ежиком, как у меня, и выглядел он довольно уныло, как, боюсь, и я; он приехал за рулем «мерседеса» G-класса – еще одна точка соприкосновения, благодаря которой между мужчинами среднего возраста могут возникнуть зачатки коммуникации. Более того, у него был «мерседес G 500», у меня G 350, что устанавливало между нами вполне приемлемую мини-иерархию. Он приехал из Кана; интересно, кто он по профессии, мне никак удавалось угадать, что он собой представляет. Оказалось, архитектор. Архитектор-неудачник, уточнил он. И добавил: как, впрочем, и большинство архитекторов. Он, в частности, приложил руку к отелю «Апарт-Сити» в северной промзоне Кана, где Камилла прожила неделю, перед тем как на самом деле войти в мою жизнь; так что похвастаться нечем, признался он; и правда нечем, золотые слова.
Он, конечно, поинтересовался, надолго ли я собираюсь тут задержаться; хороший вопрос, на три дня или на три года, трудно сказать. Но мы быстро договорились о помесячной аренде, продлеваемой по умолчанию, платить я буду в начале каждого месяца, можно чеком, он положит его на счет компании. Даже не с целью сэкономить на налогах, добавил он с отвращением, просто от заполнения декларации охренеть можно, никогда не знаешь, к какой графе это относится, к BZ или BY, проще всего вообще ничего не указывать; его раздражение меня не удивило, я уже не раз замечал такое у представителей свободных профессий. Сам он в этот дом давно не ездил и склонен был думать, что уже никогда сюда не вернется; два года назад он развелся и с тех пор утратил интерес к недвижимости, да и ко многому другому тоже. Схожесть наших жизней начинала меня тяготить.
Желающих снять дом было немного, до наступления лета во всяком случае, и он обещал немедленно убрать объявление с сайта. Хотя и летом спрос невелик.
– Здесь нет интернета, – с внезапной тревогой сказал он, – надеюсь, вы в курсе, по-моему, я указал это в объявлении.
Я ответил, что да, в курсе, и меня это устраивает. Тут в его глазах, мне показалось, промелькнул страх. Люди, страдающие депрессией, которые хотят уединиться на несколько месяцев в лесу, чтобы «разобраться в себе», – обычное дело; но если они к тому же не моргнув глазом соглашаются прожить без интернета неопределенный промежуток времени, значит, им совсем хреново – вот что я прочел в его взволнованном взгляде.