такую боль. Ваши действия?
Клодетт без промедления ответила:
— Я выну пистолет, который всегда держу при себе для чрезвычайных ситуаций, и одним метким выстрелом прекращу страдания объекта. Но сначала я прикажу всем членам его семьи выйти из комнаты. Они не должны получить психологическую травму, став свидетелями прополки, пошедшей столь неудачно.
Серп Кюри приподняла брови, обдумывая ответ.
— Принимается. И ваша забота о семье — это очень хорошо, пусть даже чисто гипотетически. — Она улыбнулась. — Я разочарована — мне не удалось доказать ваше несовершенство.
Взгляд следующего испытуемого был устремлен в одну точку на задней стене зала. Парень явно хотел очутиться где-то в другом месте.
— Ной Збарски, — окликнула его серп Кюри.
— Да, Ваша честь. — Голос ученика дрожал. Интересно, подумала Цитра, как на это прореагирует Кюри? Какой вопрос она может задать этому пареньку, чтобы он не помер со страху?
— Назовите мне пять видов живых существ, которые выделяют нейротоксины, достаточно мощные, чтобы быть эффективными при уколе отравленным дротиком.
Паренек, который последние несколько минут не дышал, выдохнул с шумным облегчением. Он принялся перечислять:
— Ну, ужасный листолаз — крошечная ядовитая лягушка, самое ядовитое животное на земле. Потом синекольчатый осьминог, улитка мраморный конус, тайпан Маккоя и… э-э… палестинский желтый скорпион.
— Превосходно, — одобрила Кюри. — А еще можете назвать?
— Могу, — ответил Ной. — Но вы же сказали — будет только один вопрос.
— А если я скажу, что передумала и прошу назвать шесть, а не пять?
Ной набрал полную грудь воздуха, и тут же выдохнул.
— Тогда я в самых почтительных выражениях сказал бы, что вы не держите своего слова, а серп обязан держать свое слово.
Серп Кюри заулыбалась.
— Ответ принят! Очень хорошо!
И вот подошла очередь Цитры.
— Цитра Терранова.
Девушка уже давно поняла, что серп Кюри знает имена всех учеников, и все же слышать свое имя из ее уст — в этом было нечто шокирующее.
— Да, почтенный серп Кюри.
Женщина наклонилась ближе, глубоко заглянула Цитре в глаза.
— Каков ваш самый плохой в жизни поступок?
Цитра была готова к любому вопросу. К любому, но не к этому.
— Простите?..
— Это же очень простой вопрос, дорогая. Каков ваш самый плохой в жизни поступок?
Цитра сжала челюсти. Во рту стало сухо. Она знала ответ — даже размышлять не надо было.
— Можно немного подумать?
— Думайте.
Из зала донесся чей-то ехидный комментарий:
— У нее на совести столько дурных поступков, что трудно выбрать.
Зал грохнул. В этот момент Цитра ненавидела их всех.
Она посмотрела прямо в глаза серпу Кюри. Ох уж эти всевидящие серые глаза! И на вопрос придется отвечать, никуда не денешься…
— Мне было восемь, — начала Цитра. — Я толкнула одну девочку, и она упала с лестницы. Она сломала шею и провела три дня в центре оживления. Я так никогда и не сказала ей, что это я ее толкнула. Это был мой самый плохой в жизни поступок.
Серп Кюри кивнула и сочувственно улыбнулась. А потом проговорила:
— Вы лжете, дорогая. — Повернувшись к собранию, она печально покачала головой. — Ответ не принимается. — Затем снова обернулась к Цитре: — Идите. Серп Фарадей назначит вам наказание.
Цитра не стала спорить и настаивать, что говорит правду. Потому что это была неправда. Но как серп Кюри узнала?!
Цитра вернулась на свое место, не в силах даже взглянуть на серпа Фарадея. Тот не сказал ей ни слова.
Серп Кюри перешла к Роуэну, который стоял с таким нахально-уверенным видом, что Цитре захотелось засветить ему в глаз.
— Роуэн Дамиш, — сказала серп Кюри. — Чего вы боитесь? Чего вы боитесь больше всего на свете?
Роуэн ни секунды не колебался. Он пожал плечами и ответил:
— Я ничего не боюсь.
Цитра не была уверена, что расслышала правильно. Он сказал, что ничего не боится? Совсем рехнулся?!
— Может быть, вам надо немного подумать, прежде чем ответить? — предложила Кюри, но Роуэн лишь головой мотнул.
— Не о чем думать. Это мой ответ. Не собираюсь его менять.
Полная тишина в зале. Цитра поймала себя на том, что невольно трясет головой. А потом до нее дошло. Да ведь он делает это ради нее! Чтобы не одна она страдала, когда придется нести наказание. Чтобы Цитра не чувствовала себя проигравшей. И хотя ей по-прежнему хотелось его стукнуть, причина теперь была совсем другой.
— Итак, — подытожила Кюри, — сегодня у нас тут объявились один идеальный ученик и один абсолютно бесстрашный. — Она вздохнула. — Но, боюсь, абсолютно бесстрашных людей не бывает, так что ваш ответ, как вы, наверно, сами догадываетесь, не принимается.
Она подождала, возможно, ожидая, что Роуэн как-то отреагирует, но тот молчал.
— Идите. Серп Фарадей назначит вам наказание.
Роуэн вернулся на свое место рядом с Цитрой все с тем же бесшабашным видом.
— Ну ты и идиот! — прошептала она ему.
Юноша пожал плечами, как только что сделал это перед серпом Кюри.
— Наверно.
— Думаешь, я не понимаю, почему ты это сделал?
— Может, я поступил так, чтобы лучше выглядеть на следующем конклаве. Может, если бы я сегодня ответил слишком хорошо, в следующий раз мне бы задали вопрос намного труднее.
Но Цитра понимала — это ложная, вывернутая логика. Роуэн никогда не мыслил таким образом. И тут заговорил серп Фарадей — голосом тихим и размеренным, но до того напряженным, что мороз шел по коже:
— Напрасно ты это сделал.
— Я приму любое наказание, которое вы назначите, — сказал Роуэн.
— Да разве дело в наказании!
К этому моменту серп Кюри проэкзаменовала еще нескольких учеников. Одного она отослала на его место, два других остались.
— Может быть, серп Кюри сочтет мой поступок благородным, — предположил Роуэн.
— Вот именно, и точно так же решат все остальные, — сказал Фарадей. — Мотивы очень легко превратить в оружие.
— И это доказывает, — подхватила Цитра, обращаясь к Роуэну, — что ты идиот!
Но он лишь смотрел на нее с улыбкой, в точности отвечающей этому определению.
Цитра думала, что за ней осталось последнее слово и что вопрос исчерпан — по крайней мере, до того момента, когда они вернутся домой и серп Фарадей назначит им какое-нибудь неприятное, но справедливое наказание.
Она ошибалась.
Когда экзекуция над учениками закончилась, стало ясно, что серпы устали. Внимание было уже не то. В зале стоял неумолчный гул голосов: собравшиеся обсуждали планы на предстоящий ужин, ведь время уже приближалось к семи. На повестке оставалась еще пара вопросов: ремонт здания, а также стоит ли серпу сообщать в коллегию, когда он заворачивает за угол, чтобы никого не шокировало, когда на следующий конклав он заявится помолодевшим лет на тридцать. Однако эти мелочи не вызывали у публики особого интереса.
И только под самый занавес один серп поднялся с места и обратился к Ксенократу. Это была женщина, одетая в зеленую, расшитую изумрудами мантию. Приспешница серпа Годдарда.
— Прошу меня простить, Ваше превосходительство, — начала она, хотя было ясно, что она обращается не к одному Верховному Клинку, но ко всему собранию. — Я испытываю глубокое беспокойство в отношении наших новых учеников. В частности тех, которых набрал почтенный серп Фарадей.
И Цитра, и Роуэн уставились на выступающую. Фарадей не пошевелился. Казалось, он застыл, опустив глаза, словно в медитации. Или, вернее, он готовил себя к тому, что сейчас последует.
— Насколько мне известно, никогда еще ни один серп не брал двоих учеников одновременно и не заставлял их соревноваться друг с другом за кольцо, — продолжала зеленая женщина.
Ксенократ оглянулся на Гласа Закона, в чьей юрисдикции были подобные вопросы.
— Правила этого не запрещают, серп Рэнд, — сказал Глас.
— Это правда, — кивнула та. — Но соревнование по всем очевидным признакам вылилось в свою противоположность. Как мы разберемся, кто из них более достоин кольца, если они будут и дальше помогать друг другу?
— Ваша жалоба принята во внимание, — сказал Ксенократ, но серп Рэнд еще не закончила.
— С целью точно удостовериться, что соревнование действительно является соревнованием, предлагаю внести одно маленькое дополнительное условие.
Серп Фарадей стремительно вскочил на ноги.
— Протестую! — выкрикнул он. — Конклав не имеет права вмешиваться в то, как я воспитываю своих учеников! Это мое, и только мое право — учить, тренировать и наказывать их!
Словно издеваясь, Рэнд вскинула руки в жесте притворного великодушия:
— Я всего лишь пытаюсь сделать ваш окончательный выбор воистину честным и справедливым.
— Вы считаете, что можете обмануть этот конклав своим фальшивым блеском? Мы не настолько примитивны, чтобы нас могли ослепить сверкающие побрякушки!
— Каково ваше предложение, серп Рэнд? — спросил Ксенократ.
— Я протестую! — снова воскликнул Фарадей.
— Вы не можете протестовать против того, что еще не прозвучало!
Фарадей замолчал в ожидании.
Цитра следила за происходящим с таким чувством, будто она — посторонняя зрительница и наблюдает за теннисным матчем, подошедшим к решающей подаче. Но она ведь не посторонняя! Она мяч в этой игре. И Роуэн тоже.
— Предлагаю следующее, — проговорила серп Рэнд. В этот момент она напоминала изготовившегося к атаке желтого палестинского скорпиона. — Когда победитель будет объявлен, то его или ее первым деянием в качестве серпа должна стать прополка проигравшего.
Зал дружно ахнул, а потом глухо загомонил. А еще — Цитра не верила своим ушам — послышались смех и возгласы одобрения. Не может же эта зеленая предлагать такое всерьез! Должно быть, это следующий уровень испытания.
Фарадей был настолько вне себя, что в первый момент не мог говорить. Не находил слов. Но наконец он взял себя в руки и яростно загремел, словно гром, словно стихия, словно прибой, обрушивающийся на берег: