Хотя я с признательностью и удовлетворением приняла ее благодарность, в ту ночь я почти не спала. До сих пор не могу понять почему.
— Из дневника почтенного серпа Кюри
31Толика неисправимого безрассудства
Цитру объявили живой в четверг, в 9:42 утра, как и обещали. В это мгновение девушка перешла из юрисдикции Грозового Облака обратно в юрисдикцию Ордена серпов.
Она очнулась, чувствуя себя совсем слабой и разбитой, — гораздо хуже, чем в первый раз. Должно быть, ее сверх меры напичкали сильными болеутоляющими. Перед глазами все расплывалось. Над ней стояла медсестра и мрачно качала головой.
— Нельзя было будить ее так рано! — проговорила медсестра с акцентом, который Цитра затруднилась определить. — Между объявлением и пробуждением должно пройти не меньше шести часов, чтобы все пришло в норму. У девочки могло произойти кровоизлияние в мозг или разрыв сердца, и тогда начинай все сначала!
— Беру ответственность на себя, — услышала Цитра голос серпа Кюри. Девушка повернула голову на звук, и мир завертелся каруселью. Она закрыла глаза в ожидании, когда палата перестанет кружиться. Но вот головокружение прошло, Цитра открыла глаза и увидела, что серп Кюри подвинула свой стул ближе к койке.
— Твоему организму нужен еще один день, чтобы окончательно оправиться, но у нас нет этого дня, — сказала серп Кюри и обратилась к сестре: — Пожалуйста, оставьте нас одних.
Сестра что-то пробурчала по-испански и вышла из палаты.
— Верховный Клинок… — промямлила Цитра. Язык и губы не слушались ее. — Он обвинил меня в… в…
— Ш-ш-ш, — шикнула серп Кюри. — Я знаю, в чем. Ксенократ пытался скрыть это от меня, но серп Мандела все рассказал.
Постепенно глаза Цитры сфокусировались, и тогда она разглядела за спиной серпа Кюри окно, а в нем далекие горы, покрытые снегом. За стеклом летели белые хлопья. Цитра призадумалась.
— Сколько времени я была мертва? — спросила она. Неужели она так жестоко разбилась, что оживление заняло месяцы?
— Чуть меньше четырех дней. — Серп Кюри повернулась, чтобы увидеть, на что уставилась ее ученица, потом с улыбкой развернулась обратно. — Вопрос не во времени, а в месте. Ты находишься на южной оконечности региона Чиларгентины. По-прежнему конец сентября, но здесь только-только началась весна. Полагаю, сюда, на крайний юг, весна вообще приходит поздно.
Цитра попыталась представить себе карту, чтобы понять, как далеко ее занесло от дома, но от одной только попытки голова ее снова закружилась.
— Грозовое Облако решило, что тебя целесообразно убрать как можно дальше от когтей Ксенократа и коррумпированной средмериканской коллегии серпов. Но в тот момент, когда ты ожила, они, согласно закону, получили уведомление о месте твоего нахождения.
— Как вы узнали, где я?
— Друг одного друга моего друга — агент Нимбуса. Весть дошла до меня только вчера, и я тут же поспешила к тебе.
— Спасибо, — сказала Цитра. — Спасибо за то, что вы пришли.
— Поблагодаришь, когда окажешься в безопасности. Можешь не сомневаться — Ксенократ уже уведомил местных серпов. Наверняка они сейчас несутся на всех парах, чтобы арестовать тебя. Значит, надо немедленно убираться отсюда!
С телом, собранным из кусочков и только-только начавшим восстанавливаться, с нанитами, накачивающими в ее кровь огромные количества опиатов, Цитра едва могла шевелиться, уже не говоря о том, чтобы куда-то идти. Кости ноют, мозги расплавились, мускулы стянулись в узлы. Ступить на ноги оказалось вообще невозможно — боли было слишком много, наниты не справлялись. Недаром медсестра настаивала, чтобы она полежала еще.
— Так не пойдет, — проговорила серп Кюри и подхватила Цитру на руки.
Коридоры центра оживления тянулись бесконечно. Каждый раз, когда Цитру встряхивало, все ее тело отзывалось болью. Но вот наконец она очутилась на заднем сиденье антикварного автомобиля, который серп Кюри вела, на взгляд Цитры, с головокружительной скоростью. Девушка даже слабо рассмеялась: головокружение, помноженное на головокружение, чревато тем, что голову можно вообще потерять — в прямом смысле. Легкий снегопад за стеклами при такой скорости превращался в метель. Это завораживало. Постепенно ощущения Цитры стали притупляться, и сон начал затягивать ее в себя, словно зыбучий песок…
Но в самый последний миг перед тем, как Цитра уснула, в ее голове мелькнуло туманное воспоминание о сне, который она вроде бы видела. А может, это был вовсе и не сон… Разговор, который состоялся в месте между жизнью и смертью.
— Облако… оно разговаривало со мной, — сказала Цитра, заставляя себя бодрствовать еще несколько мгновений.
— Дорогая, Грозовое Облако не разговаривает с серпами.
— Я тогда еще была мертва… И оно назвало мне имя. Имя человека, который убил серпа Фарадея.
Но тут зыбучий песок поглотил ее, и она больше ничего не успела сказать.
Цитра проснулась в бревенчатой хижине, и на мгновение ей показалось, что все, произошедшее с нею, — Грозовое Облако, центр оживления, поездка на машине сквозь метель — это галлюцинация, а на самом деле она по-прежнему в резиденции Верховного Клинка Ксенократа, ожидает начала «пытки». Но нет — освещение здесь было другое, а бревна светлее. За окном виднелись заснеженные горы — ближе, чем раньше, — и снегопад прекратился.
Несколько минут спустя вошла серп Кюри, неся на подносе миску с супом.
— Проснулась? Вот и хорошо. Надеюсь, за прошедшие часы ты оправилась и теперь мучаешься меньше, а соображаешь лучше.
— Соображаю лучше, — подтвердила Цитра, — а мучаюсь как раньше. Просто по-другому.
Цитра села на постели, чувствуя себя лишь слегка отупевшей, но в общем неплохо. Серп Кюри положила поднос ей на колени.
— Это куриный суп. Рецепт передается по наследству невесть сколько поколений.
Суп выглядел как самый обычный суп, только в середине миски плавал круглый кусок непонятно чего, похожий на луну.
— А это что? — поинтересовалась Цитра.
— Это самое вкусное! Клецка, приготовленная из размолотых крошек пресного хлеба.
Цитра попробовала варево. Бульон оказался очень вкусным, а луноподобная штуковина — пальчики оближешь. «Должно быть, это и есть то, что называют „утешающей едой“», — решила Цитра, почувствовав, что каким-то непонятным образом суп принес ей ощущение покоя и безопасности.
— Моя бабушка говорила, что этим супом можно вылечить простуду.
— А что такое простуда? — спросила Цитра.
— Точно не знаю. Наверно, была когда-то такая смертельная болезнь.
Невероятно! Всего два поколения назад, считая от серпа Кюри, существовали люди, которые знали, что такое быть смертным, то есть постоянно, изо дня в день, опасаться за свою жизнь, сознавать, что смерть — это неизбежность, а не исключение из правила… Интересно, что сказала бы бабушка серпа Кюри о нынешних временах, когда не осталось ничего, что мог бы излечить ее суп?
Опустошив миску, Цитра собралась с духом — ей предстоял нелегкий разговор.
— Я должна вам кое-что рассказать, — начала она. — Ксенократ показал мне одну бумагу. Он сказал, что ее автор — серп Фарадей. Это действительно был его почерк, но я не понимаю, как он мог такое написать!
Серп Кюри вздохнула.
— Боюсь, это действительно написал он.
Такого Цитра не ожидала.
— Значит, вы ее видели?
— Да, видела, — кивнула серп Кюри.
— Но почему он это сделал? Там сказано, что я хочу его убить. Что я задумала что-то ужасное. Но это же неправда!
Серп Кюри одарила Цитру самой печальной из своих улыбок.
— Он говорил не о тебе, Цитра. Он написал это обо мне.
— Фарадей был серпом-юниором — ему стукнуло всего двадцать два — когда он взял меня в подмастерья, — начала рассказ серп Кюри. — Мне исполнилось семнадцать, и меня переполняло праведное возмущение миром, который все еще бился в судорогах трансформации. Бессмертие стало реальностью всего за пятьдесят лет до того. В мире еще царили разногласия, политические интриги и даже страх перед Грозовым Облаком. Можешь себе представить?
— Страх перед Грозоблаком? Да кто мог его бояться?
— Люди, которым было что терять: преступники, политики, организации, процветавшие за счет угнетения других… Словом, мир менялся, и мне хотелось подтолкнуть его, чтобы менялся быстрее. Мы с серпом Фарадеем придерживались одних взглядов — наверно, поэтому он и взял меня в ученики. Нами обоими двигало желание использовать прополку как способ прорубиться сквозь чащобу и открыть человечеству новый, лучший путь.
О, видела бы ты его, Цитра, в те дни! Ты знала его только стариком. Он предпочитает оставаться в этом обличье, чтобы избежать соблазнов и страстей, владеющих молодыми мужчинами. — Серп Кюри улыбалась, повествуя о своем бывшем наставнике. — Помню, по ночам, когда он спал, я подходила к его двери и прислушивалась к его дыханию… Мне было семнадцать! Еще толком из детства не вышла. Влюбилась в него, как девчонка.
— Постойте… так вы любили его?
— До умопомрачения. Он был восходящей звездой, принявшей под свое крыло восторженную девочку с широко распахнутыми глазами. Хотя в те дни он выпалывал только плохих людей, он все равно делал это с таким состраданием, что мое сердце каждый раз таяло.
Тут серп Кюри слегка опомнилась. Вид у нее был немного смущенный, что совершенно не вязалось с железной Гранд-дамой Смерти.
— Однажды я набралась храбрости и вошла в его комнату, полная решимости залезть к нему в постель. Но он поймал меня на середине комнаты. Я быстренько придумала какое-то дурацкое оправдание — мол, пришла забрать пустой стакан или что-то в этом роде. Он не поверил мне ни на секунду. Заподозрил, что я что-то затеяла. А я даже взглянуть ему в глаза не смела! Думала, он все понял. Думала, что он мудр и умеет читать в моей душе, как в открытой книге. Но ему было только двадцать два, он был так же неопытен в этих делах, как и я! Он и понятия не имел, что, собственно, происходит.