— Вот именно! — воскликнул какой-то серп с задних рядов.
— Комиссии было очень трудно принять решение, — продолжал серп Мандела. — Знайте — мы отнеслись к вам со всей справедливостью, на которую только способны. — Тут он заговорил громче: — Кандидаты, признаете ли вы вердикт средмериканской аттестационной комиссии?
Ну и вопрос. Как будто они могли не признать!
— Признаю, Ваша честь, — сказала Цитра.
— Я тоже, Ваша честь, — сказал Роуэн.
— В таком случае, — сказал серп Мандела, — да будет всем известно, что отныне и навсегда носить кольцо серпа и бремя, им налагаемое, будет… Цитра Терранова!
Зал взорвался торжествующими криками. Ликовали не только те, кто болел за Цитру, но вообще все. Даже фанаты Роуэна, и те одобрили решение комиссии, ибо, право, ну какой поддержкой пользовался в коллегии Роуэн? Те, кто восхищался Годдардом, ненавидели Роуэна, а те, кто сомневался в его виновности, уже были болельщиками Цитры. Только сейчас стало ясно, что Цитра практически стала серпом — хоть и не рукоположенным — в тот самый момент, когда Годдард и его присные погибли в пламени.
— Поздравляю, Цитра, — проговорил Роуэн. — Я знал, что выберут тебя.
Она даже ответить не смогла, не говоря уже о том, чтобы взглянуть на него.
Серп Мандела повернулся к Цитре:
— Вы выбрали имя своего исторического покровителя?
— Да, Ваша честь.
— Тогда возьмите это кольцо, которое я протягиваю вам, наденьте его на палец и объявите Средмериканской коллегии и миру, как… вас… отныне… зовут.
Цитра взяла кольцо — руки ее тряслись так, что она чуть было не уронила его, — и надела на палец. Как влитое. Оно было тяжелое; холодное золото оправы быстро потеплело, нагретое жаром ее тела. Она подняла руку, как это делали другие кандидаты.
— Я выбираю имя Анастасия, — объявила она. — В честь самого младшего отпрыска семьи Романовых.
Серпы в зале зашевелились, поворачиваясь друг к другу, и принялись обсуждать услышанное.
— Мисс Терранова, — сказал Верховный Клинок Ксенократ с явственным недовольством в голосе. — На мой взгляд, это неподобающий выбор. Самодержцы России более известны своими излишествами, чем вкладом в развитие цивилизации. А уж Анастасия Романова так и вовсе ничего не успела сделать за свою короткую жизнь.
— Именно поэтому я и выбираю ее, Ваше превосходительство, — парировала Цитра, глядя ему прямо в глаза. — Она была продуктом коррумпированной системы, и поэтому ей было отказано даже в жизни. И то же самое едва не случилось со мной.
Ксенократ слегка напрягся. А Цитра продолжала:
— Неизвестно, чего бы она достигла, если бы прожила дольше. Возможно, она изменила бы мир и обелила имя своей семьи. Я буду зваться серп Анастасия. Клянусь, что принесу в мир столь необходимую ему перемену.
Верховный Клинок смотрел ей в глаза и молчал. И тут один из серпов поднялся и принялся аплодировать. Серп Кюри. Затем к ней присоединился еще кто-то, и еще… Вскоре вся коллегия стоя приветствовала овацией нового серпа Анастасию.
Роуэн знал — они приняли правильное решение. А услышав, как Цитра отстаивает свой выбор имени, он стал восхищаться ею еще больше, чем когда-либо. Если бы он уже не стоял, то поднялся бы вместе со всеми и аплодировал бы ей.
Но вот славословия утихли, серпы уселись на свои места, и серп Мандела повернулся к Цитре:
— Вы знаете, что должны сделать.
— Да, Ваша честь.
— Какой метод вы избираете?
— Нож, — сказала Цитра. — В большинстве моих испытаний мне пришлось пользоваться ножом, так почему сейчас должно быть по-другому?
Разумеется, целый поднос с клинками уже стоял наготове в незаметном уголке зала. Сейчас его принес Цитре серп-юниор, которого посвятили на осеннем конклаве.
Роуэн не сводил глаз с Цитры, но она избегала встречаться с ним взглядом. Она пристально изучала поднос с клинками и наконец выбрала жуткого вида нож Боуи.
— Таким я убила вчера своего брата, — проговорила она. — Я поклялась, что больше в жизни не коснусь этого ножа, и вот пожалуйста, опять…
— Как он себя чувствует? — спросил Роуэн.
Только теперь Цитра подняла на него взгляд. В ее глазах был страх, но не только — в них светилась решимость. «Хорошо, — подумал Роуэн. — Пусть действует решительно. Тогда все закончится быстрей».
— Он на оживлении, — ответила Цитра. — А когда очнется, его будет ждать большая ваза мороженого с горячей помадкой.
— Повезло мальцу. — Роуэн обвел взглядом собравшихся. В этот момент они больше походили не на конклав, а на самую обычную публику в театре. — Предвкушают зрелище. Ну что — устроим им спектакль?
Цитра еле заметно кивнула.
И тогда Роуэн со всей искренностью и сердечностью проговорил:
— Это великая честь для меня — быть выполотым вами, серп Анастасия.
Роуэн сделал свой последний в жизни вдох и приготовился умереть. Но Цитра еще не была готова. Она перевела взгляд с ножа на кольцо у себя на пальце и сказала:
— А вот это тебе за то, что сломал мне шею.
И с этими словами она размахнулась и двинула ему кулаком в челюсть с такой силой, что он едва удержался на ногах. Толпа ахнула — такого никто не ожидал.
Роуэн поднес руку к лицу — из огромной ссадины в том месте, где кольцо рассекло щеку, хлестала кровь.
И вот теперь Цитра наконец занесла нож… но в тот момент, когда она уже собиралась вонзить его в грудь Роуэна, с трибуны позади них раздался крик:
— Остановитесь!
Это говорил Глас Закона. Он протягивал вперед свое собственное кольцо — оно светилось красным. И так же светилось кольцо Цитры. А когда Роуэн оглянулся вокруг, он увидел, что кольца у всех серпов в пределах десяти ярдов от него испускают то же предупреждающее свечение.
— Его нельзя выполоть, — сказал Глас. — У него иммунитет.
Рев возмущения потряс конклав. Роуэн глянул на кольцо Цитры, испачканное его кровью. Кровь передала его ДНК в базу данных иммунитета еще надежнее, чем это произошло бы при поцелуе. Роуэн улыбнулся Цитре в полном изумлении и абсолютном восторге.
— Цитра, ты гений! Но ты ведь и так в курсе, правда?
— Для тебя я почтенный серп Анастасия, — отчеканила она. — Понятия не имею, о чем ты. Это просто случайность!
Но огонек в ее глазах говорил прямо противоположное.
— К порядку! — надрывался Ксенократ, колотя своим молотком. — Немедленно прекратите орать! Требую тишины!
Серпы начали понемногу успокаиваться. Ксенократ воздел обвиняющий палец.
— Цит… хм… то есть серп Анастасия! Вы дерзко нарушили эдикт коллегии!
— Я ничего не нарушала, Ваше превосходительство. Я была готова выполоть его. Это Глас Закона — он остановил меня. Мне и в голову не приходило, что если ударить Роуэна, это даст ему иммунитет.
Ксенократ воззрился на нее с крайним негодованием… а потом вдруг не смог сдержаться — гоготнул.
— Вот коварная хитрюга! — сказал он. — Еще и отпирается, да так правдоподобно! Вы здесь придетесь ко двору, серп Анастасия.
Он повернулся к Гласу Закона и спросил, что же теперь делать.
— Я бы предложил заключение на год, пока иммунитет не закончится, — предложил Глас.
— А что, где-то еще есть такое место, куда человека можно было бы посадить на законных основаниях? — спросил один из серпов.
Весь зал принялся судить да рядить. Кое-кто даже предложил заключить его под домашний арест, что можно было расценить как положительно, так и отрицательно — в зависимости от намерений предложившего.
Пока шли эти жаркие дебаты относительно ближайшего будущего Роуэна, Цитра наклонилась к нему и зашептала:
— У тебя под рукой поднос с ножами, а у восточного выхода ждет машина. — Произнеся это, она выпрямилась, вручая будущее Роуэна в его собственные руки.
Он думал, что еще сильнее восхищаться ею уже невозможно. Она только что доказала ему, что это не так.
— Я люблю тебя, — сказал Роуэн.
— Я тебя тоже, — отозвалась она. — А теперь пошел вон!
На него и правда нельзя было смотреть без изумления. Схватив с подноса три ножа, Роуэн умудрился орудовать одновременно всеми тремя. Серп Анастасия даже не пошевельнулась, чтобы его остановить; а если бы и попыталась, у нее ничего бы не вышло — так стремительно он двигался. Роуэн понесся по центральному проходу, словно огненный шар. Серпы, оказавшиеся поблизости, пытались остановить его, но он крутился как бешеный и разил — ногами, клинками, чем придется. Никому не удалось даже прикоснуться к нему. Серпу Анастасии он казался воплощением гибельной природной стихии. Самые везучие из стоявших у него на пути отделались порезанными мантиями. Менее везучие обнаружили вдруг у себя раны, которые они даже не заметили, как получили. А одному — кажется, серпу Эмерсону, — пришлось отправиться в центр оживления.
Роуэн исчез, оставив за собой настоящее светопреставление.
Пока Верховный Клинок пытался восстановить порядок, серп Анастасия стояла и смотрела на свою руку. И вдруг сделала нечто очень странное: она поцеловала собственное кольцо, сняв с него губами крохотную капельку крови Роуэна. Это мгновение она запомнит навечно.
У восточного выхода действительно стояла машина, как и говорила Цитра. Роуэн думал, что его ожидает публикар. Он думал, что будет в нем один.
Ничего подобного.
Запрыгнув в машину, он обнаружил за рулем… призрака. Сегодня много чего случилось, но именно в этот момент у Роуэна едва не остановилось сердце.
— Добрый вечер, Роуэн, — сказал серп Фарадей. — Дверь закрой, снаружи просто Арктика.
— А? — Роуэн никак не мог постичь, что происходит. — А почему вы не мертвый?
— Я мог бы задать тебе тот же вопрос, да времени нет. А теперь, пожалуйста, закрой дверь.
Роуэн подчинился, и машина унеслась в морозную ночь Фулькрума.
• • • • • • • • • • • • • • •
Есть ли у нас враг опаснее, чем мы сами? В Эпоху смертности мы беспрерывно воевали друг с другом, а когда не было войны, мы отыгрывались, избивая друг друга на улицах, в школах или дома, пока не начиналась очередная война; и тогда наши взоры вновь обращались наружу, к врагу, расположенному на более подходящем расстоянии от нас.