Конечно, всю саранчу извести не удалось. Но результат все равно был просто потрясающий: на Саратовскую губернию в июне было зафиксировано только три нападения сколь-нибудь внушительных стай — да и то одну их них мы успели накрыть с грузовиков. В области Войска Донского — куда прилетали стаи с Маныча — саранча сократила урожаи на четверть, однако севернее этой напасти зафиксировано не было вообще.
И нельзя не признать, что огромную помощь в борьбе с насекомым оказал Александр Платонович Энгельгардт: благодаря в самой значительной степени именно его усилиям мы смогли вовремя получить такой "пустячок", как двенадцать тысяч тонн каолина. Причем не только получить, но и вовремя доставить его после смешивания с ДДТ до распылителей: губернатор своей волей мобилизовал четыре тысячи лошадок с телегами. Ну и с мужиками, конечно. Как он договаривался с железной дорогой, для меня так и осталось загадкой, но пригнать за месяц тридцать эшелонов с глиной сверх всяких расписаний и графиков — для этого нужна была железная воля.
В конце июля, когда стало окончательно ясно, что саранча больше не полезет, Александр Платонович совершил еще один, я считаю, гражданский подвиг: он поехал с докладом о ситуации в Петербург к императору. То есть в самом докладе или тем более поездке ничего особо героического не было. И вообще, как оказалось, крестьяне даже дохлую саранчу собирали, на корм себе и скоту. С, как оказалось в этом году, трагическими последствиями — не помогли даже постоянные разъяснения того, что нынешняя саранча отравлена. Но там, докладывая Николаю, он сообщил, что его роль в победе над саранчой столь мизерна, что особого внимания и не заслуживает. А вот чья роль действительно существенна…
Этот, чем-то похожий на Чехова, пятидесятивосьмилетний мужчина в мундире гофмейстера, после возвращения из Столицы не погнушался приехать ко мне:
— Я уж и не знаю, Александр Владимирович, особая ли милость к вам у императора, или же наоборот, немилость какая. Камилле Георгиевне он, сверх моего прошения, не только дворянство потомственное дать повелел, но и жаловал титул баронессы. Ну а, вы уж извините, вам, сказал, и того что есть, видать достаточно. А недостаточно — так, сказал, вы к нему сами приезжайте и испрашивайте…
Разговор наш происходил в так называемом "президентском" номере заводской гостиницы: губернатор, хотя обычаем было заведено останавливаться у местного предводителя дворянства или же у городского головы, правилами пренебрег и остановился у меня. Ну не на квартире же, а "президентский" номер был, по сути, такой же восьмикомнатной квартирой — и удобствами превосходил, конечно же, все, что ему могли обеспечить в городе. Вдобавок, и визит этот был неофициальный…
Очень неофициальный. Александр Платонович был, кроме как губернатором, еще и писателем, и ученым — и сейчас он составлял справочник по сельскому хозяйству.
— Вы, Александр Владимирович, просто перевернули мои представления о правильном ведении хозяйства. Говорят, вы и в прошлом году получили весьма изрядные урожаи, а в этом, тоже не самом лучшем, ваши поля просто поражают воображение. Вам непременно нужно написать руководство по сельскому хозяйству! Я, конечно, с вашего позволения, мои наблюдения изложу, и если вы не против, попрошу их посмотреть и исправить, если что-то будет неверно. Но почему, скажите на милость, вы продаете ваши трактора французам и немцам, а не русским хозяйственникам?
— Так не покупают русские-то. Дорого им. Дешевле на мужика с сохой посильнее надавить. Да и если бы покупали… Вы знаете, Александр Платонович, не окупится у наших, как вы говорите, хозяйственников, трактор. Чтобы трактором пользоваться успешно, нужно и все прочие орудия труда новые закупить. А потом — что гораздо сложнее — научить крестьян со всем этим обращаться.
— Но у вас-то все получается, и к выгоде немалой…
— Нет. Прока еще — нет, не получается к выгоде. Вот Сергей Игнатьевич, финансовый контролер мой, все давно подсчитал, так по его подсчетам выгода получаться будет лет так через десять.
— А французы, немцы — они что, считать не умеют?
— Умеют. Но французского крестьянина грамоте учить не надо, он инструкцию прочитает — и уже трактором сам управлять готов. А сломается трактор — так он его везет к французскому механику, который тоже грамотен, и по инструкции его починит. У меня же приходится держать отдельный трактороремонтный завод, я уже не говорю, что крестьян учить до того момента, когда они не просто прочитать, но и понять инструкцию смогут, нужно будет еще лет десять. Вы же небось справлялись, знаете, что у меня тракторами управляют в основном дети. А для этого мне приходится для себя — то есть для России — трактора строит впятеро более дорогие, нежели те, что я за границу продаю. Два года назад решил я, что и на дешевых тракторах землю вспахать можно будет — так из сотни тракторов за неделю семьдесят мужики сломали! И ведь не крестьян я на них сажал, а рабочих, которые эти трактора на заводе и делали. Которые знали, как этот трактор сделан и где у него какой механизм! Да вы ешьте, ешьте пирожки. Таких вы точно нигде больше не найдете: в Царицыне ко мне в гости на Дарьины пирожки прийти за счастье считается.
— Спасибо, я попробовал… но вы уж не обессудьте, в питании я нынче очень ограничен. Чуть не то съем — сразу как ножом в живот тыкают. Но что же тогда нам делать, чтобы сельское хозяйство-то поднять, у вас есть общие соображения?
— Общие — есть… — я увидел, как губернатор старается скрыть гримасу боли, и поднялся: — Вы меня подождите минут пять, Александр Платонович, я сейчас же вернусь…
Среди прочих лекарств в аптечке у меня лежала бутылочка Альмагеля — единственного не просроченного лекарства. То есть теперь-то оно может уже и просрочено, но портиться там точно нечему было. Так что я бегом добрался до своей квартиры, взял пузырек и так же бегом вернулся обратно. Энгельгардт вел светскую беседу с ошарашенной царской милостью баронессой Синицыной, и Камилла ему втирала мои "страшилки" о вреде ядохимикатов:
— Саша специально говорил, что просто ситуация слишком запущена, а так всю природу травить не годится. Ведь не только саранча погибла, все насекомые исчезли. А нет комаров — нет мотыля, нет мотыля — нет рыбы. Да и птицам многим нынче потомство выкармливать нечем будет, так что поэтому-то все химические установки уже разобраны. Еще лет несколько саранчи точно не будет, а потом, по словам Саши, будет куда как выгоднее на гнездовья саранчи кур с птицеферм вывозить. Это сейчас пока кур на фермах и ста тысяч не наберется, а лет через пять счет на миллионы уже пойдет — они всю саранчу-то и съедят…
— Вероятно, вы правы. Только вот про миллионы кур — откуда им взяться-то?
— С ферм, проще говоря, со строящихся у меня птицефабрик — вступил в беседу я. — Будут миллионы, хотя и не сразу. А вы, Александр Платонович, примите-ка десертную ложку вот этого лекарства. Что-то мне подсказывает, что морщиться вы перестанете и разговор наш будет не только полезным, но и приятным…
Проговорили мы еще часа три. На прощанье, выяснив, что губернатору действительно сильно полегчало, я постарался его обнадежить:
— К сожалению, сейчас дать вам с собой еще такого лекарства я не в состоянии. Но, надеюсь, очень скоро усилиями баронессы Синицыной вы получите его столько, сколько будет необходимо для того, чтобы больше вам не думать о том, что можно есть, а что нельзя.
Когда же мы покинули губернатора, я, по дороге домой, попросил Камиллу:
— Ты же знаешь, как я не люблю, когда меняются чиновники. А если у Энгельгардта язва желудка, то ему без этого "молочка" долго не протянуть. Так что очень прошу: сделай анализ из чего эта штука сделана. И, по возможности, придумай, как нам самим такое же лекарство производить…
Как всегда, возможности Камиллы я недооценил. Смесь гидроксидов алюминия и магния она получила довольно быстро, буквально через день. Собственно, именно это я и имел в виду получить. Но в подарок Александру Платоновичу еще через месяц был отправлен ящик с дюжиной новых флаконов, уже ничем не отличающихся по составу от того "молочка", которым поил губернатора я. Не обратив внимания на букву "А" после названия препарата.
А Камилла, завершив синтез, не преминула отметить:
— А ты знаешь, что этот эфир аминобензойной кислоты любую боль снимает?
— Знаю. Ты мне сейчас это сказала.
— Эйнхорн диэтиламиноэтиловый эфир для обезболивания разработал, который назван новокаином, а ты сказал синтезировать простой этиловый эфир… это же проще. Ты знал!
— Ладно, знал. А теперь ты знаешь, как его делать — так что ты куда как умнее Эйнхорна получаешься. Молодец. Кстати — а может быть и не очень кстати… ты придумала, как этот ДДТ нейтрализовать? Мы же распылили почти шестьсот тонн яда, и потихоньку продолжаем его делать. Со вшами бороться надо — но если он не разлагается, то скоро и люди того гляди целыми селами вымирать начнут…
— Кое-что придумала. ДДТ состоит из трех изомеров, и два почти совсем на насекомых не действуют. Их можно убирать из продукта, но для этого нужно много раствора нитрата аммония. Зато тот, который насекомых убивает, разлагается в растениях быстро, месяца за три — а если добавить в раствор или порошок нитрид меди, то вообще меньше чем за месяц. И те изомеры, которые не разлагаются быстро, но и на саранчу не влияют, можно разложить азотной кислотой. Все это хорошо, но, сам видишь, нужно очень много азотной кислоты — а где ее взять? Сейчас чилийскую селитру только военное ведомство закупает, да и то немного: не продают. Армия даже с коксовых заводов аммиачную воду почти всю забирают, скоро соду будет не с чем делать… Так что остается надеяться, что к следующему нашествию саранчи у тебя на прицефермах вырастет миллион кур.
Ну вот, и тут нужно много азотной кислоты. Почему-то все ее просят, но никто не хочет ее делать. Может, самому заняться?
— Камилла, ответь мне на такой вопрос: а ты сможешь эту азотную кислоту сама сделать? Я имею в виду, из аммиака? А то я просто не знаю, как ее делают. Аммиак — знаю, а азотную кис