– Эд, что ты творишь…
Но шепот в таком месте, как Поднебесье, разносится эхом до самых небес. Шепот – самый громкий звук.
Я не люблю писать дневники. Считаю, все то, что происходит в моей голове, там и должно утонуть. Но иногда бывают ситуации, когда проще один раз излиться на бумагу, перечитать и обязательно сжечь эти воспоминания, чтобы избавиться от этого навсегда.
Оскар… Иногда живешь, дружишь, кого-то любишь, кого-то спасаешь. А потом вдруг сталкиваешься глазами с тем человеком, который знал тебя до того, как ты научилась быть собой в настоящем времени. Вдруг ты понимаешь, что настоящая ты была именно в вашем общем прошлом. Иначе сложно объяснить, что произошло. Ты вроде обнимаешь его как друга. Но неожиданно он пахнет не только детством, и вдруг добавляются ноты вожделения. И где-то внутри молоточками бьет, что все неправильно. Но тело уже теряет ощущение реальности, и ты проваливаешься в сон наяву. А во сне снимаются все границы недозволенного. В своем же сне ты вдруг становишься сторонним наблюдателем. Пальцы его рук путаются в моих пальцах. Он все еще говорит о мелочах, но голос его начинает выдавать хриплые ноты. Но он не сдается, он держит дистанцию друзей. Следующая минута – и мое плечо обжигает жар его тела. Его разговоры становятся путанными. Но мой стойкий Оскар не сдается. Я же плыву по волнам, я в стороне дышу его кожей, тону в звуке его голоса. Во мне нет сил сопротивляться надвигающемуся. Он вдруг притягивает меня к себе и прячет свое лицо в моих волосах. Я чувствую его дыхание на своей шее. Мы в тишине. Мы в темноте. Между нами разряды. Мои запреты на близость, его запреты преступить черту. А потом все полетело к чертям. Вспышки, разряды. Мои стоны, его зубы. Его зубы побывали, казалось, на каждом сантиметре моего тела. Я закрывала глаза и тут же распахивала их, я чувствовала каждое его прикосновение. Я поймала то состояние нирваны, когда не существует мира более нигде, кроме как между нашими обнаженными телами, плотно прилегающими друг к другу…
А потом он стоял в дверях, его шоколадный цвет глаз вдруг стал бледнее, и из носа потекла струйка крови. И это произошло так неожиданно для нас обоих и создало такой переполох. Я развернулась и, не дожидаясь лифта, его взъерошенного «я провожу тебя», побежала вниз по лестнице. В голове пульсировала одна мысль: «Я сорвала это чертово задание», и где-то позади, мысль, которая напугала меня еще больше: «Что же мы наделали». Нет, спустя время я, конечно, понимаю, что объективно нет ничего страшного в том, что два взрослых человека занялись сексом, но между Оскаром и мной всегда существовал хрустальный безопасный мир. Мир, в котором не бывает звуков пощечин, укусов на коже во время страстных прелюдий. Мир без запаха выжигающего все внутри вожделения. И где-то внутри меня я понимала, что нельзя разбивать этот хрупкий мирок. В нем мы будто оба отдыхали. На краю вселенной мы собирались бесконечно оставаться детьми.
А потом был Эд. Мой ангел-хранитель. В теле совершенного мужчины. Я выбежала из подъезда в слезах, с размазанной тушью, с растрепанными волосами. А он бежал к этому подъезду мне навстречу. Увидев меня, он замер на месте. Видимо, пытался на первый взгляд определить масштабы произошедшей катастрофы. Сначала мы взялись за руки и пошли в сторону моста. Городская речушка ночью превращалась в волшебный водоем с красивыми лунными переливами. Наконец проревевшись, я открыла рот и приготовилась вывалить всю правду Эду.
Но ангел сжал мне рот рукой, притянул к себе и одними губами беззвучно произнес: «Не говори!»
Я неотрывно смотрела в его синие глаза, по щекам опять хлестали слезы. Сколько их во мне?
А потом произошла еще одна сумасшедшая вещь за эту ночь. Он убрал свою руку от моего лица и поцеловал меня в губы. Прижав меня к своему телу, он распахнул крылья и укрыл ими нас двоих. Это был самый долгий и чувственный поцелуй в моей жизни. Я вдруг стала невесома, я утонула в белом цвете и дожде. Эйфория от такого простого действия, как поцелуй, затопила мое сознание. Никогда до этого момента я не испытывала подобного чувства. И сейчас уверена, что не испытаю. В тот момент у меня было одно желание: чтобы этот поцелуй не заканчивался никогда. Но он закончился, и я еще минуту не могла открыть глаза. Боялась, что небо, наконец, обрушится на меня. Открыв же глаза, я увидела, что все на своих местах. Небо неизменно. Эд стоял у перил моста спиной ко мне, его крылья были сложены и постепенно растворялись в воздухе. Так происходило каждый раз, когда он их прятали от повседневности. Крылья были всегда за спиной, но их мало кто мог видеть. Нашу настоящую сущность всегда мало кто может видеть. Над рекой появилась золотая полоса. Ночь отходила, напустив немного туманов и мороза по коже. Луна, ухмыляясь над содеянным за ночь, укатывала прочь.
Я закрыла глаза ладонями.
– Ну что я за человек, в одну ночь натворить такие дела…
– Тссс, Василиса, ты эйфория и запретный лес одновременно. Тебе еще тяжелее, чем окружающим и сбившимся подле тебя с пути.
Он протянул мне свою руку. Я ухватилась за нее. Мы перешли через мост и направились в сторону нашего Поднебесья. Путь был не длинный и не короткий. В самый раз, чтобы помолчать, каждым шагом разбивая дурные мысли и отчаяние от содеянного. Мы шли в сторону рассвета, и это вселяло в меня надежду, что это мой путь и крепкая, сухая и теплая ладонь моего ангела вытянет меня из любой передряги.
Глава 6
Василиса открыла глаза и с осторожностью прислушалась к себе. Воспоминания о вчерашней ночи не заставили себя ждать. Вася со стоном закрыла глаза, приготовившись испытать массу ощущений, связанных с муками совести и разочарования от самой себя. И вдруг поняла, что ничего не чувствует. Где-то очень глубоко внутри почти неощутимо ныло, но, в общем, на душе было спокойно. И это очень удивило Василису. Она попыталась приподняться на локти, и тут произошла еще одна удивительная вещь – все ее тело ныло от боли. Будто вчера она неподготовленная занялась альпинизмом и сегодня прочувствовала местонахождение каждой слабой мышцы своего организма. Преодолев боль, Вася с трудом приподнялась и отыскала телефон на полу.
– Время плотного обеда…
Часы дотикивали час дня. Экран показывал три пропущенных: два – от мамы и Златы, и один – от старинной подруги, с которой они не общались с тех пор, как подруга провалилась в свое неведомое для Василисы материнство. Василису это удивило, и она решила ей обязательно перезвонить чуть позже, сейчас ее главным желанием был плотный обед.
Телефон, явно оживший после прикосновений девушки, напрягся и показал дополнительные уведомления о пропущенных вызовах с «неопределенного номера». Василиса усмехнулась, пробормотав охрипшим со сна голосом: «Мои ангелы…», – попыталась встать с кровати, испытывая почти невыносимую боль в мышцах ног, – «ваша „неопределяемость“ вас выдает со всеми вашими пушистыми потрохами». После чего она направилась в ванную комнату.
Тем временем ангелы находились в холле. Эд потягивал из стеклянного стакана воду. На вид был свежим, будто позади не было бессонной тревожной ночи. Правда глаза его приобрели цвет неба в серой дымке.
– Она проснулась?
Георгий, как обычно, сидел в безупречно отглаженных серых брюках и белоснежной рубашке с небрежно расстегнутыми двумя верхними пуговицами. Босые ноги он вытянул на журнальный столик. Его взгляд был устремлен на собеседника, находившегося в это утро в ангельских апартаментах. Это был мужчина. Среднего возраста. Среднего телосложения. Его волосы покрывала седая волна, на носу были нацеплены очки в мощной роговой оправе. Мужчине явно нравилось заигрывать с модой и стилем, и он это делал, как умел. За очками прятались слишком молодые глаза. Ярко зеленного цвета.
– Эд, я не знаю, – не глядя, ответил Герг, – судя по тому, во сколько вы вчера, вернее, сегодня утром появились, она еще пару часов будет спать…
– Кто – она?
Василиса появилась в холле неожиданно для всех троих. Эд, нахмурив брови, не донес стакан до рта и пролил воду себе на футболку, Георгий резко произнес что-то на неизвестном наречии, выдохнув, добавил:
– Лиса, не делай так больше никогда.
Василиса удивленно улыбнулась. Странно было видеть переполошенных ангелов. Эти ребята четко знают, что ты будешь делать через неделю, не говоря о том, во сколько ты встала сегодня утром и что натворила ночью. При этой мысли она опять мысленно зажмурилась, ожидая ржавой иглы чувства раскаяния и ядовитых комментариев со стороны Георгия, хотя бы касаемо неподобающего дресс-кода вчерашнего задания. Но чувство раскаяния дремало, а ангелы не комментировали полный провал вчерашнего вчера. И мысли о раскаянии улетели в темную бездну души, так и не всколыхнув ее.
– О, какое очаровательное создание!
Василиса не сразу заметила гостя. Была ее очередь опешить. Если разобраться, она ни разу не видела приглашенных людей в эту квартиру. Или, может быть, это тоже ангел?
– Простите?
– Аркадий.
Аркадий подскочил с дивана к Василисе, протянув свою неприлично волосатую руку, нелепо торчащую из рукавов узкого зеленого пиджака. В Васиной голове пронеслась мысль – «невероятно зеленые глаза». Она смутилась и отчего-то залилась краской.
– Василиса.
Проблеяла она в ответ. Василиса с трудом высвободила руку из цепких лап мужчины. На мгновение ей показалось, что даже ладони Аркадия были волосаты. Все четверо помолчали с полминуты. Тут Василиса отметила странность. Она впервые видела Георгия босым. Его начищенные туфли аккуратно стояли подле журнального столика. Ступни ангела были чистыми и идеально гладкими, будто он и не ступал ими никогда по Земле.
– Я отчего-то ужасно проголодалась! Жутко захотелось мяса… Красного.
Вася опять замолчала, все трое не сводили с нее глаз.
– Я направляюсь в поисках мяса с кровью. Ну, то есть сочного стейка.
Извиняясь, добавила девушка и, так как она уже была собрана, сразу после озвученного желания направилась к выходу подальше от неловкого молчания. Возле самой двери она обернулась. Все трое оставались на своих местах. Ангелы Василисы, казалось, перестали дышать, ощупывая ее взглядом. А вот Аркадий увлечено и удивленно улыбался Василисе и, похоже, не прочь был составить девушке компанию.