Я вошла в палату и закрыла за собой дверь. Марк на соседней койке почему-то не лежал, она была застелена и судя по тому, что на тумбочки не валялась больничная мелочевка, я могла с чистой совестью сесть поверх покрывала.
— Кость? — позвала и он тут же проснулся.
Улыбка, такая привычная. А я всё равно не могла избавиться от мысли, что всё это не то, что это всё…
— Скажешь мне правду? — он сел, взъерошил волосы. Мне было больно на него смотреть, мне не хотелось бояться этого красивого мужчину, который может оказаться ещё и влюблённым. Мне придётся уйти, потому что я знала о нём слишком много, чтобы не бояться.
— Скажу, любую. Что случилось? — он кивнул. Храбро, искренне. Он не соврёт.
— Ты меня любишь?
— Да.
— Te amo o te quiero? — сердце в груди судорожно дёрнулось и встало.
— Te amo, — шепнул он с такой болью в глазах, что я готова была всё бросить и обнять его, утешить, успокоить. Ему больно, блин, как же ему сейчас больно.
Он чуть дёргал головой. Его руки беспокойно сжимались в кулаки, и всё тело напряглось струной. А внутри меня, маленькая девочка теряла отца. Прямо сейчас теряла связь с миром, с почвой под ногами и родным домом.
Потому дома у меня никогда и не было, потому всегда я стремилась уйти. Я не могла не чувствовать, не могла не понимать и не могла признаться самой себе. И сейчас этот кошмар с головой накрыл. Он же не позволял себе лишнего. Он же никогда меня не компрометировал и не трогал. Он просто жил дальше. А Карина медленно старела и умирала рядом с ним.
— Ты уйдёшь?
— Уйду, — кивнула я.
— Я понимаю. Карина не полностью права, — в темноте палаты его глаза сияли двумя звёздочками, — Это всё…, когда ты уехала. Она беспочвенно ревновала и убеждала меня во всяких глупостях, а потом ты уехала и вернулась однажды, уже совсем другая. Взрослая. Так непохожа была на Карину, на себя. Ты походила на мать, очень сильно. Я… не знаю, мне странно тебе всё это говорить, я никогда не хотел признаваться. Мне это не нужно, понимаешь. Я, возможно, подсознательно искал повод уйти от Карины… Её измена — повод. Её шантаж — повод. Но мои чувства поводом не были, потому что я ни за что бы не признался. Тебе не о чем переживать, хотя ты всё равно будешь. Быть может, я освобожусь от Карины, от тебя и всё изменится…
— Быть может, — на одной ноте ответила я.
— Ты простишь меня?
— Быть может, — на одной ноте ответила я.
— Ты вернёшься однажды?
— Быть может, — заплакала я, — Помоги Карине. Это всё твоя вина. Ты её уничтожил…
Костя кивнул и сжал голову дрожащими руками, а я вышла из палаты. Бросилась по коридору и на крыльце упала в руки Киры, которая ждала, прячась, под козырьком.
— Ладно, ладно, — шепнула она, гладя меня по спине, — справимся.
— Справимся… — ответила я, — Карине нужно помочь.
— Поможем.
— И Алису тебе вернём.
— Как? — Кира отстранилась, глядя на меня, как на дурочку.
— Я что-нибудь придумаю, обещаю. Давай ещё немного покатаемся, а?
Глава 47. Ян
Карина уснула и мы с Алисой остались одни. Она достала вино и теперь печально его пила, а напротив стоял бокал для меня.
— Как ты? — Алиса подняла на меня свой олений, мутный взгляд.
— Хочу чтобы ты вернулся.
— Я не вернусь.
— Тогда не очень…
Мы замолчали, наверное потому, что сказать друг другу было нечего. Не сходились мы с Алисой полюсами. И всем она была хороша, но не моё. И я ей был нужен только как объект, присутствующий в жизни исключительно для страданий.
— Неужели ты была счастлива? Неужели из-за меня, а не из-за Киры. Это же она для тебя всё делала, не я. Она тебя любила, холила и лелеяла. А я так, брал арендную плату.
— Мм, — выдохнула Алиса, не зная, что сказать, — Я…
— Вспомни. Я ничего для тебя не делал.
— Ничего…
— Я никогда ничего не обещал.
— Не обещал…
— Тогда почему?
— Не знаю, — Алиса упала грудью на столешницу и спрятала лицо в ладонях.
— Алис? Кира же тебя любит. А ты её?
— Не знаю, — она уже почти плакала, ну по крайней мере сотрясалась будто от рыданий.
— Алиса…
— Ян, понимаешь, — она подняла голову и судорожно вдохнула, а потом выдохнула. — Я очень сильно запуталась. И ты мне не помогаешь, это правда. Но… Я слишком нужна Кире, я этого боюсь. Ты лёгкий… ты во мне не нуждался. Ты мог не звонить и не писать, не брать трубку и потом не перезванивать. Ты лёгкий и воздушный, почти несуществующий. Сегодня ты с нами, а завтра тебя нет, но ты делил со мной на двоих ответственность за Киру, и я правда в тебе нуждалась. Ты отвлекал её, а я не боялась… Теперь мне очень страшно. Она же не такая. Я ей правда нужна. Она несчастная и очень одинокая.
Образ Алисы, к которому я привык на глазах рушился, всегда я считал именно эту мягкую девушку слабым звеном. Всегда считал, что она за нас с Кирой цепляется, но стоит системе рухнуть — упорхнёт страдать в одиночку. А теперь мне открывалась совсем другая сторона, которая, стоит признать, шокировала.
— Кира — самый израненный человек из всех, кого я встречала. Она же всегда была одна. Её никогда не любила мать, у неё не было отца. Она ненавидела Сафо из зависти и боли, потому что это всё, что у неё было. Всё сложно. И очень запутанно, а я слабая, чтобы это распутывать. А ты был таким лёгким… и Кира была такой счастливой. Она могла плакать на моём плече, а потом приходил ты и развеивал скуку, и я перекладывала на тебя свою ношу, чтобы отдохнуть. Смотрела, как ты наводишь свои порядки и живёшь на одном дыхании, и вся Кирина мрачность исчезала. Никто не может устоять, когда ты влюбляешься в жизнь. Ты заставляешь влюбляться всех. Я не смогу тащить эту ношу одна. Я слабая…, — повторила она снова, — Кире нужна опора… Ты уйдёшь. С Сафо. И я, наверное, тебя понимаю. Ты влюблён. С тех пор, как появилась она — ты будто приземлился. Ты стал тянуться не к полёту, а к одной точке, которая тебя держала. Ты стал не парить, а вращаться, как спутник вокруг планеты. Твои взгляды стали приковываться к Сафо, ты всегда оборачивался к ней, будто внутри был магнит. Каждое твоё движение стало направляться в её сторону. Ты садился всегда напротив неё, всё делал так, чтобы быть рядом с ней. Я чувствовала это с первого дня.
Мой источник лёгкости, превратился в чужой спутник. Гравитация победила невесомость. Сафо — твоя сингулярность. Точка, в которой ты становишься бесконечен.
— Ты так…
— Глубоко изучила тебя и твою любовь? У меня было много времени, чтобы думать. Пока Кира гонялась за тобой, чтобы вернуть, я ждала. Я и её люблю, понимаешь? Но мне нужно, чтобы она была легче. Она неподъемная. Мне нужна точка опоры, понимаешь? А её нет… Я не смогу Киру излечить.
— Но может ей это уже не нужно? Сейчас, когда Карина дошла до крайней точки…
— Может быть. Кто знает? Я так боюсь ответственности...
— А она боится одиночества.
Какая знакомая история. Девочка которая боится несвободы и мальчик, который боится быть бездомным.
Девочка, которая боится ответственности и девочка, которая боится остаться одна.
И в корне всего этого двое больных взрослых: мужчина, который влюблён в ту, в которую нельзя было влюбляться, и женщина, которая влюбилась в мужчину, которому это до жути не нужно.
— Больные люди?..
— Все, — кивнула Алиса.
— Значит каждому пора найти своё место. И всё наладится.
— Веришь? — с невероятной надеждой спросила Алиса, и я кивнул ей.
И она мне поверила.
Глава 48. Сафо
— Она меня не любит. Она просто боится, что не справится с Кирой и её тараканами. Она считает себя слабой и только. Блин, это так похоже на нас! Ты не видишь параллель? — прочитала я вслух СМС-ку.
Мы с Кирой сидели в её машине, на парковке перед домом Яна. Обе уже успокоились и вознамерились всё наладить.
— Это про Алису, да?
— Да, — мне стало казаться, что в конце туннеля есть свет. Всё вдруг стало чуть проще, хоть сердце и ныло за моего Костю, который мигом стал другим человеком. Я-то помнила чувство защищённости и тепла рядом с ним, и совершенной неприкосновенности. И обиды на Карину за глупые грубые слова.
— Мне нужна помощь психолога? — спросила Кира, морщась, будто от сильной боли.
— Кир, ты же сама видишь проблему. Может и так справишься? Если Алиса тебя любит… Может тебе просто нужно полюбить себя? Я ни на что не намекаю, но одна мудрая барменша проповедует, что все должны любить себя. Ты можешь такое сказать о себе?
Кира замолчала, задумалась. Она была такой красивой и утонченной, но при этом совсем неуверенной. Даже странно. Когда слышишь, что человек себя не любит, представляешь неухоженную женщину с пучком на голове и авоськой в руке, а тут стильная блондинка сидит вцепившись в руль и не знает, что мне ответить.
— Нет. Я никогда себя не любила… Я себя делала. Это как кокон, понимаешь? Мама всем была недовольна. Я чуть не вылетела из универа. Мама это решила и сказала мне, что ещё раз я окажусь на грани — и она даст мне пинок под зад. И я начала стараться. Я начала так грызть науку, что к последнему курсу уже была безупречна. И не стало тебя… Моего идеального бельма на глазу. Ты самая самовлюблённая на свете девчонка, которая успевает весь мир обнять, и тебе так всё легко давалось. А я что-то там делала, глотку рвала, царапалась, и всё впустую. Я научилась быть умной, чтобы никто не мог сказать, что глупая. Потом научилась быть безупречно красивой, чтобы никто не сказал, что это не так. Потом научилась быть безупречной любовницей. Безупречной подругой Алисе. Безупречной женщиной Яну. Безупречной… во всём. Даже дочерью… Хоть мама этого не хотела видеть.
— Кир, но так нельзя. Верно?
— Верно, неверное. Не знаю… А что ты предлагаешь? Запустить себя и…
— Нет, - я взяла её руки в свои и покачала головой, — Ты чего хочешь? Как ты хочешь видеть свою жизнь? Что тебе нравится?