В салоне на Семеновской Аркадий Сергеевич почувствовал себя полноценным человеком. Поразили его не только разница в ценах, но и модели платьев, некоторые один к одному были из салона на Кутузовском.
За сумму в два раза меньшую, чем стоило выбранное им ранее платье, они купили длинное пышное платье для Ани; фату ручной вышивки; белые туфли со ста стразами от Сваровски на ремешке щиколотки и тонкосеточные перчатки до локтя. А еще костюм и туфли самому Аркадию, платье Валерии, а также всяких сумочек, косметичек, парфюмерию, набор полотенец и даже светлый зонт в ярких маках.
Четыре сокурсницы Ани и бывшая школьная подружка Марина, желая выглядеть эффектнее, чем невеста, которую они не видели несколько лет, надели обтягивающие платья с глубокими декольте. Они даже по цвету практически совпали — от бордового до красного, поэтому выглядели одинаково. И сидели за столом одним ярким рядком, лениво потягивая шампанское и растягивая гласные в слегка завистливом разговоре.
— Представляешь, он ее из-под своей машины вытащил, ногу сломал. Такой классный. Я согласна вот так же под машину.
— Но лучше не ногу… руку.
Две более гуманные соратницы по кинотеатру оделись скромнее, в светлые воздушные платья, и пользовались большим успехом у мужчин.
Несколько школьных друзей со стороны Григория, в основном успешные люди, с удовольствием разглядывали молоденьких билетных кассирш.
Случайно в Москве оказался кто-то из сокурсников Григория по военной академии, все женатые. Прибыв на свадьбу, они натужно веселились, произнося заученные тосты.
Тетя Соня, двоюродная сестра Валерии Николаевны, жевала перламутровую семгу и гудела Валерии в ухо:
— Он ничего, и семья приятное впечатление производит, но ведь сейчас военным ничего не платят? Омар такой здоровый, прямо боюсь его трогать.
Мама волновалась.
— У них другая система, у них… вроде как военное акционерное общество…
Около Аркадия Сергеевича сидели два его сослуживца, сосредоточенно пили водочку и планомерно пробовали все закуски. Говорить на серьезные темы не хотелось.
Ребята из Гришиной школы, порозовев, оглядывали однокурсниц невесты, разливали себе спиртное и орали: «Горько!» Один из них показал вилкой в сторону невесты:
— Обещали тощую ящерицу, а она ничего… можно.
Аня медленно и пьяно повернулась к Грише, ощущая стягивающую маску старательного грима.
— Надо сделать так, чтобы никто меня утром не видел, я боюсь за твою репутацию.
Постепенно водка и обязанность веселиться сказались на настроении гостей. Разговоры стали громче, из-за стола выходили пары. Одноклассники оживились и наперебой ринулись приглашать девушек в светлых платьях.
Чокнувшись с женой, Паша вытер слезу.
— Это ж я их познакомил. Лично на нее наехал, хорошая девушка.
Наталья фыркнула, но не возражала. Ей очень понравились родители Ани и вообще все родственники. Зря она не взяла на свадьбу Володьку.
Павел долго махал руками перед играющими оркестрантами, пока те не догадались замолчать и сесть перекусить. Павел тут же достал из-под стола аккордеон, растянул басы и запел:
— Я свою Наталию узнаю по талии, если вижу талию, значит — не Наталия.
И он тут же полез целоваться к Григорию. Тот отстранил его:
— Представляешь, Пашка, я женился. Умереть со смеху.
Теперь уже все гости дружно вышли из-за стола и пустились в пляс. Всех возрастов и званий, от академиков до кассирш.
Гуляли допоздна. Свадьба всем пришлась по душе. И из-за внезапности, и из-за хорошей кухни, а главное, из-за новых приятных знакомств.
Аня два раза была в полуобморочном состоянии, но держалась…
Аэропорт Быково среди аэропортов это все равно что Казанский вокзал среди других вокзалов Москвы. Азиатчина.
Аня встала посреди переполненного зала ожидания, поднесла к глазам руку в оранжевой вязаной перчатке. Сзади к ней подошла помолодевшая мама.
— Ань, пока самолет не взлетел — ты можешь остаться.
Аня резко обернулась, на ее глазах были слезы.
— Нет, что ты, мама, я счастлива.
— Тогда пойдем, нас мужчины ждут.
Григорий, Аркадий Сергеевич и Пашка сидели на горе чемоданов и сумок, смакуя, пили пиво, молчали. Серьезное мероприятие — свадьба на два дня, закончилось только вчера, и сегодня было тяжеловато.
Аня села рядом с Григорием, шепнула на ухо.:
— Ну что, дать тебе последний шанс на свободу?
Григорий хмыкнул. Аня встала, взяла самую легкую сумку.
— Не надейся, я поеду с тобой.
В самолете Анна сидела бледная, зажмурившись, вжавшись в сиденье. Григорий пил пиво и читал «Спид-Инфо».
Следующий аэропорт в областном городе за Уралом, был поменьше, и здесь весна почти не чувствовалась, было много снега. Высокие окна аэропорта кристальной чистотой не радовали, в ресторане ассортимент предлагаемых блюд был попроще, официантки потолще, зато цены ниже. Но Ане было не до еды.
В самолете местной линии Аня тихо раскачивалась на сиденье и старалась глубже дышать. Гриша пил пиво и читал следующий номер «Спид-Инфо».
В маленьком городишке Григорий пронес Аню на руках через летное поле в раскисшем снеге к военному вертолету. За ним строем шли четыре сержанта, неся чемоданы и сумки.
В вертолете читать было невозможно. Гриша смотрел в окно. Аня, свернувшись в кресле в утробную позу, тихо ныла, сдерживая рвоту. Рядом травили анекдоты веселящиеся сержанты.
На нужную точку прибыли через час.
Двое суток мела метель, и сесть вертолет не смог, пришлось зависнуть в полутора метрах над землей. Высадка проходила так, что запомнилась Анне на всю жизнь. Первым в мягкий сугроб прыгнул старший лейтенант, за ним два сержанта.
Они встали под вертолетом и, завязав тесемки зимних шапок, вытянули руки вверх. Аня не понимала для чего, но тут Григорий потащил ее к люку. Аня рефлекторно цеплялась за стенки, но Григорий безжалостно скинул ее вниз, на руки бойцам.
Снег Анне был ровно по пояс. Пурга, поднятая вертолетным пропеллером, облепила лицо, и это помогло прийти в себя.
Аэропорта как такового не было. Белая тундра ночью. Изогнутые, неожиданные контуры теней от качающихся прожекторов и фонарей. На площадке казарменные постройки и два вездехода.
В один из вездеходов перенесли Аню, побросали сверху чемоданы и сумки. Клацнул люк, закрылись двери, и гусеницы вездехода, безжалостно приминая снег, повезли Аню к новому дому.
Еще двадцать минут, и Аню сбросили на кровать в полутемной комнате, сняли обувь, накрыли одеялом. Где, кто и какого пола были говорящие и ухаживающие, Аня не понимала, да и не старалась этого делать.
На следующее утро она разглядела в сером рассвете небольшого окна комнату, диван со спящим новоявленным мужем, старый шкаф, огромный новый телевизор и плакат над своей кроватью. На плакате улыбчивая мулатка в купальных трусиках призывала летать на самолетах Малайзии. В одной руке у девушки был коктейль с зонтиком, а в другой она держала здоровенный «Боинг».
Аня содрала плакат, а повернувшемуся на шелест бумаги Григорию объяснила, что как минимум месяц не сможет видеть без тошноты самолеты и вертолеты даже в размере спичечной этикетки.
Позавтракать не смогла. Григорий поил ее чаем и разговаривал с беспрерывно приходящими людьми. По случаю выходного приходящих было особенно много. Гости, сняв валенки и тулупы, сидели за столом, пили водку, вино, некоторые даже чай и с любопытством косились на кровать.
На следующий день Григорий поцеловал Аню в щеку и уехал на работу в Зону, которая была в трех километрах от жилого поселка. Название Зоны и поселка оптимизмом не отличались — Топь.
Через день Анна стала чувствовать себя намного лучше, через неделю совсем хорошо, а через месяц поняла, что делать в поселке ей абсолютно нечего. Целый день муж был на работе в Зоне. Приезжал сытый и пьяный.
В редкие, не чаще одного дня в две недели, выходные они ходили в гости. Если оставались дома, то заказывали завтрак, обед и ужин из офицерской столовой. Еда была на редкость вкусной.
Заведующей столовой работала Танечка, которую заслуженно звали Толстопопиком. Это была выдающаяся во всех отношениях часть ее тела и имиджа.
Таня Толстопопик делала все, чтобы угодить посетителям. Тома мировой кулинарии изучались всем коллективом столовой и реализовывались на кухне. Достаток людей, работающих в Зоне и проживающих в поселке, был раз в двадцать выше, чем в среднем по стране, и на цену блюда мало кто обращал внимание.
Стирать Анне тоже не приходилось. В доме, который им был выделен в соответствии с должностью мужа, в ванной стояла безотказная «Занусси», которая стирала все, от тюля до половиков. Обмундирование мужа списывалось раз в месяц, нижнее белье и носки утилизировались после каждого посещения Зоны, то есть ежедневно.
Стыдно было признаться, но Анна еще ни разу не спала с Григорием. Муж ночевал на отдельном диване в гостиной. Сама напрашиваться Анна не умела, а его к ней как к женщине пока не тянуло. Анна подозревала о загулах Григория в Москве. «Разгрузок» могло хватить еще месяца на три. Отношения были больше родственными, чем амурными.
И Анна заскучала. Однажды, возвращаясь из столовой с порцией обеда, она заметила, что перед домами проклюнулась трава, а с кустов роз сняли черный рубероид. В Анне проснулась привычка городской девочки — весна звала завести свои шесть соток и сажать картошку с укропом. Как это делать, она представляла смутно, на подмосковной даче огородным процессом руководила мама.