Я опустила стекло, чтобы сказать, что сейчас во всех подъездах домофоны, но дверь открыла выходящая женщина, и Анна вошла в подъезд.
Чтобы ее не отвлекать своим присутствием, я вырулила на Кутузовский проспект и погнала машину в сторону Киевского вокзала.
Кирилл достал свою огромную записную книжку, набрал номер наших покупателей, и они назначили встречу на восемь часов вечера в измайловской гостинице. Времени было два часа дня, значит, шесть часов нужно было убить с наибольшей пользой для дела.
— Кирилл, мы едем на Измайловский вернисаж.
— Не понял.
Кирилл поднял голову от блокнота, в котором начал набрасывать перспективу Кутузовского проспекта, и опять его лицо оказалось рядом с моими губами. У меня закружилась голова, и пришлось откинуться на водительское сиденье.
— Мы едем смотреть цены на бивни мамонта. Хочу сравнить с той ценой, что предложили тебе заказчики.
— Мне такое в голову не приходило.
Я поправила майку на груди, делая глубже трикотажное декольте. Вот чего у меня с избытком, так это роскошной груди. Хоть ее-то должен замечать Кирилл, или он окончательно безнадежен? Я разозлилась и заговорила «оранжевым» голосом.
— Поэтому тебя везу на своей машине я и кормлю в пути тоже я, а не наоборот.
Кирилл, убирая блокнот в бардачок, от моих слов дернулся и прищемил палец. Зашипел, стал дуть на побелевший ноготь.
— Ты поразительно тактична.
— Тактична? А шо то за диво? — сделала я лицо продавщицы колхозного рынка.
Кирилл не ответил.
Я поставила машину на платную стоянку гостиничного комплекса «Измайлово» и быстро забронировала один номер на двоих. Кириллу объяснила, что из экономии. В последний момент я достала из машины спилок бивня и положила к себе в сумку.
Вернисаж в Измайлове оказался прянично-резными торговыми рядами. Только выставлялись не одежда или занавески для ванн, а не очень нужные нормальному человеку картины, брелки и матрешки, матрешки, матрешки…
Я еще понимаю, когда покупают вазочки или там всякие резные полки в прихожую; расписные тарелки тоже сгодятся в хозяйстве. Но на кой леший нужны облезлые старые елочные игрушки, бесчисленные глиняные статуэтки, которые моментально разобьются, или деревянная лаковая посуда, из которой толком не поешь? Я смотрела на окружающих и удивлялась.
— Знаешь, Кирюха, что этот вернисаж, что игра в домино — абсолютно непрактичные занятия.
— Манюня… — Кирилл посмотрел на меня с таким сожалением, что мне тут же захотелось глянуть на себя в зеркало, не обсыпало ли меня неизлечимой сыпью. — Как только человек заработал на кусок хлеба, он думает о хлебе с маслом. Затем он решает переехать из землянки в домик. Домик должен быть хороший, как у всех, но чуть-чуть побольше. А вот после того как человек обустроил дом, он хочет выглядеть перед соседями и семьей умным и интересным. И он начинает покупать нестандартные вещи, чтобы выделиться, доказать, что понимает в красоте. Именно стремление к совершенству повышает статус человека в обществе.
— Слушай, парень, — пожилая, но ярко накрашенная продавщица, в стиле «мечта рокера восьмидесятых», пахнущая забытыми духами «Клема», в отсеке с расписными самоварами, потянулась к Кириллу, — если тебе место продавца нужно, я могу поговорить с хозяином, очень убедительно товар втюхиваешь.
— Парень уже куплен, — отрезала я и взяла Кирилла за локоть. — Не отвлекайся, мы пришли прицениться, почем здесь кости. Слушай, откуда курицей жареной тянет? А-а, вон кафе. Сядем?
Мы сели под яркий зонт за деревянный резной стол, не обезображенный клеенкой. Я только щелкнула пальцами, и перед нами моментально поставили блюдо с целой курицей-гриль и бокалы с холодным красным вином. Я с вожделением вдохнула запах гриля и примерилась оторвать ножку в поджаристой корочке, но тут Кирилл похлопал меня по руке.
— Видишь двух мужчин? Вон, в отсеке, где торгует толстяк с бородой. — Я обернулась. В торговом металлическом отсеке, выкрашенном в синий цвет, бородатый продавец скептически рассматривал двух мужчин лет под сорок. — Это наши заказчики.
Аппетит моментально переродился в азарт торговли.
— Сиди, Кирюха, курочку ешь, а я на разведку.
Кирилл оторвал оранжевое крылышко и махнул рукой.
— Бог в помощь.
Заказчики походили на парочку сельских учителей, покупающих на Черкизовском рынке «настоящие» английские туфли. Один был чисто выбрит и выглядел как преподаватель литературы, второй украсил лицо «пиратской» бородкой и был вылитый физик. Они останавливались около каждого продавца изделий из кости, которых на весь рынок насчитывалось не больше десятка.
Мужчина с бородкой доставал странный инструмент, сделанный, как мне показалось, из счетчика Гейгера, ржавого безмена и ручной швейной машинки, и делал замер. Согласно показаниям приборчика, мужчины или покупали статуэтку, или молча брали другое изделие.
Я пристроилась за спинами покупателей, стараясь не лезть на глаза. Физик провел прибором по статуэтке весом граммов в триста. На экранчике два на два сантиметра выскочили длинные цифры, и в глазах покупателей появился интерес.
— Сколько?
Продавец с бородой веником потыкал сильным пальцем в статуэтку, напоминающую беременную ощипанную сову.
— Художественная вещь, богиня плодородия. Из бивня мамонта.
— Сколько? — настаивал на ответе «физик».
— Пятьдесят долларов.
Скептически хмыкнув, «физик» взял в руки «плодородную богиню».
— Слушай, мужик, а без художественной обработки у тебя есть кусок бивня?
— Откуда? — Продавец, опустив руку под прилавок, чем-то побулькал, быстро достал пластиковый стаканчик с лимонного цвета жидкостью, выпил и честным взглядом посмотрел на покупателей. — Спрос растет с каждым днем, не успеваем товар завозить.
Продавец, на мой опытный взгляд, был талантлив. Глядя на корявую пузатую птичку, которую он рекламировал как языческую богиню, я как наяву видела его вечерние старания. Бивню придавался элементарный вид искусственной обработки для того, чтобы смело увеличить цену закупочного материала в три, а лучше в пять раз.
— Тридцать. — Сказал «физик» с приборчиком. — И после объявления цены с него слетел вид сельского учителя. Было видно, что он не уступит.
Пока продавец делал обиженное лицо и выпивал второй стакан с жидкостью ядовитого цвета, я достала из сумки круглый спил бивня и протянула его на ладони под нос одному из мужчин.
— Подойдет?
«Литератор» провел прибором над бивнем, внимательно посмотрел на высветившиеся цифры, показал их своему напарнику и плотоядно уставился на меня.
— Сколько будет в килограммах?
— Много. — Я поманила к себе покупателя и сказала на ухо: — Двести килограммов.
«Физик» в одно движение отодвинул меня от прилавка.
— Вот возьми. — Он протянул мне визитку. — Позвони вечерком. У тебя товар далеко?
— Не очень.
— Привози весь.
И он назвал цифру. Я сощурилась, изображая недоверчивую «лохушку».
— А не обманете?
Мужчина крепко взял меня за плечо.
— Ни за что. Жду звонка. Заплачу сразу за оба твоих центнера…
Разговаривать больше было не о чем. К тому же ветерок из кафе призывал меня запахом «гриля».
Сев на стул рядом с Кириллом, я взяла свой кусок курицы.
— Дают на десять процентов больше, чем предлагали тебе.
Кирилл вытер руки и выпил сухого вина.
— Кто бы сомневался. Одна пойдешь?
— С тобой. — Я налила себе легкого вина. — Очень хочу посмотреть на их лица, когда они увидят тебя.
Увидев нас в своем номере, медики-физики совсем не удивились. «Литератор» протянул руку «физику».
— Гони штуку.
«Физик» почесал бородку и достал из внутреннего кармана легкого пиджака пачку стольников.
— Держи. Мы, Машенька, поспорили. Мой коллега утверждал, что вы от Кирилла, а я сомневался. Прошу, присаживайтесь.
«Физик» показал на кресла перед журнальным столиком, на котором стояла ваза с фруктами, бутылка водки и четыре рюмки.
— Отметим сделку. Далеко у вас товар?
— В машине. — Ответила я, садясь в глубокое кресло. — Машина на стоянке гостиницы. В кино такие сделки, как наша, заканчиваются перестрелкой.
Кирилл сел рядом со мной, на подлокотник кресла. «Литератор» молча разлил водку, «Физик» усмехнулся.
— Не люблю Тарантино. И как зритель, и как медик. У нас есть еще одно предложение, — «Физик» взял рюмку в руки. — Мы предлагаем вам пятьдесят тысяч долларов за указанное место, естественно, после покупки всей партии полностью. И давайте обмоем удачную сделку.
— Отдать свою золотую жилу? — удивился Кирилл, не торопясь выпить.
— Мы согласны, — встряла я в разговор. — Кирюша, мне кажется, мы больше никогда не поедем в те места, пусть теперь сами копают. Только место я вам назову, когда домой приеду.
— Договорились.
Мы чинно чокнулись, выпили по стопке, и вышли из номера. Перегрузка бивней из одной машины в другую заняла полчаса. Я получила деньги и записала медикам свой телефон.
По пути в наш номер Кирилл заскочил в бар и купил литр самой дорогой водки. Я хотела пойти в ресторан, но Кирилл заказал ужин в номер.
Матушка Кирилла вышла замуж с перепуга, решив, что беременна. Опасения не оправдались, и поняла это Лариса через месяц после подачи заявления в загс. Но родители с обеих сторон уже наприглашали гостей и потратились на предстоящий банкет в ресторане. Лариса с тоской смотрела на мужа-коротышку, на полголовы ниже ее.
Ей хотелось, как в мелодраматических фильмах, красиво сбежать во время свадьбы, но жить после подобного закидона ей было бы негде. Мама шуток с деньгами не понимала, а любовные страдания и «игру чувств-с» воспринимала только в книгах и на экране, но никак не в нормальной повседневной жизни. Папа мог посочувствовать. Но идти против жены? Нет, он не самоубийца.
В семье Ларисы всегда царил матриархат, а после того как три года назад папу сбил автомобиль и он стал инвалидом, роль папы сводилась к вытиранию пыли и проверке, вернее — присутствии при