подонку по роже… а когда упадет вместе со стулом – насколько раз сапогом по почкам, по пальцам, по голове… Успеется. Он вспомнил скептическую мину на прокурорском лице. «Имей в виду, капитан, он – твоя головная боль, от и до. Он-то все равно выкрутится, а вот ты… Не знаю, не знаю». Капитан снова набрал полную грудь воздуха и шумно выдохнул.
— Из приемчиков у меня много чего имеется, — просипел он. — Да таких, что мало вам, гражданин Грудецкий, не покажется. Я вижу, со следствием вы сотрудничать отказываетесь. Так и записать?
— Да так и запишите, — пожал плечами завскладом. — А я тоже напишу, когда из кабинета выйду. Прямо прокурору напишу, как в нашей народной тюрьме с честными людьми поступают! Мне даже обвинения не предъявили, только ордером на арест издалека махнули, в руки не дав! Откуда я знаю, вдруг там про кого другого написано? Смотрите, гражданин следователь, у нас правосудие еще никто не отменял. В том числе и для таких, как вы.
— Ах, обвинение… — хмыкнул капитан. — Ну что же, гражданин Грудецкий, пусть будет обвинение. Уж извините, запамятовал. Вы обвиняетесь… — он сделал вид, что роется в бумажках на столе, — вы обвиняетесь в хищении пятидесяти тысяч…
— Скольки-скольки? — внезапно сморщился человечек. — Пятидесяти? Да ты что, капитан, издеваешься? Ты что, решил меня перед людьми опозорить? Да я столько за три месяца делаю! Тебе с твоими полутора сотнями оклада полста штук миллионами кажутся, а люди меня засмеют. Ты знаешь, сколько директор управления в год заколачивает? Да ты пополам от зависти треснешь, если я тебе скажу!
— Вы что, признаете свою вину? — сдавленным голосом осведомился следователь. Он покрепче ухватился за ручку и занес ее над бумагой. — Если дадите добровольные показания, суд учтет…
— Так, понятно, — завскладом попытался привстать со стула, но поймал угрожающий взгляд полицейского и опустился назад. — Слушай, капитан, я так понял, с тобой не поделились, вот ты и злобствуешь. Ну что ты за человек, а? Пришел бы ко мне по-хорошему, посидели бы за бутылочкой, поговорили бы. Жизнь у тебя тяжелая, догадываюсь. Ну так и мы люди понимающие, не оставили бы, поспособствовали бы чем можем…
— Да как вы смеете! — Капитан подскочил на месте, выбежал из-за стола и занес кулак для удара. — Ах ты, гнида…
— А вот руками махать не стоит, — хмыкнул человечек. — Тогда уже я договариваться не захочу. А вот ты здесь ровно до завтрашнего дня продержишься, а потом покатишься колобком. Парень, из наших рук городской прокурор кормится, да и областной все понимает. Слушай, сядь, и поговорим спокойно, как деловые люди. Да сядь же, хватит мне на нервы давить! — внезапно рявкнул он.
Тяжело дыша, капитан опустил руку, но на место не вернулся. Он отступил на шаг и нервно захлопал по карманам, нащупывая сигареты. Вспомнив, что курить по совету врачей бросил еще в прошлом месяце, с досадой стукнул кулаком по бедру.
— Слушай, капитан, — примирительно заговорил человечек. — Ну не кипятись ты! Мне с тобой ссориться не резон, да и тебе со мной – тоже. Да ты бы хоть представился, что ли, а то разговариваем, как не люди…
— Дамир Ямалутдинович, — буркнул следователь, о чем тут же пожалел. Чего вдруг он разоткровенничался с обвиняемым?
— А по фамилии?
— Штепа.
— Штепа… Штепа… Ах, Штепа! Ну да, наслышаны! — чему-то вдруг обрадовался человечек. — Последний честный следак в нашем ОБХНС, как же. Единственный, можно сказать, на всю Батанскую область. Знаешь, уважают тебя, капитан, за твою принципиальность. Так и говорят – Штепу за бублик не купишь! Все верно: одна дочь как раз в возраст входит, когда на сережки да колечки заглядываются, другая в садике, жена хроническим бронхитом который год страдает, дома сидит, ползарплаты на лекарства отдаешь, сам пешком из экономии ходишь, и все равно принципиальный? Сколько раз тебе денег предлагали, капитан? Четыре раза? Пять? Молодец ты, да! Не поступаешься…
— Сколько раз мне взятку предлагали – не твое дело! — сквозь зубы процедил следователь. — В последний раз спрашиваю, подследственный: намерены чистосердечное признание писать?
— Давай начистоту, капитан, — завскладом наклонился вперед. — Ничего я писать не стану. И тебе не советую. За последний год я двести пятьдесят тысяч наварил. Думаешь, все себе оставил? Нет уж, шутки! Мне хорошо если тридцатник перепал. Остальное все дальше уходит, — он возвел глаза к потолку, — куда дальше. Ну ладно, меня ты посадишь, если сильно захочешь, но и то вряд ли. Я тебе ни слова не скажу, мне жить еще хочется. Дадут мне три года общего режима, через месяц переведут на поселение, еще через полгода выпустят по амнистии, а там новое местечко подберут. Надежные люди везде нужны. А вот тебе не простят. До пенсии ты даже не капитаном, а лейтенантом на деревенском участке тянуть станешь, за что опустить – найдут. Пока ты завмагов за кило колбасы тягаешь, на тебя сквозь пальцы смотрят. Но сейчас ты нацелился не на свой кусок, капитан. Не проглотить тебе его.
— Угрожаете, подследственный?
Капитан чувствовал, как мелко трясутся пальцы. По спине потекла струйка холодного пота. Двести пятьдесят тысяч в год? Один завскладом? Сколько же по городу? А по стране? И областной прокурор прикормлен? Ведь не врет, гад, жопой чую…
— Да что ты, капитан! — искренне возмутился завскладом. — Я тебе честно объясняю, что не за свое ты взялся. Ладно бы заказ чей-то отрабатывал, но ведь один ты! Сам по себе! Тебя ж раскатают в тонкий блин и даже не поморщатся. Да и мне с должности слетать не хочется. Слушай, ты думаешь, у меня выбор есть? — Завскладом доверительно понизил голос. — Да если я воровать перестанут, меня завтра же в обувной магазин кладовщиком переведут, кеды да тапочки пересчитывать. А на мое место поставят другого, сговорчивого. Система такая, капитан, понимаешь? Система! Ну да, я живу хорошо. По твоим меркам – богатей, не хуже проклятых сахарских капиталистов. А на деле-то я чуть больше, чем ноль без палочки. Шестерка на побегушках. Как говорят, так и делаю. Ну, кусок чуть слаще, чем ты, в рот кладу. Ну, дача у меня кирпичная, в два этажа, с гаражом на два места. Ну, на Южный берег в отпуск летаю каждый год, в пансионаты да санатории вшивые. Это что, богатство? Знал бы ты, как люди живут, м-м!.. — Он мечтательно вздохнул. — Нам с тобой и не снилось…
— И потому я должен тебя взять и отпустить, так? — капитан чувствовал, что проигрывает поединок. Он уже крупно жалел, что вообще ввязался в историю с анонимкой. Следовало сразу ее швырнуть в мусорный ящик. Славы захотелось, известности, блин! Крупного вора за руку поймать!
— Ну, зачем же «так»? — удивился завскладом. — Я что, не человек? Я что, не понимаю, что всем жить нужно? Странный ты, капитан. Ну да, принципиальный и честный. Я сказал, что уважаю? Сказал. Да только дурак ты, капитан, прости за грубое слово. Думаешь, от твоей честности кому-то польза есть? Те несчастные продавцы да завмаги, кого ты сажаешь, они же вообще никто! По собственной инициативе разве что ящик водки украсть могут. А когда они фальшивые накладные на машину мяса подписывают, думаешь, та вырезка им домой идет? Да как бы не так! Твоему полковнику она идет пачками по три кило! Прокурору с наместником по десять! И еще толпе всяких-разных, что в три горла жрут, пока твои дети в праздник тортом маргариновым давятся! Так что чем скорее ты на свои принципы плюнешь и жить начнешь, тем больше твоим детям да жене достанется. И не смотри на меня волчьими глазами, никто тебе в карман пачку фарша совать не собирается, незамаранной твоя гордость останется. А вот жену твою в хорошую больницу из вашей козьей районной поликлиники перевести вполне можно. Да и старшую дочку в приличную школу устроить – тоже подумаем. Свои люди, сочтемся. Ну?
Следователь стиснул зубы. Он молча обошел стол, сел на место и подтянул к себе протокол.
— Подследственный, признаете ли вы вину в хищении товаров со склада на сумму в пятьдесят две тысячи триста восемнадцать рублей?..
Картинка замирает. Холодно звучит голос Робина:
«На следующий день капитан Штепа выпустил подследственного Грудецкого под подписку о невыезде. Через месяц дело прекратили за отсутствием состава преступления. Конец справочного материала».
— Случай типичный, — Скайтер снова в фокусе. — Как показывают наблюдения, чем дальше, тем больше дел, связанных с экономическими преступлениями просто не доводятся до суда. Случаи осуждения единичны, причем приговоры всегда мягкие. С тяжкими преступлениями против собственности и личности дела обстоят лучше, но исключительно благодаря нашему скрытому вмешательству. И даже тут имеет место массовый подкуп уголовной полиции бандитами. Завязанная непосредственно на Народного Председателя и УОД наркоторговля вообще приобретает неконтролируемый характер. А через проделанные Управлением дыры в таможне в страну начинают бесконтрольно поступать и другие наркотики, куда опаснее транитина.
Короткая пауза.
— Все вы в той или иной степени осведомлены о положении дел. Все вы неоднократно проводили соответствующие коррекции, результаты которых обычно оказывались далеким от оптимального. По мнению нашей рабочей группы, проблема вплотную связана с общим состоянием экономики. Ее невозможно решить скрытым вмешательством на низких уровнях.
— Опусти прелюдию, Скайтер, — вмешивается Суоко. — Мы уже слышали ее много раз. Резюме, пожалуйста.
— Резюме вы тоже слышали не раз, — в голосе Хранителя проскальзывает едва слышное ехидство. — На мой взгляд, необходимо немедленное прямое вмешательство первого порядка с установлением непосредственного контроля над руководством страны. Тянуть уже некуда. Большинство членов организации со мной согласны.
— Большинство, но не все, — хмыкает Джао.
— Твоя точка зрения Совету известна! — Суоко поднимает раскрытую ладонь. — Проблема в том, что Скайтер предоставил все необходимые расчеты с прогнозом на десять лет вперед. А у тебя нет ничего, кроме неопределенных предчувствий.
— А разве принципы ничего не стоят? — резко возражает негр. Его могучие бицепсы бугрятся, когда он, вцепившись в подлокотники, резко наклоняется вперед. — Десятки лет Хранители держались одного: оберегать, не управляя. У нас в руках невероятные, потрясающие технологии, заставляющие чувствовать себя сверхлюдьми, но мы не сверхлюди, Суоко! У нас есть Робин, но даже с ним мы ошибаемся. И цена нашей ошибки куда выше, чем ошибки простого человека. Малейший сбой при прямом вмешательстве, и последствия окажутся катастрофичны!