«Здесь Синь Ша. Хорошо. Надеюсь на вас с Суоко. Но я не гарантирую своего бездействия, если ситуация не выправится. Если утру общаки не утихомирятся, я начну действовать. И если по ходу дела придется прикончить Треморова, я ни на секунду не задумаюсь о последствиях».
«Здесь Лангер. Я с позавчера просчитываю варианты силовых воздействий. Еще несколько часов, как максимум к завтрашнему утру у меня появятся сценарии. Пока могу порадовать: глушилки малого радиуса можно применять без ограничений. На общем фоне они не заметны».
«Здесь Стелла. Ведущая меня поправит, если что не так, но, думаю, как раз глушилки сейчас оптимальны. Я бы даже сказала, их следовало применить еще в первый день. Синь Ша, начинай открыто корректировать наиболее вопиющие ситуации. А в случае агрессии против тебя лично лупи общаков по башке, чтобы сутки подняться не могли. Можешь даже в превентивных целях – раз уж все равно светиться, то хотя бы заставим нас уважать».
«Здесь Суоко. Нет, в превентивных целях лучше не надо. Не стоит нам восстанавливать людей против себя без повода. За проступком должно следовать наказание, согласна, но без повода глушилки задействовать не следует».
«Здесь Синь Ша. Не волнуйся, Суоко. Хороший повод всегда найдется. Джао?»
«Здесь Джао. Да?»
«Здесь Синь Ша. Ты единственный из членов Совета не высказался».
«Здесь Джао. У меня нет ничего нового. Могу лишь повторить уже сказанное: установление контактов с правительством Ростании, а также наш выход из тени – фатальная ошибка. Что бы мы ни сделали сейчас, хуже не станет. Если хочешь, можешь даже импульсаторами танки крошить. Сотней трупов больше или меньше, разницы никакой».
«Здесь Суоко. Джао! Что ты несешь?»
«Здесь Джао. Я всего лишь высказываю свою точку зрения. Мы закончили обсуждать Сверлинск? Тогда я отключаюсь. Конец связи».
«Здесь Суоко. Ну ты… (пауза, долгий тяжелый выдох) Синь, займись коррекцией, а я выхожу на контакт с Треморовым. Если потребуется помощь любого из нас, даже Джао, обращайся не медля».
«Здесь Синь Ша. Обязательно. И, сделай милость, прикончи этого ублюдка, а? Я Нарпреда в виду имею».
«Здесь Суоко. В один прекрасный день – обязательно. Но пока нельзя. Заседание Совета закрыто».
«Здесь Робин. Конец трансляции».
22.06.1582, пятница
— Ну, так что? Сможете вы двое мне что-то сказать внятное?
Случайные шорохи и скрипы надежно глушились коврами и покрытием стен зала заседаний. Голос Народного Председателя в стоящей тишине звучал зловеще, вызывая неприятные ассоциации со скоропостижной отставкой, опалой и даже арестом и зоной. Смитсон невольно поежился. Министр продовольствия мог только радоваться, что на сей раз господин Треморов Александр Владиславович уставился своими бешеными глазами не на него.
Шварцман и Дровосеков дружно промолчали, опустив головы. Ну еще бы, злорадно мелькнуло в голове у Смитсона, что вы можете сказать? Особенно после того, как статистику по трупам озвучили.
— Значит, не можете, — констатировал Треморов. Он резко встал, так что его стул чуть не опрокинулся, и, заложив руки за спину, принялся по-тигриному расхаживать вдоль длинного стола заседаний, за которым расселись министры и предкомы. — Вот так вот и получается, что живут в стране и Канцелярия с ее распухшим оперативным разделом, и Служба Общественных Дел, раздутая ничуть не меньше. Живут себе, в ус не дуют, а в стране происходит всякое. Мелочи разные, непредвиденные. Скажем, целый город в военную зону вдруг превращается. И никто ничего даже не предполагал. Так?! — внезапно во весь голос рявкнул Нарпред. От его рыка дернулись не только Шварцман с Дровосековым, но и все остальные.
— Так, шеф, — начальник Канцелярии опустил голову еще ниже. — Моя вина.
— И что ты с ней собираешься делать? — снова вкрадчиво поинтересовался Народный Председатель, останавливаясь позади. — Поплачешь у себя в кабинете от расстройства?
— Начальник местного оперативного отдела и двое его заместителей уже уволены. Новый начальник вылетел на место вчера днем. Подробный разбор…
— Я спрашиваю, что ты лично делать собираешься? — перебил его Треморов. — Не бывший начальник, и не новый. А ты?
— Готов подать в отставку прямо сейчас, Александр Владиславович. Меньшего я не заслуживаю.
— Точно, не заслуживаешь, — Треморов снова принялся прохаживаться за спинами сидящих. — Но в отставку пока не подашь. Вот расхлебаешь кашу, посмотрим. Ну а ты, Петенька, что помалкиваешь скромно? Тоже в отставку готов подать?
— А что я-то сразу? — обиделся Дровосеков. — Беспорядки начались, я и успокоил, как положено. Шварцик у нас профукал, он пусть и…
Дурак у нас Дуболом в отличие от Шварцмана. Точно дурак. Смитсон едва заметно скривился. Кто шефу противоречит в таком-то состоянии? Ты и в прошлый раз из-за того же слетел. Снова хочешь? Впрочем, валяй, никто не огорчится. Наоборот.
Треморов среагировал в точности как ожидалось. Он ухватил Дровосекова за воротник и с силой дернул.
— Встать! — рявкнул он. — Живо!
Директор УОД поспешно вскочил и вытянулся во фрунт, насколько позволяла грузная фигура. Треморов дернул его за плечо, разворачивая к себе, и от души врезал кулаком в скулу. Нелепо взмахнув руками, Дуболом повалился на стол, разметав разложенные бумаги и как-то совершенно по-детски закрылся руками. Народный Председатель смотрел на него бешеными глазами, тяжело дыша. Левое веко у него дергалось в нервном тике, седеющие усы встопорщились, обычно аккуратно прилизанные через плешь редкие волосы прилипли ко лбу над глазами. В уголке оскаленного рта надулся пузырек слюны. Смитсон почувствовал, что по спине ползут мурашки. В таком состоянии он шефа не видел еще ни разу. Потом Треморов обмяк, потер пальцем веко и, тяжело ступая, вернулся к своему месту.
— Сядь, — брезгливо сказал он директору УОД. — Смотреть тошно. Значит, так, Петенька. Твоя Служба профукала ничуть не хуже Канцелярии. Я тебе два месяца назад на чистом руста сказал, что бунтов быть не должно. Хоть жопу крест-накрест порви, но не должно. Забыл? Забыл. У тебя, если верить твоим же докладам, в Сверлинске должно зарплату получать тысяч пять сексотов, в два раза больше, чем в Канцелярии. И где они?
— Облажались, шеф, — покорно согласился Дровосеков, ворочаясь на стуле и щупая скулу.
— Точно. Полные штаны у твоей службы, так облажались. И у тебя, и у Канцелярии, — Нарпред метнул взгляд на Шварцмана. — Пристрелю обоих нахрен, если еще раз повторится хоть что-то похожее. А вы что пялитесь оловянными глазами? — внезапно окрысился он, обводя съежившихся членов правительства глазами. — Думаете, только к этой парочке клоунов сказанное относится? Чукря! — его палец уперся в министра транспорта. — Что ты скажешь?
— Э-э… — Чукря засуетился, мгновенно перейдя от каменной неподвижности лица к угодливо-заискивающей ухмылочке. — Вот, Александр Владиславович, вот доклад. Все виновные в разрушении магистрали названы поименно, вот уже и уголовные дела заведены…
— Ты мне мозги не парь! Почему у тебя хозяйство так работает, что один паровоз с рельсов сошел, и сразу целый город без железной дороги остается?
— Э-э… Ну, там все так сошлось, шеф. Ремонты идут, параллельную ветку перестраивают, а при аварии все так перепахало…
— Да мне плевать, что там у тебя идет или стоит. Или не стоит. Из-за твоих гребаных ремонтов город фактически отрезало! А если бы война шла? Напомнить, что там производят, если забыл? Так я могу. Танки, снаряды пушечные с химией, вирусов разных интересных. Думаешь, дурью они там маются? Нет сообщения, и хрен с ним?
Чукря судорожно сглотнул.
— Вот я и говорю – бардак у тебя! — Треморов потряс кулаком у носа министра. — И в стране бардак! Ты! — он резко обернулся к вздрогнувшему Папазову. — Кто мне втирал два года назад, что чем меньше водки пьют, тем народ спокойнее и работает лучше? Ты втирал, не отпирайся!
Секретарь по идеологии и не думал отпираться. Наоборот, он уставился на Народного Председателя преданными глазами побитой собаки.
— А в результате что? — продолжал бушевать тот. — Сколько денег бюджет потерял из-за сокращения продаж спиртного? Сколько миллионов форинтов и тысяч тонн сахара вместо государственных магазинов ушло спекулянтам-самогонщикам, которые свое пойло дихлофосом и стиральным порошком бодяжат для крепости? Сколько работяг потравилось стеклоочистителями и прочей химией? Тысячи! Сотни тысяч! А где твое спокойствие, если по малейшему поводу у винных такая буча начинается, что того и гляди новый бунт покатится?
Папазов опустил взгляд, всем своим видом выражая раскаяние в собственной глупости. Верно, одобрил про себя Смитсон. Сейчас нужно в тряпочку помалкивать. Что-то шеф сегодня особенно не в себе.
— Ну, а ты, Иванушка свет Васильевич? — язвительно поинтересовался у него Треморов. — Ты-то что сидишь и ухмыляешься загадочно. Думаешь, ты здесь ни при чем?
Мурашки по спине Смитсона поползли с новой силой.
— Нет, действительно думаешь, что ни при чем? Ты мне скажи, мать твою за ногу, почему у тебя запасенной жратвы в городе не оказалось? Почему стратегические запасы не раскупорил, раз уж такая пьянка пошла? Сунул бы им в зубы тушенки по банке, они бы, глядишь, и магазины громить перестали бы. А?
Молчи, приказал себе министр продовольствия. Молчи и не возникай. Да, можно бы и напомнить шефу, что по его личному указанию бóльшую часть стратегических запасов переместили в Центральный регион, поближе к Моколе. И что оставшегося на складах в районе Сверлинска при такой панике хватило бы не более чем на сутки. И что общие размеры запасов за последние пять лет сократились вдвое. И что приказ распечатать склады следовало бы отдать самому Народному Председателю… Молчи, Ванечка, коли язык дорог.
— Вот я и говорю, одни идиоты меня окружают, — резюмировал Треморов. Его огненный взгляд вдруг потух. Он вернулся к своему месту, сел и принялся размеренно ковырять ногтем какую-то козявку на поверхности стола. Казалось, он полностью утратил интерес к заседанию. — Одни идиоты… И Хранители, суки ледяные, под кожу, б…дь, лезут со своими недовольствами. Может, мне вас всех на хер послать, а их министрами назначить? Все, валите отсюда! — он резко вскинул глаза. — Все свободны. Канцелярии и УОД до трех часов дня предоставить мне согласованный план действий по