— И напрасно! — сбить Зинаиду Валентиновну с мысли удалось бы только бульдозером, да и то не факт, что машина победила бы. — Моральный облик члена коллектива имеет непосредственное отношение ко всем остальным. Я уже молчу про ваши внебрачные, беспорядочные, я бы сказала, половые связи…
— Слушайте, вы! — Ольга схватила собеседницу за руку и сжала ее так, что тетка побелела от боли, беспомощно разевая рот, словно рыба на берегу. — Зарубите на своем длинном носу раз и навсегда: я сама в состоянии разобраться в своих отношениях с Семеном. Я сделаю так, как надо мне, а не вам, ясно? Если мы считаем, что брак для нас не обязателен, остальное не ваше дело!
Конструктор с силой оттолкнула от себя хватающую воздух Зинаиду Николаевну и неверными шагами побрела куда-то по коридору. Неожиданно на ее глаза навернулись слезы, но отчаянным усилием воли она отогнала их. Не увидит старая кляча ее слез, ни за что!
— Оля, стой! Подожди! — донесся до нее голос Семена. Он догнал ее и пошел рядом, взяв за руку. — Что случилось? Куда ты так бросилась?
Ольга нерешительно посмотрела на него, открыла рот и вдруг, резко остановившись, разрыдалась.
— Оля, Оленька, да что с тобой? — затормошил ее Семен. — Скажи мне, что произошло?
— Се… ня… — сквозь всхлипы выговорила Ольга. — Скажи, ты… ты тоже… так думаешь? Как они все?
— Как? — удивленно переспросил Семен. — Как они все думают? Погоди, ну-ка, иди сюда… — Он увлек ее за собой в нишу, где бил питьевой фонтанчик, и заключил в объятия. Ольга попыталась вырваться, но хватка у Семена оказалась железной. — Вот теперь говори, родная.
— Они… они все меня ненавидят! — отчаянно выкрикнула Ольга сквозь слезы. — Они… я разведенка! Мне не всегда говорят в лицо, но я вижу, вижу! Пусти меня, ты такой же, как они! Вам, мужикам, лишь бы развлечься, а на нас наплевать! Пусти!..
— Ч-ш-ш-ш! — Семен приложил палец к ее губам. — Я понял, милая. Все в порядке, — он нежно поцеловал ее в щеку, затем в губы. — Все хорошо, все нормально, любимая, все будет хорошо, только не плачь, прошу тебя, Оленька, не плачь!
Молодая женщина тонула в волнах его голоса, прижавшись к его плечу, не понимая, что он говорит, но купаясь в тихих спокойных интонациях. Постепенно слезы остановились, и она подняла на него заплаканные глаза. Семен улыбался, и она как-то сразу поверила, что все действительно закончится хорошо.
— Оленька, голубка, я понимаю, что тебя мучит, — прошептал ей муж. — Что, опять наша старая грымза нудела про развод? — Он достал из кармана платок и начал вытирать ей слезы. — А ты все еще думаешь, что бросила его в трудный момент, и все такое? Да забудь! Глупости, честное слово! Ты ни в чем не виновата.
— Да? — неуверенно спросила Ольга, с надеждой глядя на него.
— Да, — опять мягко улыбнулся ей Семен. — Он – взрослый человек, сам в состоянии построить свою жизнь. Хочет пить – пусть его, но ты-то при чем? Посещение загса не делает женщину рабой бессловесной! Да, есть и такие, кто на самом деле думает, что ты неправа. А тебе-то что? Поверь, большинству наплевать, и не мотай себе нервы!
Неожиданно он рассмеялся.
— Но сейчас на тебя действительно все смотрели круглыми глазами, такой уж ты фортель выкинула. Надо же, Папазова Папой Зю обозвать, да еще и перед начальством! — Он опять рассмеялся. — Нет, на язык к тебе лучше не попадаться…
Неожиданно его лицо стало грозным.
— А что ты там говорила про Кислицына, а? Про то, как он выглядит? Ну-ка, признавайся, что у тебя с ним, а не то укушу! Р-р-р! — Он грозно оскалил зубы.
Ольга не удержалась и фыркнула. Потом еще раз, еще, и наконец тихонько рассмеялась.
— Ох ты, кавалер, — она ткнула его кулачком под ребра. — Я же говорю, все мужики одинаковы, об одном только и думаете. Ладно уж, скажу тебе правду, — она перешла на шепот. — У нас с ним… — Она встала на цыпочки и поднесла губы к семенову уху. — …ничего не было!
Семен облегченно рассмеялся.
— Ну вот, так-то лучше, — он крепко обнял ее, затем слегка оттолкнул. — Если человек смеется, то в ближайшее время не помрет. А то плач, слезы, вселенская обреченность… Ладно, давай умываться, и пошли быстрее, а то опоздаем.
— Куда? — удивилась Ольга, шмыгнув напоследок носом.
— Как куда? — удивился Семен в свой черед. — У тебя сегодня весь день какой-то склероз. В кино нам через полчаса, забыла? В обрез времени. Или я зря за билетами отстоял? Давай в темпе!
— Ага, — кивнула Ольга и нагнулась к фонтанчику, набирая воду в пригоршню. — Только, знаешь, я все равно проголосую за Кислицына. Назло всем. И потом, он такой душка!
Тимур незаметно выскользнул из зала. Воздух в коридоре, застойный и холодный, после духоты маленького переполненного помещения казался едва ли не амброзией. Капитан отошел к окну, вытащил сигарету и закурил, украдкой засунув спичку за трубу под подоконником.
— Манкируешь указаниями начальства? — раздался сзади насмешливый голос.
Тимур от неожиданности подпрыгнул на месте, затем резко развернулся и ударил туда, где, по его расчетам, находилось брюхо шутника. Однако Дмитрий оказался стреляным воробьем, так что кулак Тимура пронзил пустоту, а сам он чуть не сверзился с подоконника.
— Ка-акие мы горячие, — ухмыльнувшись, протянул Дмитрий. — Подумаешь, в штаны наложил от страха, со всеми случается… — Он опять увернулся от Тимура и примирительно поднял руки вверх. — Ладно, ладно, извини.
Его лицо приняло обычное дурашливое выражение мальчишки-озорника.
— Извини тебя… — сердито проговорил Тимур. — Сам дурак, и шуточки у тебя дурацкие. Я сигарету сломал от неожиданности, так что с тебя причитается.
— Ладненько, — легко согласился тот, — только я сегодня не при деньгах, так что не одолжишь ли мне еще одну сигаретку, для ровного счета? Завтра отдам. Или послезавтра. В общем, как куплю, так и отдам, а?
— Ага, купишь ты, — все еще сердито проворчал Тимур. — Знаю я тебя, зимой снега купить не удосужишься. Ладно, на! — Он вытащил из пачки еще две сигареты, одну протянул Дмитрию, другую сунул в рот. — Ты-то сам чего не на собрании?
— Да ну их в жопу, — отмахнулся тот, доставая из кармана шикарную зажигалку с вытисненным на ней львом в короне. — Смотри какая! Вчера с рук купил на барахолке, полпремии отдал, — он щелкнул зажигалкой и тут же резко мотнул головой, уклоняясь от небольшого выстрелившего факела. — М-мать! Не проверил на месте, торгаш сказал, что бензина у него нет, а я поверил. Регулируется плохо, колесико в кармане само прокручивается, — он осторожно потрогал регулятор, и факел уменьшился до подобающих размеров. — Заколебали они со своими заседаниями, и всегда одно и то же.
— Поддаешься тлетворному влиянию Юга? — усмехнулся Тимур, прикуривая от карманного чуда пиротехники. — Сначала зажигалочки с сахарским гербом, затем прогуливаешь заседания, а потом что? Побежишь родину продавать идеологическому противнику?
Он с наслаждением втянул в себя сладковатый дымок.
— Угу, пропью дырокол и все папки из сейфа, а потом загоню родной стол южным обезьянам, — в тон ему ответил Дмитрий. — Потребую в обмен сто пачек папиросок вроде твоих и тоже начну выпендриваться перед нищими сослуживцами. Где покупал, кстати? На Щукинской?
— Угу, — кивнул Тимур. — Там на углу фарца всегда толчется, и сигареты подешевле, чем в других местах. Блин, раз купил забугорное курево, теперь на наше даже смотреть не могу – тошнит, — он опять с удовольствием затянулся, выпустив дым через ноздри. — Нашим пропагандистам надо не о вреде курения трепаться, а «Луну» заставлять курить, сразу бы все побросали.
— Ну, что ты хочешь, — рассудительно заметил Дмитрий. — У нас север, табак плохо растет, не то, что в Сахаре. У них тепло, влажно, пчелки летают, что еще растению для полного счастья надо? Кстати, об что там собрание? Я как-то прослушал, когда наш над ухом жужжал.
— Да как всегда, — пожал плечами Тимур. — Повышение трудовой дисциплины. Повышение эффективности народного хозяйства путем усиленной борьбы с несунами и саботажниками, борьба с хищениями в магазинах и на базах, козни сахаритов, повышенная бдительность… Обычная дребедень.
— Что-то в последнее время все чаще ее талдычить начали, — пробормотал Дмитрий. — Когда я сюда после института попал по молодежной линии, такие собрания один раз проводились в начале года, когда новые планы по арестам спускали, а начальство изображало, что ему они дороже спецпайка, — он выпустил кольцо дыма, полюбовался на него, выпустил второе и начал смотреть, как они медленно кружатся друг возле друга. — А сейчас вот каждый месяц вздрючивать стали, чтобы жизнь медом не казалась. А что, про выборы ничего не говорят?
— Как не говорят, говорят, — вяло согласился Тимур. — Как раз когда я наружу выбирался, какой-то мордастый на трибуну карабкался речуху толкать. Достали уже со своими выборами!
— Ну что делать, работа у них такая, — философски рассудил Дмитрий. — Слушай, еще сигареткой не поделишься, а? Я тебя потом неделю угощать стану…
— Ага, стреляешь хорошие, а отдашь нашими! — иронически посмотрел на него Тимур. — Ладно, держи, крокодил. Да я понимаю, что работа, но нашего обожаемого Дуболома я уже видеть не могу. Да и прочих – тоже. Каждый раз, как их тупые морды на экран вылазят, блевать хочется. А тут еще и в рабочее время слушать заставляют. Можно подумать, заранее все не решили. Хрен я им пойду на выборы! — Он сделал выразительный жест правой рукой.
— Ну и дурак, — лениво откликнулся Дмитрий. — Ну чего ты на меня смотришь, как баран, башкой о ворота ударенный? Сам, что ли, не знаешь, как потом списки проголосовавших проверяют? И потом, тут тебе такой шанс дают в харю им наплевать, а ты отказываешься.
— Ты о чем? — ошарашено спросил Тимур. — Какой еще шанс?
— Для особо тупых объясняю, — вздохнул Дмитрий. — Идешь и голосуешь за Кислицына. Понял?
— Нет, — покрутил головой Тимур. — При чем здесь Кислицын?
— При всем, — авторитетно разъяснил Дмитрий, сосредоточенно пыхая сигаретой. — Во-первых, чем меньше голосов наберет золотая троица, тем чувствительнее окажется щелчок по носу. Тем больше, соответственно, новый Нарпред проблем огребет после выборов, тем сильнее ему на нас полагаться придется. А то задвинут нашу Службу куда подальше, и поедешь ты опером в какой-нибудь промороженный лагерь за Каменным Поясом. Как тебе перспективочка? А во-вторых, если Кислицын Председателем станет, то здесь вообще наш самый первый шанс в люди выбиться. Ну ты, дружок, и неп