Серж Панин — страница 22 из 47

— Пожалуйста, забудьте о моих слезах! Не верьте тому, что муж мой сказал вам. Не старайтесь никогда что-нибудь узнать! Оставайтесь в неведении, как теперь!

— А вот что! Значит тот, о котором идет речь, касается близко меня, иначе бы ты не старалась скрыть от меня, — сказала госпожа Деварен, охваченная инстинктивной тревогой.

Она замолчала. Глаза ее сделались неподвижны. Она глядела и не видела ничего, стараясь угадать.

— Прошу вас об этом! — воскликнула Жанна вне себя, протягивая руки к госпоже Деварен, как будто для того, чтобы отвлечь ее от опасного открытия.

— Если бы у меня был сын, — сказала госпожа Деварен, — я думала бы… — Вдруг она замолчала. Страшно бледная, она подошла к Жанне и так посмотрела на нее, что, казалось, хотела заглянуть в ее душу. — Разве?.. — начала она.

— Нет, нет! — перебила Жанна в ужасе от сознания, что госпожа Деварен почти угадала истину.

— Ты отрицаешь, прежде чем я произнесла это имя? — сказала госпожа Деварен громовым голосом. — Ты прочитала его на моих губах? Несчастная, человек, любимый тобою, муж моей дочери!

Госпожа Деварен произнесла это слово «моей» с таким выражением, что можно было угадать в ней мать, способную на все, чтобы защитить счастье обожаемого детища, Серж хорошо рассчитал, что в выборе между Жанной и Мишелиной госпожа Деварен не будет колебаться. Она позволила бы разрушить мир, чтобы из его развалин создать убежище, где ее дочь была бы счастлива и весела.

Жанна опять чувствовала себя удрученной, Госпожа Деварен насильно подняла ее, У нее не было более пощады для Жанны. Она была единственной свидетельницей, и нужно было, чтобы та сказала правду, хотя бы пришлось принудить ее к тому силой.

— Ах, простите меня! — жалобно проговорила молодая женщина.

— Разве речь идет об этом? Отвечай мне одно слово: он тебя любит?

— Не знаю.

— А говорил он тебе об этом?

— Да.

— И он женился на Мишелине! — воскликнула в ужасе госпожа Деварен. — Правда, я сомневалась в нем. Ах, зачем я не послушалась своего инстинкта!

Она принялась ходить по оранжерее, как львица в клетке. Затем вдруг остановилась перед Жанной и сказала:

— Ты должна помочь мне спасти Мишелину!

Она думала только о родном детище. Без колебания, бессознательно, она оставляла другую, приемную дочь. Она требовала от последней спасения своей дочери, как долга.

— Чего же ей бояться? — с горечью ответила Жанна. — Она торжествует, сделавшись его женой.

— А если он оставит ее? — с грустью сказала мать. Но, подумав, прибавила: — Впрочем, он уверял меня, что любит ее!

— Он лгал! — воскликнула Жанна. — Он женился на Мишелине ради ее богатства!

— Почему ты так полагаешь? — сказала грозно госпожа Деварен. — Разве она недостаточно красива, чтобы понравиться ему? Может быть, ты думаешь, что только тебя можно любить?

— Если бы я была богата, он женился бы на мне! — ответила раздраженно Жанна. Она в конце концов возмутилась: слишком уж наступали на нее. Как бы торжествуя победу, она прибавила: — В тот вечер, когда он заперся со мною, чтобы уговорить меня выйти замуж за Кейроля, он клялся мне в этом честью!

— Клялся честью! — с иронией повторила госпожа Деварен, упавшая духом. — Как он нас всех обманул! Но что же делать? Чем я могу действовать против него? Развод? Мишелина не согласится на это. Она очень любит его. — И в порыве бешенства она воскликнула: — Да может ли быть, чтобы эта глупая девочка полюбила ничтожного красавца! Ведь моя кровь течет в ней! Если бы она узнала правду, она способна была бы умереть!

— А разве я умерла? — сказала Жанна.

— Ты! У тебя сильная натура, — возразила госпожа Деварен, смягчаясь, — но она такая нежная, такая слабая! Ах, Жанна, вспомни, что я сделала для тебя, придумай какую-нибудь непреодолимую преграду между собой и Сержем! Вернись к своему мужу! Ты не хочешь сейчас ехать с ним? Но ведь это безумие! Если ты разойдешься с Кейролем, то не будешь в состоянии оттолкнуть от себя Сержа и отнимешь у меня мужа моей дочери!

— Боже мой, вы только и думаете что о ней! Всегда она и прежде всего она! — с гневом воскликнула Жанна. — А я-то? Ведь я тоже человек. Надеюсь, что я имею право на защиту, право быть счастливой. Вы желаете, чтобы я пожертвовала собой, чтобы отдалась этому нелюбимому человеку, который внушает мне только ужас!

На этот раз вопрос был поставлен ясно. Госпожа Деварен мало-помалу приходила в себя. Она выпрямилась и сказала повелительным голосом, против власти которого никто не мог устоять:

— Тогда как же? Ты хочешь разойтись с мужем? Хочешь вернуть себе свободу посредством скандала? Но какую свободу? Тебя все оттолкнут, тебя будут презирать. Последуй моему совету, заставь замолчать свое сердце и послушайся только рассудка. Твой муж хороший человек. Вместо любви он внушит тебе уважение к себе. Выходя замуж ты приняла на себя обязательство относительно мужа. Выполни его. Это твой долг.

Жанна, все еще не сдававшаяся, почувствовала себя побежденной этими словами.

— Но какова будет моя жизнь? — сказала она жалобно.

— Жизнь честной женщины, — ответила с истинным величием госпожа Деварен. — Будь женой: Бог даст тебе сделаться матерью, а тогда ты будешь спасена.

Жанна еще более поддалась этим словам. Она чувствовала, что в них не было неумолимого эгоизма матери. Все, что сказала ее приемная мать, было искренно и справедливо. Ею руководило теперь не взволнованное тревогой сердце, а спокойное и чистосердечное сознание.

— Хорошо, я повинуюсь вам, — ответила молодая женщина. — Поцелуйте же меня, мама!

Она подставила свой лоб госпоже Деварен, из глаз которой упали на лоб Жанны две слезы благодарности и восторга. Затем Жанна сама подошла к двери комнаты госпожи Деварен и позвала мужа:

— Идите, Кейроль!

На пороге показалось встревоженное лицо мужа, немного пришедшего в себя во время ожидания, Но смущенного долгим разговором. Он увидал госпожу Деварен и Жанну серьезными и успокоенными, но не решался первым заговорить.

— Кейроль, все объяснилось, — сказала госпожа Деварен. — Вам нечего бояться. Тот, кто внушает вам тревогу, навеки разлучен с Жанной. Впрочем, ничего не случилось такого между ним и девушкой, сделавшейся вашей женой, что могло бы оскорбить вас и дать повод к ревности. Я не назову вам сегодня имени этого человека. Но если, сверх ожидания, он снова появился бы и вашей чести угрожала бы опасность, то я сама, поверьте мне, первая укажу вам его!

Кейроль на минуту задумался, затем обратился к госпоже Деварен со словами:

— Хорошо. Я вам верю, — и, повернувшись к Жанне, сказал: — Простите меня, и пусть все будет забыто.

Лицо хозяйки просияло от радости. Следя глазами за уходившими Кейролем и Жанной, она прошептала:

— Честные люди! — Затем, меняя выражение, прибавила: — А теперь примемся за другое.

И она вышла на террасу.


XII


Ночь была теплая, ясная, По большой аллее, темной от густолиственных больших деревьев, быстро катилась карета Кейроля, освещая по дороге темную листву колеблющимся светом своих фонарей. В то же время по шоссе, ведущем в Понтуаз, слышался стук экипажей, в которых запоздавшие гости спешили на поезд. Был первый час ночи. Соловей, разбуженный луной, озарившей белым светом большие деревья парка, начал напевать звездам песнь любви. Госпожа Деварен невольно остановилась слушать его. Глубокая тишина царила в природе. Чувство физического удовольствия овладело бедной матерью, так жестоко страдавшей от глубокой печали. Она думала, как она была бы счастлива в эту чудную ночь, если бы сердце ее было полно тишины и спокойствия. Обе ее дочери были замужем: ее последняя обязанность была исполнена. Ей только бы наслаждаться такой жизнью, спокойной и довольной, какую она себе устроила… И что же? Вместо этого страх и притворство овладели ее мыслями. Ей приходилось страшно бороться без пощады с человеком, обманувшим ее дочь и лгавшим ей самой. Корабль с ее счастьем был уже в гавани, но загорелся, и приходилось вновь начинать труд, вновь работая без устали.

Глухая злоба закипела в ее сердце, Построив так прочно здание для своего счастья и украсив его ежечасными стараниями, вдруг увидеть там постороннего, хитростью вошедшего, дерзко поселившегося и навязывающего свою ненавистную ей власть! И что же могла она предпринять против нового властелина? Ничего. Он был крепко защищен безумной любовью Мишелины. Нанести удар Сержу — это значит верно и смертельно ранить свою дочь. Итак, этот негодяй мог бы безнаказанно смеяться над ней и делать ей дерзости! Как ей следовало поступить? Отозвать его в сторону, сказать, что ей было известно его бесчестное поведение, высказать ему прямо раз навсегда все свое презрение и всю ненависть? А после этого что будет? Какой практический результат мог получиться из такого неистового проявления своей злобы? Князь, пользуясь большим влиянием на Мишелину, находившуюся в его власти, разлучит дочь с матерью. И вот она останется тогда одна в своем уголке, брошенная, как бедная собака, и умрет от отчаяния и гнева. В таком случае нужно было все скрывать, притворяться, быть равнодушной, а если бы потребовалось, то и ласковой, и начать трудную работу, чтобы отдалить Мишелину от человека, которого она обожала. Вот в чем должен состоять стратегический план ее действий: выставить на вид все погрешности мужа, осветить все его дурные поступки и доставить ей случай увериться в его ничтожестве. Одним словом, заставить молодую женщину понять, что ее муж — изящный манекен, недостойный ее любви.

Поставить западню для Сержа было бы легко. Он игрок, и следовало только не стеснять его в деньгах, чтобы он вполне мог удовлетворить свои страсти. Стоит только попасть ему в когти демона игры, как он станет пренебрегать своей женой; а тогда мать могла бы вернуть свое утраченное влияние. Если состояние Мишелины будет почато ее мужем, она вмешается между своей дочерью и ее мужем. Она образумила бы князя, зависевшего от нее в денежном отношении, и сумела бы направить его поступки по своему желанию.