Тридцатого апреля 1889 года лорд Гиффорд обратился к правительству от имени компании, которая «должна быть создана», с предварительной просьбой «санкции и моральной поддержки правительства Ее Величества и признания на этой территории полученных законно прав и интересов». Гиффорд сослался на поддержку родсовской Голд филдс, своей Бечуаналенд эксплоринг компани и поименно — лорда Н. Ротшильда, крупного банкира барона Эрлангера, Сесиля Родса, Чарлза Радда.
Компания брала на себя обязательства: 1) построить железнодорожную и телеграфную линии до Замбези; 2) поощрять иммиграцию и колонизацию; 3) развивать торговлю; 4) эксплуатировать минеральные и другие концессии в системе единой могущественной организации, исключающей конфликты и осложнения между соперничающими интересами.
Министр колоний поддержал просьбу, поскольку, во-первых, учредители компании на основании акта об акционерных компаниях могут действовать и без хартии; а во-вторых, «такая компания сможет освободить правительство Ее Величества от дипломатических затруднений и тяжелых расходов».
Но это отнюдь не было концом борьбы за хартию. Весь 1889 год Родсу пришлось работать не покладая рук. Прежде всего нужно было срочно задобрить соперников. Многим из тех, кто заявлял о своих «правах» в междуречье или к северу от Замбези, затыкали рты акциями будущей привилегированной компании. При этом даже не очень проверяли, действительно ли были у этих людей хоть какие-нибудь «договоры» или «концессии». Не до того было. Родс торопился. А ставка была так высока, что он с готовностью поступался малым ради главного, чтобы только не было нежелательных толков, пересудов, писем в редакции газет, чтобы только дело шло быстро.
Свое главное оружие — деньги Родс пускал в ход часто. Он давал деньги целым партиям. Десять тысяч Парнеллу, лидеру ирландской партии в палате общин. Еще пять тысяч — либералам, как говорил сам Родс, чтобы они «не удрали из Египта».
А подкупы политиков, журналистов?
Родс предложил лорду Сесилю, сыну премьера-министра Солсбери, стать постоянным советником компании. Солсбери встревожился, но сын с его мнением не посчитался и принял предложение.
Действовал Родс не только в Лондоне. Влиятельные люди были и в Капской колонии. И они к апрелю 1890 года получили 34 тысячи акций. Не обошел Родс даже бельгийского короля Леопольда II. Тот ведь тоже мог пригодиться.
Важную роль в борьбе за хартию сыграл лорд Ротшильд. Если в 1888 году он решил исход схватки в алмазной промышленности, то теперь, став одним из учредителей создававшейся компании, Ротшильд помог Родсу не только как финансист, но и как политик.
Нужно было срочно провести и еще одну операцию — пополнить совет директоров будущей компании высшей знатью.
О преклонении перед титулами и о роли аристократов в тогдашней Англии Бернард Шоу со своим обычным сарказмом говорил устами одного из своих персонажей, лорда Августа Хайкасла:
— Я не останусь глух к зову родины. Пусть это будет роль посланника в одной из важнейших европейских столиц или пост генерал-губернатора в тропиках… я всегда готов жертвовать собой. Пока Англия остается Англией, вы всюду на видных государственных постах найдете представителей моего древнего рода.
На свои посты аристократы часто смотрели просто как на синекуры и о государственных делах рассуждали в духе того же лорда Хайкасла: видите ли, всегда находятся дела поважнее. Всякие семейные обстоятельства, например, и тому подобное…
Аристократов стремились завлечь многие компании — громкие имена во главе списка директоров назывались «манишкой», придавали респектабельность и обеспечивали благожелательность высоких сфер.
Родс и его новые компаньоны вели переговоры с несколькими представителями лондонского высшего света. Наконец, договорились, что президентом компании будет лорд Эберкорн, а вице-президентом — лорд Файф.
Пятидесятилетний лорд Эберкорн, сын вице-короля Ирландии, предпочитал жить в своих ирландских или шотландских поместьях и не забивал себе голову делами привилегированной компании. Но он был другом премьер-министра Солсбери, влиятельным консерватором, и его имя в списке директоров сразу же придавало компании должный вес.
А сорокалетний Файф, влиятельный либерал, был особенно близок к престолу. Как раз летом 1889 года состоялась его помолвка со старшей дочерью наследника, принца Уэльского. И Файф сразу же стал герцогом и маркизом. Как и Эберкорн, он потом не вмешивался в дела компании и не утруждал себя чтением ее обширных отчетов, но получал тысячи ее акций по ценам намного ниже рыночных.
Чуть больше хлопот доставил Родсу третий лорд (во время создания компании он еще не был лордом) — Альберт Грей. Тот все-таки пытался вникать в дела компании, но был так нерешителен, что доктор Джемсон, ближайший помощник Родса, как-то сказал о нем: «Своенравная старая леди, разумеется, отнюдь не гений и не любит связывать себя определенным мнением».
Как же неглубоки оказались разногласия в лондонской верхушке: ведь и Файф, и Грей вплоть до конца весны 1889 года выступали против Родса и дарования хартии его компании.
По настоянию Файфа в совет директоров был позднее введен и Гораций Феркуер, друг принца Уэльского, аристократ, известный в лондонском свете своей деловой жилкой (он редко отказывался от участия в финансовых предприятиях и торговых операциях).
От группы Родса в совет директоров вошли только он сам и Альфред Бейт, от ее главной соперничающей группы — Гиффорд и Коустон. Аристократы, к которым принадлежал и лорд Гиффорд, оказались в совете в большинстве.
Наверно, не так уж уютно было Родсу среди этих лордов. Он, сделавший себя сам — a self-made man, — не мог не считать их в душе ничтожествами, к тому же чванливыми, кичливыми. Но не мог и не завидовать им. Ведь все им досталось само собой, они не дрались за богатство и титулы, им не пришлось убивать лучшие годы на преодоление бесконечных препятствий. Что ни сделают, они все равно останутся элитой, цветом Британии. А он, хоть вывернись наизнанку, никогда не будет для них ровней.
А может, Родс просто считал себя польщенным, оказавшись в столь избранном обществе? Ведь то была иная эпоха, и ценности были другие.
Как бы то ни было, он понимал правила игры. И сумел заполучить для своей «манишки» самые высокие имена. Но сам стал директором-управляющим, то есть практически полноправным хозяином.
Все это — вербовку влиятельных союзников и задабривание соперников — Родс вел одновременно с переговорами в правительстве. С премьер-министром Солсбери столковались быстро: ведь Родс буквально обложил его со всех сторон. К тому же и расхождений во взглядах у них не было. Оба полагали, что нужно и важно не только захватить бассейн Замбези, но и идти дальше на север, вплоть до Великих африканских озер. Солсбери считал необходимым занять район озера Ньяса, но просить у парламента средств не решался. Родс от имени новой компании взял на себя финансовую сторону: обязался давать британской администрации в Ньясаленде с момента ее установления по десять тысяч фунтов в год. Это обязательство не нанесло материального ущерба компании — английское правительство с лихвой возместило потом затраты.
Кроме того, компания дала субсидию в двадцать тысяч фунтов и обязалась платить по девять тысяч фунтов в год английской Компании Африканских Озер, находившейся на пороге банкротства. Помощь тоже не была актом благотворительности. Группа Родса практически подчинила себе эту компанию.
Что ж, кажется, все готово. После таких услуг правительство возражать против хартии не станет. А общественность?
Утренними газетами Англия уже тогда начинала свой день, вечерними — кончала. Во многих странах газеты еще не стали частью повседневной жизни, а о своей родине Киплинг уже мог сказать:
Солдат забудет меч и бой,
Моряк — океанский шквал,
Масон пароль забудет свой,
А священник забудет хорал.
Девушка — перстни, что мы ей дарим,
Невеста — «да» прошептать,
…
Скорей, чем мы Печать!
Бернард Шоу не без яду обронил потом в одной из своих пьес: «Даже господь бог — и он не был бы всеведущим, если бы он читал газеты».
Эти истины Родс понимал отлично. Чтобы получить поддержку печати, а с ней и общественного мнения, он не раз давал крупные суммы корреспонденту «Таймс» Скотту Келти и редактору влиятельного журнала «Фортнайтли ревью» Джону Вершойлу, перетянул на свою сторону видного журналиста Сиднея Лоу.
Уильям Стед, издатель «Пелл-мелл газетт» и журнала «Ревью оф ревьюс», до весны 1889-го выступал против Родса. Встретившись со Стедом в апреле 1889-го, Родс изложил ему свои идеи, а затем предложил участвовать в издательском предприятии Стеда, внес для этого двадцать тысяч фунтов и обещал и дальнейшем еще большую финансовую поддержку. Стед провозгласил Родса «новым спасителем Британской империи». Кто знает, что повлияло сильнее: убеждение или деньги, но, несомненно, возникла и идейная близость, настолько тесная, что в нескольких завещаниях девяностых годов Родс даже назначил Стеда своим вторым душеприказчиком (первый — Ротшильд), обязанностью которого, как писал Родс, было «реализовать мои идеи». Ф. Энгельс считал Стеда «великолепным дельцом».[83] Именно эти качества и сослужили неоценимую службу Родсу.
С весны — лета 1889 года панегирики Родсу запестрели на страницах таких влиятельных изданий, как «Таймс» и «Сент Джеймс гезетт», хотя прежде первая была настроена скептически, а вторая — открыто враждебно. «Фортнайтли ревью», «Найнтинз сенчюри» и ряд других журналов не отставали от них.
Бывшие противники превращались в сторонников, критики — в апологетов. Что теперь могло помешать Родсу? Даже Британское географическое общество встало на его сторону. В мае 1889-го оно рекомендовало коммерческие ассоциации в качестве лучших агентов для распространения цивилизации на Центральную Африку.