– Государь!
– А с другой стороны – ты моему отцу полезен…
Алексей смотрел на человека в дорогой шубе, который потел от страха и нестерпимо вонял на всю горницу. Опять сестренка права. Людьми управлять несложно. Это как маятник. Напугать – отпустить. Напугать – отпустить. И так, пока человек не поймет, чего ты от него хочешь…
Но боярин оказался сообразительным.
– Я и тебе могу быть полезен, государь. Испытай!
Алексей вздохнул. Повертел в пальцах перо.
– Что ж… Кто желает служить Отчизне, тому преград нет. Будет у меня для тебя задание, боярин. Есть ли у тебя человек, который по-аглицки говорить умеет? Да хорошо говорить, чтобы поехать в далекую страну и вернуться?
Григорий Иванович задумался. А потом кивнул.
– Есть у меня такой человек. Отец у него англичанин, вот и Иван по-аглицки разумеет дюже хорошо.
– Грамотен ли он?
– Да, государь.
– Привезешь его ко мне – для одной службы. Сделает он свое дело и к тебе вернется. А я заплачу ему, не обижу.
Григорий Иванович почтительно поклонился. Не хотелось ему Ивашку отпускать – дюже толков да сметлив, но государю лучше не прекословить.
– На пятый день от сегодняшнего ждать тебя буду, боярин.
– Слушаюсь, государь-царевич.
– Иди…
Боярин было уж и к двери попятился, но что-то заставило царевича вскинуть руку.
– Да… говоришь, отец у него англичанин?
– Да, царевич…
– Отца тоже попроси приехать ко мне. Да вежливо попроси, понял?
Синие глаза блеснули так, что боярин аж шарахнулся. Потом поклонился почтительно и получил жест, разрешающий уйти. Вылетел за дверь, перевел дух, но по-настоящему успокоиться смог, только когда за воротами оказался.
Волчонок растет, ой, волчонок…
Смилуйся, Господи, над рабом твоим Григорием!
Алексей проследил, как за боярином закрылась дверь, и заглянул под стол.
– Вылезай, можно!
– Точно?
– Ушел… Сонь, а зачем нам его отец?
– Чтобы знать, что в Англии творится. Вдруг нам что полезно будет?
Алексей кивнул. Действительно, про Англию они знали только то, что она существует. Что там, кто там, как там – пес его знает. Правда, Софья вполне прилично говорила на английском, но лучше об этом умолчать, потому что вряд ли ее кто-то поймет в Англии. Консалтинги, договоры, лизинги и франчайзинги – за такие злобные заклинания и на костре сжечь могут. Да и диалект двадцать первого века разительно отличался от диалекта семнадцатого.
Софья кое-как выползла из-под стола, откинула в сторону бересту с корявыми каракулями и потянулась.
– День-то хороший какой! Леша, тебе проехаться не хочется?
Алексей посмотрел в окно. Действительно, хотелось.
– А мы же заниматься хотели?
– Тетка Татьяна не даст.
При упоминании старшей родственницы лицо Алексея вытянулось.
– Действительно…
– А так ты бы поездил, посмотрел, где тут хорошие пастбища…
– И Ваньку с собой возьму, нечего ему сидеть в тереме…
Софья одарила брата улыбкой. Правильно. Верхом ездить – не нравоучения выслушивать, а они от Татьяны будут наверняка. За что?
А просто так.
С какой целью бабы закатывают скандалы? Да чтобы утвердить свое главенство где-либо. Или чтобы с ними не связывались. Территорию помечают, вот.
И мужикам присутствовать при этом не обязательно. Вовсе даже ни к чему. Вот Анна может при поддержке Софьи сцепиться с милой сестричкой, но посторонним эти разборки видеть не обязательно.
Алексей, просияв, умчался. Софья еще раз потянулась и отправилась на занятия. А то как же?
Обнаружив, что в этом теле мозг работает на порядок лучше, она стала искать, чем его загрузить. И нашла.
Языки.
Сейчас было время занятий турецким. Как это выглядело?
Спасибо Лейле. Девчонка оказалась умной и серьезной, поняла, что сможет заработать и обеспечить себе теплое место, и стала сама разрабатывать планы уроков, на ходу подхватывая то, что предлагала Софья. На кухне они уже несколько раз были, готовили турецкие блюда. Одевались в турецкие одежды, правда, чтобы никто не увидел. Проводили уроки поэзии, стараясь перевести турецкие вирши на русский. Получалось откровенно коряво, но… а как?
О грамматике и сама Лейла имела весьма смутное представление, поэтому хотя бы разговорный турецкий и письменный. Сегодня же намечался урок танцев. И параллельно урок турецкого. Шаг назад, шаг вперед, поворот, верти бедрами, раз-два-три… Сколько можно преподать во время урока танцев?
Много…
Тем более что Лейла старалась. И девочки тоже. Ровно до тех пор, пока в горницу не явилась проспавшая Татьяна, весьма недовольная этим фактом.
– Что тут происходит?
Софья обернулась.
Что-что, учимся мы тут.
– Тетя, доброе утро. Я рада тебя видеть.
Девочки, как по команде, развернулись и склонились в поклонах. Лейла изящно опустила голову. Али, наигрывавший на маленькой флейте, оборвал музыку и поклонился на восточный манер.
Татьяна хлопнула глазами, но сказать ничего не успела. На помощь подоспела кавалерия в лице царевны Анны.
– Сестрица, милая, доброе утро. Как почивалось?
Подхватила Татьяну под руку и повлекла за собой. Софья вздохнула и кивнула Лейле.
– Занимайтесь. Я скоро вернусь.
И направилась вслед за тетками. Девушки проводили ее взглядами, исполненными облегчения. Да, они уважали Софью, но иногда этот ребенок казался им слишком страшным. Умна не по возрасту – был общий вердикт. И взгляд у нее нехороший.
Но дальше сплетен в опочивальнях это не шло. Будь Софья хоть и чертихой с рогами – она давала им возможность вырваться из замкнутого круга. Не станет ее – не станет и их, кому они там будут нужны? Так что Софья все рассчитала правильно – девочки за нее кому угодно бы горло перегрызли. И после ее ухода занимались не менее усердно, чем с ней.
А Софья тем временем догнала двух царевен.
– …зачем это? Грех ведь?
– Какой грех в том, что девочки османский язык изучают?
– Они же язычники!
– И что с того?
– Они бы еще по-собачьи лаять научились!
– Понадобится – и по-собачьи научимся. Братец наш сколько языков знает? А ведь что франки, что османы…
– Франки в господа нашего Иисуса Христа веруют!
– А как ты османам об истинной вере расскажешь, если двух слов связать не можешь?
Татьяна насупилась. Крыть было нечем, и тут влезла Софья.
– Тетя Таня, а правда, что ты хорошо рисуешь?
Что было, то было. Татьяна вообще была одаренной личностью – будь она портретисткой, цены бы ее картинам не было. Сейчас же ее талант растрачивался зря – она писала иконы, но женщина ведь иконописцем быть не может – грех это. И глупость, так что слова Софьи упали на благодатную почву.
– Хорошо…
Софья внутренне усмехнулась.
– А ты нас не поучишь?
– Кого это – нас?
– Девочек, конечно…
– Иконы писать?
– Да нет, парсуны, цветы, травы – что тебе в голову взбредет! Они ж и не пробовали никогда…
– Мне что – заняться нечем? – вознегодовала Татьяна, но как-то очень неубедительно. Мы можем злиться, ругаться, шипеть, фыркать, но когда речь идет о любимом, о твоем деле, занимаясь которым ты чувствуешь, как поет душа… тут сложно остаться злым и равнодушным. Татьяна и не смогла. – Не хватало мне еще всякое отродье учить!
Только вот убедительности в ее голосе не хватало.
– Так и меня тоже, тетушка…
Софья смотрела чуть лукаво, и так же смотрела Анна. Кажется, она поняла план племянницы. Сначала учить девочек, а потом и всех, кого понадобится. А изобразительное искусство, оно никому не лишнее. Анна подмигнула девочке и продолжила уговаривать Татьяну, отмахиваясь от заявлений вроде «грех», «невместно мне» и «не бывало на Руси такого…».
Не бывало – станет.
И Анна и Софья понимали, что Татьяна согласится. Молиться целый день да склочничать? Этим она и дома в тереме занималась. А тут вот… если есть возможность попробовать что-то еще – разве не стоит этого сделать? Страшная штука – желание реализовать себя.
По приезде в Москву Григорий Иванович тут же приказал привести к себе Ивана. Молодой человек явился пред боярские очи и тут же был озадачен – чтоб собираться срочно в Дьяково, к государю-царевичу. Да службу тому сослужить, какую он прикажет. А уж боярин Ивана не забудет, ежели царевич его за это приветит. И деньгами поможет, и хлебом…
Иван, которого дома звали Джонни с простой английской фамилией Томсон, переделанной дикими русскими варварами в «Томский», ломаться не стал. Оно как-то на Руси не принято ломаться, когда член царской фамилии приехать повелевает, а то ведь могут и иначе попросить – и головы не сбережешь.
Да и отец говорил, что ехать надо. От греха…
Помолились, матери все деньги, которые были, оставили и отправились с боярином в путь-дорогу. Отец Ивана, когда-то бывший английским баронетом Ричардом Томсоном, решил, что выхода нет, и они поехали, не зная, чего ожидать.
Ехал – боялся, что царевичу от него понадобилось, но встреча превзошла все его ожидания. Сначала пред царевичевы очи допустили боярина Григория. Но ненадолго.
Царевич сидел там же и так же смотрел спокойно и серьезно, чуть улыбался.
– Поздорову ли, боярин?
Григорий Иванович низко поклонился.
– Государь-царевич, доставил я тебе англичан.
– Благодарю за службу, боярин. Подожди пока, я с ними побеседую…
– Повинуюсь, государь-царевич.
И спокойный взгляд синих глаз, от которого ноги сами к двери несут.
Романовых кровь…
Вылетел из кабинета боярин быстро, отдуваясь как тюлень и вытирая пот со лба. И кивнул Ивану с Ричардом – мол, заходите.
Те пару шагов сделали внутрь, в поклонах согнулись – и только дверь хлопнула.
– Ваше высочество, – заговорил, как привык, Ричард. – Я счастлив лицезреть…
– Поднимите головы. – Голос был детским, но властным. Англичане послушались.