Я делаю Лин кофе и большим стаканом воды запиваю две таблетки парацетамола. Большая часть послеобеденных занятий посвящена изготовлению картонных сердец, которые мы украшаем блестками, креповой бумагой и красками. Я вешаю их на веревку для просушки. Руки ноют. Я была сверхбдительна весь день и теперь совершенно измучена. С облегчением запираю двери и прибираюсь.
– Все, я пошла. – Я просовываю голову в дверь кабинета. Лицо у Лин белое и осунувшееся.
– Что-то случилось?
– Тебе лучше сесть. – Лин кивает на стул, избегая встречаться со мной взглядом.
Я сажусь. Ремешок для часов обтрепался. Я нервно тереблю его, вытягивая ниточки, и смотрю, как они падают на пол.
– Ты должна посмотреть вот это. – Лин протягивает мне свой айпад, открыто приложение «Твиттер».
Нерадивая воспитательница ломает девочке руку. #маленькиежелуди #уберитегрейс
– Это что…
– Пролистай вниз. Там есть еще.
Не отправляйте туда своих детей это небезопасно. #маленькиежелуди #уберитегрейс
Почему вы не выгнали Грейс?#маленькиежелуди #уберитегрейс
Грейс место в тюрьме.#маленькиежелуди #уберитегрейс
Твит идет за твитом, все требуют крови. Моей крови. Местная газета перепечатала эти сообщения, и появилось несколько очень гадких комментариев от людей, о которых я даже никогда не слышала. Мне делается нехорошо. Айпад расплывается перед глазами.
– Кто это сделал?
– Я не знаю. Все сообщения с новых аккаунтов. Нет ни личной информации, ни фотографий.
– Могут они быть от одного и того же человека?
– Не знаю. – Лин постукивает ручкой по боковине стола. – Я думаю, не Грег ли это.
– Может быть. Он говорил, что я пожалею. Он вспыльчив, мы это знаем, и он отец Эмили. Что нам делать?
– Мы не можем это замалчивать. Сегодня днем были телефонные звонки. Весть разнеслась среди родителей. Они обеспокоены.
Я жду продолжения.
Лин откидывается на спинку стула и вздыхает.
– Звонили из местной газеты. Они собираются завтра опубликовать сообщение. Просили комментарий.
– Что ты им сказала? – Мой голос едва слышен, даже для моих ушей.
– Я сказала, что пока никого не признали виновным, идет расследование, но до тех пор, пока «Офстед» не пришел к заключению, ты временно отстранена.
Мои глаза наполняются слезами.
– Мне очень жаль, Грейс, но я не могу рисковать, чтобы родители стали забирать детей. Я должна действовать с максимальным учетом интересов детского сада.
– Знаю. Мне жаль. – Опять это слово, но я больше ничего не могу придумать.
– Как только «Офстед» вынесет решение, ситуация нормализуется. Все это закончится.
Пошарив в сумке, я достаю ключ и протягиваю его Лин:
– Возьми.
– Оставь его у себя. Он понадобится, когда ты вернешься. Ты вернешься, Грейс.
Я с трудом поднимаюсь с кресла. Оно кажется таким тяжелым. Отягощенным виной. Иду через игровую комнату, смотрю на ряд бумажных сердец, и мне кажется, что мое собственное разбивается.
Глава 26Прошлое
Притаившись среди рождественских открыток, насыпавшихся в то утро на наш коврик перед дверью, лежало еще одно письмо. Я засунула его в школьную сумку, чтобы в обеденный перерыв показать Эсме и Чарли. В столовую я вошла первой. Почему тут всегда пахло вареной капустой? Нас никогда не кормили овощами. Несмотря на все разговоры о здоровых обедах, хот-дог и чипсы были едва ли не единственными узнаваемыми кушаньями, подаваемыми сварливыми женщинами в розовых комбинезонах и сеточках для волос, которые выглядели так, будто предпочли бы находиться в любом другом месте, только не здесь. Я вытащила из холодильника жалкое подобие салата. Замерзшие помидоры и огурец с кусочком тунца. Наесться этим было невозможно, но я хотела сбросить полстоуна[3] до Рождества, во время которого, как я знала, наберу вес на шоколадных конфетах и пирожках с фруктовой на чинкой.
Стоя в очереди, чтобы заплатить за еду, я не смогла удержаться от того, чтобы прибавить к ней чашку горячего шоколада. Я заслужила его за те калории, что сэкономила на салате. К тому времени, как я добралась до нашего обычного стола, Эсме и Чарли были уже там.
– Ты слышала о Шиван? – Чарли подскакивала на своем сиденье.
– Нет.
– Ее вышибли.
– Что? Почему? – Шиван была самой умной из нас.
– Украла ноутбук.
– Это нелепо. Она бы не стала. У нее есть ноутбук.
– Ее засекла камера видеонаблюдения. Утром приезжала полицейская машина.
– А как же университет?
– Она не сможет туда поступить. Ей запретили сдавать выпускные экзамены.
– Господи! – Я была потрясена.
– Не могу в это поверить. – Эсме нервно покусывала губу. – У меня такое чувство, что я по-настоящему ее не знала.
– Мы и не знали, – сказала Чарли. – Посмотри, что она сделала Грейс.
– И продолжает делать. Я сегодня получила еще одно письмо.
– Стерва, – выпалила Чарли.
– Это точно, – согласилась я, но, заметив Эбби, всхлипывающую в углу в окружении заинтересованных «друзей», охотящихся за информацией о ее беспутной сестре, невольно ее пожалела.
Было большим облегчением не видеть каждый день Шиван. Слухов было полно. Она была членом организованной преступной шайки. Ее отец был мафиози. Мой одноклассник Стивен Браун сказал, что Шиван предложила ему купить у нее ноутбук за сто фунтов. Он не мог позволить себе новый, но понятия не имел, что у нее краденый. В это я верила. У Шиван не было работы, как у нас, остальных. Я по воскресеньям работала в кофейне, Чарли сидела с маленькими детьми, а Эсме помогала матери доставлять любовные романы издательства «Эйвон». Родители Шиван не хотели, чтобы она отвлекалась от учебы. Для чего ей так понадобились деньги?
Вероятнее всего, на канцелярские принадлежности. Письма приходили почти каждый день, и я была усталой и раздражительной. Чарли хотела начать поиски своего отца, но я старалась не запускать учебу, мое внимание распылялось. Мы пытались делать намеки Лекси: притворялись, что видели шоу Джереми Кайла, где девушка требовала, чтобы мать рассказала ей, кто был ее биологическим отцом, состряпали историю о некоей девочке из школы, которая только что нашла своего отца. Но Лекси лишь закуривала очередную сигарету, наливала себе очередную рюмку и пропускала все это мимо ушей.
Как-то в пятницу мы через парк шли домой из школы. На качелях сидела одинокая фигура, светлые локоны спиралями выбивались из-под ярко-желтой шапки с кисточкой. Шиван.
– Пойдем по другой дороге, – потянула я Чарли за руку.
– Я не собираюсь от нее прятаться. – Чарли направилась к ней, хрустя по мерзлой траве, тяжелое дыхание облачками вылетало у нее изо рта. – Ой! Воровка.
Я напряглась, ожидая, что Шиван сейчас взорвется, но, когда она обернулась, я резко втянула в себя ледяной воздух и закашлялась. Глаза у Шиван покраснели, бледное лицо было в пятнах.
– Я ничего не крала.
Чарли тяжело уставилась на Шиван:
– Я тебе верю.
– Спасибо. – Шиван протянула ей руку, но Чарли ударила по ней.
– Я верю тебе так же, как верю, что ты не посылала писем Грейс.
– Я…
– Брось. Тебя засекла камера видеонаблюдения. Что, понадобились деньги на марки? Ты жалкое ничтожество. Дэн любит Грейс. Он не станет смотреть на такую дрянь, как ты.
Шиван шмыгнула и вытерла нос тыльной стороной перчатки.
– Пожалуйста. Мы ведь когда-то дружили.
– Дури нас больше. – Чарли ухватила меня за запястье. – Пошли, Грейс. Нас ждут остальные.
– Позвольте мне с вами. – Шиван с мольбой стиснула руки. – Родители меня ненавидят. Даже Эбби не желает со мной разговаривать.
– Отвали, Шиван. – Голос у Чарли был резок, но когда мы шли прочь, я заметила у нее на глазах слезы.
Глава 27Настоящее
Не могу поверить: мне надо идти домой и сообщить Дэну, что я, скорее всего, потеряла работу. Моя «Фиеста» стоит на стоянке «Только для сотрудников», и я, опустив голову, прошмыгиваю к водительской двери с ключом в руке. Бросаю сумку на пассажирское сиденье, сажусь в машину и запираю дверцы. Мне не по себе – где-то есть человек, который явно меня ненавидит. Грег? А может, тот человек, который меня преследует?
Мне не впервой иметь врага. Уношусь мыслями в те времена, когда мне было восемнадцать. Вспоминаю, чем это кончилось, и хочется плакать. Я звоню маме. Может быть, когда я вслух произнесу эти слова, все покажется не так уж плохо и мне будет легче повторить их Дэну. Слышатся бесконечные длинные гудки, и я жду, когда включится голосовая почта, но тут мама отзывается.
– Привет, Грейс. – Она тяжело и хрипло дышит. – Как ты?
– А ты как? У тебя такой голос, будто ты бежала.
– Приехала дочь Оливера со своими детьми. Мы играем в прятки. Ты хотела мне что-то сказать?
Меня пронзает ревность. Она никогда не играла со мной, пока я росла, а вот теперь играет с внуками Оливера. Хотя я понимаю почему, все равно мне больно.
– Ничего важного. – Я сглатываю комок, чтобы голос не надломился. – Возвращайся к детям. Позвоню на следующей неделе.
Я стискиваю зубы и завожу мотор, подскакивая, когда машину наводняет звук. Это я прибавила громкости сегодня утром, когда местная радиостанция передавала подборку хитов восьмидесятых. Песня группы «Электрик лайт окестра» «Мистер голубое небо» разносится по салону, и я вырубаю стерео и прислоняюсь лбом к рулю. В голове звучит папин голос: «Эй, эй, настал прекрасный новый день». Если бы он был здесь, то выслушал бы меня. Стоит тишина, нарушаемая только звуком моего прерывистого дыхания, и я жалею, что не могу навечно остаться в машине, как в коконе.
В окно стучит Лин, я поднимаю голову, улыбаюсь и киваю: все, мол, нормально – и задним ходом выезжаю со стоянки. Еду домой, и если есть на дороге какие-то другие машины, то я их не замечаю. Колеса крутятся и крутятся, неся меня вперед, и слишком скоро я оказываюсь дома.