Хлопнув дверью, Анна выходит из комнаты.
– У тебя идет кровь. – Я протягиваю руку, но Лекси ее отталкивает.
– Все в порядке.
Темно-красное пятно расплывается, я смотрю на него, и все, что находится в комнате, кружится и сливается вместе. В ушах у меня шумит, как будто я слушаю рокот волн в ракушке.
– Дыши, Грейс. – Лекси трет мне спину маленькими круговыми движениями. – Ты только вдыхаешь. Выдохни.
Я тяжело выталкиваю воздух, со свистом втягиваю его снова. Слышу бормотание Лекси, чувствую тепло ее руки у себя на спине, и постепенно тело перестает дергаться. Острота зрения восстанавливается.
– Порядок? – Лекси крепко стискивает меня здоровой рукой.
– Да.
– Хорошо. – Она отпускает меня. – Не обижайся, но от тебя воняет. – Она отодвигается.
Я хлопаюсь обратно на подушку, а Лекси дергает за цепь, здоровой рукой давит на спинку кровати.
– Я уже это пробовала.
Лекси ложится на спину. Скидывает туфли и прижимает ступни к резному дереву. Я сдвигаюсь в конец кровати и ставлю свои ступни рядом с ее ступнями.
– Готова? – спрашивает она.
– На счет три.
Мы пинаем спинку кровати, пока мои ноги не парализует от боли, и кричим, пока у меня не начинает звенеть в ушах. В дереве не появилось даже волосяной трещины.
– Вот зараза. – Лекси трет ступни. – Как же мы отсюда выберемся?
Я смотрю ей в глаза и вижу в них отражение собственного страха.
– Не знаю.
Глава 45Прошлое
Шесть дней спустя после смерти Чарли утреннее небо было серо-черным, как застарелый синяк. Туман окутывал церковный шпиль, обычно видный из моего окна. Все казалось каким-то приглушенным, пригашенным. Даже птицы были нетипично молчаливы. Чарли забрала с собой солнечный свет и радость. Дэн принес мне чай, который я не смогла заставить себя попробовать, и тост, который я не смогла проглотить. По-хорошему, мне бы следовало принарядиться – ведь это был двадцать пятый день рождения Чарли, – но вместо этого я надела черное, чтобы присутствовать на ее похоронах. Прямое цельнокроенное платье, которое я надевала на прошлое Рождество, было плотно облегающим, когда я его купила, но сейчас молния застегнулась с легкостью – ткань еле касалась моего тела вместо того, чтобы его облегать. С момента смерти Чарли я едва ли проглотила хоть что-то. Дэн надел деловой костюм и одолжил у кого-то черный галстук: разодетый маленький мальчик.
Такси привезло нас к дому Чарли, мы оба слишком дрожали, чтобы вести машину. Поскольку у Чарли, кроме матери, не было других родственников, было решено, что мы поедем вместе с Лекси в похоронном автомобиле. Приехали мама и Оливер. Они с бабушкой и дедушкой должны были встретить нас у крематория. Я открыла дверь в дом, который некогда был моим вторым домом, и вошла в клубы сигаретного дыма. Лекси сидела за кухонным столом, одна ее рука покоилась поперек груди, другая держала сигарету, взгляд был прикован к переполненной пепельнице. Я тронула ее за плечо. Она отбросила мою руку. Я сердито посмотрела на Дэна. Мол, скажи что-нибудь.
– Я сделаю чаю, – сказал он.
Пока чайник кипел, я налила горячей воды в липкий тазик для мытья посуды и принялась оттирать грязные кружки и тарелки, покрывавшие все имевшиеся поверхности. Я нарушила тишину плеском воды и звяканьем фарфора. Дэн поднес ко мне молоко, держа так, чтобы я могла его понюхать. Я понюхала и сморщила нос. Он вылил его в мойку – застывшие желтые куски, которые я подогнала к сливному отверстию чайной ложкой. Он разлил по чашкам дымящийся чай, который никто не стал пить. Я вытерла посуду, а Дэн тем временем вынес вонючее мусорное ведро и выставил пустые винные бутылки и пивные банки за заднюю дверь, чтобы их унесли на переработку.
Больше делать было нечего, оставалось ждать. Мы втроем сидели вокруг кухонного стола и молчали, избегая встречаться друг с другом глазами. Когда раздался стук в дверь, все почувствовали облегчение. Дэн вскочил, чтобы открыть, а Лекси впилась в меня свирепым взглядом. Ее гнев заглушал мою печаль.
– Пойду на воздух, – сказала я ей и присоединилась к Дэну в узкой прихожей. Пока он разговаривал с шофером, я стояла, вцепившись сзади в его ремень, чтобы меня не унесло волной горя.
В сверкающем катафалке стоял дубовый гроб и цветы: имя Чарли было выложено белыми гвоздиками. Это дедушка помогал Лекси с организацией похорон. Я подозревала, что он также помог материально, – у нее всегда было плохо с деньгами. Лекси села в машину первой, потом – Дэн, потом – я. Я сидела, уставившись в окно, пока мы совершали медленный переезд, чтобы отдать последнюю дань той, которая была так полна жизни, что я так и не могла до конца поверить в ее смерть. Я смотрела на болтающих и смеющихся людей на улице. Казалось непостижимым, что в их жизни ничего не изменилось. Для них это был просто еще один заурядный день. Я им завидовала.
Небо было похоже на грозный серо-стальной саван с плачущими облаками. Большая толпа людей, одетых в основном в черное, ждала перед дубовыми двойными дверями часовни, люди промокали глаза и сморкались. Все выглядели такими же ошеломленными, какой я себя чувствовала.
Мы подождали в машине, пока все вошли внутрь, а затем распорядитель похорон подошел, чтобы сопроводить и нас в часовню. В тот момент я еще не плакала. Все казалось таким сюрреалистичным. Мы угрюмо прошествовали в крематорий под пение Евы Кэссиди, обещающей голубые небеса. Лекси выбрала песню «Над радугой». Чарли бы скорчила недовольную мину: «Чем не угодила Мадонна?»
Мы сидели на деревянных скамьях, сконструированных так, чтобы делать задницы такими же онемелыми, как сердца. В передней части часовни малиновые бархатные занавеси, отделанные золотом, висели за постаментом, где стоял гроб Чарли. На крышке гроба стояло оправленное в серебряную рамку фото смеющейся Чарли на пляже в Кромере. Я помню, как дедушка ее фотографировал.
Службу вел мужчина средних лет, который явно никогда не был знаком с Чарли. Звучали стандартные слова типа «сердечная», «забавная» и «добрая», а затем наступила моя очередь. Ватные ноги каким-то образом вынесли меня на кафедру, и передо мной предстали ряды блестящих от слез глаз. Я прочистила горло. «Чарли была моей лучшей подругой», – начала я. Я рассказала о том дне, когда мы познакомились, как она намазала кетчупом сладкие бутерброды Дэна. В этом месте послышался робкий смех. Я описала, как с того момента поняла, что она будет одним из самых важных людей в моей жизни.
– Тогда почему? – хрипло разнесся в тишине голос Лекси. Он звучал так, что было ясно: с момента смерти Чарли она курила одну сигарету за другой.
От замешательства я просто лишилась дара речи.
– Почему? – Теперь Лекси стояла, и голос ее звучал все громче, а лицо потемнело и исказилось.
– Почему? – повторила я, не понимая, чего она от меня хочет.
Взгляды присутствующих метались между мной и Лекси, словно следя за некоей зловещей игрой в теннис.
– Почему ты ее убила?
Лекси с такой ненавистью сверлила меня взглядом, что я невольно отступила назад. Ко мне устремился Дэн. Я подвернула ту же самую лодыжку, что повредила во время гонки, но не эта боль вызвала у меня слезы.
– Лекси, понятно, что ты сегодня не в себе, – вмешался дедушка ровным и спокойным голосом.
– Я каждый день не в себе, потому что эта мерзкая сука убила мою дочь. Убила Шиван. Это она виновата. Во всем виновата.
– Я не убивала. Я не понимаю… – Я озиралась по сторонам, ища ответа.
– Смерть Шиван была вызвана случайной передозировкой. Едва ли это вина Грейс. – Дэн прижал руку к моей спине, и рука эта была невыносимо горячей. – И я не понимаю, как вы можете винить Грейс за Чарли.
– Если бы Чарли не уехала…
– Почему она уехала, Лекси? Она ваша дочь – просветите нас. – Голос Дэна стал громче, и дедушка положил руку ему на плечо.
– Сейчас не место и не время, сынок. Лекси, ты не хочешь выйти со мной на улицу, вдохнуть воздуха?
– Мне не нужно никакого чертова воздуха, я хочу, чтобы вернулась моя чертова дочь, – упав на колени, заголосила Лекси.
Распорядитель похорон улыбнулся нам, хотя глаза его были холодны.
– Я думаю, вам лучше уйти.
Собравшиеся пребывали в замешательстве, вытягивали шеи, чтобы лучше видеть.
Меня трясло от шока. Неверной походкой я двинулась к выходу, Дэн поддерживал меня, как девяностолетнюю, одна его рука обвивала мою талию, другая держала за локоть.
– Я никогда не прощу тебя, Грейс! – визжала за моей спиной Лекси.
Оказавшись на улице, я вцепилась в руку Дэна.
– Я схожу за машиной. – Дедушка ринулся на стоянку, тем временем как Дэн потирал мне спину. Мама, Оливер и бабушка сбились в кучку, слишком ошарашенные, чтобы говорить.
К тому времени как мы добрались до дома, я использовала все бумажные носовые платки из своей сумочки. В горле першило, а в глаза будто насыпали песку.
– Как насчет поминок?
– Хочешь пойти? – спросил дедушка.
– Нет, – прохрипела я. – Но Чарли…
– Чарли тебя любила. Она бы поняла.
Я выбралась из машины и, стоя на ногах, которые казались чужими, спросила:
– Вы зайдете?
– Думаю, нам следует пойти в паб и проверить, как там Лекси, – ответил дедушка.
– К черту Лекси! – жестко обронил Дэн.
– У нее больше никого нет, – сказал дедушка. – Но мы останемся, если ты хочешь.
Я покачала головой. Дедушка развернулся в три приема. Машина Оливера последовала за ним.
– Мы вернемся повидаться с тобой перед тем, как возвращаться в Девон, – крикнула мама из окна машины.
Мы стояли в прихожей, толком не зная, что делать.
– Чаю? – спросил Дэн.
– Чего-нибудь покрепче. – Мне хотелось напиться до бесчувствия. Я расстегнула молнию на платье, которое пахло часовней, и закуталась в шерстяную шаль. Несмотря на то что было двадцать градусов, меня бил озноб.
Дэн вручил мне водку с колой, и мы сидели на диване, тесно прижавшись друг к другу, и пили за девушку, которая теперь навсегда останется двадцатичетырехлетней.