Сестра луны — страница 5 из 12

Июль 1936 года, два года спустя

24

– Что случилось? – Лусия закурила и откинулась на подушки. Солнечный свет потоками вливался в окно ее спальни.

– В Марокко переворот, – отозвался Менике, не отрываясь от чтения газеты. – Ходят разговоры, что и здесь очень скоро начнутся беспорядки. Может, лучше все же уехать из Испании, пока еще есть такая возможность?

– Какие беспорядки? Против чего бунтуют все эти люди? – нахмурилась Лусия.

Менике подавил тяжелый вздох. Он уже сто раз пытался объяснить Лусии весь драматизм ситуации в нынешней Испании, но ее совершенно не интересовала политика, и она ничего не смыслила в том, что творится в современном мире. Ее дни были заполнены танцами и сигаретами, она с упоением занималась любовью и уплетала свои любимые сардины. Вот именно в таком порядке располагались самые важные приоритеты в ее жизни.

– Франко хочет захватить власть в стране с помощью армии, – в сто первый раз стал он терпеливо объяснять подруге суть происходящего. – Он мечтает построить в Испании государство фашистского толка. Такое, какое создали у себя в Германии нацисты.

– Боже, как же мне надоела вся эта твоя политика, Менике! Нам-то что за дело до их планов? – Она сладко зевнула и потянулась на постели, потом легонько ударила кулачком в лицо возлюбленного.

– Зато мне есть дело, дорогая. Да и тебе тоже стоит озаботиться. Ведь случись переворот, и это сразу же коснется того, чем мы занимаемся. Может, уже прямо сейчас податься в Португалию? Ведь у тебя же там вскоре запланированы гастроли. Боюсь, что основная борьба развернется именно в Мадриде, и столица наверняка превратится в главный центр противостояния. И тогда насилия уже точно не избежать.

– Я не могу ехать в Португалию прямо сейчас. У меня еще выступления в «Колизее». Люди штурмуют кассы в надежде заполучить билеты. Я не могу подводить своих зрителей.

– Хорошо! Согласен! Но мы уедем сразу же по завершении твоих представлений, если, конечно, к тому времени ничего не изменится. Остается лишь надеяться, что мы успеем унести отсюда ноги, пока не будет слишком поздно, – обронил Менике, поднимаясь с кровати.

– Меня никто не посмеет тронуть или тем более причинить мне вред. Меня обожает вся Испания, – крикнула ему вслед Лусия. – Может, они меня даже коронуют. Сделают своей королевой!

Менике только слегка поморщился, обнаружив свои брюки и рубашку в куче хлама, валявшегося посреди комнаты. К сожалению, насчет славы Лусии с ней не поспоришь. Она имела не только оглушительный успех в Мадриде, но после выхода на экраны самого дорогого испанского кинофильма, снятого Бунюэлем, упрочила свой статус уже и в качестве звезды общенационального масштаба. Ее имя было известно в каждом испанском доме.

– Возвращаюсь к себе. Мне нужны покой и тишина, – пошутил он, целуя ее. – Увидимся позже.

Менике вышел из комнаты Лусии в общий коридор и побрел к выходу. По пути зацепился за чашку со вчерашним кофе, которую Лусия оставила прямо на полу посреди коридора.

– Безобразие! – пробормотал он раздраженно, извлекая из кармана чистый носовой платок, чтобы промокнуть разлившуюся по полу жидкость.

Вселенский хаос царил не только в комнате самой Лусии, но и во всей квартире, где постоянно толклись какие-то люди, что ни день новые: друзья, родственники, просто случайные знакомые, которые вечно отирались вокруг нее. Вполне возможно, для Лусии это была привычная среда: она ведь выросла в большей семье в Сакромонте, долгие годы прожила в тесном общежитии с другими обитателями Баррио-Чино в Барселоне. По всей вероятности, ей просто было жизненно необходимо, чтобы вокруг нее вечно толпились люди.

– Боюсь оставаться одна, – как-то раз призналась она ему в порыве откровенности. – Меня пугает тишина.

Зато тишина никак не пугала Менике. Более того, за последние два с половиной года, что длились его отношения с Лусией, он научился буквально наслаждаться этими редкими мгновениями полной тишины и покоя.

Переступив порог своей тихой квартиры, он тут же издал облегченный вздох и уже, наверное, в сотый раз подумал о том, что же, в конце концов, уготовано им с Лусией в будущем. Не вызывало сомнения, что вся Испания, не говоря уже о самой Лусии, с нетерпением ожидают того момента, когда он наконец поведет ее к венцу. Однако для самого Менике сей вопрос все еще оставался открытым. Несколько раз они с Лусией даже расходились в разные стороны после того, как она в очередной раз закатывала ему скандал по поводу его нежелания делать ей предложение. И всякий раз он с легкой душой уходил от нее, искренне радуясь тому, что благополучно соскочил с этих американских горок, в которые превратились его отношения с Лусией и все, что связано с ее карьерой и ее безумным образом жизни.

– Она несносна! – повторял он себе в такие минуты. – С ней не совладает и святой!

Но вот проходило несколько часов в тишине и покое, он успокаивался, приходил в себя и снова начинал скучать по Лусии и желать ее всеми фибрами своей души. А кончалось все тем, что он чуть ли не на коленях приползал к ней и слезно вымаливал у нее прощение.

– Да, обещаю, я куплю тебе обручальное кольцо, – клялся он в такие минуты, а Лусия в ответ только пожирала его горящими глазами, и они тут же набрасывались друг на друга, с ненасытной жадностью занимались любовью, оба испытывая страшное облегчение от того, что их временная разлука наконец подошла к своему концу. Между ними снова воцарялись мир и гармония, и так продолжалось до тех пор, пока терпение Лусии не иссякало, и тогда она закатывала очередной скандал. И все начиналось сначала…

Менике и сам не понимал, почему он никак не может решиться на этот последний и самый важный шаг в своей жизни. Загадкой для него оставалось и другое: в глубине души он знал, что никогда не бросит Лусию. Почему его так тянет к ней, недоумевал он порой. Чисто сексуальное влечение? Или виной всему несравненный талант Лусии, который он имел возможность лицезреть воочию во время ее выступлений? Неужели это талант действует так возбуждающе, как сильнейший афродизиак, разжигая в крови сладострастие? Да она сама была этим самым возбудителем, что тут говорить, размышлял Менике. Она просто… Лусия, и этим все сказано. Порой ему казалось, что они с Лусией попали в какую-то ловушку, которую подстроила им судьба, и теперь обречены вечно танцевать свой пасодобль на пару друг с другом.

– Это совсем не любовь, а какое-то наваждение сродни наркомании, – бормотал про себя Менике, пытаясь сконцентрироваться на той мелодии, которую сейчас сочинял. Но внимание постоянно рассевалось, и это, по его мнению, было еще одной проблемой в его взаимоотношениях с Лусией. Ибо, работая с ней целыми днями напролет, он практически не имел времени для того, чтобы заниматься собственным творчеством, не говоря уже о самостоятельной карьере исполнителя. Так, когда ее пригласили на гастроли в Лиссабон, она даже не соизволила поинтересоваться у него, а хочет ли он ехать туда вместе с ней, ибо уже изначально все решила: он поедет, и на этом точка.

– Возможно, мне лучше остаться и никуда не ездить, – промолвил он, обращаясь к своей гитаре. – Пусть отправляется в Потругалию одна.

Потом глянул в окно и увидел пугающее зрелище: прямо по улице перед его домом маршируют вооруженные солдаты. Опасно расставаться в такой момент, когда Испания, судя по всему, уже на пороге гражданской войны. А Лусия продолжает жить в своем мире фламенко, и вся эта шушера, которая крутится вокруг нее, все эти музыканты и танцоры так же, как и она сама, мало что смыслят в том, что творится в реальном мире. Все они вполне могут окончить свои дни в тюрьме, а то и вовсе рискуют быть расстрелянными за одно неверно сказанное слово.

Но разве это его проблема? Или он сам постарался сделать ее своей проблемой?

Менике зевнул. Вчера они вернулись с вечеринки, устроенной по поводу успешного завершения ее шоу, под самое утро. Он осторожно положил гитару на стол, потом вытянулся на кушетке и закрыл глаза. Однако, несмотря на усталость, сон не шел. Мрачные предчувствия терзали душу.

* * *

– Что там за шум на улице? – поинтересовалась у него Лусия, когда на следующий вечер он зашел в ее гримерную в театре «Колизей».

– Это работает тяжелая артиллерия, Лусия. – Менике прислушался к грохоту, долетавшему извне, и почувствовал, как страх сковал сердце. – Боюсь, волнения уже начались.

– Театр все еще пуст, хотя уже пора начинать представление. А мне сказали, что на мое сегодняшнее выступление все билеты проданы.

– На улицах сейчас очень небезопасно, Лусия. А потому многие люди благоразумно решили остаться дома. А те, кто все же рискнул и пришел в театр, уже поспешили уйти обратно. Надо решать, что делать. Возможно, стоит отменить представление и тоже поторопиться домой, пока туда еще можно добраться. В конце концов, это наше последнее представление на сцене «Колизея», а с учетом того, что завтра мы отправляемся на гастроли в Лиссабон…

– За всю свою жизнь я еще ни разу не отменила ни одного своего выступления. И сегодня тоже не отменю! Я буду танцевать, даже если в зале останутся одни уборщицы. – Лусия поднялась со стула уже в полном сценическом гриме: лицо ее светилось изнутри каким-то необычным светом. – Никакие payos из числа военных не помешают мне танцевать! – воскликнула она с вызовом.

В этот момент где-то неподалеку прогремел мощнейший взрыв, от которого содрогнулись даже массивные стены театра. С потолка на иссиня-черные волосы Лусии посыпалась побелка. Она в испуге схватила Менике за руку.

– Ay, Dios mio! Что там творится?

– Полагаю, националисты хотят взять штурмом центр города. А неподалеку от театра расквартирован военный гарнизон… Послушай, Лусия! Все же нам лучше уйти отсюда прямо сейчас. И надо как можно скорее прорываться в Лиссабон.

В гримерку начали заглядывать другие члены их труппы, у всех на лицах читался откровенный ужас.

– Возможно, уходить уже поздно, Менике, – сказал Хозе, расслышав его последние слова. – Я тут попробовал высунуть нос на улицу: нигде ни единой души. В городе полнейший хаос! – Хозе суеверно перекрестился.

К Лусии подбежал взволнованный Чилли и схватил ее за руку. Лицо его было искажено страхом.

– Лусия, Розальба сегодня осталась дома одна. Ты же знаешь, она снова подвернула лодыжку! Я должен немедленно бежать к ней. Представляю, в какой она сейчас опасности!

– Ты куда? – схватил его за руку Себастьян, пытаясь образумить Чилли. – Сейчас нельзя выходить на улицу! А твоя Розальба – разумная женщина, побудет в квартире одна, и ничего с ней не случится. Ты же оставайся здесь. Пойдешь к ней утром.

– Нет, я должен бежать к ней прямо сейчас! А вы берегите себя. Даст бог, свидимся еще в этой жизни. – Чилли порывисто расцеловал Лусию в обе щеки и опрометью выбежал из гримерной.

Остальные члены труппы растерянно переминались с ноги на ногу. Внезапный порыв Чилли, видно, вызвал у всех шок.

Менике слегка откашлялся.

– Нам тоже следует поискать укрытие. Кто знает, есть ли в этом театре подвал?

В этот момент на пороге гримерной показалась женщина с метлой в руках. Лицо ее было напряжено. Менике повернулся к ней.

– Быть может, вы, сеньора, сумеете помочь нам?

– Si, сеньор. Я покажу вам вход в подвал. Мы все можем там укрыться.

– Именно! – воскликнул Менике, и в этот момент совсем близко раздалась автоматная очередь, повергшая всех присутствующих в еще больший ужас. – Каждый из вас, – обратился Менике к артистам, – сейчас быстро возьмет с собой самое необходимое. После чего мы готовы следовать за вами, сеньора.

Артисты торопливо собрали свои пожитки, и все двинулись вслед за уборщицей к дверям, ведущим в подвал. В коридоре женщина остановилась возле одного из шкафов, достала оттуда две коробки со свечами и несколько коробок спичек.

– Все в сборе? – спросил Менике, глядя в темноту.

– А где папа? – крикнула Лусия, в смятении пытаясь найти глазами отца.

– Я здесь, милая, – раздался голос со ступенек, ведущих из зрительного зала. Хозе нес в руках целую охапку бутылок. – Вот заскочил по пути в бар, разжился кое-какими припасами.

– Поторопись! – скомандовал ему Менике. Еще один сильнейший взрыв сотряс стены театра. Огни в коридоре стали мигать, а потом и вовсе погасли. Тут же зажгли свечи и раздали их каждому.

– Начинаем наш спуск в ад, – невесело пошутил Хозе, приложившись к бутылке, когда они стали спускаться по ступенькам.

– Как может тут царить такая зверская холодина, когда наверху так тепло? – спросила Лусия, не обращаясь ни к кому конкретно, пока все поудобнее обустраивались в сыром подвале.

– По крайней мере, здесь мы в безопасности, – сказал Менике.

– А как же Чилли? – взволнованно вопросил Тигр, нервно расхаживая по помещению, все еще не в силах успокоиться. – Вот вышел на улицу и, вполне возможно, обрек себя на верную смерть!

– Чилли – провидец, – возразила Хуана. – Его шестое чувство поможет ему остаться в живых.

– Ay, возможно. Но что будет с нами? Если это здание рухнет, оно погребет нас заживо под своими обломками! – взвыл Себастьян.

– Да и бренди для всех маловато, – добавил Хозе, бренча бутылками и раскладывая их на полу.

– Похоже, к тому и идет, – мрачно покачал головой Тигр. – Сдохнем здесь, и никто про нас не вспомнит.

– Никогда! – выкрикнула Лусия, ее всю трясло, то ли от страха, то ли от холода. – Меня никогда не забудут.

– Возьмите, сеньорита. Вам надо согреться. – Уборщица сняла с себя холщовый передник и набросила его, как шаль, на обнаженные плечи Лусии.

– Gracias, сеньора, – поблагодарила ее Лусия. – Но я знаю способ получше…

Остаток ее фразы накрыл новый взрыв, который, судя по всему, раздался прямо у них над головами.

– Senores y senoras! – прокричала Лусия так, чтобы ее услышали все, и вскинула руки над головой. – Пока эти глупые испанцы будут взрывать свой прекрасный город, мы, цыгане, будем танцевать!

* * *

Пожалуй, из всех воспоминаний о Лусии, которые сохранились в его памяти, наиболее живо Менике помнил те часы, которые они все вместе провели в подвале театра «Колизей», спасаясь от обстрелов в самом начале гражданской войны, которая охватила всю Испанию.

Лусия заставила всех перепуганных до смерти артистов подняться с пола, мужчинам приказала играть на гитарах, а женщинам – танцевать. Пока националисты штурмовали армейский гарнизон, расположенный поблизости от театра, дюжина цыган всеми силами старалась заглушить шум от рвущихся снарядов, демонстрируя свое древнее искусство перед одним-единственным зрителем – уборщицей с метлой в руке.

В четыре утра наконец все стихло, и в городе наступила внезапная тишина. Члены труппы, утомившись от всех пережитых страхов, которые они, впрочем, исправно глушили спиртным, добытым Хозе в баре, и изрядно наплясавшись, тоже уморились и, попадав на пол, крепко уснули.

Первым проснулся Менике, чувствуя, как кружится у него голова – слишком много бренди выпито за минувшую ночь. Потребовалось какое-то время, прежде чем он сумел сориентироваться в кромешной тьме, царящей вокруг. Но вот он полностью пришел в себя, нащупал на полу свечки, которые вчера сложил себе под голову, прикрыв сверху пиджаком. Зажег одну свечу и увидел, что все еще крепко спят. Голова Лусии покоилась у него на плече. Он осторожно переложил ее голову на свой пиджак и, взяв в руки свечу, стал искать в потемках ступеньки, ведущие к дверям на выход. Ему потребовалось все мужество, чтобы распахнуть эту дверь, но он хорошо понимал, что если не сделает этого, то все они тут обречены быть похороненными заживо, под теми горами обломков, в которые, вполне возможно, превратилось здание театра.

К счастью, дверь отворилась без особых усилий. Менике поднялся в коридор и пошел в направлении гримерных. О ночных баталиях напоминали лишь куски штукатурки, отвалившиеся с потолков. Менике мысленно вознес благодарственную молитву и пошел дальше в сторону служебного входа в театр. Тихонько отворил дверь и выглянул на улицу.

В воздухе все еще витала густая пыль, не успевшая осесть на землю после многочисленных взрывов. Непривычная тишина обычно бурлящего города, каким был Мадрид в любое время дня и ночи, резала слух. Менике глянул на здание, расположенное на противоположной стороне улицы. Все стены его были изрешечены пулями и гранатами, окна разбиты вдребезги. Вот оно, начало конца его любимой Испании, подумал он с грустью.

Потом снова вернулся в подвал, слегка пошатываясь от избытка впечатлений, глянул на мирно спящих товарищей.

– Пить хочу, – промолвила Лусия, не открывая глаз, когда он принялся осторожно будить ее. – Где мы?

– С нами все в порядке, дорогая. Мы живы, и это – главное. Пойду поднимусь в бар. Может, отыщу там немного воды.

– Не бросай меня! – Лусия прильнула к нему всем телом, больно вонзившись длинными ногтями в кожу.

– Тогда идем вместе. Поможешь мне.

Они вскарабкались по ступенькам в театр, освещая себе путь свечами, нашли пустой зрительный зал, а оттуда выбрались к бару.

Менике стал складывать бутылки с водой в коробки, а Лусия в это время догружала коробки шоколадками и шоколадными конфетами.

– Подумать только! И все это задаром! – воскликнула она, не скрывая радости и отправляя в рот очередную конфету, и это вопреки всем тем мрачным обстоятельствам, в которых они оказались.

– По-моему, ты сейчас зарабатываешь достаточно денег, чтобы купить себе горы шоколада. Или я не прав?

– Прав! Но это же совсем другое! – недовольно пожала она плечами в ответ.

В подвале уже проснулись и остальные члены труппы. Все строили догадки, на каком свете они встречают наступившее утро и что будет с Испанией.

– Нужно немедленно отправляться в Лиссабон, – безапелляционно заявила Лусия. – Вот только как туда добраться?

– Еще проблематичнее другое: как нам получить документы на выезд, чтобы мы могли пересечь границу? – задал встречный вопрос Менике.

– А как мне попасть к себе в квартиру, чтобы забрать деньги, которые я спрятал под одной из половиц? – с тяжким стоном спросил Хозе, обращаясь ко всем присутствующим.

В конце концов решили следующее: Менике и Хозе попытаются выйти на улицу и добраться до своих квартир, чтобы забрать оттуда самое необходимое. Все же члены труппы будут ждать их здесь, в относительной безопасности.

– Я пойду с тобой, – объявила Лусия отцу. – Я не могу приехать в Лиссабон без своего гардероба.

– У нас не найдется места для твоего гардероба, – резонно возразил ей Менике. – Нет, ты останешься здесь и будешь вести себя как положено. Уходим только мы с Хозе. Все ясно?

– Ясно, – хором откликнулись собравшиеся.

Кое-как Менике и Хозе выбрались на улицу. Глазам Хозе предстало все то, что Менике увидел еще рано утром.

– Что они натворили? – в ужасе вопрошал Хозе, пока они торопливо шагали по улице, изредка встречая таких же перепуганных прохожих, как и они сами. – А на какой мы стороне? – спросил он у Менике.

– На нашей собственной, Хозе. Только так. А сейчас расходимся по своим квартирам.

К счастью, они жили в относительной близости друг от друга, буквально через пару улиц. Хозе заторопился к себе, чтобы забрать все документы на труппу, свои песеты и пару платьев для Лусии. Менике тоже поспешил спасать свое имущество.

Он торопливо собрал все, что смог, и выглянул в окно. Улицы были по-прежнему пустынны. Поддавшись неожиданному порыву, он схватил ключи от своей машины и поехал на квартиру Чилли и Розальбы, в десяти минутах езды от его дома. Но не проехал он и трехсот метров, как впереди замаячил военный патруль. Менике охватило отчаяние при мысли о том, что он не сумеет лично удостовериться в том, что с его друзьями все в порядке, но тут он вспомнил, что в театре его ждет Лусия. Мгновенно сделал крутой разворот и покатил в сторону квартиры Хозе, моля бога лишь об одном: только бы проскочить туда без каких-либо препятствий. Когда он подъехал к дому, то увидел, что Хозе уже спускается по лестнице и волочит с собой все, что смог унести. Они быстро загрузили вещи на заднее сидение машины.

– Все самое ценное упрячь в одежду, – посоветовал ему Менике. – Так будет надежнее, особенно если нас остановят военные.

Хозе послушно сделал так, как посоветовал Менике. Вот только большой мешок с песетами поставил у своих ног на переднем сидении.

– При всем своем желании засунуть это в брюки я не смогу, – сказал он, озираясь по сторонам.

Они тронулись в путь, но проехали всего лишь несколько метров, как откуда-то сбоку им наперерез выехал армейский грузовик. Офицер, облаченный в военную форму, махнул рукой, и Менике тут же притормозил.

– Buenos dias, compadre. Куда держите путь? – поинтересовался офицер, потом спрыгнул с грузовика и подошел к их машине.

– В театр, чтобы забрать оттуда свою семью, которая провела там всю ночь из-за тех беспорядков, что случились в городе, – ответил ему Менике.

Военный заглянул в салон автомобиля. От его острого взгляда не укрылся мешок с песетами у ног Хозе.

– Выходите из машины! Быстро!

Менике и Хозе послушно вышли из машины. Офицер навел на них пистолет.

– Ключи от машины! Ваша машина конфискована для нужд армии. А теперь проваливайте прочь!

– Но… Моя дочь – Лусия Альбейсин! – воскликнул Хозе. – Ей нужны наряды для сегодняшнего представления.

– Сегодня вечером не будет никаких представлений, – ответил военный. – В городе вводится комендантский час.

– Но машина… моя мать… Она стара, очень больна и…

Военный ткнул в грудь Хозе дуло своего пистолета.

– Заткнись, цыганское отродье! У меня нет времени на то, чтобы препираться с тобой. Убирайся, или я сейчас же пристрелю тебя.

– Пошли, Хозе, – обратился к нему Менике. – Gracias, capitan, и viva la republica.

Он схватил Хозе под руку и поволок его прочь от машины, не смея оглянуться назад до тех пор, пока они не свернули за угол. Только там Хозе опустился на колени и жалобно заплакал.

– Все, что у нас было! Все пошло прахом!

– Чепуха все это! Главное – мы пока живы.

– Двадцать тысяч песет, двадцать тысяч…

– Заработаешь снова свои песеты, может, в сто раз больше. А сейчас поспешим в театр. Надо обмозговать хорошенько, как станем выбираться из Испании.

Когда они снова очутились в подвальном помещении театра, их мгновенно окружили члены труппы. Хозе между тем продолжал безутешно рыдать, оплакивая свои деньги.

– Нужно было оставить их там, где они лежали, – причитал он жалобно. – Или положить в какой-нибудь банк…

– Да стоит ли переживать из-за этих денег? – рассудительно заметил Тигр. – Думаю, уже завтра все твои песеты превратятся в кучу хлама. И цена их будет не больше, чем цена песка на пляже.

Лусия схватила Менике за руку.

– Ты привез мои платья?

Тот лишь нахмурился в ответ.

– Нет. Зато я попытался прорваться к Чилли, чтобы узнать, как он там.

Лусия мгновенно спохватилась.

– Ты нашел его?

– Невозможно было подъехать к его квартире. На улицах полно солдат. Сейчас нам надо хорошенько подумать над тем, как мы станем выбираться из Испании. Будем надеяться, что Чилли подъедет в Лиссабон попозже.

– А поезда еще ходят? – спросила она у него.

– Даже если и ходят, у нас ведь нет денег, чтобы заплатить за билеты до Португалии.

– Наверняка в театре есть сейф. В каком-нибудь из служебных помещений, – подал голос Себастьян. – В кабинетах всегда стоят сейфы.

– А тебе откуда это известно, мил человек? – спросила у него Лусия, бросив подозрительный взгляд в его сторону.

– Да просто интуиция подсказывает, – ответил Себастьян с самым невинным выражением лица.

– И что нам из того, если мы найдем это сейф? Как нам его вскрыть?

– И снова, сеньорита, прошу вас, положитесь на мою интуицию. Думаю, она подскажет нам.

Себастьян подался наверх в сопровождении уборщицы. Женщину звали Фернанда и, по ее словам, она точно знала, где именно находится сейф. Пока они отсутствовали, остальные принялись обсуждать всевозможные варианты бегства из охваченной беспорядками столицы.

– А что будет с теми, кто останется здесь? – Лусия задумчиво покачала головой. – Ay! Наша страна сама разрушает себя. Что будет с мамой? С моими братьями и их семьями?

– Если нам удастся выбраться отсюда живыми, то, возможно, в будущем, мы сумеем вытащить и их.

Вскоре появилась Фернанда в сопровождении довольного Себастьяна. Он принес тяжелую пачку банкнот, а из карманов высыпал пригоршни монет.

– К сожалению, вчера утром они успели отвезти часть выручки в банк, но здесь по крайней мере нам должно хватить на билеты, – сказал Себастьян.

– Вопрос: где их купить, эти самые билеты? И как?

Фернанда что-то тихо пробормотала на ухо Лусии.

– Она говорит, что брат у нее работает водителем автобуса. И у него имеется при себе полный комплект ключей, потому что сегодня рано утром он должен был заступить на смену. А в такую рань он обычно на автобазе бывает один.

Все с надеждой уставились на Фернанду. Та кивком головы подтвердила слова Лусии.

– А где он живет? – спросил у нее Менике.

– Здесь, по соседству. Хотите, я сбегаю к нему и попрошу, чтобы он подогнал свой автобус прямо сюда?

– Боюсь, сеньора, сделать это будет не так просто, – тяжко вздохнул в ответ Менике. – В городе царит полнейший хаос. Вполне возможно, военные уже взяли под свой контроль и ту автобазу, на которой трудится ваш брат.

– Нет-нет, сеньор! Его автобус и сейчас стоит возле автобусной остановки прямо за углом.

– Тогда позвольте, сеньора, мне пойти вместе с вами. Я хочу спросить у вашего брата, готов ли он подвезти нас на своем автобусе до границы.

– Но за это он потребует плату, – ответила женщина, глянув на груду монет и на бумажные банкноты, валявшиеся на полу.

– Как вы сами видите, деньги у нас есть.

– Тогда пошли, – кивнула она. – Я отведу вас прямиком к своему брату.

Менике и Фернанда ушли и буквально в течение получаса вернулись назад.

– Он согласен, – оповестил Менике своих товарищей. – Более того, он подгонит автобус прямо к служебному входу, чтобы забрать всех нас.

Послышались радостные восклицания, потом все бросились обнимать и целовать Фернанду.

– Кто-то свыше покровительствует нам, – улыбнулась Лусия, глянув на Менике.

– Пока да, но впереди нас еще ждет длинная дорога.

Фернанда подала им условный знак, когда автобус подъехал к служебному входу. Артисты быстро вскарабкались по ступенькам в салон автобуса. Но на смену радостному возбуждению, охватившему всех при мысли о том, что найден спасительный путь, пришли скорбь и отчаяние при виде того, во что превратилась их любимая столица всего лишь за одну ночь. Можно сказать, город уже перешел на осадное положение.

– А вы знаете дорогу, ведущую к границе? – спросил Менике у брата Фернанды, которого звали Бернардо.

– Можете не сомневаться в этом, сеньор. Я доставлю вас туда и с закрытыми глазами.

– Но если Бернардо живет тут рядом, то почему же его сестра не пошла к нему минувшей ночью? Почему осталась вместе с нами? – пробормотал Менике, усаживаясь рядом с Лусией.

– Возможно, ночь, когда начался обстрел Мадрида, оказалась самой веселой в жизни Фернанды, – улыбнулась в ответ Лусия.

Вскоре пассажиры автобуса притихли, молча наблюдая за тем, как Бернардо, представительный мужчина с длинной седой бородой и такими же седыми кудрями, выбивающимися из-под форменной шоферской фуражки, уверенно вел свой автобус вперед, ловко маневрируя среди гор щебня и мусора, глубоких воронок и рытвин, которые в изобилии появились на всех городских шоссе.

– Мадрид, такой элегантный и красивый город, поставила на колени кучка насильников, – мрачно покачал головой Менике. – Пусть даже какая-то часть меня, та, которая симпатизирует социалистам, согласна с тем, что националисты должны быть побеждены, но разве можно было вообразить себе подобное безобразие?

– А что это такое – «социалисты»? – спросила у него Лусия. Она свернулась калачиком на своем сидении, положила голову на колени Менике и закрыла глаза. Сил не было смотреть на всю ту разруху, которая мелькала за окнами автобуса.

– О, дорогая, это чрезвычайно сложный вопрос. В любом случае в той войне, которую сейчас развязали, участвуют две стороны, – ответил Менике, ласково поглаживая ее волосы. – С одной стороны, это – социалисты, такие же люди, как мы с тобой. Они тоже много работают и хотят, чтобы в нашей стране все делалось по-честному. А им противостоят националисты, которые хотят вернуть в Испанию короля…

– А мне король понравился. Ты же знаешь, я однажды выступала перед ним.

– Знаю, дорогая, знаю. Так вот, националистов возглавляет человек по имени Франко. Он дружит и с Гитлером в Германии, и с Муссолини в Италии… Как мне рассказывали, Франко хочет контролировать все и вся: каким богам мы поклоняемся, как мы работаем, как живем.

– Ну, уж я-то никому не позволю командовать мною и указывать, что делать, – возмущенно прошептала Лусия.

– Боюсь, дорогая, что если этот человек по имени Франциско Франко возьмет контроль над армией, как он это уже сделал в Марокко, то даже ты не сумеешь совладать с ним, – вяло пошутил в ответ Менике и тяжело вздохнул. – А теперь постарайся уснуть.

В умелых руках Бернардо автобус двигался вперед, показывая чудеса скорости. Судя по всему, Бернардо действительно знал город как свои пять пальцев. Менике оставалось только гадать, какой ангел позаботился о них, послав на помощь этих брата и сестру. Ведь они и мечтать не могли о том, чтобы добраться до границы на таком удобном и во всех отношениях безобидном транспорте. Вскоре они миновали городскую черту и поехали уже по открытой автостраде. Бернардо сознательно объезжал стороной все небольшие городки и деревушки, встречавшиеся им на пути, стараясь на всякий случай держаться безлюдных мест – сельскохозяйственных угодий и лесных массивов.

Уже вечерело, когда они наконец въехали в небольшой пограничный городок под названием Бадайоз. Все городские улочки были запружены машинами всевозможных марок и размеров, очередь к контрольно-пропускному пункту на границе змеилась по главной улице, растянувшись на многие сотни метров. Было полно и повозок, груженных домашним скарбом, которые тянули выбившиеся из сил мулы. Многие люди и вовсе пришли сюда пешком: женщины несли на руках маленьких детей, мужчины тащили на себе самое ценное из домашнего хозяйства.

– И сколько это будет продолжаться? – нетерпеливо вопросила Лусия. – Неужели они не видят, что нам надо проехать вперед? – Она подошла к водителю и нажала на клаксон. Резкий звук сигнала оглушил окрестности, люди, шедшие впереди, даже вздрогнули от неожиданности.

– Дорогая, прошу тебя, – взмолился Менике, – прояви хоть капельку терпения. Нам не стоит привлекать к себе чрезмерного внимания. – С этими словами он оттащил Лусию от водителя и снова усадил ее в кресло.

Было уже далеко за полночь, когда они подъехали к пропускному пункту. Бернардо спокойно вручил пограничникам все необходимые документы на своих пассажиров. После чего пограничники поднялись в салон автобуса.

– Зачем вы стремитесь попасть в Португалию? – спросил офицер, обращаясь к пассажирам.

– Как зачем? – страшно удивилась Лусия, выступая вперед. – Чтобы танцевать!

– Прошу прощения, сеньора, но у нас приказ пропускать сегодня через границу только граждан Португалии.

– Тогда мне придется в срочном порядке выйти замуж за португальца. – Лусия кокетливо улыбнулась офицеру. – Возможно, вы, сеньор, согласитесь стать моим мужем?

– Мы приехали сюда потому, что труппа Лусии Альбейсин имеет контракт на выступления в Лиссабоне, – поспешил вступить в разговор Менике и кивнул Хозе, который немедля предъявил пограничнику контракт. Молодой человек уставился на Лусию во все глаза. Он наконец узнал ее.

– Я видел фильм с вашим участием, – тут же признался он и даже слегка покраснел, взглянув на нее.

– Gracias, сеньор, – поблагодарила его Лусия, присев в изысканном реверансе.

– Вас я, конечно, пропущу. Но вот остальных мне придется повернуть назад.

– Но, сеньор, как вы себе это представляете? Разве я смогу выступать одна, не имея рядом своих гитаристов, танцовщиц и певцов? – Лусия хлопнула в ладоши, призывая артистов к вниманию. – Ну-ка, живее! Покажите сеньору, как мы можем играть и петь!

Хозе, Себастьян и Менике немедленно выхватили из-под своих сидений гитары и начали играть на них, а Хуана запела.

– Убедились? – Лусия снова повернулась к пограничнику. – Театр «Тринидад» в Лиссабоне ждет нас! Как я могу разочаровать своих поклонников в этом прекрасном городе? – Лусия сокрушенно покачала головой. – Получается, что мне придется вернуться в Испанию вместе со своими товарищами. Без них я не могу поехать дальше. Водитель, разворачивай автобус назад!

Бернардо тут же включил двигатель, а Лусия решительно направилась к своему месту.

– Хорошо, хорошо! Я пропущу вас! – Офицер смахнул пот со лба. – Но в своих бумагах я укажу, что вы пересекли границу вчера. Не хочу неприятностей от своего начальства.

– Ах, сеньор! – Лусия снова повернулась к нему лицом и ослепительно улыбнулась, потом подошла к молодому человеку поближе и запечатлела поцелуй на его щеке. – Вы так добры, так добры… Мы все благодарим вас! Португалия тоже благодарит вас. Обязательно подойдите к служебному входу в театр в течение этой недели, чтобы забрать билеты на один из моих концертов.

– А можно мне пригласить на концерт свою мать? – немедленно поинтересовался у нее пограничник. – Маме очень понравился ваш кинофильм.

– Si! Приводите с собой хоть всю свою семью, – расщедрилась Лусия.

Молодой человек торопливо покинул автобус, полыхая краской смущения, словно маков цвет. Бернардо закрыл двери автобуса.

– Вперед, Бернардо! – скомандовал Менике шоферу, увидев, как еще один пограничник в фуражке с хохолком направился в сторону их нового приятеля, пока тот делал взмах рукой, разрешая им проезд. Они отъехали от границы километров на шесть. Вокруг до самого горизонта тянулись поля. Внезапно Бернардо резко свернул влево и съехал на обочину, остановившись прямо перед небольшим фермерским домиком. Он безвольно опустил голову на руль. Фернанда подхватилась со своего места и бросилась к брату.

– Бернардо говорит, что очень устал и ехать дальше не может. Нам придется заночевать здесь.

– Он заболел? – встревожился Менике.

– Нет. Но говорит, что уже слишком стар для подобных приключений, – ответила Фернанда.

– А где это мы? – спросила Лусия сонным голосом, усевшись на своем сидении и глянув в окно.

– Это домик нашего кузена, – пояснила ей Фернанда.

Все вышли из автобуса. Навстречу им показался полусонный мужчина среднего возраста в сопровождении жены и детей, высыпавших на крыльцо и с изумлением разглядывавших женщин в платьях фламенко. Бернардо коротко посвятил кузена во все перипетии их бегства из Испании. И очень скоро, несмотря на позднее время, вся компания была усажена за стол на заднем дворе фермы, и гостям была предложена скромная деревенская трапеза – свежий хлеб, сыр, оливки, недавно снятые с дерева.

– Шикарная у нас вечеринка получилась, хотя я понимаю, что никакая это не вечеринка, – пробормотала Лусия вслух, не обращаясь ни к кому конкретно. И сразу же закурила, пока остальные еще налегали на еду. Хозе тоже был необычно тих; вне всякого сомнения, все еще переживал утрату своих драгоценных песет.

После ужина артисты устроились на одеялах прямо под открытым небом вокруг небольшого костра. Лусия лежала в объятиях Менике и глядела на огромные яркие звезды, которыми было усыпано ночное небо над ними.

– Здесь, в этой тишине и покое, с трудом верится, что все, что случилось в Мадриде минувшей ночью, это не дурной сон, а правда, – вздохнула она. – Все вокруг дышит таким спокойствием.

– Что ж, остается лишь молиться, чтобы Господь помог нам вернуться когда-нибудь к себе на родину.

– А если не получится, то можно, в конце концов, поселиться здесь, на ферме, вместе с родственниками Фернанды. Буду убирать оливы и танцевать. Как-нибудь приспособимся, я думаю. В конце концов, добрались же мы сюда.

– Добрались, – подтвердил Менике кивком головы.

– Только вот Чилли нет с нами. – Лусия больно прикусила губу. – Увидимся ли мы с ним снова?

– Вот этого тебе никто не сможет сказать наверняка. Нам остается лишь молиться за них с Розальбой.

– А что будет с Испанией? Как думаешь, Менике?

– Одному богу известно, pequena.

– Вдруг эти беспорядки охватят всю страну? Если такое случится, то мне надо будет подумать, как вывезти оттуда маму и братьев. Я не могу оставить их там, посреди этого хаоса.

– Давай подумаем об этом завтра, ладно? На сегодня у нас и без того хватило проблем. – Менике ласково погладил Лусию по голове и поцеловал в макушку. – Buenas noches, Лусия.

* * *

На следующий день они прибыли в Лиссабон, грязные и смертельно уставшие от длинной и изнурительной дороги.

– Нам нужно где-то остановиться и привести себя в порядок. Я не могу отправиться на встречу с сеньором Геральдо такой грязной и вонючей, словно свинья какая-то, – заявила Лусия. – Какой отель в Лиссабоне считается лучшим? – повернулась она к Бернардо, который оказался настоящим кладезем знаний во всем том, что касается Португалии. Что и неудивительно, ведь его мать была португалкой.

– «Дворец Авенида», – ответил тот, не раздумывая.

– Вот там мы и остановимся.

– Но у нас нет денег, Лусия, – напомнил ей Хозе.

– Именно поэтому я должна привести себя в порядок, чтобы предстать перед человеком, который пригласил нас сюда, в должном виде. И тогда он наверняка выдаст нам какой-то аванс в счет наших будущих заработков.

Хозе только сверкнул глазами в ответ, а уже минут через десять их автобус остановился возле величественного здания отеля с роскошным парадным входом, который охраняли два швейцара в нарядных ливреях красного цвета.

– Посидите пока здесь, а я пойду, узнаю, что и как. – Лусия вышла из автобуса, Менике поспешил за нею. Она величаво проплыла мимо швейцаров и вошла в вестибюль с мраморным полом, направившись прямиком к стойке администратора.

– Меня зовут Лусия Альбейсин, – объявила она с ходу ошарашенной администраторше. – Меня вместе с моей труппой пригласили выступать в вашем театре «Тринидад». Нам нужны номера.

Женщина молча окинула взглядом уличную оборванку, облаченную в грязное платье фламенко, и немедленно обратилась за помощью к управляющему.

– У нас возле стойки возникли какие-то цыгане, – сообщила она ему вполголоса.

Управляющий сразу же подошел к Лусии, уже заранее настроившись на неприятный разговор, глянул на нее и тут же расплылся в приветливой улыбке.

– Лусия Альбейсин, я полагаю?

– Si, сеньор. Какое счастье, что хоть кто-то узнает меня в этой благословенной стране.

– Для нас большая честь видеть вас у себя. Лично я трижды посмотрел фильм с вашим участием, – добавил управляющий. – Чем могу быть полезен вам, сеньора?

Через пятнадцать минут все члены труппы были заселены в роскошные номера. Сама Лусия поселилась в номере люкс. Весело пританцовывая, она обежала все помещения своего номера, схватила по пути пару яблок и апельсин из фруктовой вазы, а еще пару пепельниц и кусок мыла из ванной комнаты. Спрятала все это в комоде с намерением забрать с собой, когда покинет это пристанище.

– Нам надо поесть, – объявила она всем остальным артистам, которые собрались в ее номере. – Закажите мне сардины, если вы сумеете отыскать их в меню на португальском языке, а я тем временем приму ванну.

– Надеюсь, Геральдо выдаст нам небольшой аванс. Ведь эти номера стоят баснословных денег. Поистине, королевские покои, – пробормотал про себя Хозе, сделав пару глотков из бутылки бренди, которую он обнаружил в баре.

Когда в номер подали еду, все уселись на пол и жадно набросились на съестное. Ели прямо руками. После чего отправили Фернанду и ее брата в город, поскольку они оба разговаривали на португальском. Нужно было срочно найти что-нибудь подходящее для Лусии, чтобы ей было в чем отправиться на встречу с импресарио, поскольку ее собственное платье фламенко в данный момент отмокало в ванной.

– Ну, как я выгляжу? – поинтересовалась она у Менике через час с небольшим, крутанувшись перед ним в обновке – платье в красную клетку, которое Фернанда отыскала в отделе детской одежды местного универмага.

– Великолепно! – улыбнулся в ответ Менике и поцеловал Лусию. – Мне пойти с тобой?

– Нет. Будет лучше, если я отправлюсь на эту встречу одна, – ответила она, направляясь к дверям.

Прихватив с собой Бернардо в качестве сопровождающего и переводчика, Лусия довольно быстро отыскала офис импресарио. Правда, секретарша попыталась остановить ее, говорила, что шефа нет на месте, но Лусия направилась прямиком в кабинет.

– Геральдо, – обратилась она к мужчине, сидевшему за внушительным письменным столом, – я уже приехала!

Тучный мужчина с усами оторвал свой взгляд от каких-то бумаг и уставился на Лусию. В конце концов он узнал ее и жестом приказал взволнованной секретарше покинуть кабинет.

– Сеньорита Альбейсин, как я рад встретиться с вами лично, – проговорил он на ломаном испанском.

– И я тоже, сеньор.

– Пожалуйста, присаживайтесь! И прошу прощения за свой скверный испанский. Это ваш отец? – Геральдо кивнул на Бернардо, который застыл рядом с Лусией, словно часовой на посту.

– Нет. Я прихватила его с собой на всякий случай в качестве переводчика. – Лусия величаво махнула рукой в сторону шофера. – Спасибо, Бернардо. А сейчас ступай, подожди меня в приемной. Итак, где находится тот театр, в котором я должна выступать?

– Я… – Импресарио ошарашенно уставился на нее во все глаза, словно увидел перед собой привидение. – Должен признаться, я крайне удивлен, увидев вас здесь.

– Но разве мы могли подвести вас, сеньор? – улыбнулась в ответ Лусия, усаживаясь в кресло напротив него. – Чему же тут удивляться?

– Но Мадрид… Атаки националистов… Я был уверен, что вы не сможете приехать к нам. Ведь ваше первое выступление должно было состояться еще вчера.

– Я помню об этом, сеньор. Но вы же понимаете, возникли некоторые трудности с выездом из страны. Но, слава богу, мы здесь, и это главное. Хотя, если честно, мы приехали сюда, в чем стояли. Наши деньги конфисковали по дороге военные, а потому я сразу же прошу вас выдать нам небольшой аванс в счет наших будущих заработков, чтобы нам было на что жить.

– Видите ли… – Импресарио сосредоточенно нахмурил брови. – Когда несколько дней тому назад я услышал о том, что творится в Испании, при этом не имея никаких известий от вас, я решил, что вы вообще не приедете. И потому я был вынужден… – Он слегка откашлялся. – Ангажировать другой коллектив, который оказался на тот момент, можно сказать, под рукой. Вчера у них состоялась премьера, и, по слухам, они имели успех.

– Я рада за них. Но сейчас, я полагаю, вы расторгнете с ними договор, si? Ведь мы же приехали, как и обещали.

– Я все понимаю, сеньорита. Но, к сожалению, вы опоздали. И я был вынужден… расторгнуть наш контракт.

Лусия недовольно нахмурилась.

– Сеньор, может, я вас не совсем правильно поняла, и мне действительно нужен переводчик? Или это правда, что вы разорвали свой контракт с нами?

– Боюсь, что так, сеньорита Альбейсин. Мы не могли допустить, чтобы вчера вечером театр пустовал. Мне жаль, что вам пришлось проделать такой длинный путь сюда, но, согласно условиям контракта, вы должны были своевременно прибыть к началу генеральной репетиции, а вы этого не сделали. – Импресарио поднялся из-за стола, подошел к стойке с документами и, порывшись на одной из полок, извлек искомую бумагу. – Вот! Взгляните сами! – Он протянул ей бумагу.

Лусия глянула на лист, заполненный словами, которые она не могла прочитать, а потому они для нее ничего не значили. Затем она сделала глубокий вдох: так всегда учил ее Менике – вначале глубоко вдохнуть в себя, а потом уже начинать говорить.

– Сеньор, вы знаете, кто я такая?

– Знаю, сеньорита. Поверьте, это ужасное недоразумение, но…

– Вы называете это «ужасным недоразумением»? По-моему, это катастрофа. Вы хоть понимаете, чего нам стоило добраться до Лиссабона, чтобы выступать в вашем театре?

– Могу лишь представить себе, сеньорита, и то весьма отдаленно и в самых общих чертах. И потому отдаю дань восхищения вашему мужеству.

– Сеньор! – Лусия поднялась со стула, положив свои крохотные кулачки на кожаную поверхность стола и слегка подавшись вперед, так, что ее глаза оказались всего лишь на расстоянии нескольких сантиметров от глаз импресарио. – Чтобы выполнить свои обязательства, мы рисковали собственной жизнью. Военные забрали у нас все, что мы имели, а вы, вальяжно развалившись в своем удобном кресле, вдруг заявляете мне, что аннулировали наш контракт! Так?!

– Мне очень жаль, сеньорита, что все так вышло. Пожалуйста, поймите меня правильно. Новости, поступавшие из Испании, не вселяли надежды.

– Поймите же и вы меня, сеньор! Вы оставили нас без гроша за душой и без работы! И это в чужой стране!

Импресарио бросил на нее затравленный взгляд и лишь слегка пожал плечами.

– Я ничего не могу сделать.

Лусия громко стукнула своими кулачками по столу.

– Отлично! Так тому и быть! – После чего развернулась с такой скоростью, что пряди ее длинных волос упали импресарио на лицо. Она направилась к дверям, но на пороге вдруг остановилась и снова повернулась к нему лицом.

– Ты еще горько пожалеешь о том, что сделал со мной сегодня, – угрожающе промолвила она и указала на него пальцем. – Я вас проклинаю, сеньор! Я тебя проклинаю!

Когда Лусия вышла из кабинета, импресарио непроизвольно поежился, а потом протянул руку к графину с бренди, который стоял перед ним на столе.

* * *

Вернувшись назад в отель, Лусия первым делом приказала Себастьяну выпотрошить все свои карманы и предъявить все до единой песеты, которые он выкрал из сейфа, за вычетом той суммы, какая полагалась Бернардо за то, что он привез их сюда.

– Сколько стоит каждый номер? – поинтересовался у нее Менике.

– Откуда мне знать? Управляющий не стал посвящать меня в такие подробности. В его глазах я ведь кинозвезда и богата настолько, что могу себе позволить роскошь не интересоваться расценками. Ха-ха-ха!

Менике отправили к стойке администратора, чтобы выяснить тарифы на проживание в номерах отеля. Через какое-то время он вернулся назад, уныло покачивая головой.

– Наших денег хватит лишь на то, чтобы заплатить за один самый маленький номер. И то только на одну ночь.

– Тогда нам нужно срочно изыскать способ заработать остальные деньги, – отрезала в ответ Лусия. – Менике, срочно отведи меня в бар.

– Лусия, у нас нет денег на то, чтобы заказывать себе выпивку в таком дорогом заведении.

– Не волнуйся! Платить не придется. Только подожди минутку. Я сейчас освежу свой макияж, и пойдем.

Огромный роскошный бар внизу был до отказа забит людьми. Лусия окинула помещение внимательным взглядом, а Менике нехотя заказал им по порции бренди, после чего оба уселись на высокие табуреты возле стойки бара.

– За нас, артистов, и за наше чудесное спасение. – Лусия чокнулась с Менике и процедила сквозь зубы: – Постарайся расслабиться. Веди себя так, будто все здесь доставляет тебе несказанное удовольствие.

– Опомнись, Лусия! Что мы здесь делаем? У нас нет денег на подобные экстравагантности. И потом…

– Как ты не понимаешь? В этом баре отираются все сливки Лиссабона. Не может быть, чтобы кто-то из этих богатых и знаменитых не узнал меня. А если найдется человек, который меня узнает, то он мне и поможет.

И, словно по мановению волшебной палочки, за спиной Лусии раздался глубокий мужской голос.

– Сеньорита Лусия Альбейсин! Глазам своим не верю! Неужели это вы?

Лусия повернулась и посмотрела прямо в глаза мужчине, чей облик показался ей смутно знакомым.

– Si, сеньор, это действительно я, – небрежно бросила она в ответ с поистине царским величием. – Мы с вами встречались?

– Нет. Меня зовут Манюэль Матос, а вот мой брат Антонио Триана, насколько мне известно, знаком с вами.

– Антонио! Ну конечно! Он замечательный танцовщик. Я однажды выступала вместе с ним в Барселоне. Ну, как он?

– Вот жду от него новостей. В Испании, судя по всему, сейчас очень непросто.

– Все так. Но, как видите, никакие трудности не помешали нам добраться к вам в целости и сохранности.

– Да, верно. И ваше присутствие среди нас вселяет в меня надежду, что с моим братом все тоже хорошо. Вы собираетесь выступать в Лиссабоне?

– Да, у нас даже был контракт с одним импресарио. Но, ознакомившись на месте с той площадкой, которую нам предложили для выступлений, мы ее забраковали.

– Вот как? Значит, вы поедете дальше? Куда? Может, в Париж?

– Возможно. Хотя лично мне Лиссабон очень понравился. Да и члены моей труппы тоже в восторге от города. И отель превосходный, выше всяких похвал. – Лусия обвела своей маленькой ручкой помещение бара. – Нас здесь чудесно разместили.

– Я обязательно должен познакомить вас со своими друзьями из кафе «Аркадио». Уверен, многие из завсегдатаев кафе мечтают увидеть ваши выступления.

– О, если у нас получится по времени, сеньор, то я с удовольствием станцую для них.

– Я готов отвезти вас туда прямо завтра. Семь часов вечера вас устроит?

– Как у нас там с графиком? – Лусия вопросительно уставилась на Менике.

– График у нас очень напряженный, но, если вы желаете, сеньор, мы можем выкроить для вас один вечер, – натянуто ответил Менике.

– Мы должны, Августин, – твердо ответила Лусия, сознательно употребив его настоящее, а не сценическое имя. – Это будет нашей данью уважения старому другу. Итак, завтра ровно в семь. Договорились?

– Я немедленно извещу всех своих друзей.

– А сейчас простите меня, сеньор, но мы приглашены на обед. Нам пора! – Лусия осушила свой стакан до дна и поднялась с табуретки.

– Конечно-конечно. Тогда до завтра. – Манюэль отвесил им вежливый поклон, а Менике поплелся следом за Лусией на выход из бара.

– Куда мы идем? – спросил он у нее, когда они вышли из отеля и пошли вдоль улицы.

– Как – куда? На тот обед, куда нас пригласили, – отмахнулась от него Лусия и, дойдя до конца здания, свернула за угол в узенький переулок. – Уверена, где-то здесь имеется черный ход, которым пользуется обслуживающий персонал отеля. Вот мы им сейчас и воспользуемся. Незаметно проникнем в здание и поднимемся к себе в номера, – пояснила она свой дальнейший план действий.

Менике схватил ее за руку и рывком остановил на месте, потом прислонил к каменной стенке.

– Лусия Альбейсин! Вы – невероятная женщина!

И с этими словами он припал к ее устам.

25

На следующий вечер артисты труппы Альбейсин, перестирав свои грязные сценические костюмы в ванной комнате номера Лусии и приведя себя в относительный порядок, отправились в полном составе в кафе «Аркадио». Они шли по улицам Лиссабона, восхищаясь величавой красотой этого города, способного на равных соперничать с Мадридом. А уж внешний вид кафе «Аркадио» с роскошным фасадом, выдержанным в стиле модерн, однозначно указывал на богатство тех, кто посещает сие заведение. Манюэль поджидал их, стоя у входа. На нем был вечерний костюм – черный смокинг и бабочка.

– Вы все-таки сумели вырваться! – Манюэль порывисто обнял Лусию.

– Si, сеньор, но мы не можем задерживаться тут надолго, так как у нас сегодня должен состояться еще один концерт. Можно проходить?

– Да, но…

– Какие-то проблемы, сеньор? – Менике мгновенно уловил некоторое смущение в голосе Манюэля.

– Видите ли, дело в том… Управляющий… Он, оказывается, не поклонник… фламенко.

– Вы хотите сказать, он не любит цыган? – без обиняков спросила у него Лусия. – Позвольте мне перекинуться с ним парой слов.

Уверенной походкой Лусия прошла мимо Манюэля и распахнула дверь в кафе. Внутри стоял гул голосов, витали клубы табачного дыма. Но все разговоры мгновенно стихли, когда Лусия, ловко лавируя между столиками, устремилась к бару у дальней стены зала.

– Где ваш управляющий? – поинтересовалась она у бармена, разливающего напитки за стойкой.

– Я… – Бармен растерянно глянул на толпу цыган, сгрудившихся вокруг Лусии. – Сейчас поищу его.

– Лусия, не делай этого! – взмолился Менике, обращаясь к ней. – Разве мало других мест, где ты можешь танцевать? Мы не выступаем перед публикой, которая не хочет на нас смотреть.

– Оглянись по сторонам, Менике! – прошептала сквозь зубы Лусия, выразительно показав глазами на посетителей, сидящих за столиками позади них. – Все это богатенькие payos, а нам сегодня позарез нужны их деньги.

В этот момент перед ними возник управляющий, воинственно скрестив руки на груди, он, казалось, уже приготовился к жаркой схватке.

– Сеньор, меня зовут Лусия Альбейсин. Я приехала к вам в сопровождении своей труппы, чтобы выступить в вашем кафе. Сеньор Матос, – Лусия махнула рукой в сторону Манюэля, – сказал мне, что среди ваших гостей много тех, кто разбирается в настоящем искусстве и может по достоинству оценить наше мастерство.

– Возможно, так оно и есть, но цыгане еще никогда не выступали в моем кафе. К тому же у меня нет денег, чтобы заплатить вам за концерт.

– То есть вы хотите сказать, сеньор, что не желаете платить нам? Потому что, если судить по вашему костюму и по тому, как одеты ваши гости, вполне очевидно, что все вы состоятельные люди.

– Сеньора Альбейсин, мой ответ – нет. А сейчас, прошу вас, покиньте помещение без дальнейших эксцессов. В противном случае я буду вынужден вызвать полицию.

– Судя по вашему прекрасному испанскому, сеньор, я могу смело утверждать, что вы один из нас. Si?

– Это правда. Я из Мадрида.

– А вы знаете, что сейчас творится в нашей стране? И чего нам всем стоило приехать сюда в Лиссабон, чтобы выступить перед вами?

– Я, конечно, наслышан обо всех тех проблемах, но лично я вас не просил приезжать…

– Тогда я обращусь к вашим гостям и спрошу у них напрямую, хотят ли они посмотреть, как я танцую. И расскажу им, как мы очутились здесь, как оказались в ссылке помимо нашей воли! И что? Здесь нас встречает соотечественник, который готов с ходу вышвырнуть нас вон! – Лусия отвернулась от управляющего и схватила первый попавший ей под руку стул, стоявший за ближайшим столиком. Опершись на плечо Менике, она вскарабкалась на стул и, громко хлопнув в ладоши, стала отбивать такт. И ноги ее тут же принялись бить чечетку прямо на сидении стула. А она продолжала хлопать самой себе и танцевать. В зале стало тихо. Но вот она легкой пушинкой перелетела со стула на стол. Люди, сидевшие за этим столиком, мгновенно подхватили свои бокалы, чтобы они не попадали на пол под непрерывный стук ее проворных ножек.

– Ole! – прокричала она, обращаясь к залу.

– Ole! – дружно откликнулись ее артисты. Этот призыв поддержали и пара гостей из зала.

– Итак, senores y senoras, управляющий этого заведения не хочет, чтобы я танцевала для вас. Мы только что из Испании, добирались к вам, рискуя собственными жизнями, покинули свою любимую родину с пустыми руками.

Уехали, в чем стояли.

Манюэль перевел слова Лусии на португальский.

– Так вы хотите, чтобы я и мои товарищи выступили для вас?

Она окинула собравшихся внимательным взором.

– Sim! – раздался возглас от дальнего столика.

– Sim! – поддержали гости за другим столом, и вот уже весь бар скандировал: да, хотим.

– Gracias. Тогда мы начинаем.

Быстро сдвинули столики в сторону, освобождая место для артистов. Управляющий оттащил Лусию в сторону.

– Я не стану платить вам, сеньорита.

– Сегодня мы выступаем здесь бесплатно, сеньор, но завтра… – Лусия больно ткнула пальцами в его худые ребра. – Но завтра ты будешь сам умолять меня взять с тебя деньги.

* * *

Менике молча наблюдал за тем, как Лусия уплетает за обе щеки хлеб и холодное мясо – единственное, что смогли найти для них на кухне работники отеля в три часа ночи. Сам он буквально валился с ног от усталости, и не только после сегодняшнего выступления. Сказались все переживания последних нескольких дней. Зато Лусия буквально источала из себя энергию. Усевшись прямо на полу, она весело потчевала остальных членов труппы, поздравляя всех с сегодняшним выступлением.

«Как это у нее получается?» – снова и снова спрашивал он сам себя. Внешне такая хрупкая, казалось, ее субтильное тело просто не в состоянии вынести все те бешеные нагрузки, которые она сама же ему и задавала. Однако при этом ее сознание продолжало работать четко и действовало, словно стальной нож, отсекая прочь все ненужные переживания и горестные эмоции. И это позволяло ей всегда оставаться свежей и бодрой, с оптимизмом встречая каждый новый день.

– Вот сейчас мы можем расположиться здесь наверняка! – Лусия радостно хлопнула в ладоши, словно маленький ребенок. – Мы можем даже приобрести себе новые сценические костюмы. Завтра же надо будет подыскать подходящую ткань, а потом закажем пошив в ателье.

– Может, стоит подыскать себе гостиницу подешевле? Или даже снять квартиру на всех… – неуверенно предложил Хозе.

– Папа, перестань изводить себя напрасными страхами. Еще вчера владельцы отеля вполне могли упечь нас в тюрьму за то, что у нас нет денег, чтобы заплатить за свое проживание здесь. А сегодня сотни людей бурно приветствовали наше выступление. Уверяю тебя, уже завтра молва об этом концерте разнесется по всему городу. – Лусия подошла к отцу и обняла его. – Хочешь еще бренди, папа?

– Вы как хотите, можете продолжать веселиться, а я, пожалуй, иду спать, – обронил Менике, подходя к Лусии и нежно целуя ее в блестящие черные волосы.

* * *

Судя по всему, уверенность Лусии в том, что она сумеет покорить сердца португальцев, не подвела ее. Шли неделя за неделей, а толпы поклонников продолжали осаждать кафе «Аркадио», пытаясь попасть в помещение бара, чтобы своими глазами увидеть необычное явление, имя которому Ла Кандела. У тех, кто находился рядом с Лусией, было такое чувство, что в ответ на все превратности судьбы она лишь удвоила неистовство и страсть своего танца. В свою очередь, зрители под впечатлением всего того, что творилось в соседней стране, ввергнутой в пучину гражданской войны, тоже вдруг воспылали такой же неистовой страстью к самому фламенко. Однако если артистическая репутация Лусии очень скоро достигла своего апогея, тех вершин славы, о которых она всегда и мечтала, то в личной жизни она чем дальше, тем сильнее ощущала собственное одиночество, доводившее ее до отчаяния. Каждое утро, лежа в постели в своем номере, она слушала, как Менике зачитывает ей последние новости из Испании, а потом еще и пересказывает ей все те слухи, которые шепотом передаются из уст в уста во всех барах Лиссабона.

– Они убили в Гранаде Гарсиа Лорку, нашего величайшего поэта, – сокрушенно сообщил ей самую последнюю новость Менике. – Эти люди ни перед чем не остановятся, чтобы разрушить страну.

– Dios mio! Так говоришь, они уже в Гранаде? Что же там будет с мамой? С моими братьями? Я тут устроилась, живу себе, как королева, а они там, может быть, умирают с голоду. Или даже их нет в живых! Пожалуй, мне стоит снова связаться с Бернардо, переговорить с ним… Попросить его отвезти меня на своем автобусе в Гранаду…

– Лусия, Испания погрузилась в полнейший хаос. Тебе нельзя туда возвращаться, – уже, наверное, в сотый раз возразил ей Менике.

– Но я не могу бросить их там на произвол судьбы! Моя мама пожертвовала всем на свете ради своих детей! Может, у вас в Памплоне все иначе, но у нас в Сакромонте семья – это все.

– Однако позволю тебе напомнить, дорогая, что ответственность за свою мать несешь не ты. За нее отвечает твой отец.

– Ты не хуже меня знаешь, что папу интересуют только деньги и бутылка бренди. Он никогда и ни за кого не отвечал, ни за маму, ни за меня, ни за моих братьев. И все же что реально мы можем для них сделать? – Лусия горестно всплеснула своими крохотными ручками, слезы выступили у нее на глазах. – У тебя же столько важных друзей среди этих payos. Помоги!

– Это раньше они были важными, Лусия. Бог его знает, где они сейчас и куда упали со своих прежних высот.

– Ну, так напиши им! Разузнай, что и как. Пусть скажут, какие нам нужны бумаги, чтобы вывезти мою семью сюда. Прошу тебя. Мне нужна твоя помощь. А если ты откажешься, тогда я должна сама вернуться в Испанию и заняться их спасением.

– Ни в коем случае! Это слишком опасно, дорогая. Салазар поддерживает политику Франко в Испании. Здесь тоже полно шпионов Франко. Если нас случайно застигнут за подобными разговорами даже шепотом…

– А кто такой этот Салазар? И как он смеет шпионить за мной? – воскликнула Лусия с негодованием в голосе.

– Лусия, этот человек является премьер-министром Португалии. Почему ты никогда не слушаешь того, что я говорю тебе?

– Зато я очень внимательно прислушиваюсь к тому, как ты мне аккомпанируешь на гитаре, mi amor, – честно призналась она.

* * *

В следующее воскресенье у них выдался свободный вечер. Менике, которого Лусия уже достала своими бесконечными мольбами о помощи, позаимствовал у Манюэля Матоса машину и снова отправился к испанской границе. Прошло чуть больше месяца с тех пор, как они приехали в Португалию, и Менике надеялся, что еще не успел забыть то место, где находится фермерский дом, хозяева которого приютили их тогда на ночлег. Бернардо и его сестра уже уехали из Лиссабона, но перед своим отъездом Бернардо рассказал Менике, что они с Фернандой не собираются возвращаться в Испанию. Решили переждать гражданскую войну на ферме у своих родственников. Они, как прозрачно намекнул в разговоре Бернардо, были его надежными партнерами, помогали доставлять контрабандные товары во время мировой войны.

– Предложи ему любые деньги, только бы он согласился поехать на родину и подкупить там нужных чиновников. Я заплачу за все, – пообещала Лусия, провожая Менике в дорогу.

Через несколько часов езды по дороге сплошь в ухабах и рытвинах, с неизбежными в таких случаях объездами, Менике наконец подъехал к небольшому фермерскому домику. Он очень обрадовался тому, что сразу же узнал его.

– Теперь остается только молиться Всевышнему, чтобы Фернанда и ее брат все еще были на ферме, – пробормотал про себя Менике, выходя из машины. Направился к дому и постучал в дверь. На пороге появилась знакомая фигура.

– Фернанда! Слава богу! – выдохнул обрадованный Менике.

– Что случилось? Лусия заболела?

– Нет, нет, все пока живы и здоровы. А Бернардо дома?

– Да. Мы как раз лакомимся тортом. Проходите, сеньор.

Менике усадили за стол, и он стал слушать невеселые новости, которые ему рассказывали Бернардо и его кузен, а они, в свою очередь, почерпнули все эти истории у тех людей, кто бежал из объятой гражданской войной Испании и пересекал границу с Португалией в поисках убежища.

– Там сейчас творится форменный кошмар. Я не был на родине с тех самых пор, как националисты взяли контроль над пограничным городом Бадайоз. Появляться там сейчас просто опасно для жизни.

– Получается, что тогда вы вряд ли сможете помочь нам.

– А что вам нужно? – Фернанда осторожно толкнула брата локтем в бок. – Или ты забыл, брат, что только благодаря этим людям из театра мы в свое время благополучно унесли ноги из Мадрида?

– Лусия сказала мне, что если я не найду способ, как помочь ее семье выбраться из Испании, то тогда она сама отправится на поиски своих близких. А все мы знаем характер Лусии. Она просто так не станет бросаться словами. К тому же она согласна заплатить, сколько бы это ни стоило.

Бернардо бросил выразительный взгляд на своего кузена Рикардо, но тот лишь отрицательно покачал головой.

– Даже нам сейчас рискованно появляться там.

– Но наверняка же у вас сохранились какие-то старые связи в Испании. Разве не так? – спросила Фернанда у брата. – Вспомни нашу маму, Бернардо. Ведь для того чтобы помочь ей, ты бы согласился на все.

– О, женщина! – недовольно воскликнул тот. – Порой мне кажется, сестра, что тебе не терпится увидеть меня покойничком.

– Ну, еще бумаги мы им сможем как-то выправить, – подал голос Рикардо. – Но главная трудность – это сама Гранада. Воюя между собой, республиканцы и чернорубашечники сотнями убивают мирных граждан. Им ничего не стоит схватить человека прямо на улице, поставить его к стенке и расстрелять тут же, на глазах у детей. Городская тюрьма переполнена, и там никто не чувствует себя в безопасности, сеньор.

– Но откуда у вас такие подробности о том, что сейчас происходит в Гранаде? – Менике бросил на него внимательный взгляд.

– Один наш родственник вырвался из этого ада и приехал к нам на ферму всего лишь неделю тому назад.

– Но как ему удалось бежать, если граница закрыта на замок?

– Он спрятался в каком-то грузовике, перевозившем товар, и пересек границу на машине возле Фаро.

– Так, значит, какая-то дорога все же имеется, – не преминул заметить Менике.

– Всегда имеется какая-то дорога, сеньор, – откликнулся Рикардо. – Вопрос в другом. Заранее прошу прощения за грубую прямоту. Предположим, мы сумеем добраться до Гранады, но где гарантия, что мы сумеем отыскать там сеньору Альбейсин и ее семью? Да и живы ли они вообще? Вы же прекрасно понимаете, что цыгане, а именно они обитают в Сакромонте, подвергаются еще большим притеснениям, чем обычные испанцы.

– Я всю это понимаю, сеньор. Отлично понимаю! Но скажу, что цыгане уже давно привыкли к такому обращению с собой. Лусия уверена, что ее мать жива, а интуиция еще никогда не подводила ее. Может, вы пока займетесь наведением справок, какие именно бумаги потребуются семье Альбейсин для того, чтобы пересечь границу, а заодно и подумаете над тем, возьметесь ли вы помочь нам. – Менике достал из кармана увесистый мешочек с эскудо, который Лусия выкрала накануне из тайника своего отца. – Надеюсь услышать от вас положительный ответ, надеюсь, что вы сможете организовать такую поездку в Испанию. – Менике положил на деньги свою визитку. – Отправьте мне телеграмму с ответом вот по этому адресу.

– Постараемся, сеньор, сделать все от нас зависящее, – сказал Бернардо, глянув на внушительную сумму денег, оставленную Менике. Потом он переглянулся с сестрой и кузеном. – Ждите нашего ответа.

Через три дня Менике получил телеграмму следующего содержания:

МЫ ЕДЕМ ТОЧКА ПОСТАРАЙТЕСЬ НАВЕСТИТЬ НАС ДО НАШЕГО ОТЪЕЗДА ТОЧКА БЕРНАРДО ТОЧКА

* * *

Лусия держалась из всех сил, ничем не выдавая своих душевных мук ни перед остальными членами труппы, ни тем более перед зрителями. И лишь ночами, оставаясь наедине с Менике, она, свернувшись калачиком в его объятиях, припадала к его груди, словно маленький ребенок, который нуждается в защите. Летели дни, а от Бернардо по-прежнему не было никаких известий.

– Когда же все это прояснится? С каждым днем мои надежды тают, и я уже готова к самому худшему, – вопрошала она с отчаянием в голосе.

– Разве ты забыла, дорогая, – говорил ей в ответ Менике, осторожно брал ее за подбородок и разворачивал лицом к себе. – В трудной жизни, которую все мы ведем на этой земле, наше единственное утешение и упование – это надежда.

– Да, я это знаю. Я все понимаю. И я должна верить. По крайней мере, te amo, мой дорогой.

Менике ласково гладил ее волосы, и она засыпала в его объятиях. А он лежал без сна и размышлял о том, что еще никогда ранее не видел Лусию такой беззащитной. Пожалуй, и в этом тоже можно было усмотреть какую-то особую Божью милость: ведь впервые за все время их отношений у них появилась общая тайна, которую они не могли доверить никому из посторонних, и это еще больше сближало их. Сейчас, когда она лежала вот так в его руках, такая хрупкая и ранимая, он особенно остро ощущал эту близость, понимая, что в эти минуты Лусия всецело принадлежит ему и только ему. И за это он тоже был благодарен небесам.

* * *

Минуло шесть недель после отъезда Бернардо. И вот в один ненастный осенний день 1936 года в дверь их номера постучал портье.

– Сеньор, к вам посетители… Ждут внизу. Управляющий предложил провести их прямо к вам. – Портье нерешительно замялся на пороге, вид у него был несколько смущенный.

– Конечно, проводите их сюда, – ответил Менике, вручая портье чаевые за хлопоты. – Мы ждем их.

Он закрыл дверь и пошел будить Лусию, которая еще крепко спала, несмотря на третий час дня. Минувшей ночью на концерте публика заставила их бисировать четырежды, а потому домой они вернулись только в пятом часу утра.

– Дорогая, к нам посетители.

Лусия мгновенно проснулась и уставилась на Менике, пытаясь определить все остальное по выражению его лица.

– Это они?

– Пока не знаю. Портье не сообщил их имен, но…

– Dios mio! Боже, пусть это будет мама. Только не Бернардо с дурными новостями о том, что ее уже нет в живых…

Лусия торопливо натянула на себя брюки и блузку. Вошла в гостиную, и в эту же минуту в дверь постучали.

– Сама откроешь? Или это сделать мне? – спросил у нее Менике.

– Ты… нет, я сама… да! – кивнула она в ответ, от нетерпения сжала свои маленькие ручки в кулачки и поспешила к дверям.

Менике увидел, как, уже стоя у самых дверей, она перекрестилась и сделала глубокий вдох, а потом распахнула дверь. И в следующую секунду с ее уст сорвался радостный крик. Лусия впустила в комнату исхудавшую женщину, скорее похожую на скелет, и молодого человека с гитарой в руке. После чего плотно прикрыла за ними дверь.

– Моя мамочка здесь! Она здесь! И мой братик Пепе тоже!

– Добро пожаловать! – Менике поднялся со своего места и подошел к гостям. – Сеньора Альбейсин, не хотите выпить чего-нибудь освежающего?

Менике видел, что Мария едва стоит на ногах. Мальчик выглядел немного бодрее. Он лишь стеснительно улыбнулся, глянув на Менике.

– Мы сейчас закатим тут пир горой! Мама говорит, что вот уже много месяцев она практически ничего не ела. – Лусия подвела мать к креслу и осторожно усадила ее. – Что бы ты хотела заказать, мамочка? – Лусия опустилась перед матерью на колени и взяла ее высохшие руки, похожие на крохотные птичьи лапки, в свои ладони.

Менике видел, что женщина находится в полуобморочном состоянии. Она нервозно окинула взглядом роскошную комнату.

– Все равно что, – проговорила она хрипловатым голосом, предварительно откашлявшись. – Все пойдет, Лусия. Может, хлеба? И воды.

– Я велю им принести сюда все, что у них есть в меню! – безапелляционно объявила Лусия.

– Ничего не надо, только немного хлеба.

Лусия вызвала к себе коридорного и стала диктовать ему список всего, что она желает получить на обед. А Менике тем временем рассматривал исподтишка ее мать и мальчика, судя по всему, младшего брата Лусии. Вне всяких сомнений, мальчонка был сыном Хозе, ибо являл собой точную копию своего отца. Он бережно прижимал к груди гитару, словно какую-то драгоценность, словно это его единственное сокровище, все, что у него осталось. А ведь, наверное, так оно и было.

Усевшись в кресло, Мария тотчас же закрыла глаза, словно хотела отгородиться от всех тех ужасов, на которые эти глаза насмотрелись за последние месяцы.

– Ну вот! Еду я заказала, – объявила Лусия, возвращаясь в комнату. Подошла к креслу и увидела, что мать крепко спит. – Пепе, дорога была ужасной, да?

– Нет, – ответил мальчик. – Я ведь никогда раньше не катался на машине. Это было даже здорово.

– А какие-нибудь непредвиденные трудности были по пути сюда? – поинтересовался у него Менике.

– Нас остановили только один раз, но наш шофер Бернардо дал полицейским много песет, и они нас пропустили. – Пепе улыбнулся. – Но у них было ружье, и они даже готовы были открыть огонь.

– Бернардо или полиция?

– По-моему, и те, и другие, – обронил мальчик. Его огромные глаза казались особенно большими на худеньком личике.

– Пепе, – Лусия подошла к брату и опустилась перед ним на колени, стараясь говорить шепотом, чтобы не разбудить мать, – а где Эдуардо и Карлос? Почему они не приехали вместе с вами?

– Я даже не знаю, где теперь мои братья. Несколько недель тому назад Карлос пошел в город в свой мебельный магазин, и с тех пор мы его не видели. Тогда Эдуардо отправился на его поиски и тоже пропал. – Пепе обреченно повел плечами.

– А как же их жены? Дети? Почему они не поехали с вами?

– Никто из них не двинулся бы со своего места, не зная, что случилось с их мужьями и с отцами их детей, – услышали они голос Марии.

Лусия повернулась и увидела, что мать уже снова открыла глаза.

– Я пыталась их убедить, – добавила она, – но они отказались наотрез.

– Может, они смогут потом последовать за вами, уже после того как отыщутся Эдуардо и Карлос.

– Если только они отыщутся когда-нибудь. – Мария тяжко вздохнула. – В Гранаде бесследно исчезли сотни людей, Лусия. Пропадают и испанцы, и цыгане. – Мария прижала к сердцу дрожащую руку. – Этот город забрал у меня троих моих сыновей… – Голос у Марии сорвался, словно у нее уже не было ни сил, ни смелости для того, чтобы озвучить свою мысль до конца. – Рамон тоже пропал. Пошел к себе в апельсиновый сад и не вернулся…

– Dios mio! – сокрушенно прошептал Менике и перекрестился. Услышать из первых уст о той трагедии, которая разворачивалась сейчас в Испании, увидеть людей, переживших все эти ужасы, это все равно что самому побывать на родине. Никакого сравнения с теми газетными статьями, которые он постоянно читал. Лусия, та уже плакала в открытую, не пряча своих слез.

– Мамочка! – Она подошла к матери и обвила руками ее худенькие плечики. – Но, слава богу, хоть вы с Пепе спаслись и теперь вместе с нами.

– А мама ведь вначале не хотела никуда ехать, – подал голос Пепе. – Но тогда я сказал, что не оставлю ее там одну, и она согласилась… ради меня.

– Не хочу иметь на своей совести еще один грех, – вздохнула Мария. – Век бы себе не простила, что не сумела спасти от смерти и Пепе. Ведь он наверняка бы умер от голода в Сакромонте. Там не было еды… вообще ничего не было, Лусия.

– Зато здесь, мама, полно еды. Скоро сама увидишь. Еды будет много, и вы сможете наесться вдоволь.

– Gracias, Лусия. Но можно ли мне вначале прилечь где-нибудь?

– Ложись на мою кровать. Пойдем, я помогу тебе.

Менике проводил взглядом Лусию, которая повела мать к себе в спальню. Потом он глянул на Пепе.

– Пожалуй, я налью себе немного бренди. А ты что скажешь?

– Нет, сеньор. В нашем доме мама запрещает всякое спиртное. К тому же мне только тринадцать лет.

– Прости, Пепе. А я решил, что ты постарше. – Менике доброжелательно улыбнулся мальчику и налил себе немного бренди из графина. – Судя по всему, ты – храбрый парень, – заметил он и опрокинул рюмку.

– Нет, это не я храбрый. Когда у нас на улице появились гвардейцы, искали молодых парней, чтобы увести их силой, мама спрятала меня в хлеву под соломой. Меня они так и не нашли, зато увели нашего мула.

– Понятно.

Менике почувствовал, что снова непроизвольно улыбается. Ему определенно нравился этот мальчик, по сути, еще совсем ребенок. Однако он держится с таким достоинством, сохраняет спокойствие, и даже чувство юмора у него еще осталось, несмотря на все пережитые тяготы и лишения последних нескольких месяцев.

– Получается, ты у нас счастливчик.

– Мама тогда сказала, что есть хоть одно хорошее в том, что мы цыгане. Ведь у меня нет даже официальной метрики. Никто не знает, что я вообще появился на свет.

– Это правда, – согласился с ним Менике. – Играешь немного? – Он жестом показал на гитару, которую Пепе продолжал прижимать к себе.

– Да, сеньор. Но мне пока далеко до вас – я ведь слышал ваши записи. И до папы далеко. Мама рассказывала мне, что он превосходный гитарист. А он здесь? Я ведь еще никогда не видел папу. А очень хотел бы увидеть.

– Полагаю, он где-то здесь, в отеле, но вчера мы выступали допоздна. Наверное, он еще спит, – обтекаемо ответил Менике. Ему надо было выиграть хоть немного времени до тех пор, пока он не переговорит с Лусией. Несмотря на то что Хозе в свое время бросил семью, Мария воспитала своего младшего сына в любви и уважении к отцу. И уже одного этого было достаточно для того, чтобы Менике почувствовал, как невольно увлажняются его глаза при мысли о благородстве этой женщины. Он снова поднялся со стула и налил себе вторую порцию бренди. В этот момент в дверь постучали, и официант вкатил в комнату две тележки, уставленные едой.

– Dios mio! – воскликнул Пепе, у которого глаза полезли на лоб при виде этого изобилия. – Да это же трапеза для самого короля Испании!

В комнату вошла Лусия. У нее даже ноздри затрепетали от вкуснейших ароматов, которые поплыли в воздухе.

– Мама уснула. Мы оставим ей что-нибудь на потом. А я пойду, разбужу всех наших и сообщу им такую замечательную новость.

– И в первую очередь, скажи отцу, что его дорогой сын Пепе тоже с нами и горит желанием побыстрее познакомиться с ним. – Менике бросил на Лусию многозначительный взгляд, и она поняла все правильно.

– Конечно, скажу. Уверена, он очень обрадуется встрече с тобой, Пепе.

Лусия вышла из своего номера и направилась по коридору, устланному толстой ковровой дорожкой, в комнату своего отца. Стучать в дверь она не стала, открыла и вошла в номер. Комната утопала в клубах табачного дыма и алкогольных паров. Хозе крепко спал, громко похрапывая во сне, словно поросенок.

– Просыпайся, папа. У меня для тебя сюрприз, – прокричала она ему на ухо. – Папа! – Лусия энергично потрясла его за плечо, но он лишь промычал в ответ что-то нечленораздельное. Тогда она подошла к раковине, набрала в кувшин воды и плеснула ему водой на лицо.

Хозе изрыгнул проклятье, но быстро пришел в себя.

– Что случилось? – спросил он, пытаясь приподняться и сесть на постели.

– Папа, у меня к тебе есть разговор. – Лусия присела на край матраса и взяла отца за руки. – Я отправила Бернардо вместе с его кузеном в Испанию, чтобы они вывезли из Гранады маму. И вот она наконец здесь! В настоящий момент у меня в номере! Сейчас она спит, отдыхает после дороги. Увы, она привезла с собой плохие новости и…

– Подожди! – Хозе поднял руку, призывая дочь замолчать. – Ты говоришь, твоя мать находится здесь, в Лиссабоне?

– Да.

– Но почему?

– Потому что, если бы она и дальше осталась в Испании, она бы погибла! Должен же был кто-то из нас сделать хоть что-то для ее спасения. Эдуардо и Карлос пропали без вести, как и многие другие в Гранаде. Прости, папа, но мне, чтобы оплатить все расходы по их спасению, пришлось воспользоваться теми деньгами, что ты прячешь в своем тайнике под полом.

Хозе уставился на дочь во все глаза, изо всех сил пытаясь прогнать вчерашний хмель. Кажется, мало-помалу до него стал доходить смысл того, о чем говорила ему дочь.

– Эдуардо и Карлос погибли?

– Будем надеяться, что нет. Но мама сказала, что не видела их все последние недели. Послушай, папа. Есть еще кое-что, что ты должен знать, прежде чем я поведу тебя на встречу с мамой.

– Лусия! – Хозе снова вскинул руку вверх, давая знак дочери замолчать. – Неужели ты не понимаешь, что она ненавидит меня? Я ведь бросил ее и уехал с тобой в Барселону. Еще чего доброго, увидев меня, набросится с кулаками. Нет уж! Лучше я останусь у себя. – Хозе натянул простыню до самого подбородка, словно хотел спрятаться от всего и всех.

– Ничего подобного, папа. Не станет она набрасываться на тебя с кулаками. И ненависти к тебе у нее тоже нет. Более того, она тебя по-прежнему любит, хотя, убей меня на месте, я до сих пор не могу понять, за что. Однако, – заторопилась Лусия, переходя к главному, – не об этом сейчас речь.

– Неужели есть еще новости пострашнее той, что твоя мать приехала в Лиссабон?

Лусия с трудом удержалась, чтобы не влепить отцу затрещину. Несмотря на все, что он сделал для нее, Лусию приводило в ярость его категорическое нежелание нести ответственность за свою семью, как это и положено главе семейства.

– Папа, мама приехала вместе с Пепе.

– А кто такой этот Пепе?

– Твой младший сын. Когда мы уехали с тобой в Барселону, мама была уже беременна им.

Хозе бросил на дочь недоверчивый взгляд.

– Я все еще сплю? Или мне снится какой-то страшный сон? Когда твоя мать приезжала к нам в Барселону, она ни словом не обмолвилась о своей беременности.

– Она на тот момент и не догадывалась о…

– Или, скорее всего, ребенок не от меня.

На сей раз в комнате просвистел звук громкой пощечины, потому что Лусия все же потеряла терпение.

– Как ты смеешь говорить такое, папа? Как ты можешь унижать эту женщину после того, как бросил ее, оставил семью и своих детей? Ты – самое настоящее позорище для всей нашей семьи! – Лусию просто затрясло от злобы. Да, цыганке не позволительно говорить такое о своем отце. Цыганские дочери обязаны уважать своих отцов, какими бы они ни были. Однако с нее более чем достаточно! – Ты… – Она угрожающе поднесла указательный палец к его носу. – Сейчас ты молча выслушаешь все, что я тебе скажу. Так вот, мама воспитала своего сына в любви и уважении к отцу, которого он никогда не видел. Он понятия не имеет о той длинной веренице «тетушек», которые делили постель с его отцом. Он не догадывается о твоем пристрастии к бутылке. Зато он знает, что его отец – известный гитарист и что он должен был в свое время уехать из Сакромонте, чтобы содержать свою семью.

– Mierda! Так она приехала сюда ради денег, да?

– Ты хоть слышишь, что я тебе говорю? Или ты совсем дурак? – взвизгнула Лусия. – Если в твоей голове гнездятся только черные мысли, а в сердце полно змей, так это вовсе не значит, что и мама такая же. Мальчонка, который дожидается встречи с тобой в моем номере, искренне верит в то, что ты тоже обрадуешься встрече с ним.

– Но ты забыла одну вещь, Лусия. Никто и никогда словом не обмолвился мне о том, что у меня есть сын. Что, и это тоже моя вина?

– Почему ты никогда не хочешь признавать своей вины? У тебя всегда виноват кто-то другой. Разве не так? – Лусия бросала обидные слова ему в лицо. – Ты же прекрасно знаешь, что это ты бросил свою семью, можно сказать, отнял у меня мать… Ты даже не отдавал мне те подарки, которые она посылала на мои дни рождения! Я не видела маму больше десяти лет. А когда мы наконец встретились, она заставила меня поклясться, что я не скажу тебе о Пепе. В любом случае я умываю руки. – Она в отчаянии тряхнула головой. – Мне больше нечего тебе сказать. Поступай, как знаешь. Но имей в виду, мама и Пепе останутся здесь, вместе со мной.

Лусия выскочила из номера отца в полной ярости. Кровь бурлила в ее венах. Она подошла к окну в коридоре, широко распахнула его и сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться. Наконец она немного пришла в себя и побрела в свой номер. Открыла дверь и услышала звуки двух гитар. Менике играл на пару с Пепе, и оба, судя по их отрешенным лицам, всецело отдались музыке, витая каждый в своем мире, где-то далеко отсюда. Почему-то эта картина сразу же успокоила Лусию, и она даже улыбнулась. Что ж, если ее отец не сможет стать надлежащим отцом и для ее младшего брата, тогда, быть может, эту брешь заполнит присутствие Менике.

– Dios mio! – негромко промолвил Менике, когда они закончили играть. – Лусия, Пепе унаследовал талант своего отца! У нас появилось отличное пополнение в труппу!

– Но ведь ему только тринадцать, Менике, – резонно напомнила ему Лусия.

– Но ты сама начала танцевать в еще более раннем возрасте. Разве не так, Лусия?

– Gracias, сеньор. – Пепе бросил застенчивый взгляд на Менике. – Но я пока выступал только перед своими домашними и соседями. Играл на праздниках и на свадьбах.

– Мы все когда-то начинали с этого, – подбодрил мальчонку Менике. – Я обязательно помогу тебе. Думаю, и твой отец тоже.

– Папа еще не проснулся, Лусия? – с надеждой в голосе спросил у сестры мальчик.

– Уже проснулся. Сейчас одевается и приводит себя в порядок. Скоро появится тут. Он тоже очень рад предстоящей встрече с тобой. Может, пока мы ждем его, давай воспользуемся паузой и ты примешь ванну? – предложила брату Лусия. Кисловатый запах немытого тела уже явственно чувствовался в комнате.

– Ванну? У вас тут есть бочка с водой, да? – Пепе в полном недоумении обвел глазами роскошную гостиную.

– Нет, у нас нет бочки. Зато есть отдельная комната, где стоит ванна, куда мы наливаем воду из кранов. Там же находится и туалет.

– Не может быть! – воскликнул мальчонка, бросив недоверчивый взгляд на сестру. – А можно мне взглянуть на все это?

– Конечно, можно. – Лусия протянула Пепе руку. – Пошли со мной, и я все тебе покажу.

Менике глянул им вслед, а про себя подумал, сколь все же многогранна личность Лусии. Вот сейчас она обращается с Пепе, как мать со своим ребенком. А если вспомнить, какую кучу денег она потратила на то, чтобы вызволить на свободу мать и брата…

Следующие двадцать минут Менике бесцельно слонялся по комнате.

– Семья – это все, – повторил он слова Лусии и вздохнул. Что, если появление матери и младшего брата каким-то образом пагубно скажется на их спаянном союзе? Но вот раздался осторожный стук в дверь.

– Это я, Хозе, – послышался голос из-за двери.

– Да я уже и так догадался, – пробормотал в ответ Менике и пошел открывать дверь. – Hola, Хозе. Смотришься настоящим красавцем.

– Вот пришел познакомиться с сыном, о существовании которого я даже и не подозревал, – ответил тот хрипловатым шепотом, замявшись на пороге и окидывая комнату напряженным взглядом.

– Да, так иногда бывает в этой жизни.

– А моя жена? Где она?

– Она все еще спит. Их путешествие сюда было долгим и тяжким, она очень устала. Проходи, Хозе. Лусия повела Пепе принимать первую в его жизни ванну.

– Какой он?

– Очень славный мальчуган. Отлично воспитан матерью, к тому же талантливый гитарист.

– Ты думаешь, он точно от меня? – прошептал Хозе, присаживаясь на стул, но тут же снова вскочил и стал нервно расхаживать по комнате.

– Сам скоро увидишь.

– Мои старшие сыновья – Эдуардо, Карлос… Лусия сказала мне, что они пропали без вести. – Хозе прижал руку ко лбу. – Ну и утречко выдалось сегодня! Сплошные потрясения. Пожалуй, я налью себе немного бренди.

– Лучше воздержись, – посоветовал ему Менике. – В ближайшие пару часов ты должен быть в надлежащей форме.

– Ты прав, но…

В этот момент из ванной комнаты показались Лусия и Пепе. Мальчик был одет в чистую рубашку и свежие брюки.

– Мы позаимствовали у тебя кое-что из одежды, Менике. Правда, брюки ему явно коротковаты, – объявила Лусия, глянув на брата с насмешливой улыбкой. – Ну, да ты весь в отца. Такой же высокий! А вот, кстати, и он сам! – Лусия глянула на Хозе. – Папа, ступай сюда. Поздоровайся с сыном, с которым ты всегда мечтал встретиться.

– Я… – Хозе обвел мальчика взглядом с головы до ног и мгновенно понял, что Лусия сказала ему правду. Его глаза тут же наполнились слезами. – Мой сын! Точная копия меня, когда я был в твоем возрасте. Ступай сюда, hijo, дай мне обнять тебя, сынок.

– Папа… – Пепе нерешительно приблизился к отцу, а тот распахнул ему руки навстречу и прижал к себе. И тут же расплакался навзрыд.

– Все эти годы я и мечтать не мог ни о чем подобном! Не мог!

Лусия подошла к Менике. Ей вдруг тоже захотелось, чтобы ее обняли. Судя по всему, Хозе искренне обрадовался появлению в своей жизни младшего сына, и это несколько смягчило гнев Лусии на отца.

Но вот отворилась дверь, ведущая в спальню Лусии, и оттуда появилась Мария. Она молча наблюдала глазами полными слез за тем, как обнимаются ее муж и сын. Лусия перехватила ее взгляд и слегка кивнула.

– Папа, взгляни, кто тут у нас, – обратилась она к Хозе.

Хозе повернулся и увидел жену, в ее огромных глазах, казавшихся особенно большими на исхудалом лице, застыл страх.

– Мария, это ты!

– Да, Хозе, это я. Надеюсь, ты уже знаешь, что наша дочь спасла нам с Пепе жизнь, вызволив из Гранады.

– Знаю. – Оробевший Хозе медленно приблизился к жене, низко опустив голову. Вид у него в этот момент был как у побитой собаки, испуганно поджимающей хвост в ожидании очередной взбучки. Он остановился где-то в полуметре от Марии. Поднял на нее глаза, полные смятения. Явно искал подходящие слова, чтобы начать разговор. Но слова не находились. Затянувшаяся пауза казалась бесконечной. Молчание нарушил Менике.

– Думаю, вам двоим есть о чем поговорить. Оставляем вас наедине друг с другом, а сами пока пойдем знакомить Пепе с другими членами нашей труппы. Как считаешь, Лусия?

– Здорово! – Лусия тут же ухватилась за предложение Менике. – Пошли, Пепе. Первым делом я познакомлю тебя с твоей тетушкой Хуаной. Вот она удивится, когда увидит, какой ты у нас вымахал, под самое небо.

Лусия взяла брата за руку, а тот все не сводил глаз с родителей – ведь он впервые в жизни увидел их вместе. Однако Лусия твердой рукой потащила Пепе к дверям. Менике последовал за ними.

– С вами увидимся позже, – бросила она родителям. – А потом все вместе отпразднуем наше чудесное воссоединение. – Она бросила еще один выразительный взгляд на Хозе и с этими словами вышла из комнаты в сопровождении Менике и Пепе.

* * *

– Ну, и что он тебе тут плел, мама? – шепотом поинтересовалась Лусия у матери, когда они обе, устроившись прямо на полу гостиничного номера, доедали все то, что заказала Лусия.

– Говорил, что сожалеет. – Мария слегка пожала плечами и отломила кусочек хлеба.

– А ты что ему ответила?

– Приняла его извинения. А что мне остается делать? В жизни Пепе и так было много плохого. Многим его мечтам уже никогда не суждено сбыться. Так вот, я не стану своими руками рушить еще одну его мечту. Так я и сказала Хозе. И потом… – Мария еще понизила голос. – Сама знаешь, я тоже не невинная овечка.

– Нет, мама, ты не права. Твой муж бросил тебя и детей и не появлялся дома целых четырнадцать лет! Зато Рамон был рядом с тобой и помогал тебе.

– Все так, Лусия. Но не забывай, я все же замужняя женщина и оставалась ею все эти годы. Наверное, мне нужно было проявить больше стойкости…

– Нет, мама, и еще раз нет! Рамон помог тебе выжить, когда мы с папой уехали. Ты не должна чувствовать себя виноватой.

– Рамон относился к Пепе как к родному сыну. Он очень его любил и воспитывал как свое родное дитя, – вздохнула Мария.

– И ты точно так же воспитывала его дочерей, когда они лишились матери. Помнишь? – Лусия со всего размаха стукнула кулаком по полу. – И почему это плохие люди никогда не считают себя виноватыми? Почему не отвечают за свои поступки, когда тяжко ранят других? Зато хорошие люди вечно мучаются угрызениями совести за то, что они сделали не так и не то, хотя на самом деле они не сделали ничего плохого?

– Лусия, твой отец вовсе не плохой человек. Просто он такой… слабохарактерный.

– Вечно ты ему находишь оправдания!

– Нет. Просто я понимаю его натуру, только и всего. Видно, одной меня ему было мало, вот и все.

Лусия поняла, что продолжать и далее спорить с матерью об отце бессмысленно.

– То есть вы с папой сейчас друзья, да?

– Получается, да, – согласно кивнула Мария. – Твой отец спросил у меня, сможем ли мы забыть прошлое и начать все сначала.

– И что ты ему ответила?

– Я сказала, что прошлое мы можем забыть, но у меня уже больше нет сил «начинать все сначала». Есть такие вещи, которые не забываются. Никогда!

– Что именно?

Мария откусила небольшой кусочек хлеба и стала тщательно пережевывать его.

– Я никогда больше не лягу с ним в одну постель. Для него «супружеское ложе» означает нечто совсем иное, чем для меня. А зная его характер, уверена, его благих намерений не хватит надолго, хотя он и уверен сейчас, что все у нас пойдет иначе. Но я больше не смогу терпеть те унижения и боль, через которые мне пришлось пройти в прошлом. Понимаешь меня?

– Да, мама.

– Ты вот представь себе, как твой Менике твердит тебе, что любит только тебя одну, что ты для него – свет очей, а потом ты узнаешь, что точно такие же слова он повторял и многим другим, всем, кто удовлетворял его похоть. – Мария сделала усилие, чтобы проглотить кусок, но было видно, что это давалось ей с большим усилием.

– Да я бы ему все кишки ночью выпустила, – с вызовом заявила Лусия.

– Наверное, ты бы так и поступила, милая. Но ты другая, не такая, как я. А мне приходилось лишь снова и снова сносить все эти унижения.

– Но может, отец переменился. Мужчины ведь с возрастом утихомириваются. И скажу тебе честно, с тех самых пор как я побывала у вас в Сакромонте, я больше не видела, чтобы вокруг него крутились женщины.

– Что ж. – Мария слегка скривилась и отложила хлеб в сторону. – Это уже кое-что. Особенно для него. Но ты не переживай, Лусия. Мы с твоим отцом договорились, что снова соединимся, хотя бы ради Пепе. Он, как никто, должен верить в то, что мы с Хозе по-прежнему любим друг друга.

– А ты все еще любишь его, мама?

– Хозе – это любовь всей моей жизни, и так будет всегда, до самого смертного часа, но это вовсе не значит, что я снова позволю ему делать из себя дурочку. Я уже достаточно долго прожила на этом свете и хорошо знаю, что может вынести человеческое сердце. И чего оно вынести не может. А потому спать я буду с Хуаной.

– Нет, мама! Ни в коем случае! Я сейчас же спущусь вниз и оформлю у администратора отдельную комнату для тебя.

– Gracias, Лусия. – Мария положила свои руки на руки дочери. – Понимаю, как искренне ты хочешь, чтобы мы с твоим отцом снова зажили как муж с женой, но такое – увы! – невозможно.

– Я понимаю, мама. Я все понимаю. Может, в будущем, а?

– Меня с юности научили никогда не говорить «никогда», дорогая моя. – Мария слабо улыбнулась. – А сейчас я счастлива уже тем, что пока еще жива и что Пепе наконец встретился со своим отцом. Мне, Лусия, никогда не отблагодарить тебя за то, что ты для нас сделала.

– Мамочка, а сегодня вечером ты впервые за столько лет увидишь, как я танцую!

– Конечно! С удовольствием! Но пока я, пожалуй, пойду и прилягу. Мне нужно немного отдохнуть, чтобы оценить твое выступление по достоинству.

– А я собиралась отвести тебя в магазин! Купить тебе новое платье.

– Завтра, – едва слышно обронила Мария. – Завтра купим мне новое платье.

* * *

– Боюсь, мама больна, – пожаловалась Лусия Менике, когда они наконец остались одни в номере с остатками пиршества на столах.

– Лусия, ты, по-моему, ждешь слишком многого. Твоя мать не больна, она смертельно устала, ослабла от постоянного недоедания в течение многих месяцев. Да и вообще, для нее это сильное потрясение – оказаться здесь, в чужой стране, увидеть мужа впервые за столько лет разлуки.

– Что ж, будем надеяться, что ты прав. А мы со своей стороны должны сделать все возможное, чтобы она окрепла. Я вообще не уверена, что ей здесь нравится.

– Лусия… – Менике неторопливо отхлебнул глоток горького кофе. – Никто из нас не знает, как ей далось это решение уехать из Гранады. Ведь, по сути, она выбирала между двумя твоими старшими братьями, которых ты любишь, и младшим братом, которого нужно было спасать. А тех пришлось бросить на произвол судьбы. Ведь она приехала сюда только ради Пепе. Не себя она спасала.

– Si, но все равно так хочется, чтобы ей тут понравилось, хотя бы самую чуточку. Хорошо! Сейчас мне нужно пройтись по магазинам, купить маме платье для сегодняшнего концерта. Хочу, чтобы она выглядела красивой. Пойдешь со мной?

Менике безропотно согласился. Он всегда соглашался, хотя в глубине души понимал, что ему так нужна эта долгожданная сиеста, чтобы хоть немного передохнуть перед вечерним выступлением. И вот о сиесте приходится забыть.

Когда они выходили из номера, Менике невольно отметил про себя, как повзрослела Лусия за последние недели, как научилась она контролировать свои эмоции. Конечно, она страстно желает, чтобы ее родители снова сошлись, но нет ли в этом желании робкой попытки загладить каким-то образом свою давнюю вину перед матерью? Ведь как ни верти, а в том, что они с отцом в свое время уехали в Барселону, виновата в первую очередь она сама.

* * *

Мария рассеянно вслушивалась в непрестанное жужжание разговоров вокруг себя. Кафе «Аркадио», как всегда, было заполнено самой элегантной публикой. Хотя Мария и не понимала ни слова из того, о чем говорят все эти payos, но уже по их внешнему виду было видно, что все они люди очень богатые: об этом свидетельствовали и их наряды, и дорогой алкоголь, который они заказывали. Никогда раньше она не видела столько payos в одном месте. Раньше ей лишь изредка приходилось сталкиваться на улице с человеком нецыганского происхождения. А вот как все переменилось! Она сидит среди всей этой важной публики, и платье у нее такое же элегантное, как и у других присутствующих дам, и волосы у нее на голове уложены в изысканно красивую прическу – это уже Хуана постаралась.

А все эти важные господа, собравшиеся здесь, пришли посмотреть на выступление ее дочери Лусии Альбейсин, маленькой цыганочки из Сакромонте. Подумать только! Ее дочери удалось покорить сердца всех этих payos, да еще в чужой стране. Мария просто отказывалась верить своим глазам.

– Мне кажется, что все это сон! – эхом повторил ее мысли Пепе, глотнув немного пива, которое ему купили, и бросив стеснительный взгляд вокруг себя, осматривая кафе. – Там на входе такая очередь собралась из желающих попасть сюда. Неужели это мы с тобой, мамочка, сидим сейчас среди всех этих португальцев-payos? Возможно ли такое?

– Возможно, дорогой мой. А все благодаря твоей сестре, которая спасла нас, – ответила Мария.

– И благодаря папе, – поспешил уточнить Пепе. – Папа сказал мне, что это он дал денег на то, чтобы подкупить чиновников в Испании и получить все нужные бумаги на выезд.

– Конечно, и ему мы тоже очень благодарны, – согласилась Мария, слегка усмехнувшись.

И тут же, словно по заказу, перед ними возник и сам Хозе.

– Мы начинаем через пять минут, – сообщил он им и окинул Марию внимательным взглядом. – Ты сегодня очень красивая. Совсем не изменилась с тех пор, когда тебе было пятнадцать.

– Gracias, – сдержанно поблагодарила его Мария, опустив глаза в пол и твердо решив не покупаться на комплименты мужа.

– Что ж, я пошел. Мне еще надо настроиться, – сказал Хозе, отвесив им легкий поклон.

– Но я не вижу Лусии.

– Не волнуйся, Мария, она уже здесь. Лусия взяла себе за правило перед каждым выступлением выходить на улицу и беседовать с теми, кто не может попасть в кафе, – пояснил он и заторопился к своим товарищам, остальным членам труппы, которые уже поджидали его в дальнем углу зала.

– Наша Лусия очень знаменитая, si, мамочка?

– Очень, – подтвердила Мария с тем же нескрываемым изумлением в голосе, что и у сына.

Но вот артисты заняли свои места. Публика встретила их появление приветственными возгласами и громкими аплодисментами. Хозе и Менике начали настраивать свои инструменты. Мария увидела, как Пепе мгновенно расплылся в довольной улыбке.

– Наш папа очень талантливый, правда? Пожалуй, он даже лучше Менике.

Мария глянула на сына и увидела в его глазах нескрываемое обожание, с которым он смотрел на отца. И в эту минуту ей снова захотелось заплакать.

– Да, сынок, он такой же талантливый, как и ты.

Пепе сделал еще один глоток пива, и в ту же минуту Мария твердой рукой забрала у него бутылку.

– Нет, querida, спиртное плохо влияет на пальцы.

– Правда? Но я сам видел, как папа выпивал за обедом.

– Папа уже отточил свое мастерство за столько лет, а тебе еще надо учиться. А теперь давай смотреть представление.

На разогреве выступали Хозе и Менике. В течение нескольких минут они искусно импровизировали на своих гитарах. Но вот пальцы Хозе внезапно повисли в воздухе.

– А где же Ла Кандела? – воскликнул он, обводя глазами помещение. Публика замерла. – Я не вижу ее, а мы не можем начать свое выступление без нее.

– Я здесь, – послышался голос от самого входа в кафе.

Все присутствующие повернулись на голос Лусии и сразу же начали громко хлопать и восторженно кричать. Она успокоила публику легким взмахом руки и величаво проследовала сквозь толпу. Длинный шлейф ее платья фламенко, вполне сопоставимый по своей длине с парадным платьем королевы, плавно струился за нею, извиваясь, словно змея. Лусия поднялась на сцену и мастерски крутанула талией, заставив шлейф полностью подчиниться ее воле.

– Arriba!

– Ole! – послышались ответные приветственные крики.

– Вот сейчас мы можем начинать! – Хозе тронул струны своей гитары, выдав замысловатый пассаж, и Лусия задвигалась в такт музыке.

Мария, как и все остальные зрители в зале, сидела как завороженная. Столько страсти и огня было в этом хрупком создании, что она с трудом узнавала в нем собственную дочь.

«Какой же ты стала искусницей, доченька моя, – размышляла она про себя, вслушиваясь в громовые аплодисменты, которыми разразилась экзальтированная публика в конце выступления. И она тоже присоединилась к ним и тоже поднялась со своего места вместе с остальными зрителями, устроившими Лусии самую настоящую овацию. – Ты неподражаема и великолепна».

Хозе сегодня тоже был в ударе. Казалось, он впервые открывал для себя всю значимость шоу, в котором участвовал. Ритм, заданный им изначально, идеально совпадал с движением ножек Лусии. Такое впечатление, что он уже заранее знал, какое следующее па сделают эти ноги.

– Моя сестра, она неподражаема! – восторженно прошептал Пепе на ухо матери, когда Лусия наконец завершила свои alegrias и весь зал, стоя, стал требовать ее на бис.

Лусия снова успокоила публику с помощью рук.

– Si, я повторю свое выступление, но вначале представлю вам своего особого гостя. Хочу, чтобы он тоже поднялся ко мне на сцену. Пепе, ступай ко мне, – обратилась она к брату, и взоры всех присутствующих тут же устремились на мальчика.

– Я не могу, мама! – страшно испугался Пепе. – Я еще ничего не умею!

Мария молча взяла его гитару и протянула сыну. А ведь Лусия не случайно настояла на том, чтобы он принес с собой гитару на ее выступление.

– Ступай, сынок, как о том просит тебя твоя сестра.

Перепуганный Пепе робко пошел к сцене. Менике тут же подхватился со своего стула и галантно предложил его мальчику. Пепе уселся рядом с отцом, тот что-то негромко прошептал ему на ухо.

– Senores y senoras! Я рада представить вам Хозе и Пепе, отца и сына, которые впервые выступают вместе! – объявила Лусия и, махнув своим шлейфом, отступила в бок сцены.

Вот Пепе поставил свою гитару в нужное положение, Хозе слегка тронул мальчика за плечо, потом кивнул ему и начал играть. Спустя пару секунд Пепе осторожно присоединился к нему, внимательно наблюдая за пальцами отца и вслушиваясь в заданный им ритм. Мария затаила дыхание, понимая, каких трудов стоит Пепе побороть свое волнение. Но вот мало-помалу плечи его расслабились, и он даже закрыл глаза. Мария тоже немного успокоилась. Она увидела, как Хозе внезапно замолчал: значит, он уверен, что сын дальше справится и один, без него. А мальчик, всецело погруженный в свой мир, как это бывает и с Лусией, когда она начинает танцевать, проворно перебирал своими тонкими пальчиками струны гитары, которые, казалось, порхали, словно мотыльки. Его соло заслужило бурю аплодисментов. После чего к нему присоединились Менике, Хозе и Лусия, завершив шоу блистательным крещендо, которое снова взорвало всех и привело публику в неистовство. Собравшиеся еще долго скандировали, требуя продолжения.

Хозе поднялся со стула, потом поднял на ноги своего сына и крепко обнял его. Мария почувствовала, как слезы градом покатились по ее лицу, но она даже не сделала над собой усилия, чтобы остановить их.

Лиссабон