Уже захваченный переулок приходилось брать снова. Из оставшегося позади дома начинали стрелять в спину.
В это месиво попал Василий Забетович.
С уцелевшими от предыдущих боёв парнями передвигались предельно осторожно. Но и тут в любой момент каждый мог получить пулю. Продвижение затруднялось ещё тем, что дорогу заволакивало дымом горящих домов. К тому же стояла жара. После первого штурма начинался второй, потом — третий.
В этих боях погибла Инга.
Ещё накануне она приезжала на Каман за медикаментами. Рассказывала: «Наташа, ты представить себе не можешь, что там! Раненый на раненом! Убитый на убитом! Крики, стоны. Запах — невозможно дышать. Гарь. Всё разлагается. Я как подумаю, что меня ждёт, не могу сдвинуться с места…»
Наташу беспокоили такие же мысли, но её батальон держали в резерве и в бой не бросали. А Инга напросилась. Наташа вспомнила, как восхищалась ею Лиана, и спросила себя: «Разве я заслуживаю такое?»
А Инга продолжала:
— Давай ко мне…
В Наташе всё готово было перевернуться. Её звали помочь. Всею жизнью она доказывала, что помощь другому для неё важнее остального. Замечала за собой ту особенность, что не может отказать. Она уже готова была сказать: «Инга, я иду с тобой», как вдруг Инга произнесла:
— Нет, Наташенька, не иди…
— Почему? Я пойду! — уже внутренне собралась Наташа.
— Из нас двоих пусть хоть одна останется… — Что ты несёшь, что?! — Наташа взяла за колени двадцатилетнюю подругу.
— Я знаю, что. Мой брат погиб. Моя младшая сестра — в Тамыше… Нет, Наташа, мне не нужна помощница, — произнесла девушка с твёрдостью взрослой женщины.
— Правда? Ты справишься сама?
— Справлюсь…
На следующий день в Шромах на глазах Василия Забетовича Инга, перевязавшая одного раненого, перебегала к другому и словно споткнулась. Падая, ещё по инерции двигалась вперёд, одна нога подвернулась к другой, и она ещё какое-то расстояние проехала по земле… Василий Забетович подскочил к медсестре: волосы её вытянулись длинной шлеёй… Взял за щёки: на лбу темнела маленькая дырочка. Развернул голову — затылок будто разнесло.
— У, гни-ды!!! Голос Василия смешался с треском автоматов и пулемётов.
Он держал девичью голову и не верил, что и этой девчонки уже нет. Нет чей-то невесты, нет чьей-то будущей матери, нет чьей-то будущей бабушки.
Со временем каждая смерть отзывалась в нём всё более остро.
Когда Наташа узнала о гибели Инги, не смогла сдержаться. Она проревела день, потом ночь. Не могла успокоиться и на другой день. Не могла взять себя в руки, когда собирался выступать батальон. Её как подменили. То её не брали никакие болячки, а тут так расстроилась, её так скрутило. Повылезли и болячки: спина, почки… В один момент она сделалась лежачей.
Одно дело, когда человек находится в постоянном напряжении, собран, а стоит только расслабиться — и всё выходит наружу. Всё, скопившееся за год войны, за год спанья на сырой земле, за год таскания раненых, за год переходов с согнутой от груза рюкзака спиной, за год холода, голода, стрессов и непрекращающегося стона души: когда же это всё закончится?
Наташу отправили в госпиталь.
Послав всех лесом, в кузов вездехода забрался Воронеж и держал Наташу за руку. Она нет-нет и приходила в себя.
— А помню, мы везли раненого, — говорила. — Я пацанов держу: одного — за ногу, другого — за руку. Остановились. Ребята: «Яблоки! Яблоки!» Мальчишки набрали яблок. Я ем и смотрю на свои руки, а они в крови. До такой степени к крови привыкла, что уже не реагирую…
— Это к чему?.. Яблок вокруг шаром покати.
— А к тому, что яблоки… Я больше не могу видеть кровь, — сделались влажными глаза. — Инга! Гиви! Клавдия Афанасьевна…
Всхлипнула — и провалилась в забытье.
Сергей вышел за ворота воинской части. Форма прапорщика после одежды абхазской армии смотрелась на нём хорошо. Он удачно устроился: российские войска никто не обстреливал, а если случайно к ним попадал снаряд, то в ответ получали удар ракетами. Всё складывалось удачно, разве что мысли о Наташе не покидали его.
«Где она, где?» — спрашивал себя.
Он знал, что она ушла с Гумисты на Каман, что там пролилось много крови, но жива ли, не ведал.
Поэтому нет-нет и разговаривал с ополченцами, ища общих знакомых. Он мог зайти к Неле Борисовне, но что-то удерживало от этого шага. Он словно ждал, когда Наташа сама придёт к нему.
Как-то, идя по городу, он встретил Лиану.
— О, привет! Что это у тебя с носом? — заметил зарубку.
— Отстань! — не остановилась та.
— Следы падения? — схватил за руку.
— Ты что, выпил? — отдёрнула руку и задержалась. — Какого ещё падения?! — Да так, с утра малость глотнули, — сказал виновато. — Где Наташа?
— Наташа на Камане.
— Жива?
— Жива, — Лиана отвечала, как чеканила.
— Когда должна приехать?
— Когда Сухуми возьмут, — сказала и добавила: — Герой Советского Союза…
— Слушай, ты на что намекаешь?
— А на то, что не о медальках надо думать… Наташа скольких спасла? Ей сколько орденов Абхазии должны повесить?
— Вот именно! — как разворошило Сергея.
— А ей этого не надо… Ей надо другое.
Сергей вытер вспотевший лоб:
— А ты что в Гудауте болтаешься?..
— А ты?
— Что, не видишь, прапорщик у российских десантников…
— Каптенармус, — засмеялась Лиана.
И пошла.
Сергей пнул камень, который пролетел мимо Лианы.
— Мазила…
Часть VI
Придя домой, Лиана охнула: на койке, как парализованная, лежала Наташа.
Рядом крутилась Неля Борисовна:
— Её в госпиталь привезли. Мне позвонили, и я её забрала. Спина, сердце, почки и по-женски что-то… — Перегрузилась, — сложила руки Лиана.
У Наташи выкатилась слеза.
— А это кто? — Лиана заметила парня на веранде. — А, вспомнила, Воронеж… Встреча с врачами обрисовала плачевное состояние Наташи. «Её нужно везти в Россию и там лечить, — говорили они в один голос. — Возможности абхазской медицины исчерпаны».
Лиана сказала Воронежу:
— У тебя знакомые врачи в России есть?
— А что надо? — Наташу отправить…
— В Воронеж? — упредил он вопрос Лианы.
— А что?
— Я не могу…
— Как не могу?! — окинула с ног до головы.
— Вот так…
— А тогда что ты здесь мотыляешься? — Выбирай словечки…
У Воронежа вскипело на душе, но сказать причину отказа от поездки в Воронеж не мог. Мешало чувство самосохранения. Да и какой из него толкач, если он не знаком ни с одним работником местной медицины! Бандитов он знал, милиционеров знал, но с врачами судьба не сводила.
Лиана побежала к воинской части.
— Мне прапорщик нужен…
— Какой прапорщик?
— Герой Советского Союза…
— У нас героев нет. Был один у грузин лётчик, и того сбили…
— Болван! Мне нужен, ну как его? Из Уфы…
— Так бы и сказала. Башкир сейчас в столовке хавает.
— Я к нему.
Солдат загородил проход грудью:
— А что если ты грузинская террористка? Жди здесь, крикну его.
Куда-то позвонил. Лиана увидела, как развязной походкой на плац вышел прапорщик.
— А, это ты… — показал на своём носу место шрама на лице Лианы.
— Слушай, давай не кусаться! Разговор с Сергеем оказался коротким. Он сразу изменился. Уже через десять минут подбежал к дому Нели Борисовны. Ему достаточно было только посмотреть на Наташу, как он сказал:
— Ждите… Я возьму машину. И её в Уфу.
— Как — в Уфу? — спросила Неля Борисовна.
— До Адлера на колёсах, там — поездом. Я всю медицину на уши поставлю!
— Эй ты, но ты же на службе! — похлопала его по спине Лиана.
— Какая служба? Когда хочу, тогда и служу…
Сергей сбегал в часть, договорился, что едет в отпуск на родину, что ему дадут «газик» медслужбы, что на нём отвезёт больную медсестру в Адлер.
А Наташу, хочет ли она ехать в Уфу или нет, не спросили.
Воронеж, встретив Сергея, достал из заначки припасённые деньги:
— Возьми, пригодятся…
Сергей смерил взглядом Воронежа, вытащил из своего кармана перехваченную резинкой пачку купюр:
— Слушай, не топчись под ногами…
— Я не топчусь, — чуть не вспылил Воронеж.
Два крепыша стояли друг напротив друга. Никто не мог предсказать, чем всё закончится. Кто кого первым ударит, кто первый отлетит. За обоими тянулось бедовое прошлое. Но Воронеж вдруг развернулся и пошёл прочь. Почему пошёл? Может, понял, что лучше будет для Наташи, если не пострадает Сергей, может, почувствовал, кому она дороже.
Наташу положили на носилки и вынесли на улицу. На роликах вкатили в салон «газика» военной медслужбы.
Машина повезла её в Адлер. Она ехала и толком не знала, куда её везут. А сил, чтобы воспротивиться, у неё не было. В Адлере её перенесли в вагон.
Двое суток пути Сергей крутился около Наташи, чем вызывал восторг у соседок по купе:
— Вот такого бы мужа…
В столице Башкирии Сергей действовал решительно. Наташу сразу перевезли в больницу, устроили в палату интенсивной терапии. Он доставал лекарства, которых днём с огнём нельзя было найти, сутками не отходил от кровати, заставлял врачей нянчиться с больной, как с собственным ребёнком.
Сергей и не подумал проведать бывшую жену, сына, позвонить на завод и справиться, возобновилось ли производство, — его занимало только здоровье Наташи.
Она оттаивала. Думала: «Сергей оказывал знаки внимания до войны. Сергей приехал на войну из-за меня. Сергей воевал из-за меня. Сергей вытащил меня из реки. Сергей возвращает меня к жизни. А что я сделала для него? Только гнала…»
Её отношение к нему теплело. Когда её выписали, она неделю жила у него на квартире. Жила — и не заметила, как произошло то, что должно было произойти.
Но её тянуло домой:
— Как там в Абхазии? Сергей отговаривал возвращаться, предлагал жить в Башкирии, подальше от взрывоопасного Кавказа. Хотел съездить в Гудауту, уволиться из воинской части и привезти вещи.