– Валяйте! – Люба подняла голову, улыбнулась ему весело, почти озорно. – А разве вы еще не все сказали?
– Не все?! – Он рассмеялся. – Да это было только предисловие! Главный разговор впереди. Я для чего вам все это рассказывал?
– Не знаю, но мне стало больно.
– Я рассказывал вам все для того, чтобы вы уяснили, какая произошла несправедливая вещь по отношению к вам.
– Судьба надо мной посмеялась.
– Ну, я бы не стал именно так выражаться, но в чем-то вы правы. Так что же теперь нужно сделать? Восстановить справедливость.
– Как же ее восстановишь? Я уже родилась. Какая вышла, такая есть, теперь не перекроишь.
– Да я не о том! – Он слегка рассердился, обнимать перестал, опустил руку. Без него опять стало холодно – на что он сердится?
– А о чем?
– Вы бы хотели вернуть статус-кво?
– Что вернуть?
– Стать тем, чем вы должны быть по праву.
– Это как?
– Занять свое место. – Он вздохнул, наверное досадуя на ее непонятливость. – Стать дочерью Юлиана Озерского. Юридически стать. Сместить ту, которая занимает это положение не по праву. Вы согласны?
Ну он и вопросики задает! Как же можно так – взять и сместить? Да это в голове не укладывается!
– Не согласна! Ни за что не согласна! Я лучше в спортивный техникум поступлю!
– В спортивный техникум? Зачем? При чем тут спортивный техникум? Да вас, с вашим здоровьем, туда никто не возьмет.
– Я очень сильная. У меня много силы в руках и ногах.
– Да уж, это я видел. – Он засмеялся, обидно засмеялся, насмешливо.
– Мне наш физрук в школе предлагал рекомендацию в спорттехникум, говорил, что я очень способная.
– Ну, не знаю, что он имел в виду. Может, просто хотел вас подбодрить? Во всяком случае, я вам предлагаю нечто гораздо лучше спортивного техникума. У вас будет все, что захотите, и здоровье в том числе – за деньги любые болезни лечатся. Юлиан Озерский – состоятельный человек. Соглашайтесь, зачем упускать свое счастье?
Может, и так, может, и стоит согласиться – в самом деле, зачем удачу из рук выпускать, когда она сама прилетела? Только есть в этом что-то не то, подлое что-то, нечистое. Пока непонятно, что это, но оно точно есть.
Мама – вот что! Мама, Зоя Иконина. Как же она от нее-то откажется? Она ее растила, любила, на ноги одна, без мужа, поставила, а теперь что, сказать ей: прощай, мамочка, ты мне больше никто, у меня другая семья? Нет уж, ни за что!
– Я не согласна! Я не хочу!
– Ну, не хотите, не надо! Настаивать не буду. Только стоит вам об этом подумать. Давайте договоримся так: наш разговор пусть пока останется в тайне, никому о нем не рассказывайте. Встретимся завтра и еще раз все обсудим.
Встретиться можно, отчего бы не встретиться? Это даже хорошо – снова встретиться.
– Подходите опять к проходной, как сегодня.
– Мне это не совсем удобно. – Он отчего-то занервничал.
Ну вот, у проходной как раз самое удобное – тогда их уж точно кто-нибудь да увидит вместе. Она так подведет, чтобы увидели. С Маринкой Зиминой выйдет со смены – Маринка сплетница, на следующий же день вся фабрика будет в курсе, что у нее такой представительный поклонник завелся. Самое удобное – у проходной.
– Мы встретимся возле кинотеатра «Матрица», на скамейке возле фонтана.
– Фонтаны еще не работают. – Люба тяжело вздохнула – всю игру ей испортил. – Ладно, если хотите, встретимся у «Матрицы».
– Значит, договорились.
Он проводил ее до остановки и тут же ушел, растворился в темноте, не стал дожидаться вместе с ней автобуса.
В салоне автобуса было тепло, но непереносимо пахло бензином. Люба прошла в самый конец, устроилась у окна на заднем сиденье. Автобус совсем пустой – выбирай любое место. И кондуктора почему-то нет. Она никогда еще не возвращалась с работы так поздно. Мама, наверное, беспокоится, куда это ее дочка подевалась? Сказать ей куда?
Разболелась печень, хотя в ресторане почти ничего не съела, – видно, от нервов. Мама всегда говорила: все болезни происходят от нервов, веселые люди никогда не болеют. Мама вот у нее веселая и здоровая, жалко, что она пошла не в нее.
Да ведь она – не ее родная мать! В этом все и дело. Теперь придется к этому привыкать – трудно будет привыкнуть. А как отнесется мама, когда узнает? Расстроится? Обрадуется, что у Любы появился богатый отец – и вообще отец? Откажется от своей больной, неудачной дочки, захочет взять себе ту, другую, здоровую, удачную, родную? Скажет: а я всегда чувствовала, что ты не моя дочь, только не понимала, почему это так, где моя доченька, где моя родненькая девочка, приведите ее ко мне, как я буду ее любить!
Не надо маме рассказывать об этом. И ни о чем не надо рассказывать!
Печень совсем разболелась. Дома есть таблетки, но ехать еще десять остановок, а потом по улицам идти полчаса – в нехорошем месте они живут. И дом плохой.
Трудно будет удержать в себе тайну. Они с мамой всегда все друг другу рассказывали, а тут такое важное событие в ее жизни – отец. Как же молчать? Как же удержаться и не рассказать?
Отец-то отец, но рассказать придется не только про это, и главное-то не это. Главное – что мать, Зоя Федоровна Иконина, – вовсе не мать. С этим-то как быть?
Это не только рассказать, это осознать очень трудно. Ей, Любе, трудно, а каково будет маме?
Мама не сможет от нее отказаться – глупость придумала! Но родную свою дочку увидеть захочет обязательно. Этого не надо, не надо, потому что та, другая, окажется лучше, и мама расстроится, что растила не ее.
Значит, придется ничего не рассказывать. Скрепиться и не рассказывать, хоть и очень хочется.
Выходить на следующей остановке. А на улице ветер и холодно, и нужно долго-долго идти в темноте. Но зато там дом и таблетки от печени. Таблетки от печени, но мама – с мамой сейчас совсем не хочется встречаться: потому что очень задержалась, а она волнуется и будет ругаться.
Двери захлопнулись за спиной, автобус уехал. Ветер задул за воротник – надо купить шарф, такой длинный, толстой вязки – тепло и красиво, куртка греет плохо, а сейчас всего только март. И на будущий год пригодится. Как печень болит! Надо было сразу купить вместе с курткой, да думала сэкономить, отложить в этом месяце побольше. У нее есть мечта: подарить маме стиральную машину. На эту мечту она уже четвертый месяц деньги откладывает, а теперь можно так не экономить, у отца попросить, он, наверное, даст, раз богатый.
Какой он, отец, Юлиан Озерский? Увидеть бы его поскорее. Только страшно немного: вдруг она ему не понравится? Такая глухая, больная и малообразованная. Не рассказал бы ему этот, из общества, что она сегодня в ресторане устроила. Да все равно: отец есть отец, родная кровь, родители любят своих детей любыми. Жалко, что мама ее умерла. Надо сходить к ней на кладбище, посидеть, поплакать на могилке. Вместе с отцом и сходят, и поплачут – обнимутся и поплачут.
У нее никогда не было отца. И никто еще не умирал. Кроме Мишки. Но Мишка – собака. Любимая собака, но только собака. Мишка умер недавно от старости. Теперь так тоскливо заходить во двор – пустая будка. По нему даже Машка, корова, плакала, когда он умер. Она первая и почувствовала.
На кладбище к маме они с отцом и маму Зою возьмут. И эту Алену, если захочет – только она вряд ли захочет, она, конечно, такая гордая и неприступная, что и не подойди. С Аленой они точно не сойдутся. Про эту Алену даже думать не стоит и в расчет принимать.
Фонари так тускло горят на их улице, темнота, не видно, куда ступаешь. Снег нападал на лед – скользко. И печень никак не отпускает, болит и болит, зараза! Эта Алена все настроение испортила. Она тоже станет ее дразнить, как эти, в раздевалке на фабрике. На себя бы посмотрела!
Собаки разорались за заборами, вот дуры! Мишка никогда попусту не лаял. Оказывается, двенадцать лет – для собаки глубокая старость, как для человека восемьдесят. Они его с мамой в огороде похоронили, за сараями. Теперь будка пустая.
Как грустно, как тошно! Упала. Больно ударила коленку. И колготки наверняка под джинсами порвались. Колготки старые, но все равно жалко. На всем ведь приходится экономить, чтобы машинку купить.
А эта Алена пусть не сильно воображает! Если думает, что у нее никого нет, ну, в смысле парня, то очень ошибается. У нее есть парень, да еще такой, что Алене и не снился. В ресторан ведь просто так не приглашают. Кажется, она ему понравилась, сам сказал, что у нее хорошая фигура. Тут уж что да, то да! Фигура у нее в самом деле что надо. Высокая, стройная, длинноногая девушка. И волосы густые, пышные. А аппарат и не виден под прической, если не знать, что она глухая, то и не догадаешься. Завтра они опять встретятся. Жаль только, что не возле проходной.
Плевать на Алену! Плюнуть и растереть! И голову забивать не надо!
Теперь у нее есть отец – папа. Они будут ездить к маме на кладбище и еще куда-нибудь ходить: в цирк или в кино. А если он набожный – в церковь. Она сама-то в церковь не ходит, но если он хочет… Она слышала, что все богатые верят в Бога. А еще они купят маме стиральную машину. Это будет сюрприз. Мама с работы вернется, а у них машина стоит, такая, которая сама воду подогревает и белье полощет и выжимает – вешай на веревку готовое!
А шарф завтра же можно купить. В обед заскочить на рынок – он как раз напротив их фабрики. Зеленый! С красной новой курткой будет очень красиво смотреться. Или лучше и шарф и шапку – комплектом, за пятьсот рублей. На свидание к «Матрице» уже во всем новом придет. Придет и скажет: я согласна, знакомьте меня с отцом.
Какой все же у них старый, неказистый дом! Даже в темноте видно, какой он убогий. Калитка на ржавых петлях скрипит так жалобно, словно плачет. Все неухоженное, сразу чувствуется, что в доме нет мужика. Но теперь-то будет: отец Юлиан Озерский починит и покрасит забор, во дворе наведет порядок, с огородом поможет, поставит теплицы. А собаку они новую заведут, породистую.