Сестра солнца — страница 2 из 10

Нью-Йорк

Вечер накануне Нового года, 1938 год

Боевые щиты для охоты на буйволов кенийского племени масаи

9

– Сесили, детка моя, ну что ты валяешься в кровати целый день? Нам ведь через полчаса уходить на вечер.

– Я никуда не пойду, мама. Я же тебе еще за обедом сказала.

– А я тебе сказала, что обязательно нужно пойти. Еще не хватало, чтобы весь Манхэттен сплетничал о том, что ты не явилась на званый ужин по случаю празднования Нового года.

– Да мне дела нет до всех этих сплетен, мама. К тому же, не сомневаюсь, у всех этих кумушек, любительниц посплетничать, есть темы и поважнее, чем разговоры о моей разорванной помолвке. – С этими словами Сесили Хантли-Морган снова целеустремленно погрузилась в чтение «Великого Гэтсби».

– Что ж, если тебе все равно, моя юная мисс, то мне – совсем нет. Категорически не хочу, чтобы люди решили, что моя дочь глаз не кажет из дому даже в новогодний вечер, и все потому, что у нее, видите ли, разбито сердце.

– Но все так и есть, мама. Я действительно прячусь от людей в новогодний вечер. И у меня действительно разбито сердце.

– Вот, выпей.

Доротея Хантли-Морган протянула дочери бокал с шампанским, наполненный до самых краев. – Давай вместе выпьем за наступающий Новый год. Только обещай мне, что ты выпьешь весь бокал до дна, ладно?

– Мамочка, я не в том настроении, чтобы…

– А по-моему, отличный повод, милая. В новогодний вечер все пьют шампанское, даже если у кого-то и скверное настроение. Ну что, готова? – Доротея призывно вскинула свой бокал.

– Хорошо, но и ты пообещай мне, что после этого оставишь меня в покое.

– За наступающий 1939 год! За новые начинания и свершения!

Доротея чокнулась с Сесили.

Та неохотно повиновалась и выпила свой бокал до дна, как просила мать. Пенящееся вино мгновенно вызвало у Сесили позывы к тошноте, наверное, не в последнюю очередь потому, что за минувшие четыре дня она практически ничего не ела, разве что проглотила несколько ложек супа.

– Я знаю, это будет замечательный год, особенно если ты и сама постараешься, – с энтузиазмом воскликнула мать.

Сесили позволила матери обнять себя и прижать к своей объемной груди, на нее сразу же пахнуло спиртным: наверняка мама уже успела не раз приложиться к алкоголю в течение дня. И опять же, во многом по ее вине: Джек Гэмблин разорвал их непродолжительную помолвку за два дня до наступления Рождества, как раз тогда, когда ее семья собиралась отбыть на предстоящие праздники в их имение в Хэмптонсе. Они с Джеком знали друг друга с детства, у его родителей было имение по соседству в Западном Хэмптоне. А потому каждое лето дети проводили вместе. Сесили уже и не помнила, когда именно она влюбилась в своего соседа. Кажется, она была влюблена в него всегда. Даже тогда, когда ей было лет шесть и мальчишка больно подшутил над ней: они стояли с Джеком на берегу залива, и тут он объявил, что приготовил для нее подарок, а потом вручил Сесили краба, который тут же цапнул ее за палец. Сразу пошла кровь, перепачкавшая весь ее купальник. Но Сесили даже и не подумала тогда дать слабину и зареветь от обиды и боли; и сейчас, семнадцать лет спустя, она тоже не заплакала, когда он сообщил, что не может жениться на ней, потому что полюбил другую.

До нее уже доходили слухи об этой другой: Патриция Огден-Форбс. А кто в высшем свете Нью-Йорка не слышал это имя? Богатая наследница из Чикаго, единственная дочь в баснословно богатой семье. Стоило ей лишь появиться на рождественских балах на Манхэттене, как все тут же в один голос стали восхищаться ее красотой. Джек, дальний родственник Вандербильтов, о чем Доротея не переставала постоянно напоминать своей дочери и всем, кто имел желание ее слушать, тоже, судя по всему, совсем потерял голову, ослепленный внешностью мисс Огден-Форбс. Ему хватило лишь одного взгляда на юную красавицу, чтобы мгновенно забыть все свои прежние обещания. Включая и предстоящие свадебные торжества с Сесили.

– Не забывай, дорогая, – тяжело дыша, прошептала ей на ухо мать. – У этой Патриции нет никакого воспитания. В конце концов, она всего лишь дочь владельца какого-то мясокомбината.

«А ты сама – дочь производителя зубной пасты», – подумала Сесили про мать, но вслух ничего не сказала.

Она часто размышляла над странностями так называемого высшего общества в Америке, сплошь и рядом состоящего из коммерсантов и банкиров. Благородством тут изначально наделялись те семьи, которые владеют самыми крупными состояниями, а голубая кровь при этом не имела никакого значения. Ее, эту голубую кровь, даже не брали в расчет. Конечно, в этом нет ничего страшного, ведь, в отличие от Европы, у них в Америке нет лордов, герцогов и всяких там принцев. У них Страна Свободы.

– Ну почему бы тебе не пойти на этот вечер, Сесили? Хотя бы на часок, если уж на большее ты не согласна, – снова умоляюще обратилась Доротея к дочери.

– Может, и стоит пойти. Но она ведь там тоже будет, мама. Вместе с ним.

– Знаю, милая, знаю. Но ты же – Морган, а мы, Морганы, люди смелые и сильные духом. Мы не боимся встречаться со своими врагами лицом к лицу! – Доротея взяла дочь за подбородок и развернула ее лицом к себе. – Ты сможешь! Я знаю, ты сможешь! Я уже приказала Эвелин погладить твое зеленое атласное платье, а еще я одолжу тебе на вечер бриллиантовое колье моей матушки, оно от Картье. Уверяю тебя, ты произведешь фурор одним своим появлением. И кто знает, кого ты встретишь в бальной зале. Быть может, этот человек уже поджидает тебя.

Сесили прекрасно понимала, что ее поджидает: унижение, одно сплошное унижение при виде того, как ее бывший нареченный будет с гордостью демонстрировать свою богатую чикагскую красавицу, вальсируя с ней в бальной зале «Вальдорф Астория» на глазах у всех сливок высшего нью-йоркского общества. Но в одном мама права: у Сесили много недостатков, но вот храбрости ей не занимать.

– Хорошо, мама, – подавила она вздох. – Будь по-твоему.

– Вот это моя дочь! Сейчас же прикажу Эвелин принести тебе бальное платье, помочь с прической и приготовить ванну. От тебя слегка отдает потом, милая.

– Фу! Спасибо, мама. – Сесили приняла информацию к сведению. – Пожалуй, мне еще потребуется шампанское! – воскликнула она, когда за матерью закрылась дверь. – Много шампанского! Целые корзины! – Она скорчила недовольную рожицу, кладя закладку в книгу, которую читала. «Любопытно получается у автора “Великого Гэтсби”», – подумала она, слегка покачав головой. По его мнению, с помощью любви и огромного особняка можно покорить весь мир.

У самой Сесили было и то и другое. Но она понимала, что лично ей не удалось покорить ничего, а значит, Фицджеральд ошибается.

* * *

Хорошая новость была одна: бал в «Вальдорф Астория» был таким многолюдным, что любой, приехавший на бал, сразу же чувствовал себя так, будто он ступил на Орегонский тракт, на ту самую длинную дорогу, по которой в прошлом веке переселенцы двигались в направлении Тихоокеанского побережья. Ослепительная хрустальная люстра свисала с высокого потолка с углублениями-нишами по краям для дополнительной подсветки; балконы, обрамляющие бальную залу, тоже сверкали и переливались множеством огней. Обилие ковров и бархата скрадывало шум разговоров и смех. В дальнем конце зала разместилась эстрада, на которой уже сидели музыканты и настраивали свои инструменты. Сверкающий паркет был готов к началу бала. Вдоль стен расположились столы, сервированные по высшему классу: белоснежные салфетки и скатерти изо льна, тончайший фарфор, переливающийся всеми цветами радуги хрусталь, изысканные цветочные композиции. Вот появился официант с подносом, уставленным фужерами с шампанским, и Сесили тут же схватила один фужер, зажав его в потной ладони.

Все, кто что-то значил в Нью-Йорке, были сегодня здесь. А как же иначе? Новогодний бал! «Драгоценностей, которыми были увешаны дамы, пожалуй, хватило бы на то, чтобы купить за вырученные деньги достаточно большую страну и поселить там сотни тысяч обездоленных и нищих, которые обитают в их большой стране», – уныло подумала Сесили, отыскав карточку со своим именем на одном из столов, и тут же уселась за него. Хорошо, что она сидит спиной к залу, уперев взгляд в стену: не хочется ей лицезреть эту кричащую демонстрацию роскоши и богатства или снова подвергать себя неизбежному унижению, если, не дай бог! – случится неожиданная встреча с Джеком и Патрицией… Хотя, по ее прикидкам, такого не должно случиться.

– Боже мой! Кого я вижу, дорогая моя!

Сесили подняла голову и встретилась глазами с ясным и чистым взглядом одной из самых титулованных красавиц высшего света Нью-Йорка: Кики Престон собственной персоной. Они сердечно обнялись, и Сесили успела заметить, как моментально расширились зрачки у ее крестной матери, став похожими на две огромные сферы в обрамлении радужной оболочки.

– Моя дорогая девочка! Мама рассказала мне о твоих неприятностях… Не переживай, дорогая моя! Поверь, таких, как он, полно вокруг. – Кики многозначительно подмигнула. Потом ухватилась за спинку стула, на котором сидела Сесили, и слегка покачнулась, после чего уселась на соседний стул, достала сигарету, вставленную в мундштук из слоновой кости, и неторопливо закурила.

Сесили не видела свою крестную мать добрых лет десять. Пожалуй, в последний раз, когда они встречались, ей было лет двенадцать-тринадцать, но сейчас она не могла отвести своего восхищенного взгляда от женщины, про которую когда-то мать доверительно рассказала, что у той была любовная связь с каким-то британским принцем, чуть ли не с прямым наследником английского престола. Сесили была в курсе, что Кики долгие годы прожила в Африке, однако ее кожа осталась такой же белой и прозрачной, как и нити жемчуга, обвившего ее лебединую шею, плавно перетекающую в глубокое декольте на спине в стильном бальном платье от «Шанель». Темные волосы были собраны в высокую прическу, открывающую лицо с изысканными высокими скулами и высокий лоб, из-под которого сверкали огромные зеленые глаза, невольно гипнотизируя своим взглядом.

– Ну разве это не радость встретить свою крестную мать после стольких лет? – ликующе воскликнула Доротея, обращаясь к дочери. – Кики, почему ты не сообщила мне, что снова в Нью-Йорке? Я бы непременно устроила вечер в твою честь.

– Скорее уж поминальный обед, – пробормотала вполголоса Кики, выпуская тонкую струйку дыма. – Столько смертей за последнее время… Я-то и приехала сюда, чтобы встретиться с адвокатами…

– Знаю, моя дорогая, знаю. – Доротея уселась по другую сторону от Кики и взяла ее за руку. – Последние несколько лет действительно стали для тебя самой настоящей адской мукой.

Сесили молча наблюдала за тем, как ее мать принялась утешать экзотическую красавицу, сидящую рядом, и впервые за последние дни в ней самой тоже затеплилось нечто, отдаленно похожее на надежду. Надежду на то, что в ее жизни все как-то образуется и наладится. Сесили знала, что Кики потеряла кучу родственников, в том числе и своего мужа Джерома. Целая вереница смертей, причем при самых трагических обстоятельствах. И тем не менее Кики, которой по всем прикидкам уже где-то около сорока, прекрасна, как никакая другая женщина. Хотя, с другой стороны, крестная мать – это живое подтверждение того, что красота далеко не всегда приносит счастье.

– С кем ты сидишь за ужином? – спросила у подруги Доротея.

– Понятия не имею, – небрежно ответила Кики. – Да они все тут сплошные зануды. А что, если я останусь за этим столом? Рядом с тобой?

– Мы с Сесили будем только рады такому соседству. Сейчас попрошу официанта, чтобы он принес еще один прибор.

Доротея поспешила на поиски официанта, а Кики снова повернулась к Сесили и обвела ее внимательным взглядом, потом протянула ей свою руку. Сесили слегка пожала ее, длинные тонкие пальцы Кики были холодны, как лед, и это несмотря на то, что в помещении было очень жарко.

– Ты правильно сделала, что взяла себя в руки и явилась сюда, – промолвила Кики, загасив окурок в пепельнице. – Лично мне наплевать на всех, кто сегодня присутствует здесь. Ничего стоящего, поверь мне. – Кики вздохнула, взяла бокал с шампанским, который оставила Доротея, и залпом осушила его до дна. – Как любит повторять моя приятельница Алиса, все мы со временем превратимся в прах. А при этом неважно, сколько у нас этих гребаных бриллиантов. – Кики устремила свой взор куда-то вдаль, словно хотела пробуравить глазами стены «Вальдорфа», чтобы посмотреть, что там делается снаружи.

– А какая она, эта Африка? – спросила Сесили, исключительно для того, чтобы хоть как-то поддержать разговор, ибо видела, что ее крестная мать задумалась о чем-то своем и витает сейчас совсем в ином мире.

– О, волшебная, ужасная, таинственная и… полностью непредсказуемая. Знаешь, у меня есть свой дом на берегу озера Наиваша в Кении. Просыпаешься по утрам и видишь, как в озере купаются гиппопотамы, жирафы прячут свои высокие головы в тени деревьев, маскируясь под их ветви… – Кики негромко рассмеялась низким грудным смехом. – Ты обязательно должна приехать ко мне в Кению. Надо же тебе вырваться, в конце концов, из этого каменного гетто, в котором буквально задыхаешься от нехватки воздуха. Пора взглянуть на настоящий мир, такой, какой он есть на самом деле.

– О, с удовольствием воспользуюсь вашим приглашением… когда-нибудь.

– Дорогая моя, что это значит – «когда-нибудь»? Реально в нашем распоряжении только то, что есть сейчас… В эту самую минуту… А может быть, и в сотую долю секунды…

Она умолкла и потянулась рукой к своей вечерней сумочке, похоже, расшитой десятками крохотных сверкающих бриллиантиков. – Прошу простить меня, детка, но мне надо отлучиться в дамскую комнату. Скоро вернусь.

Кивнув на прощание своей элегантной головкой, Кики удалилась, грациозно лавируя между столиками. Она вдруг напомнила Сесили героиню из «Великого Гэтсби», которую обожал главный герой – Дейзи Бьюкенен: такая вся из себя стильная штучка из двадцатых годов, ветреная и взбалмошная. Однако сегодня времена другие. Ревущие и кипящие двадцатые уже стали историей, хотя некоторые, в том числе мать и ее подруги, продолжают жить так, словно они все еще в угаре от всех тех безумств, которыми полнилось то замечательное время, последовавшее сразу же после окончания мировой войны. Однако за стенами этой бальной залы все иначе: остальные американцы по-прежнему сражаются с нищетой, обрушившейся на них после Великой депрессии. Сесили имела личные воспоминания о том страшном времени, хотя на тот момент ей было всего лишь тринадцать лет. Она до сих пор хорошо помнит, как безутешно рыдал ее отец, уткнувшись в плечо матери, рассказывая жене о том, как его самый лучший друг выбросился из окна в тот самый день, когда объявили о финансовом крахе на Уолл-стрит. Потом Сесили буквально вырвала из рук их экономки Мэри папину газету, которую та уже собиралась выбросить в урну, и постаралась сама вникнуть во все, что творилось в стране, вникнуть и понять. Удивительно, но факт: тема Великой Депрессии никогда не обсуждалась в Спенсе, закрытой привилегированной школе для девочек, которую посещала Сесили, хотя она сама при случае не раз и не два задавала наводящие вопросы своим учителям. После окончания школы Сесили стала уговаривать отца, чтобы тот отпустил ее учиться дальше в колледж в Виссаре. Она хотела заняться изучением экономики. При этом сослалась на то, что две ее одноклассницы, имеющие весьма просвещенных родителей, уже получили их согласие на продолжение учебы в Брауне. К немалому удивлению Сесили, Вальтер Морган тоже не стал возражать против поступления дочери в колледж. Вот разве что выбор специальности его не устроил.

– Экономика? – Он сосредоточенно нахмурил брови, после чего сделал большой глоток из стакана со своим любимым бурбоном. – Моя дорогая Сесили, экономика и все, что с ней связано, это исключительно прерогатива мужчин и подспорье для становления их карьеры. Почему бы тебе не заняться изучением истории? Тебе это будет совсем не сложно. И потом всегда сможешь поддержать интеллектуальный разговор с друзьями и коллегами своего будущего мужа.

Разумеется, Сесили пошла на компромисс, согласившись с предложением отца, но в качестве факультативных дисциплин все же выбрала курс по экономике. Она с удовольствием посещала занятия по алгебре, статистике и лекции мисс Ньюкамер по ее знаменитой экономике-105. Одно удовольствие было сидеть в аудитории, стены которой обшиты деревянными панелями, в окружении всяких умных и незаурядных женщин, общение с которыми не могло не вдохновлять.

И как так получилось, что после столь многообещающих лет, потраченных на учебу, Сесили снова очутилась в своей детской спальне фамильного особняка на Пятой авеню без какой-либо надежды на будущее? Да и сейчас тоже торчит за столом в гордом одиночестве. Сесили обвела зал глазами, ища мать, и снова отхлебнула немного шампанского из своего фужера, чтобы хоть как-то отвлечься от невеселых мыслей, которые непрестанно лезли в голову.

Летом она закончила учебу в Виссаре и отправилась к родителям, которые в то время отдыхали в своем имении в Хэмптонсе. Сесили буквально хотелось ущипнуть себя, когда она вдруг поняла, что Джек стал на полном серьезе ухаживать за ней, все время привечал ее на всяких вечеринках, выделяя из толпы других девушек, постоянно звал поиграть с ним в теннис, не скупился на комплименты и осыпал подарками, что в равной степени забавляло и волновало Сесили. Ее родители наблюдали за развитием их отношений с видимым удовлетворением, наверняка они уже даже обсудили между собой вариант с возможной помолвкой их дочери. И действительно, в сентябре Джек сделал ей предложение, по роковому стечению обстоятельств, именно в тот день, когда на Лонг-Айленд неожиданно, без всяких предупреждений от метеослужб обрушился мощнейший ураган, который натворил на острове множество бед. Она до сих пор вспоминает тот страшный день: вся семья Джека вместе со слугами неожиданно появились в доме Морганов с побелевшими от страха лицами. Особняк Гэмблинов в Западном Хэмптоне был практически разрушен разбушевавшейся стихией. Более того, ему грозило полное затопление. Имение же ее родителей располагалось чуть дальше и на более высоком месте, а потому практически не пострадало; к тому же у них имелся огромный подвал, в котором можно было переждать непогоду. Все они сгрудились в этом подвале, прислушиваясь к свирепому ветру, бушевавшему вверху, сносившему крыши домов, валившему наземь многовековые деревья. И вот в этот столь драматичный момент Джек отвел Сесили в сторону и слегка прижал к себе.

– Сесили, моя дорогая девочка, – прошептал он ей на ухо, трепещущей в его объятиях. – Сегодняшние события особенно остро напоминают нам о том, как чертовски коротка наша жизнь… Выходи за меня замуж.

Она уставилась на него в полном недоумении.

– Ты, наверное, шутишь, Джек!

– Напротив! Я говорю серьезно. Умоляю тебя, дорогая, скажи мне «да».

И конечно, она сказала «да». Хотя уже тогда в глубине души, в самых дальних ее уголках, она понимала, что все это слишком хорошо, чтобы быть правдой; однако удивление от того, что он выбрал именно ее, помноженное на огромную любовь, какую Сесили всегда питала к Джеку, воистину затуманили ей сознание, можно сказать, что на тот момент она лишилась разума. И вот спустя всего лишь каких-то три месяца помолвка расторгнута, и Сесили встречает Новый год в полном одиночестве, чувствуя себя абсолютно раздавленной и униженной.

– Сесили! И ты тут! Здорово! Я и подумать не могла, что ты приедешь на бал.

Из состояния глубокой задумчивости Сесили вывела ее самая младшая сестра Присцилла, возникшая прямо перед ней в роскошном платье из розового шелка; ее красивые белокурые волосы рассыпались по плечам искусно уложенными волнами. В эту минуту она была очень похожа на своего кумира, одну из самых ярких звезд Голливуда Кэрол Ломбард: не удивительно, что сестра постаралась максимально точно скопировать ее стиль. К великому сожалению, мужу Присциллы было далеко до Кларка Гейбла, который был женат на Кэрол Ломбард. Роберт был весьма невысокого роста, и Присцилла в своих туфлях на высоченном каблуке возвышалась над ним, словно каланча. Он протянул свои небольшие и слегка влажные ручки Сесили, приветствуя ее.

– Моя дорогая свояченица! Мои соболезнования по случаю твоей утраты. – В эту минуту у Сесили возникло непреодолимое желание оборвать зятя на полуслове и сказать ему, что вообще-то Джек не умер, а жив, здоров и процветает. – И тем не менее с Новым годом! И с новым счастьем!

Сесили позволила Роберту обнять себя за плечи и расцеловать слюнявыми поцелуями в обе щеки. Она до сих пор не могла взять в толк, как может Присцилла каждую ночь укладываться в кровать с этим некрасивым до безобразия, худым и малорослым человечком с бледным одутловатым лицом, по цвету похожим на вчерашнюю овсянку.

«Наверное, лежит рядом с ним и считает его доллары в банке», – подумала Сесили с неожиданной злостью.

За спиной Присциллы маячила их средняя сестра Мейми. Ей двадцать один, всего лишь на тринадцать месяцев младше Сесили. Ее всегда отличали плоская грудь и фигура, как у мальчишки, но сейчас она беременна, уже на седьмом месяце. Надо сказать, беременность преобразила сестру: платье из голубого атласа удачно подчеркивало ее пополневшие груди и уже довольно заметно обозначившийся животик с будущим младенцем.

– Привет, дорогая! – поздоровалась Мейми с сестрой, тоже расцеловав ее в обе щеки. – Смотришься просто потрясающе, особенно с учетом всех обстоятельств.

Сесили так и не решила, что это было – комплимент или откровенное оскорбление.

– Правда ведь, Гюнтер? – обратилась Мейми к мужу, который, в отличие от Роберта, довлел своим высоким ростом над женой.

– Красавица! – согласился с женой Гюнтер и тоже обнял Сесили, обхватив ее руками за плечи с такой силой, будто перехватил на лету футбольный мяч.

Сесили очень нравился Гюнтер. Собственно, он ей понравился с первого же взгляда, с того самого момента, когда Мейми впервые привела его в прошлом году к ним домой. Можно сказать, Гюнтер определенно числился в ее любимчиках. Светловолосый, кареглазый, с ослепительно белыми зубами, выпускник Йельского университета, он получил диплом с отличием, после чего пошел по стопам своего отца и начал работать в их семейном банке. Гюнтер, несомненно, умен и вообще очень неординарный человек во всех отношениях. Во всяком случае, у Сесили вызывало уважение то, что он работал в банке за оклад, чтобы содержать свою семью, хотя Мейми не раз жаловалась, что муж тратит непозволительно много времени в Юнион клубе, обедая там в обществе своих клиентов. Сесили надеялась, что сегодня за ужином Гюнтер станет ее соседом по столу, и тогда она сможет подробно расспросить его о том, что он думает по поводу аннексии Гитлером Судетской области и как это может сказаться на американской экономике в целом.

– Леди и джентльмены! Любезно прошу вас занять свои места за столами, – раздался чей-то зычный голос у входа в бальный зал.

– А вот и папа! – воскликнула Сесили, заметив спешившего к их столику Вальтера Хантли-Моргана.

– Столкнулся с Джереми Свифтом в фойе, наверное, самый занудливый тип на Манхэттене! – Вальтер тепло улыбнулся Сесили. – А где мое место? – вопросил он, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Рядом с Эдит Уилберфос, – ответила отцу Сесили. – По другую сторону стола.

– Еще одна зануда! Впрочем, твоя матушка уверяет меня, что она ей нравится. А ты сегодня просто обворожительна, между прочим, – добавил Вальтер, окинув любящим взглядом свою старшую дочь. – Молодец, Сесили, что пришла на бал. Это мужественный поступок. А я люблю смелых людей.

Сесили вымученно улыбнулась отцу, который поспешил занять отведенное ему место. Для немолодого мужчины он еще очень красив, подумала она; лишь едва заметная седина, посеребрившая светлые волосы, да небольшое брюшко выдавали его почтенный возраст. Вообще Хантли-Морганы всегда славились своей красотой. Правда, Сесили считала, что тут она явно подвела свою семью. Иное дело Присцилла, шикарная голубоглазая блондинка, точная копия своего отца. Или Мейми, которая пошла в мать. А что Сесили? Непокорная грива кудрей какого-то неопределенного бурого цвета, то же самое и с глазами: в солнечный день они светло-голубые, а в непогоду – серые. Плюс еще целая россыпь веснушек на носу, которые особенно заметны на солнце. Невысокая, чуть выше пяти футов, стройная, но, как считала сама Сесили, это та стройность, которая уже граничит с худобой. Словом, самый настоящий карлик, особенно на фоне своих импозантных и красиво сложенных сестер.

– Ты видела Кики, Сесили? – обратилась Доротея к дочери, заняв свое место через три стула от нее.

– С тех пор как она удалилась в дамскую комнату, нет, мама, не видела, – ответила ей Сесили, пока официанты разносили гостям закуску из креветок. Место, специально зарезервированное для Кики, осталось пустым.

«Как раз то, что мне надо… Свободное место рядом…»

Гюнтер наклонился к ней и прошептал:

– Если Кики не объявится в ближайшие десять минут, я пересяду к тебе поближе.

– Спасибо, – поблагодарила его Сесили и отхлебнула немного вина из бокала, который наполнил ей официант. «Господи, – подумала она с тоской, – как же бесконечно долго будет тянуться эта ночь».

Кики не появилась и через час, официанты унесли прочь ее прибор, а Гюнтер передвинулся поближе к Сесили. И у них состоялся обстоятельный разговор об общей ситуации в Европе. Сам Гюнтер скептически относился к разговорам о том, что война не за горами. Ведь в начале 1938 года британский премьер-министр господин Чемберлен заключил с Гитлером особое соглашение.

– Но опять же, Гитлер – это такая непредсказуемая персона, которая постоянно нервирует рынки. Вот и совсем недавно был очередной всплеск волатильности, а ведь уже казалось, что все страсти улеглись. Конечно, – Гюнтер наклонился к свояченице поближе, – есть и такие, кто с радостью потирает руки в предвкушении скорой войны в Европе.

– Неужели? – нахмурилась Сесили. – А что их так радует?

– Как что? Для ведения войны нужны пушки, нужны боеприпасы, а Америка может отлично производить и то и другое. Особенно с учетом того, что сами мы не окажемся втянутыми в это военное противостояние.

– Ты так уверен, что Америка не будет вовлечена в военные действия?

– Абсолютно уверен. Даже Гитлеру не придет на ум бредовая идея замахнуться на аннексию Соединенных Штатов Америки.

– И все же трудно поверить, что есть люди, которые хотят войны.

– О, но ведь война, Сесили, обогащает людей, а соответственно, и целые страны. Вспомни, какой была Америка до мировой войны и сколько крупных, многомиллионных состояний возникло в ходе той войны. Все в этом мире развивается циклами. Иными словами, как это грубо ни звучит, но то, что идет вверх, должно опуститься вниз, и наоборот.

– Довольно грустный взгляд на развитие мировой истории. Тебе так не кажется?

– Наверное, ты права. Остается лишь надеяться, что люди чему-то учатся на собственных ошибках, и благодаря этому человечество может двигаться вперед. Но тем не менее сегодня Европа балансирует на грани войны. А нам остается, – Гюнтер вздохнул, – лишь верить в благоразумие человека. И может быть, – добавил он, прислушиваясь к первым вступительным тактам музыки и наблюдая за тем, как пары тут же устремились на паркет, – новогодняя ночь – это единственная ночь в году, когда мы должны забыть все свои тревоги и просто праздновать. Потанцуешь со мной? – Он поднялся со своего места и подал Сесили руку.

– С удовольствием, – улыбнулась она в ответ.

Десять минут спустя Сесили снова опустилась на свой стул за опустевшим столом. Все еще танцевали со своими партнерами и партнершами, но самое отвратительное было то, что во время танца она успела мельком заметить ослепительно красивое серебристое платье в комплекте с безупречно длинными ногами, принадлежащими разлучнице из Чикаго. Она вихрем пронеслась мимо в объятиях бывшего жениха Сесили.

Вообще-то Сесили не курила, но тут ее потянуло сделать затяжку-другую, хотя бы для того, чтобы занять себя чем-то. Она взяла пачку, оставленную кем-то на столе, достала оттуда сигарету и закурила, уныло размышляя о том, каким одиноким может чувствовать себя человек в помещении, до отказа заполненном сотнями людей. Она даже подумала о том, чтобы поймать такси и укатить домой, но в этот момент перед ней снова возникла Кики в сопровождении статного красивого мужчины.

– Ах, Сесили! Ну что же ты тут торчишь в гордом одиночестве? Позволь представить тебе капитана Тарквина Прайса. Он мой большой друг из Кении.

– Рад познакомиться с вами, мисс. – Мужчина отвесил Сесили учтивый поклон.

– Хорошо, оставляю вас, молодых, наедине друг с другом. Поболтайте немного, а мне пока нужно отлучиться в комнату для отдыха.

Тарквин уселся на соседний стул и предложил Сесили еще одну сигарету, но она лишь отрицательно покачала головой, думая о том, что у ее крестной матери, судя по всему, весьма серьезные проблемы с мочевым пузырем.

– Так вы крестница Кики? – поинтересовался капитан.

– Да. А вы ее близкий друг?

– О, я бы не рискнул заявлять такое; мы с Кики пару раз пересекались в Найроби в клубе Мутаига. А потом у меня образовался небольшой отпуск, и Кики пригласила меня на Рождество в Нью-Йорк. Ваша крестная мать принадлежит к тому типу женщин, которые легко и просто обзаводятся новыми знакомыми и друзьями. Она ведь очень необычная женщина. Вы не находите?

– Согласна с вами, Кики действительно очень неординарная дама, – ответила Сесили. Ей вдруг захотелось закрыть глаза и просто слушать голос своего собеседника, разговаривающего на типичном для англичан языке со множеством сокращений. – Так вы живете в Кении?

– На данный момент – да. Я служу в британской армии, и меня направили туда несколько месяцев тому назад, когда началась вся эта заварушка с Гитлером.

– И вам нравится жить в Кении?

– О, Кения – необыкновенно красивая страна, не похожая ни на одну другую. И уж совершенно не похожа на нашу старушку Англию, это точно.

Его красивое загорелое лицо в обрамлении густых темных волос расплылось в добродушной улыбке, карие глаза тоже заискрились смехом.

– А вам уже доводилось видеть там живых тигров и львов?

– Прошу прощения, но я вынужден вас немного поправить, мисс…

– Пожалуйста, зовите меня просто Сесили.

– Хорошо, Сесили. Спешу вас заверить, что наличие тигров в Африке – это весьма распространенное заблуждение. На самом деле тигров в Африке нет. Но вот львов мне уже приходилось видеть. Одного я даже застрелил в буше несколько недель тому назад.

– Правда?

– Да, – энергично кивнул головой Тарквин. – Зверюга шлялся непосредственно возле нашего лагеря. А эти черномазые все как один уснули, а когда пробудились, то тут же разбежались в разные стороны. Хорошо, что я услышал крики, схватил ружье и пристрелил незваного гостя, пока он не успел слопать нас всех на ужин. А ведь в лагере были и женщины.

– Вот как? Дамы тоже сопровождают вас в походе?

– Да. И надо сказать, кое-кто из них стреляет гораздо лучше мужчин. А вообще-то, когда живешь в Африке, то нужно уметь обращаться с ружьем независимо от того, мужчина ты или женщина.

– А я вот ни разу в жизни не держала в руках ружья, не говоря уже о том, чтобы стрелять из него.

– О, уверен, вы бы очень быстро освоили это дело. Во всяком случае, большинство учится стрелять сравнительно быстро. А чем вы, Сесили, занимаетесь здесь, в Нью-Йорке?

– Главным образом, помогаю маме во всех ее благотворительных делах. Состою в нескольких комитетах и…

Сесили оборвала себя на полуслове. Какая нелепость – рассказывать офицеру британской армии, который к тому же недавно собственноручно застрелил льва, о том, как она участвует во всяких благотворительных обедах.

– То есть, я хочу сказать, что могла бы сделать много больше, но…

«Ну, давай же, Сесили! Давай! Хотя бы попытайся сказать что-то более убедительное… Ведешь себя как несчастная девица, оставшаяся на балу без кавалера… Впрочем, так оно и есть».

– Между прочим, я всерьез интересуюсь экономикой, – неожиданно для себя самой выпалила она.

– Даже в эту самую минуту? А почему бы нам не совершить круг по паркету? А вы бы за это время доходчиво объяснили, куда мне выгоднее всего вкладывать свое жалкое армейское жалованье.

– Я… хорошо, – согласилась она. Уж лучше танцевать, чем мучиться в поисках слов и тем для разговора. Зазвучала бравурная музыка Бенни Гудмана в исполнении его великолепного оркестра. Сесили с облегчением подумала, что даже если бы ей в голову и пришло что-то стоящее или смешное, о чем можно было бы рассказать Тарквину, то вряд ли он ее услышал бы в этом шуме и грохоте. Попутно она не без удовольствия отметила про себя, что англичанин танцует гораздо лучше Джека. А уж когда они столкнулись буквально нос к носу с Джеком и его богиней в серебристом платье, то Сесили даже испытала нечто очень похожее на злорадное удовлетворение. Наконец наступила полночь, над головами гостей взмыли сотни разноцветных шаров и устремились вверх.

– С Новым годом, Сесили. С новым счастьем! – Тарквин слегка подался вперед и расцеловал ее в обе щеки.

Оркестр с воодушевлением заиграл мелодию знаменитой шотландской песни на слова Роберта Бернса «Старое доброе время», которую в обязательном порядке исполняют с наступлением новогодней полночи, а потом снова зазвучала танцевальная музыка, и Тарквин тут же снова пригласил Сесили на танец. И не отходил от нее ни на шаг, пока не объявилась Кики, возникнув ниоткуда, словно привидение, и не повисла на его руке.

– Тарквин, будьте паинькой и сопроводите меня в мой номер. Я уже наплясалась всласть, мои бедные ноженьки меня больше не держат. Мне надо немедленно сбросить с себя эти ужасные туфли. Я пригласила к себе наверх пару человек, так что мы можем продолжить веселиться и у меня. Сесили, дорогая! Ты обязательно должна пойти вместе с нами.

– Спасибо, Кики. Но за нами уже приехала машина, шофер ждет на улице.

– Так пусть подождет немного подольше, – рассмеялась в ответ Кики.

– Нет, не могу. Мне нужно домой. – После нескольких бессонных ночей Сесили действительно уже настолько устала, что готова была заснуть прямо на руках Тарквина.

– Что ж, коли нужно, тогда другое дело. Но мы еще увидимся с тобой до моего отъезда в Кению. Я уже говорила Сесили, что ей обязательно нужно приехать ко мне в гости, – добавила Кики, обращаясь к Тарквину.

– Прекрасная идея! – поддержал ее Тарквин, бросив на Сесили влюбленный взгляд. – Был счастлив познакомиться с вами. – Тарквин взял ее руку и поднес к своим губам. – Буду очень рад снова увидеться с вами уже в Кении, если вы и правда надумаете приехать к нам. Надеюсь на скорую встречу. Всего вам доброго.

– Всего доброго.

Сесили молча проследила за тем, как Тарквин повел Кики, пробираясь сквозь толпу гостей, потом принялась отыскивать глазами родителей. А про себя подумала, что если она даже никогда больше не увидит капитана Тарквина Прайса, то сегодня он оказался рядом с ней весьма кстати, став на этот вечер ее рыцарем в сверкающих доспехах.

10

Как и все жители Нью-Йорка, Сесили не любила январь, однако нынешний январь выдался, пожалуй, самым унылым и нудным за всю ее жизнь. Обычно у нее всегда поднималось настроение, когда она смотрела из окна своей спальни на заснеженный Центральный парк, но в этом году снега не было, весь месяц лил дождь, дорожки были покрыты серой липкой грязью, под стать такому же тусклому и серому небу.

До того момента, как Джек самым неожиданным образом выпал из ее жизни, Сесили, помогая маме и ее многочисленным приятельницам в их неустанных благотворительных хлопотах, днями напролет предавалась мечтам о будущей свадьбе. Что же касается самих благих дел, то, по мнению Сесили, они сводились главным образом к бесконечным дебатам и обсуждениям, куда и на что именно пустить деньги, полученные от очередного дарителя, после чего не менее обстоятельно обсуждалось меню следующего благотворительного обеда. Отдельно и очень скрупулезно велась работа над списком приглашенных гостей: здесь главным критерием было то, сколько долларов пожертвует на нужды благотворительности тот или иной приглашенный. Доротея напирала и на старшую дочь, требуя у нее полной информации о том, кто из ее подруг вышел замуж, а главное – за кого. Если жених или молодой муж был состоятельным человеком, то Сесили была обязана пригласить на обед и эту молодую пару.

Умом Сесили понимала, что и мама, и ее престарелые подружки хлопочут на ниве добрых дел, как говорится, не жалея себя, однако же она никогда не видела перепачканными в грязи их безупречно белые шелковые перчатки, когда дамы посещали то или иное богоугодное заведение, на которое выделялась очередная сумма благотворительного взноса. Однажды Сесили вызвалась самостоятельно поехать в Гарлем и навестить тамошний сиротский приют, для которого на последнем благотворительном обеде было собрано более тысячи долларов, но мама лишь взглянула на нее с таким видом, будто дочь сошла с ума.

– Сесили, дитя мое, что за вздор лезет тебе в голову?! Все эти черномазые оберут тебя до нитки еще до того, как ты вылезешь из машины. Твоя обязанность – это изыскивать средства для бедных и несчастных цветных детишек! И этого для тебя более чем достаточно.

После крупных беспорядков, случившихся в Гарлеме в 1935 году, как раз тогда, когда Сесили училась на втором курсе колледжа, она постоянно чувствовала напряжение, витавшее в воздухе, и была более или менее в курсе того, что там происходит сегодня. Порой, правда, у нее возникал соблазн расспросить поподробнее обо всем горничную Эвелин, тоже негритянку, которая работала в их доме уже более двадцати лет. Пусть бы рассказала все, как есть, в том числе и о своей жизни. Но негласное правило номер один в их доме: никто из семьи не должен никогда и ни при каких обстоятельствах вступать в обсуждение любых личных вопросов со слугами. Эвелин жила здесь же, у них в доме, в мансарде вместе с другими женщинами, подвизавшимися на кухне. Отлучалась в город она только по воскресеньям, чтобы сходить в «свою церковь», как она ее называла. Их шофер Арчи и его жена Мэри, работавшая у них экономкой, жили в Гарлеме, но опять же информация об их тамошней жизни была Сесили недоступна. В колледже Сесили удалось познакомиться с несколькими девушками передовых взглядов, открыто требовавшими социальных перемен в обществе. Так, к примеру, ее подруга Теодора часто по выходным отлучалась из студенческого кампуса, чтобы поучаствовать во всяких сходках, посвященных обсуждению гражданских прав, в знаменитом доме собраний с залом общества милосердия, более известном под названием «19-я палата». К себе в комнату подруга возвращалась в воскресенье, далеко за полночь, пробираясь через окно. От нее разило табаком, и она буквально кипела от ярости.

– Нет, в этом мире определенно нужны перемены, – шептала Теодора со злостью, натягивая на себя ночную сорочку. – Может, с рабством мы и покончили, но все равно обращаемся с целой расой так, словно они не люди: повсюду сегрегация, неграм никуда нет хода. Как же мне все это осточертело, Сесили…

В январе наступал мертвый сезон и для всех благотворительных дел: никаких заседаний комитетов и прочей суеты. А потому Сесили целыми днями торчала дома наедине со своими невеселыми мыслями. Даже новости, сообщаемые по радио, не сильно радовали или обнадеживали: Гитлер продолжал выступать со своими подстрекательскими речами, обрушиваясь в присущей ему манере на «британских и еврейских милитаристов».

– Зима 1939 года – ужасное время для жизни, – бормотала себе под нос Сесили, рискнув выбраться на прогулку в Центральный парк, утопающий в густом тумане. Но надо же хотя бы изредка показаться на улице.

Доротея уехала в Чикаго навестить свою мать. Сесили, сидя за ужином вместе с отцом за огромным столом в столовой, выходящей окнами на заснеженный сад, все никак не отваживалась предложить отцу перебраться для совместных трапез в более уютную утреннюю гостиную, где стоит небольшой столик.

– Ну, как тебе нравится новый стильный декор в нашем доме? – поинтересовался Вальтер у дочери, сделав глоток вина и неопределенно махнув рукой на ультрамодную сверкающую мебель.

Их особняк на Пятой авеню с внушительным каменным фасадом, обращенным к Центральному парку, был сравнительно недавно, по распоряжению Доротеи, полностью обновлен внутри. Сейчас интерьер дома был выдержан в модном стиле «ар-деко», который поначалу приводил Сесили в полное замешательство. Повсюду обилие зеркал, и в каждом маячит твое отражение. Словом, бесконечная череда зеркальных поверхностей. По правде говоря, Сесили было жалко, что из родительского дома исчезла громоздкая мебель из красного дерева, которая была знакома ей с детства. Единственным напоминанием о тех давних годах в ее спальне остался старый потрепанный мишка по имени Гораций.

– Если честно, то наш прежний интерьер мне нравился больше, но мама, кажется, очень довольна новым обликом нашего дома, – осторожно заметила Сесили.

– И это – главное, – обронил отец и погрузился в молчание.

Тогда Сесили рискнула затронуть тему, которая ее действительно волновала.

– Папа, – нерешительно начала она, – я стараюсь следить за новостями и хочу спросить тебя вот о чем. Почему Гитлер продолжает запугивать всех своими агрессивными речами? Ведь он же получил по Мюнхенскому соглашению все, чего хотел. Разве не так?

– Потому, моя дорогая, – ответил Вальтер, отрываясь от собственных мыслей, – что этот человек – психопат, причем в прямом смысле этого слова. То есть ему не знакомы ни чувство вины, ни стыд. Скажу даже более того: маловероятно, что он вообще будет придерживаться или соблюдать те соглашения, которые заключил.

– Значит, в Европе может начаться война?

– Бог его знает, – неопределенно пожал плечами Вальтер. – Все зависит от того, с какой ноги Гитлер встанет в тот или иной день и какая моча ударит ему в голову. Однако, с другой стороны, экономика Германии сейчас на подъеме. Все же он сумел запустить экономические процессы в нужном направлении. Иными словами, сегодня немцы вполне могут позволить себе войну, если того пожелает их вождь.

– Получается, что все опять упирается в деньги, да? – вздохнула Сесили, ковыряя вилкой телячью котлетку, лежащую перед ней на тарелке.

– Многое действительно зависит от денег, но далеко не все. Чем занималась сегодня?

– Абсолютно ничем. Пробездельничала весь день, – честно призналась отцу Сесили.

– С подругами не встречалась за обедом?

– Папочка, все мои подруги уже давно замужем, и сейчас они либо беременны, либо нянчатся со своими малышами.

– Ничего-ничего! Скоро и ты прибьешься к их берегу, – успокоил ее отец.

– Лично я в этом совсем даже не уверена. Папа?

– Что, Сесили?

– Я… Я тут подумала, что поскольку замужество в обозримом будущем мне точно не грозит, то, может, ты все же сочтешь возможным взять меня на какую-нибудь работу в свой банк. – Сесили нервно сглотнула. – Может, у вас открывается новое отделение?

Вальтер аккуратно вытер салфеткой усы, потом так же аккуратно сложил салфетку и положил ее рядом со своей тарелкой.

– Сесили, мы уже с тобой много раз обсуждали эту тему. И мой ответ остается неизменным. Я говорю тебе «нет».

– Но почему? Сегодня в Нью-Йорке столько работающих женщин! И они не сидят и не ждут, когда к ним на помощь придет какой-нибудь мужчина. И не боятся того, что мужчины могут потеснить их на работе. В конце концов у меня степень, и я хочу использовать свои знания на практике. Неужели в твоем банке не найдется для меня какой-нибудь работы? Когда мы с тобой встречаемся в городе, чтобы вместе пообедать, я вижу, как девушки толпами выходят из твоего банка. Значит, что-то же они там делают…

– Ты права, именно что-то! Они трудятся машинистками в машбюро, целыми днями стучат на машинках, печатают всякие директивные письма и прочие бумаги, потом заклеивают конверты с этими письмами, наклеивают на них марки и относят корреспонденцию в почтовую службу банка. Ты такой работы хочешь?

– Хотя бы такой! Во всяком случае, я буду делать хоть что-то полезное.

– Сесили, ты не хуже меня понимаешь, что ни одной из своих дочерей я не позволю работать машинисткой в своем банке. В противном случае мы с тобой рискуем превратиться в объект для всеобщих насмешек. Эти девушки, которые трудятся у нас, они ведь совсем из другого круга…

– Я все это понимаю, папа, но, честно говоря, меня меньше всего волнует все то, что связано с социальным статусом. Я просто хочу… мне нужно чем-то заполнить свои дни, только и всего. – Сесили почувствовала, как к глазам подступили слезы отчаяния.

– Моя дорогая, я тоже все прекрасно понимаю. Понимаю, как тебя больно ранило предательство Джека. Можно сказать, оно тебя полностью оглушило. Но я уверен, очень скоро на горизонте появится очередной соискатель твоей руки.

– А что, если я вообще не хочу замуж?

– Тогда со временем ты превратишься в одинокую старую деву, окруженную толпой племянников и племянниц. – В глазах Вальтера запрыгали веселые огоньки. – Тебя привлекает такое будущее?

– Нет… то есть да… Я хочу сказать, что на данный момент меня мало волнует собственное будущее. Зачем же ты тогда позволил мне получить высшее образование, если я никогда не смогу применить свои знания на практике?

– Сесили, образование расширило твой кругозор, позволило понять суть многих вещей, происходящих вокруг. Что в свою очередь позволит тебе со знанием дела рассуждать на самые разные темы со своими соседями по столу на всяких званых ужинах…

– Папочка! Ты сейчас говоришь точь-в-точь, как мама. – Сесили уткнулась головой в свои руки. – Неужели нельзя использовать полученные знания более эффективно?

– Сесили, я понимаю, как это горько, когда ты не можешь следовать избранному тобой предназначению, заниматься тем, к чему лежит твоя душа. Вот я, к примеру… Я изучал экономику в Гарварде только потому, что там же учился мой дедушка и еще целая куча всяких прапрадедушек. Когда я окончил университет, я мечтал о том, чтобы отправиться в путешествие по всему миру, а не зарабатывать на жизнь, занимаясь вульгарной коммерцией. В своем воображении я рисовал картины того, как стану великим белым охотником или кем-то еще в этом же роде. – Вальтер невесело усмехнулся. – Само собой, когда я поделился своими планами с отцом, то он лишь глянул на меня, как на сумасшедшего, и я услышал в ответ категорическое «нет». Я вынужден был пойти по его стопам и начать работать в банке, а со временем занял место в совете директоров.

Отец замолчал и сделал еще один большой глоток вина.

– Ты полагаешь, мне нравится все то, чем я занимаюсь изо дня в день? – неожиданно спросил он у Сесили.

– Я… Мне всегда казалось, что тебе нравится твоя работа. Но, по крайней мере, ты хотя бы работаешь.

– Ну, если это можно вообще назвать работой. На самом деле я занят тем, что ублажаю наших клиентов, вожу их на обеды и ужины, делаю вид, что каждого из них мы страшно любим и ценим, а в это время мой старший брат Виктор принимает все ответственные решения по заключаемым сделкам. Иными словами, мне отведена роль такого приятного во всех отношениях малого, состоящего в приятелях у наших клиентов. Не забывай, ведь после Великой депрессии наступили очень тяжелые времена.

– Но твой банк уцелел и выстоял. И у нас еще имеются какие-то деньги, разве не так?

– Так. Но при этом ты должна отдавать себе отчет в том, что наш дом содержится на своем прежнем уровне исключительно благодаря состоянию, которое унаследовала твоя мать, а вовсе не моим деньгам. Понимаю твое нетерпение и неприятие многого из того, что мы видим вокруг, но ничто не совершенно в этом мире, и жизнь полна испытаний, самых разных, а нам остается лишь по мере сил распорядиться своей жизнью наилучшим образом. Вот когда ты станешь замужней женщиной и будешь вести собственное хозяйство, то приобретенных знаний тебе хватит хотя бы на то, чтобы вывести на чистую воду любого из своих слуг, кто попытается обмануть тебя. – Вальтер снова улыбнулся. – Твое предназначение в жизни – быть женой, а мое – стоять рядом с Виктором и наблюдать за тем, как он уверенной рукой ведет наш банк к разорению. А сейчас, если ты уже закончила со вторым, я попрошу Мэри подать нам десерт.

* * *

Один промозглый серый день сменялся таким же унылым серым днем, а Сесили все продолжала размышлять над тем неожиданно откровенным разговором, который состоялся у нее с отцом. До нее наконец дошло, как больно ранит его самолюбие то обстоятельство, что жена гораздо богаче него. Их роскошный особняк на Пятой авеню Доротея унаследовала от своего отца, дедушки Сесили, в честь которого ее, собственно, и назвали. Сесил Г. Гомер первым в Соединенных Штатах наладил массовое производство зубной пасты, на чем и сколотил свое немалое состояние. Его жена Жаклин развелась с мужем, когда Доротея было еще совсем ребенком: в официальных бумагах причиной развода была названо то, что Сесил якобы бросил ее, что, как со смехом потом не раз повторяла сама Жаклин, в реальности значило лишь одно: муж променял ее не на другую женщину, а на длинный изящный тюбик мятной зубной пасты. В тринадцать лет Доротея стала единственной наследницей состояния отца, который умер от сердечного приступа прямо за своим рабочим столом, а когда ей исполнился двадцать один год, она уже официально вступила в права владения особняком на Пятой авеню, плюс огромным имением в Хэмптонсе, крупной суммой наличных денег и обширными инвестициями по всему миру.

Вскоре последовал ее брак с Вальтером Хантли-Морганом, прекрасная родословная, безупречная семья и все такое, но так уж получилось, что семейным банком управлял его старший брат, а Вальтеру пришлось довольствоваться лишь вторыми ролями, как он сам невесело шутил на сей счет.

Однако же, как Сесили ни пыталась убедить себя в том, что отец прав и жизнь действительно полна испытаний и вызовов, она понимала, что никаких таких особых испытаний в ее жизни нет. Порой ей казалось, что еще немного, и она умрет от скуки. К тому же она знала, что даже в самые темные и ненастные январские дни в Нью-Йорке что-то постоянно происходит и светская жизнь продолжает бурлить, но на серебряном подносе в холле не было ни единого приглашения на ланч или даже просто на чашечку чая. Просматривая колонки светских хроник в «Нью-Йорк таймс», Сесили понимала, откуда такое небрежение к ее персоне. Немыслимо было даже представить себе бывшую и нынешнюю невест Джека в одной гостиной, что вполне могло бы случиться, если бы там появилась Сесили. К тому же Патриция Огден-Форбс, судя по всему, затмила Сесили по популярности, снискав полнейшее расположение к себе со стороны всего светского общества. Даже ближайшие подруги Сесили переметнулись на сторону новой избранницы Джека.

Однажды после обеда Сесили налила себе немного бурбона из графина, стоявшего на подсервантнике в гостиной, после чего осмелела настолько, что решила сама позвонить своей старинной и самой близкой подруге Шарлотте Эмери. Трубку на другом конце провода подняла экономка, после чего отправилась на поиски Шарлотты, а через какое-то время сообщила, что хозяйка сейчас занята и не может подойти к телефону.

– Но это срочно! – взмолилась Сесили. – Пожалуйста, попросите ее перезвонить мне, когда она освободится. И как можно скорее.

Прошло не менее двух часов, прежде чем экономка Мэри позвала Сесили к телефону, сообщив, что звонит Шарлотта.

– Привет, Шарлотта. Ну, как поживаешь?

– Все прекрасно, дорогая. А как ты?

– Но ты же в курсе: мой красавец-жених меня бросил, а в Европе назревает война. – Сесили издала короткий смешок.

– Ах, Сесили! Мне, право же, очень жаль, что все так вышло.

– Перестань, Шарлотта! Я же просто пошутила. На самом деле у меня все тоже хорошо.

– Чему я только рада. Представляю, как тебе было непросто, когда Джек объявил о своем решении. Да и все остальное тоже…

– Да, ситуация была не из лучших, здесь ты права. А с другой стороны, я жива-здорова и дышу полной грудью. Вот тут подумала, что давно уже не общалась с тобой. Давай завтра встретимся. Попотчуем себя чаем с вкуснейшими пшеничными лепешками в «Плаза». У них ведь самая лучшая сдоба в городе.

– К превеликому сожалению, не могу. Розмари устраивает у себя дома небольшое сборище. У нее сейчас гостит какая-то ее приятельница из Англии. Она пообещала научить нас, как надо правильно играть в бридж.

Сесили нервно сглотнула. Розмари Эллис, представительница их поколения, была, бесспорно, королевой светского общества. До недавних пор она тоже числилась в приятельницах у Сесили.

– Понятно. Тогда, может, на следующей неделе?

– Со мной сейчас нет рядом записной книжки с расписанием на следующую неделю. Давай я перезвоню тебе в понедельник, и мы договоримся, когда встретиться.

– Хорошо, – согласилась Сесили, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие и не допустить того, чтобы предательски дрогнул голос. В высшем обществе Нью-Йорка ничто и никогда не делается спонтанно. Визит к парикмахеру, примерка у портнихи, маникюр, не говоря уже о встрече с подругой, все тщательно планируется и фиксируется в дневниках и записных книжках за недели вперед до означенного мероприятия. А потому Сесили уже заранее знала, что Шарлотта не станет перезванивать ей в понедельник. – Хорошо! Тогда до скорого! – выдавила она в трубку и со всего размаха швырнула ее на рычаг. И тут же разревелась.

Часом позже она лежала в постели, тупо уставившись в потолок. Она не могла заставить себя даже читать. Но тут в дверь тихонько постучала Эвелин.

– Простите за беспокойство, мисс Сесили, но меня послала к вам Мэри. Она сказала, что внизу какая-то леди в сопровождении джентльмена. Они пришли с визитом к вашей матушке, но Мэри объяснила им, что мадам сейчас в отъезде. Тогда дама изъявила желание встретиться с вами.

Эвелин пересекла комнату и протянула Сесили визитную карточку.

Сесили прочитала имя и вздохнула. Внизу ее поджидала крестная Кики. Поначалу Сесили даже решила прикинуться больной, однако она понимала, что мама никогда не простит ей, если узнает, что дочь отказалась принять у себя дома ее старинную подругу.

– Проводи их в гостиную, Эвелин. Скажи, что я спущусь минут через десять, только немного приведу себя в порядок.

– О, но в гостиной камин не горит, мисс Сесили.

– Так займись им, и поскорее.

– Хорошо, мисс Сесили.

Сесили сползла с кровати и глянула на себя в зеркало. Потом небрежно прошлась расческой по своим непокорным кудряшкам и подумала, что сейчас она больше похожа на Ширли Темпл, чем на Грету Гарбо. Разгладила рукой блузку и юбку, влезла в туфли, слегка тронула губы помадой и отправилась вниз, чтобы поздороваться с Кики.

– Моя дорогая! – раскудахталась Кики, обнимая Сесили. – Ну, как ты?

– Все хорошо, спасибо.

– Но выглядишь ты, милая, не совсем хорошо. Вон как лицо осунулось. И бледненькая такая же, как это серое небо над Манхэттеном.

– Да, немного подстыла, но уже потихоньку поправляюсь, – солгала ей Сесили.

– Чему я совсем не удивляюсь! Манхэттен в это время года – самый настоящий холодильник. К тому же пустой! – Кики рассмеялась и зябко поежилась, поплотнее запахнув норковое манто и направляясь к камину, который уже успели затопить. Достала из сумочки сигарету, вставленную в мундштук. – Могу выразить свое восхищение вкусом твоей матери в том, что касается дизайна. Ар-деко – это стиль не для всех. – Кики широким взмахом руки обвела гостиную, в которой одна стена была сплошь из зеркального стекла. – Надеюсь, ты помнишь Тарквина, да? – спросила она у Сесили, наконец вспомнив, что приехала не одна, а в сопровождении красивого мужчины, с которым Сесили танцевала на балу две недели тому назад, встречая Новый год. Молодой человек был облачен в толстое пальто из твида. Впрочем, даже при заженном камине температура в гостиной была близка к нулевой.

– Конечно, помню. – Сесили приветливо улыбнулась гостю. – Как поживаете, Тарквин?

– Все прекрасно, спасибо, Сесили.

– Какие-нибудь освежающие напитки? Чай? Кофе? – предложила Сесили гостям.

– Лично я не откажусь от бренди. Это именно то, что нужно нам, чтобы согреться. Тарквин, будьте так любезны. – Кики жестом показала на графины со спиртным, которые стояли на подсервантнике.

– Сию минуту, – согласно кивнул молодой человек. – А вам, Сесили?

– Я…

– И ей тоже, – безапелляционно сказала, как отрезала, Кики. – Бренди – это же лекарство, особенно для тех, кто простужен. Я права, Тарквин?

– Абсолютно правы, уверен в этом.

«Но не в половине третьего дня», – подумала про себя Сесили, но промолчала.

– Так, и куда же упорхнула твоя матушка, позвольте спросить? Надеюсь, туда, где потеплее? – спросила Кики у Сесили.

– Отнюдь. Мама уехала в Чикаго навестить свою мать, мою бабушку.

– Боже, какая ужасная женщина эта Жаклин! – воскликнула Кики, взгромоздившись на каминную решетку, установленную перед камином и обитую сверху кожей. – Но при этом богата, как Крез, – добавила она, когда Тарквин подал ей и Сесили стаканы с бренди. – Она ведь, насколько я помню, состоит в родстве с самим семейством Уитни.

– А кто это такие? Имя мне ни о чем не говорит, – промолвил Тарквин, придвигая кресло для Сесили поближе к огню, после чего уселся во второе кресло напротив, а Кики по-прежнему продолжала вещать с каминной решетки. – К сожалению, я не вполне себе представляю, кто есть кто в американском обществе.

– Тогда скажу вам, что если бы мы жили в Англии, то Вандербильты и Рокфеллеры наверняка устроили бы между собой драчку за трон, а вот семейство Уитни в это самое время стояло бы в сторонке, решая для себя, на чью же сторону им переметнуться.

– Получается, что по американским меркам бабушка Сесили – особа королевских кровей, да?

– Именно так! Но у нас это все так запутано. – Кики издала драматичный вздох и бросила окурок в огонь. – Ах, моя дорогая Сесили, какая жалость, что твоей матери сейчас нет дома. Ведь я собиралась предложить ей приехать ко мне в гости в Кению, вполне возможно, даже отправиться в эту поездку вместе со мной, так как сама я покидаю Штаты в конце месяца. Разумеется, мое приглашение распространяется и на тебя. Уверена, там тебе очень понравится: всегда голубое небо, тепло, а уж природа и всякая там живность… Просто дух захватывает.

– Кики, я понимаю, как вам хочется поскорее вернуться в Кению, однако хочу предупредить вас, Сесили, что на самом деле не все так благостно, – снова подал голос Тарквин. – Да, небеса сияют лазурью, но часто идут дожди, и не просто дожди, а самые настоящие ливни, да и все это зверье тоже покажется вам менее очаровательным, если вы столкнетесь с ними нос к носу и они вознамерятся пообедать вами.

– Но мой дорогой! Что за ужасы вы рассказываете! В моем доме в Мундуи такого не было никогда! Дорогая Сесили, вот приедете вместе с мамой и убедитесь в этом сами.

– Спасибо за приглашение, но, боюсь, мама вряд ли согласится оставить мою младшую сестру Мейми накануне ее родов.

– Ах, что за ерунда! Женщины что ни день рожают младенцев тысячами. У меня самой трое детей! Совсем недавно, помню, захожу я на кухню у себя в Мундуи-Хаус, чтобы распорядиться на счет ланча для гостей, и что я вижу? Одна из моих служанок корчится на полу, а между ее ног виднеется головка младенца. Конечно, я тут же стала звать на помощь, но, когда прибежали другие, младенец уже успел благополучно выбраться из нее и валялся в пыли, громко вереща, все еще связанный пуповиной с роженицей.

– Ну и ну! – только и нашлась Сесили. – А малыш выжил?

– Конечно, выжил. Кто-то из родственников роженицы перерезал пуповину, положил младенца на руки матери, после чего препроводил молодую мамашу и ее чадо домой немного отдохнуть. А на следующий день женщина уже как ни в чем не бывало хлопотала на моей кухне. Думаю, сегодня слишком много суеты разводят вокруг этих родов и всего, что с ними связано. Вы согласны со мной, Тарквин?

– Если честно, я как-то никогда об этом не задумывался, – откликнулся Тарквин, который уже успел позеленеть от холода, и сопроводил свои слова большим глотком бренди.

– Словом, я стою на своем. Вы с матерью просто обязаны отправиться со мной в Кению. Я уезжаю в конце января, сразу же после того, как встречусь с адвокатами своего покойного мужа в Денвере. Так что у вас еще предостаточно времени, чтобы все обдумать и подготовиться к поездке. Где у вас здесь туалет?

– По коридору направо. – Сесили подхватилась с кресла. – Я провожу вас.

– Знаешь, я находила дорогу даже в буше, а потому, думаю, сумею найти без посторонней помощи удобства и в вашем доме, – улыбнулась Кики и величавой походкой выплыла из комнаты.

– Чем занимались, Сесили, все то время, пока мы не виделись? – спросил у Сесили Тарквин.

– Да, собственно, ничем таким. Я немного приболела. Простуда.

– О, тогда поездка в Кению точно пойдет вам на пользу! А вам самой нравится эта идея?

– Честно говоря, сама пока не знаю. Конечно, в Европе я побывала. Посетила и Лондон, и Шотландию, и Париж, и Рим, но ведь там львы не расхаживают по улицам. Впрочем, даже если бы я и загорелась этой поездкой, знаю наверняка, мама никогда не оставит Мейми, что бы там Кики ни говорила. А эти местные… Они дружелюбны? – осторожно поинтересовалась Сесили у капитана.

– Большинство из тех, с кем мне доводилось встречаться, да, они настроены дружелюбно по отношению к нам, белым. Многие из местных работают на армию, а уж кикую, которые живут рядом с домом Кики, преданы ей всем сердцем и душой.

– Кикую?

– Да, это одно из местных племен, обитающих вокруг озера Наиваша и на окрестных территориях.

– И они бегают вокруг с копьями наперевес и в одних… набедренных повязках? – Сесили покрылась краской смущения.

– Наверное, некоторые племена, например те же масаи, так и ходят до сих пор, но они живут на равнинах, пасут там свой скот. И в общем-то эти люди не представляют никакой угрозы, если только вы сами не затроне-те их.

– Итак, – раздался голос Кики, которая снова возникла в гостиной, нетерпеливо размахивая своим ридикюлем, болтающимся на тоненьком ремешке в ее тонких белых пальцах, – вам удалось убедить Сесили приехать ко мне погостить?

– Пока еще не вполне уверен. Удалось? – спросил Тарквин у Сесили, и глаза его заискрились веселым смехом.

– Скажу лишь, что если судить по рассказам Тарквина, то Кения гораздо более интересное место, чем Нью-Йорк, но…

– Дорогой мой! – Кики положила руку на плечо Тарквина. – Нам нужно идти, иначе мы рискуем опоздать на чай к Форбсам, а вы же знаете, какие они пунктуальные во всем.

– Завтра я уже отправляюсь в Африку, – сказал Тарквин, поднимаясь со своего места. – Мне нужно в течение этой недели прибыть на базу, но я искренне надеюсь, Сесили, что вы все же надумаете приехать к нам в Кению и мы с вами встретимся снова. Причем очень скоро.

– А я, со своей стороны, обещаю, что вскоре снова приеду к вам и постараюсь все же уломать твою маму! – рассмеялась Кики, выходя из гостиной через распахнутую дверь, которую куртуазно придержал для нее Тарквин.

Гости ушли, а Сесили, усевшись на каминную решетку, допила остатки бренди из своего стакана, попутно обдумывая предложение Кики. Когда оно впервые прозвучало в новогоднюю ночь, Сесили решила, что это просто обычная дань вежливости в ходе обычной светской болтовни и ничего серьезного за приглашением посетить Кению не стоит.

– Африка, – негромко обронила Сесили вслух и провела пальцем по ободку стакана. Потом сорвалась с места, примчалась в холл, схватила из шкафа пальто и шляпку и выбежала на улицу. И зашагала в ближайшую библиотеку, торопясь успеть до закрытия.

* * *

Вечером за ужином Сесили рассказала отцу о приглашении Кики.

– Как ты думаешь, папа, мама разрешит мне отправиться в Африку одной, без сопровождения?

– Как я думаю? – Вальтер отставил в сторону свой стакан с бурбоном и, сложив пальцы пирамидкой, задумался над ответом. – Думаю, что я с огромным удовольствием отправился бы с тобой в это путешествие вместо мамы. Я ведь всегда мечтал увидеть Африку. Может быть, поездка к Кики – это именно то, что тебе надо, чтобы забыть Джека и все, что с ним было связано, и двигаться дальше. Ты – моя умница! – ласково добавил Вальтер, поднимаясь из-за стола и целуя дочь в макушку. – Хорошо! У меня сейчас встреча в клубе. Скажи Мэри, что вернусь к десяти. Обещаю, я переговорю с мамой, когда она вернется из Чикаго. Спокойной тебе ночи, милая.

После отъезда отца Сесили поднялась к себе и, улегшись на кровать, разложила вокруг себя три книги, которые она взяла в библиотеке. В каждой обилие зарисовок, живописных картин, многочисленных фотографий черных аборигенов и белых людей, с гордым видом позирующих над тушами убитых львов или держащих в обеих руках огромные слоновые бивни. Сесили невольно содрогнулась при виде этого зрелища, но одновременно почувствовала, как ее охватывает радостное волнение в предвкушении возможной встречи с величественным континентом во всей его первозданной красоте. К тому же никто в Африке не слышал ни о ней, ни о ее расторгнутой помолвке с Джеком Гэмблином.

* * *

– Сесили, подойди к нам с мамой в гостиную, когда будешь готова, – обратился Вальтер к дочери, которая, переступив порог холла, принялась стряхивать хлопья снега со своего пальто. Ее весь день не было дома: утром она отправилась к своему парикмахеру, который сделал ей укладку, потом навестила младшую сестру Мейми.

– Хорошо, папа. Я подойду буквально через пару минут.

Сесили быстро вручила свое пальто Мэри, забежала в ванную комнату, расположенную внизу, и на скорую руку привела себя в порядок у зеркала. Гостиная встретила ее веселым потрескиванием поленьев в камине. Сесили сразу же заметила каменное выражение лица матери, а вот отец был настроен весьма добродушно.

– Присаживайся, милая.

– О чем вы хотели поговорить со мной? – спросила Сесили, пока отец устраивался поудобнее в кресле возле огня.

– Сегодня нас снова навещала Кики и буквально умоляла меня отправиться вместе с ней в Африку. Я сказала ей, что никогда не оставлю Мейми накануне родов, – начала Доротея. – Но вот твой отец полагает, что ты можешь поехать туда и одна, без меня.

– Именно так! – согласно кивнул Вальтер. – Как я уже объяснил твоей матери, эта поездка открывает перед тобой широчайшие возможности увидеть мир. Но это еще не все! Главное, что к моменту твоего возвращения вся шумиха вокруг свадьбы сойдет на нет и ты сможешь спокойно жить дальше своей жизнью.

– Джек и Патриция уже объявили о дне своей свадьбы? – спросила Сесили, стараясь говорить максимально спокойно.

– Да. Свадьба состоится семнадцатого апреля. Сегодня утром эта новость появилась в колонках светских хроник всех ведущих газет.

– А что ты думаешь, мама?

– Я согласна с твоим отцом в том, что бракосочетание Джека и Патриции станет в ближайшие несколько месяцев самой обсуждаемой темой на Манхэттене. Конечно, тебе будет нелегко пережить все эти бесконечные разговоры и сплетни. Но только я не понимаю одного: зачем сбегать в Африку? Совершенно дикое место, как мне кажется. Повсюду бегают полуголые аборигены, всякие дикие звери в любую минуту могут проникнуть к тебе в сад… – В голосе Доротеи послышался нескрываемый ужас. – А все эти ужасные болезни, которые там легко можно подцепить. Почему бы нам, Вальтер, не отправить Сесили к моей маме, если ей нужно куда-то уехать из Нью-Йорка?

Сесили тут же обменялась с отцом красноречивым взглядом, мысленно содрогаясь от подобной перспективы.

– Однако же Кики как-то выжила, проведя в тамошних местах более двадцати лет, – резонно заметил Вальтер. – И потом там, как тебе известно, имеется хорошо организованная и весьма многочисленная община эмигрантов.

– Все это я прекрасно знаю! – резко возразила мужу Доротея. – Но скандальная известность многих из этих людей меня волнует еще больше, чем обилие африканских львов. Если судить по газетам, то у некоторых эмигрантов откровенно запятнанная репутация. Помнишь ту приятельницу Кики? Как же ее звали…

– Алиса де Жанзе, – ответил Вальтер. – Так когда все это было… Сто лет тому назад.

– Что было? – тут же поинтересовалась Сесили, заметив, какими многозначительными взглядами обменялись ее родители.

– Да так… – слегка пожала плечами Доротея. – Хотя сама по себе история скандальная. Алиса и Кики обе проживали в «Долине Счастья», как именовали ту местность в Кении. Помнится, ходили всякие слухи о свободных нравах, якобы царивших в их компании. Алиса была замужем, однако состояла в отношениях, не очень счастливых, с человеком по имени…

– Раймонд де Траффорд, – немедленно подсказал ей муж.

– Да, именно с ним. Одним словом, Алиса совсем потеряла голову, влюбившись в этого Раймонда по уши. А когда он отказался жениться на ней, то впала в такое отчаяние, что решилась на крайность и выстрелила в него прямо в поезде, уже на подходе к парижскому Северному вокзалу, в тот самый момент, когда он прощался с ней, а потом нацелила пистолет уже на себя. К счастью, оба остались живы, – поспешила уточнить Доротея.

– Ну и дела! – воскликнула потрясенная Сесили. – Ее посадили в тюрьму?

– Нет. Конечно, был суд, и какое-то короткое время она провела под стражей, но, в конце концов, все закончилось тем, что она все же вышла замуж за этого человека!

– Невероятно! – Сесили была поражена до глубины души столь романтичной историей любви. Да, Африка – это действительно земля, где происходят самые невероятные и волнующие истории.

– Однако все это случилось много лет тому назад. К тому же я уверен, что Кики никогда не поведет себя столь же безрассудно. – Вальтер твердо подвел черту под рассказом жены. – Она же пообещала нам, что будет беречь нашу девочку, как свою собственную дочь. Весь вопрос лишь в том, Сесили, хочешь ли ты сама отправиться в Африку?

– В принципе… да, хочу. И вовсе не из-за свадьбы Джека. Я уже взрослая женщина и вполне могу совладать со своими эмоциями. Просто Кения представляется мне очень загадочной и притягательной страной.

– И ради этого ты даже готова пропустить рождение племянника? – недовольно поинтересовалась у дочери Доротея.

– Мамочка, но ты ведь будешь рядом с Мейми. Да и я уезжаю не на годы, ты же понимаешь. Мое отсутствие не продлится больше нескольких недель.

– Полностью согласен с тобой, милая, – поддержал дочь Вальтер и повернулся к жене. – На пути в Африку Сесили может сделать короткую остановку в Англии и погостить немного у Одри. Как думаешь?

Одри была не просто подругой Доротеи, а подругой, что называется, «со статусом», пятнадцать лет тому назад сумевшей заарканить себе в мужья настоящего английского лорда. Пожалуй, последний аргумент Вальтера в пользу поездки их дочери был самым убедительным. Беспроигрышный вариант! Одна только мысль о том, что Сесили может какое-то время пожить у Одри, тут же развеяла все сомнения Доротеи. Ведь в доме подруги у Сесили будет возможность познакомиться со множеством достойных молодых людей, вполне годящихся на роль жениха.

– Это правда, такой вариант вполне уместен, – обронила Доротея вслух и тут же добавила: – Но насколько, Вальтер, в Англии безопасно в наши дни? Этот Гитлер…

– А на Манхэттене безопасно в наши дни? – ответил муж вопросом на вопрос, удивленно вскинув брови. – Если человек хочет обезопасить себя на все случаи жизни, то ему лучше вообще не высовывать нос из дому. Итак, мы все решили, да?

– Да, но мне нужно предварительно связаться с Одри. Хотя бы узнать, будет ли она дома, когда Сесили приедет в Англию. Надо же договориться, чтобы ее шофер встретил нашу дочь прямо у трапа судна. Кстати, Кики тоже вполне может навестить Одри, они ведь когда-то были хорошо знакомы друг с другом, еще тогда, когда обе жили в Париже, – задумчиво добавила Доротея.

Вальтер бросил на дочь лукавый взгляд и слегка подмигнул ей.

– Тогда решено, – сказала Сесили. – Если вы оба не возражаете против моей поездки, то я с удовольствием отправлюсь в Африку. Правда, я буду просто счастлива побывать там. – Последние слова она подтвердила энергичным кивком головы.

И впервые за несколько последних недель на ее устах заиграла живая, невымученная улыбка.

* * *

Поскольку на подготовку к путешествию оставалось чуть больше двух недель, то Сесили с матерью целыми днями носились по магазинам, закупая все необходимое в дорогу. Во-первых, вечерние туалеты, которые понадобятся Сесили, если она пробудет неделю у Одри, потом летние платья и блузки из хлопка и муслина (которые шились на заказ, так как на дворе разгар зимы и летними товарами в эту пору не торгуют). А еще юбки и даже шорты, которые Доротея встретила в штыки.

– Господи, куда мы тебя только отправляем! – воскликнула она с недовольной гримасой, наблюдая за тем, как дочь примеряет шорты.

– Мамочка, но там ведь очень жарко! Вспомни, какая жара стоит у нас летом в Хэмптонсе.

Несмотря на постоянное недовольство матери, сама Сесили жила ожиданием, а когда Эвелин стала помогать ей укладывать чемоданы, то ее радостное волнение достигло апогея. Вечером накануне отъезда к ним на ужин пожаловали сестры со своими мужьями. Вальтер подарил дочери новейшую модель фотоаппарата «Кодак Бантам», а сестры вручили ей бинокль, чтобы «выслеживать мужчин», как не преминула заметить Присцилла.

– Береги себя, дорогая моя сестра, – расчувствовалась Мейми, уже прощаясь в холле. – Надеюсь, к твоему возвращению я приготовлю тебе подарок – новорожденного племянника или племянницу.

– Возвращайся обратно счастливой, – напутствовал Гюнтер, целуя Сесили на прощание.

– И удачно замужем, – добавила Присцилла, уже стоя на крыльце.

– Постараюсь! – крикнула им вслед Сесили, глядя, как гости растворяются в снежной ночи.

11

Англия Февраль 1939 года

Приближение парохода к причалу порта в Саутгемптоне Сесили встретила с откровенным разочарованием: Англия предстала перед ней такой же серой и унылой, как и Манхэттен, который она оставила какое-то время тому назад. Сесили нацепила на голову новую шляпку, укутала плечи меховым палантином. В эту минуту в каюту зашел стюард, чтобы забрать ее багаж.

– Вас встречают, мисс? – спросил он.

– Да. – Сесили полезла в сумочку и извлекла из нее приготовленные чаевые и карточку с фамилией шофера, который специально приедет за ней из Вудхед-Холла.

– Спасибо, мисс, – поблагодарил ее стюард. – Пока можете оставаться в своей каюте. Наверху ветрено и морозно. Я приду за вами, как только подъедет машина.

– Спасибо, мистер Джоунз. Вы очень любезны.

Сесили вручила ему полноценных пять долларов на чай, молодой человек вспыхнул от смущения и кивнул в знак особой благодарности.

– Ухаживать за вами, мисс Сесили, было одно удовольствие, честное слово. Надеюсь, мне повезет, и я буду обслуживать вас и на обратном пути домой.

– И я тоже очень на это надеюсь.

Стюард покинул каюту, плотно прикрыв за собой дверь, а Сесили уселась в кресло возле иллюминатора. Первое, что она должна сделать, когда приедет в Вудхед-Холл, это позвонить родителям и сообщить им, что она благополучно добралась до Англии. Последние сутки перед отплытием в Англию неделю тому назад были очень сумбурными. Утром в день отплытия им позвонила служанка Кики и сообщила, что у ее хозяйки бронхит. Лечащий врач предупредил, что бронхит может легко трансформироваться в воспаление легких, если она не проведет несколько дней в постели. Сесили была совсем не против тоже остаться и подождать, когда Кики окончательно поправится, чтобы отправиться в плавание вместе, но Доротея, уже успевшая согласовать все детали предстоящего визита дочери в Вудхед-Холл, не согласилась.

– Кики говорит, что ей для полного выздоровления, позволяющего отправиться в дорогу, потребуется неделя. Вот и замечательно! Что мешает вам встретиться в Англии уже прямо накануне вылета самолета в Кению? А ты, Сесили, за эту неделю сможешь погостить у Одри, познакомишься с ее семьей, тем более что, по словам самой Одри, у нее уже имеются вполне конкретные планы на тебя.

В результате Сесили отбыла из Нью-Йорка в полном одиночестве. Вначале это ее изрядно напрягало и даже пугало, но все обернулось к лучшему, и она получила огромное удовольствие от самого плавания. Она даже стала держаться гораздо увереннее, поскольку за ужином была вынуждена вступать в разговоры с незнакомыми людьми. Ее постоянно приглашали поиграть в карты (а в карточной игре ей было не занимать мастерства), и по меньшей мере трое молодых людей оказывали Сесили явные знаки внимания, пытаясь завоевать ее расположение. Словом, оказавшись на борту парохода, где никто не знал, кто она такая и откуда, да еще вдали от Манхэттена, она очень скоро полностью раскрепостилась и стала самой собой.

В дверь каюты постучали, и показалась голова мистера Джоунза.

– Ваши документы, мисс Сесили, уже проверили, и машина ждет вас на пристани, – объявил он, протягивая ей паспорт. – Ваш багаж уже в машине. Вы готовы?

– Да, готова. Спасибо, мистер Джоунз.

Пронизывающий холодный ветер ударил ей в лицо, когда она спускалась по сходням на пристань. Густой туман укутал все вокруг. Шофер помог Сесили усесться в поджидавший ее «бентли» и включил двигатель.

– Вам удобно, мисс? – спросил у нее шофер, пока она устраивалась на мягком кожаном сиденье. – Там есть еще пара пледов, если вам холодно.

– Все прекрасно, спасибо. А как долго нам ехать?

– Все зависит от того, какой будет туман, мисс. Но в любом случае в Вудхед-Холле мы окажемся не раньше, чем через два-три часа. Если пересохнет в горле, то у меня есть термос с горячим чаем.

– Спасибо, – снова поблагодарила его Сесили, мысленно прикидывая, с чего бы это у нее вдруг «пересохло в горле».

И действительно, дорога заняла более трех часов. Сесили периодически дремала, потом просыпалась, но из-за сильного тумана разглядеть в окно окрестности было практически невозможно. В свой предыдущий приезд в Англию она вместе со своими родителями уже навещала Одри: та тогда приняла их в своем шикарном лондонском особняке на Итон-сквер, они побывали у нее уже непосредственно перед своим отъездом в Париж. Хоть бы погода немного наладилась, размышляла Сесили, иначе она так и не полюбуется знаменитыми английскими пейзажами. Доротея в свое время побывала и в огромном загородном имении подруги, расположенном где-то в Западном Суссексе. По ее словам, там очень красиво. Но, когда машина въехала во двор через массивные кованые ворота и шофер объявил ей, что наконец они приехали, было уже совсем темно. Сесили лишь разглядела очертания огромного дворца в готическом стиле, мрачновато проступившего на фоне сумеречного света. Когда она приблизилась к парадным дверям под величавым портиком, то невольно подавила вздох разочарования, увидев, что фасад здания выполнен из красного кирпича. Совсем не такие дома описывала в своих романах Джейн Остин: там все больше дома из светлого камня, а этот дворец словно сошел со страниц одного из рассказов Эдгара Алана По.

Дверь открыл представительного вида мужчина, вполне подходящий на роль лорда Вудхеда, мужа Одри, но оказалось, что это всего лишь дворецкий. Сесили переступила порог огромного холла, из которого вела наверх внушительных размеров лестница из красного дерева, впрочем, довольно безобразная.

– Моя дорогая Сесили! – Одри, по-прежнему такая же привлекательная и живая, какой ее запомнила Сесили в прошлую встречу, показалась в холле, чтобы лично поприветствовать гостью. Она расцеловала ее в обе щеки. – Ну, как твой вояж? Лично я ненавижу все эти трансатлантические переходы через океан. А ты? Все время штормит, и в результате постоянно выворачивает наизнанку. Идем же, я покажу тебе твою комнату. Ты ведь совершенно без сил, я думаю, после такой утомительной дороги. Я попросила служанку, чтобы она растопила у тебя камин. Надо сказать, мой дорогой Эдгар очень скареден в том, что касается расходов на отопление.

Оставшись у себя в комнате, Сесили сразу же придвинулась поближе к огню, чтобы согреть озябшие руки, попутно оглядев величественную кровать с балдахином. В комнате было зверски холодно. Как хорошо, что мама предупредила о том, какая температура бывает в загородных домах у этих англичан, и проследила за тем, чтобы Сесили обязательно взяла с собой теплое нижнее белье – рубашки и кальсоны, чтобы окончательно не замерзнуть.

Несмотря на все заявления Одри о том, что она, должно быть, смертельно устала с дороги, Сесили чувствовала себя бодрой, как никогда. Как только служанка распаковала «английскую часть» ее багажа и взяла вечернее платье, чтобы погладить его к предстоящему ужину, Сесили натянула на себя шерстяной кардиган и, слегка приоткрыв дверь своей спальни, выглянула в коридор. Вышла из комнаты и, повернув налево, зашагала по коридору до самого конца, насчитав по пути целых двенадцать дверей. Потом вернулась к своей спальне и проделала такой же путь, но уже в другую сторону.

– Двадцать четыре двери, – констатировала Сесили со вздохом. Остается только поражаться тому, как горничным удается запомнить, кто из гостей живет в какой комнате. Поскольку ни на одной из дверей она не обнаружила соответствующего номера комнаты, как это обычно бывает в отелях, Сесили вернулась к себе в спальню. Служанка хлопотала возле камина, подправляя огонь.

– Я повесила ваше платье в гардероб, мисс. Оно готово к сегодняшнему ужину.

– В гардероб?

– Ну, да. Вон туда. – Девушка махнула рукой на стенной шкаф. – И еще приготовила вам ванну. Ванная комната рядом с вашей спальней. Но, сразу предупреждаю, там довольно прохладно. На вашем месте я бы быстренько окунулась в воду, пока она совсем не остыла, и тут же вернулась сюда, чтобы согреться возле огня.

– Хорошо. Так я и поступлю. Спасибо.

– Вам потом помочь с прической, мисс? Я обычно всегда укладываю волосы хозяйке. У меня это ловко получается.

– Спасибо большое, но, пожалуй, я справлюсь сама. А как вас зовут?

– Меня зовут Дорис. Я мигом вернусь, как только вы примете ванну.

Раздеваясь, Сесили пребывала в некоторой растерянности, но времени на раздумья не было: она быстро набросила на себя халат и поспешила в соседнюю комнату. Вообще-то язык, на котором разговаривала Дорис, казался Сесили почти что иностранным, но вот насчет температуры в ванной комнате и самой воды служанка выразилась более чем понятно. А потому Сесили последовала ее совету, быстро окунулась и тут же выскочила из воды; она уже приготовилась открыть дверь к себе в спальню, как в эту самую минуту увидела молодого человека приблизительно ее возраста, который направлялся по коридору в ее сторону.

Все еще переживая в глубине души предательство Джека, Сесили пока не была настроена на новые романтические отношения с другими представителями мужского пола, однако же стоило незнакомцу глянуть на нее и улыбнуться, как она тут же почувствовала, что сердце ее забилось сильнее. Копна небрежно рассыпавшихся черных блестящих кудрей (пожалуй, чересчур длинных для джентльмена), огромные карие глаза в обрамлении по-девичьи длинных и пушистых ресниц. Незнакомец окинул ее оценивающим взглядом.

– Добрый день, – поздоровался он, приближаясь к ней вплотную. – Могу я поинтересоваться, с кем имею честь беседовать?

– Меня зовут Сесили Хантли-Морган.

– Вот как? И что же вы здесь делаете?

– Моя мама – старинная подруга леди Вудхед, и я приехала погостить к ней на несколько дней перед тем, как лететь в Кению. – Сесили прикрыла рукой низкий вырез в халате, неожиданно почувствовав себя почти голой в этом нелепом балдахине, который она напялила на себя, отправляясь принимать ванну.

– А, это в Африке, да? – улыбнулся молодой человек. – А меня зовут Джулиус Вудхед. – Он протянул Сесили руку для приветствия. – Рад познакомиться с вами.

– Взаимно, – вежливо ответила Сесили, слегка пожала протянутую руку и неожиданно почувствовала, будто ее ударило током.

– Тогда до встречи за ужином, – промолвил Джулиус и прошествовал далее. – Наверняка нас снова будут потчевать фазанами. Но будьте осторожны, там может остаться дробь.

– Я… да… Хорошо. Буду осторожной, – ответила Сесили, не вполне поняв, что именно имел в виду Джулиус.

А он между тем уже исчез в одной из комнат. Трясущейся рукой Сесили открыла дверь в свою спальню, плотно прикрыла ее за собой и уселась возле огня.

– Джулиус Вудхед, – прошептала Сесили. – Вряд ли это кто-то из сыновей Одри. – Впрочем, она и понятия не имела, есть ли вообще у Одри дети. И потом, у него такой вид… Какой-то старый свитер весь в дырках размером с печатку, которую постоянно носит ее отец.

– Боже мой! – немного растерянно промолвила она, внезапно почувствовав, что краска ударила ей в лицо. Потом поднялась со своего места и отправилась к комоду, где было разложено ее белье, попутно решив, что все же надо будет попросить Дорис о помощи. Пусть уложит ее волосы к ужину.

* * *

– Добро пожаловать, моя дорогая! – радушно приветствовала ее Одри, когда Сесили переступила порог огромной гостиной, по сравнению с которой гостиная в родительском доме показалась ей крохотной комнаткой из кукольного домика. – Ступай же поближе к огню! – Одри взяла Сесили за руку и потащила к камину, прихватив по пути коктейль с подноса, который держал лакей, и протянула бокал гостье. – Хорошо, что ты сегодня в бархате. Все же теплее, чем в атласе или в шелке. В следующем месяце нам наконец установят здесь центральное отопление. Я пригрозила Эдгару, что если он не выполнит своего обещания, то я просто откажусь мерзнуть в этом доме еще одну зиму. Так и сказала ему, что сюда больше ни ногой.

– Спасибо вам, Одри, за то, что согласились приютить меня на несколько дней. Я чудесно устроилась, и все хорошо.

– Что ж, тогда… – Одри слегка взмахнула рукой в сторону остальных гостей. – К несчастью, начало февраля – у нас здесь мертвый сезон по части светской жизни. Большинство наших соседей разъехались кто куда, подались в теплые края. Или отправились кататься на лыжах в Сент-Мориц. Мой дорогой Эдгар тоже сейчас в Лондоне, поэтому тебе не удастся с ним встретиться. Но я пригласила к нам на ужин всех, кого смогла. А сейчас, позволь, я представлю тебя своим гостям.

Сесили поплелась вслед за Одри по кругу, улыбаясь и раскланиваясь собравшимся в гостиной. К своему разочарованию, она обнаружила, что лишь сын викария, Тристан, как там его по фамилии? – был приблизительно одного возраста с ней. Он тут же с готовностью поведал ей, что приехал в краткосрочный отпуск навестить своих родителей, которые живут в местной деревне, а вообще-то он обучается военному делу в каком-то заведении под названием Сандхерст и готовится стать офицером британской армии.

– Вы думаете, будет война? – немедленно поинтересовалась у него Сесили.

– Очень на это надеюсь, мисс Хантли-Морган. Полагаю, бессмысленно обучаться какому-то делу, не имея потом возможности использовать полученные знания на деле.

– То есть вы даже хотите, чтобы была война? – совершенно искренне поразилась она.

– Думаю, вряд ли в Англии отыщется хотя бы один человек, который не мечтал бы устроить хорошенькую взбучку этому баламуту Гитлеру. А я готов поучаствовать в подобном мероприятии в первых, так сказать, рядах.

Чувствуя легкую тошноту, то ли от двух выпитых коктейлей, то ли от всего утомительно долгого дня, который она провела в дороге, Сесили постаралась максимально деликатно отделаться от Тристана и снова вернулась к камину.

– Добрый вечер, мисс Хантли-Морган. Рад видеть вас при полном параде, вполне готовой к ужину.

Сесили повернулась на голос и увидела перед собой Джулиуса, просто бесподобно красивого в вечернем смокинге; молодой человек улыбался ей во весь рот, откровенно забавляясь всей ситуацией.

– Просто в прошлый раз вы меня застали, когда я возвращалась из ванной комнаты!

– Правда? А я было подумал, что вы крадетесь по коридору из комнаты своего любовника.

– Я…

Сесили почувствовала, что у нее покраснело не только лицо, но и шея.

– Да шучу я, шучу! – снова улыбнулся Джулиус. – Должен заметить, вы смотритесь сногсшибательно в этом платье. И оно так удачно гармонирует с цветом ваших глаз.

– Но мое платье пурпурного цвета!

– Ну и что с того? – недоуменно пожал плечами Тристан. – Это же дежурный комплимент, который джентльмены постоянно отпускают дамам.

– Да, но когда это соответствует действительности и уместно.

– О, со мной это вечная история. Все, что неуместно, это исключительно по моей части. Простите меня великодушно! Наслышан, что моя старая добрая тетушка Одри собрала ради вас весь этот бомонд и закатила самую настоящую гулянку. Вы у нее на правах почетной гостьи, как я посмотрю.

– Одри очень любезна. Но ей не стоило так хлопотать ради меня.

– Поскольку вы американка, то, как я понимаю, вы уже успели изучить глазами всю эту публику в поисках настоящего британского аристократа. К великому сожалению, их тут немного и всем уже далеко за пятьдесят. За исключением меня, конечно, – добавил Джулиус с лукавой улыбкой.

– Одри приходится вам тетушкой?

– Да, но не кровной. Мой покойный отец был младшим братом дяди Эдгара.

– О, примите мои соболезнования в связи с вашей утратой.

– Спасибо на добром слове, но отец погиб более двадцати лет тому назад во время мировой войны. Мне на тот момент было всего лишь полтора года.

– Понятно. А ваша мать?

– Слава богу, жива. И слава богу, ее здесь сегодня нет… – Джулиус придвинулся к Сесили и доверительно прошептал: – Мои дядя с тетей ее терпеть не могут.

– Но почему?

– Видите ли, вместо того чтобы обливаться слезами и блюсти вдовий траур по мужу, который расстался со своей бренной жизнью на полях сражений во Фландрии, моя матушка очень быстро нашла ему достойную замену, еще более богатого соискателя руки и сердца, чем мой бедный отец, и тут же выскочила за этого человека замуж. Всего лишь через полгода после гибели отца. Сейчас она живет в Италии.

– О, я обожаю Италию! Вам повезло, что вы выросли в такой чудесной стране.

– Ошибаетесь, мисс Хантли-Морган, – возразил Джулиус, закуривая сигарету. – Матушка, подавшись в теплые края, и не подумала взять меня с собой. Можно сказать, она оставила меня у дверей этого дома, и меня вырастила старая няня дяди Эдгара. Мисс Нейлор, так ее звали, была самым настоящим драконом в юбке.

– Так вы живете прямо здесь, в Вудхед-Холле?

– Именно так, живу. Время от времени, правда, пытаюсь вырваться отсюда, но, подобно упругому резиновому мячику, отскакиваю от любой стенки и снова возвращаюсь обратно.

– А чем вы занимаетесь? То есть я хочу спросить, чем вы зарабатываете себе на жизнь?

– О, мои занятия с точки зрения зарабатывания на жизнь – это, знаете ли, такой эвфемизм, поскольку пока они, к великому сожалению, не принесли мне ни единого пенни дохода. Дело в том, что я – поэт.

– Не может быть! А я, как думаете, уже могла читать ваши стихи?

– Едва ли, мисс Хантли-Морган, если только вы, конечно, не являетесь преданной читательницей нашей местной прессы. Я имею в виду «Газету деревни Вудхед». Люди, которые трудятся в редакции этой газеты, по доброте душевной изредка печатают некоторые мои вирши.

Откуда-то из холла послышался громкий дребезжащий звук, который повторился через пару секунд.

– О, это гонг. Нас приглашают на ужин, мисс Хантли-Морган.

– Пожалуйста, называйте меня просто Сесили, – попросила Сесили, пока они вместе с остальными гостями пересекали продуваемый всеми сквозняками холл, чтобы попасть в не менее величественную и такую же холодную столовую.

– Посмотрим, посмотрим, где моя тетушка решила вас усадить, – обронил Джулиус, обходя вокруг стола и изучая написанные красивым почерком таблички с именами гостей возле каждого столового прибора. – Так я и думал! – Он с улыбкой глянул на Сесили. – Ваше место здесь, рядом с камином. Ну, а меня сослали в Сибирь, на другой конец стола. Еще раз предупреждаю вас, помните о дроби, – добавил он, направляясь к своему месту.

Сесили заняла свое место, немного разочарованная тем, что ее ближайшим соседом оказался Тристан, а не Джулиус. Впрочем, на протяжении всей трапезы ей удавалось поддерживать необременительный светский разговор и с Тристаном, и со вторым своим соседом справа, пожилым майором. Однако мысли ее продолжали витать вокруг Джулиуса, изредка она бросала взгляды в его сторону. Вот и достав изо рта небольшой металлический шарик серебристого цвета, который там оказался, как только она откусила кусочек приготовленного на ужин фазана, она снова метнула взгляд на Джулиуса.

– А я вас предупреждал! – выразительно проартикулировал он губами в ответ, улыбнулся и тут же снова переключился на разговор с пышнотелой дамой, судя по всему, супругой майора.

– Так вы направляетесь в Африку? И куда именно? – громогласным голосом вопросил майор. – Несколько лет тому назад мне довелось побывать там. У моего младшего брата ферма по разведению крупного рогатого скота в Кении, где-то к западу от гор Абердаре.

– О, именно в Кению я и направляюсь. Остановлюсь в доме, расположенном на берегу озера Наиваша. Вы слышали про это озеро?

– Слышал ли я?! Конечно, слышал, милая. Собираетесь присоединиться к обитателям «Долины Счастья»? Так, кажется, называется эта местность.

– Понятия не имею о Долине Счастья. Меня пригласила погостить моя крестная мать, вот я и еду к ней.

– А позволительно ли мне поинтересоваться, кто ваша крестная мать?

– О, конечно. Эту даму зовут Кики Престон. Она тоже американка, как и я.

– Боже правый! – Сесили увидела, что пунцовые щеки майора, бросившего на нее ошарашенный взгляд, стали еще пунцовее. – Ну и дела! Кто бы мог подумать! Такая милая девушка…

– Так вы знаете Кики?

– Не стану лгать. Нет, лично я с ней не знаком. Но премного наслышан об этой даме. Впрочем, как и все, кто бывал в Кении.

– Получается, что она в тех краях известная личность?

– О да! Она и особенно ее подружка Алиса де Траффорд – личности весьма известные, я бы даже сказал, скандально известные. В клубе Мутаига в Найроби постоянно ходили разговоры об их проказах, мягко говоря… И потом эта великолепная девушка Айдина Сэквиль… Если бы я был лет на двадцать моложе, да вдобавок еще и холост, Айдина точно бы заарканила меня. Впрочем, у нее и без меня было полно поклонников, счастливчиков, которым она вскружила голову и сбила этих бедолаг с пути истинного. Вечеринки в ее доме и в доме Джосса Эрролла уже давно обросли кучей легенд. И к тому же… Но я почему-то уверен, что именно ваша крестная мать Кики и была той особой, которую все называли «девушкой с серебряной иглой».

– Она что, занималась шитьем? – Сесили почувствовала, как у нее голова пошла кругом от новой информации.

– О, для шитья у нее под рукой было достаточное количество негритянок, которые выполняли эту работу, но… – Майор бросил выразительный взгляд на озадаченное лицо Сесили. – Впрочем, милая, уверен, большинство этих слухов – самые обычные сплетни. И к тому же минуло уже лет двадцать, как я бывал там. Думаю, все означенные дамы уже успели угомониться, остепениться и завязали с былыми проказами своей бурной молодости.

– По вашим словам, жили они там очень весело?

– О да! Еще как весело! – Майор вытер рот салфеткой. – К сожалению, мой брат не состоял в членах этого кружка, его всегда больше интересовал собственный скот, чем шумные увеселения в клубе Мутаига. Но пару приятных вечеров мы с ним все же там провели. Вы обязательно должны навестить моего брата, когда будете в Кении. Я оставлю Одри его имя и адрес. Найти его будет несложно, уверяю вас. Только спросите Билла, и вам все укажут нужное направление.

– Вы говорите, у него скотоводческая ферма?

– Да. Старый добрый чудак, этот мой младший брат, – задумчиво бросил майор. – Так и не женился, а все свое свободное время охотно проводит среди аборигенов племени масаи, которые пасут скот на тамошних равнинах. Он всегда был у нас нелюдимым, склонным к одиночеству. Даже в детстве. А сейчас, мисс Хантли-Морган, расскажите немного о себе.

* * *

Сесили буквально падала с ног от усталости, когда наконец разошлись последние гости. Из последних сил она попрощалась с ними и медленно побрела наверх по бесконечно длинной лестнице. Уже приготовилась открыть дверь в свою спальню, но тут кто-то тронул ее рукой за плечо. Сесили негромко вскрикнула от неожиданности и развернулась, увидев перед собой улыбающегося во весь рот Джулиуса.

– Решил вот проверить, все ли зубы у вас на месте после этого ужасного фазана, съеденного на ужин.

– Да вы!.. Да вы напугали меня до полусмерти! Подкрались сзади, словно вор!

– Тысячу извинений, Сесили. Но, прежде чем вы отправитесь спать, хочу спросить, вы случайно не любитель верховой езды?

– Да, я катаюсь верхом. А что? У нас даже есть конюшня в нашем имении в Хэмптонсе. Я люблю верховую езду, хотя не уверена, что умею управлять лошадью по всем правилам.

– Я тоже не вполне уверен, что понимаю, что именно означает верховая езда по всем правилам. Но это и не столь важно. Обычно по утрам я совершаю верховую прогулку по окрестностям Даунса. Прочищаю, так сказать, мозги, прежде чем засесть за свою утреннюю работу. Если хотите составить мне компанию, милости просим. Завтра ровно в семь встречаемся на конюшне. Если, конечно, нам не помешает туман, который может спутать все планы.

– О, с большим удовольствием, Джулиус, но у меня нет подходящей одежды для верховой езды.

– Я попрошу Дорис подыскать вам подходящие бриджи или галифе и сапоги. У нас все запасные шкафы забиты такой одеждой, оставшейся от гостей за столько лет. Наверняка Дорис отыщет в этом хламе что-то, что будет вам по размеру. Итак, до завтра, да? – Джулиус снова улыбнулся.

– До завтра. Спокойной ночи, Джулиус.

Минут через десять Сесили с большим облегчением приняла горизонтальное положение на своей постели (правда, матрас, наверняка набитый жестким конским волосом, был чересчур твердым), однако сон не шел к ней. Более того, всякий раз, когда Сесили возвращалась мыслями к Джулиусу, сердце ее начинало учащенно биться.

Что приводило ее в немалое замешательство. Ведь она не сомневалась, что всю свою жизнь была без памяти влюблена в Джека и только в него одного, но еще никогда ни ее сознание, ни само ее тело не реагировали подобным образом на близость другого мужчины. К тому же Джулиус совсем не ее тип: ей всегда больше нравились блондины, а он темноволосый, загорелый, словно житель Средиземноморья. Не говоря уже о том, как раскованно и уверенно он держится с ней… Подобные манеры ей определенно не нравятся, особенно если учесть, что они познакомились лишь сегодня вечером. Но, видно, это его мало заботит. Впрочем, судя по всему, его вообще не заботит то, что о нем думают другие…

А зачем ему волноваться на сей счет? Но, пожалуй, главное – это зачем ей такая головная боль?

Наконец Сесили забылась беспокойным сном, ей снились толпы женщин, размахивающих огромными серебряными иглами, а навстречу им мчались аборигены с копьями наперевес. Потом приснился Джулиус, на которого напал лев…

Она проснулась внезапно и рывком уселась на постели. Сразу же спрыгнула с кровати и побежала к окну, отдернула в стороны ночные шторы, чтобы проверить, есть ли туман на улице. Что-то екнуло у нее внутри, когда она увидела чистое, ясное небо. Хорошее морозное утро. Все деревья в огромном парке, раскинувшемся вокруг дома вплоть до самого горизонта, сплошь покрыты инеем. Наверняка он скоро растает, если судить по ярко-оранжевому солнцу, первые лучи которого уже пробились сквозь бесконечные ряды могучих каштанов, обрамляющих со всех сторон симметрично распланированные садовые пространства.

– Какая красотища! Хоть оперу садись и пиши, – пробормотала она про себя. В эту минуту в дверь постучали, а следом вошла Дорис с чайным подносом.

– Хорошо спали, мисс? – поинтересовалась она у Сесили.

– О да, замечательно выспалась. Спасибо, Дорис.

– Вам налить чаю?

– Нет. Я сама себе налью.

– Хорошо. Так вы отправляетесь на верховую прогулку? Я вам кое-что подобрала из одежды и обуви. Думаю, вам все будет впору. Вы ведь такая хрупкая, мисс Сесили. Фигурка просто точеная.

– Спасибо. Я… да, думаю, мне стоит немного покататься верхом.

– Почему бы и нет? Тем более в такое прекрасное утро. – Дорис глянула на нее с улыбкой. – Сейчас принесу вам пакет с одеждой.

Сесили неторопливо пила чай, который оказался не таким крепким, к какому она привыкла у себя дома. И тут до нее дошло, что она пока так и не собралась позвонить родителям и сообщить им, что благополучно добралась до Англии. Интересно, как бы отреагировала мама, если бы Сесили сказала ей, что прямо сейчас собирается на верховую прогулку вместе с племянником Эдгара?

– Наверняка тут же принялась бы продумывать план вечернего приема, на котором можно будет объявить о предстоящей помолвке еще до того, как я вернусь домой, – негромко рассмеялась собственным мыслям Сесили.

– Что не так, мисс? – спросила у нее Дорис.

– Да нет, все в порядке. Просто я тут вспомнила, что должна позвонить родителям, сообщить им, что благополучно добралась до места.

– Не волнуйтесь, мисс Сесили. Наш дворецкий позвонил им еще вчера вечером и все сообщил. А сейчас давайте попробуем облачиться в эти одежки. Посмотрим, что и как.

* * *

Когда Сесили прибежала на конюшню, Джулиус уже восседал верхом на великолепном красивом черном жеребце.

– Доброе утро, – поздоровался он с ней. – А я все гадал, объявитесь вы или нет. – Он окинул ее с высоты внимательным взглядом. – Тогда вперед! – Джулиус жестом указал на красивую гнедую кобылку, которую грум как раз выводил во двор.

С помощью грума Сесили вскарабкалась в седло. Кобыла издала негромкое ржание и резко откинула голову назад. Сесили едва удержалась в седле.

– Бонни у нас девочка с характером. Уверены, Сесили, что вы совладаете с ее норовом?

Вопрос прозвучал как откровенный вызов.

– Постараюсь, – ответила она, беря из рук грума поводья и слегка успокаивая лошадь.

– Тогда в путь.

Они быстро выехали со двора, и Сесили последовала за Джулиусом по узкой дорожке, которая, петляя между деревьев, вывела их наконец на открытое пространство.

– Вам удобно? – спросил он у Сесили.

– Вполне. Но если вы не возражаете, я бы предпочла для начала более медленный темп.

– Конечно-конечно! Никаких возражений! Вначале мы предпримем небольшую прогулку легким галопом вокруг парка, а потом отправимся лицезреть окрестности Даунса. – Джулиус махнул в сторону бескрайних полей, простиравшихся вплоть до самого горизонта. – Здесь очень красиво. Дух захватывает от окружающих пейзажей.

Они перешли на медленную рысь, чтобы дать Сесили возможность и время освоиться в седле и приобрести необходимую уверенность, а потом Джулиус пустил своего скакуна легким галопом, и Сесили последовала за ним. Бонни взрывала копытами землю, наполняя воздух насыщенными запахами оживающей почвы; Сесили видела, как сверкает иней на траве и тут же тает под солнцем, кое-где в проталинах среди густой травы под каштанами уже проклюнулись головки первых подснежников, этих вестников приближающейся весны. Несмотря на холод, птицы весело щебетали, переговариваясь друг с другом, и Сесили наконец почувствовала себя почти что героиней одного из романов своей любимой Джейн Остин: все было точь-в-точь, как она себе это и представляла, читая ее романы.

– Дайте мне знать, когда захотите сбросить скорость, – крикнул ей Джулиус, скакавший впереди, хвост его жеребца мерно покачивался из стороны в сторону прямо перед Сесили. – Не дай бог, чтобы почетная гостья моей тетушки Одри сломала себе шею во время прогулки со мной!

Колючий ветер больно бил в лицо, Сесили почувствовала, как у нее начали слезиться глаза и потек нос, но она продолжала послушно скакать вслед за жеребцом Джулиуса. Однако в какой-то момент все же решила приостановить Бонни, потому что уже перестала ясно различать перед собой, но тут Джулиус остановился и повернулся к ней в седле.

– Все тип-топ? – спросил он у нее.

– Понятия не имею, что означает это ваше «тип-топ», но зато точно знаю, что мне срочно нужен носовой платок, – ответила Сесили, тяжело дыша.

– Точно, нужен, – согласился с ней Джулиус, снова развернулся в седле, а потом подъехал к ней поближе, став лицом к лицу. После чего извлек из верхнего кармана своего твидового пиджака белоснежный носовой платок из чистого льна, слегка подался вперед и стал протирать платком ее глаза.

– Честное слово, я и сама могу! – Сесили попыталась вырвать из его рук носовой платок.

– Да мне совсем нетрудно, хотя вытирать вам нос я точно не стану. Эту часть работы вы проделаете самостоятельно, – язвительно заметил он, вручая носовой платок Сесили, а она, в свою очередь, постаралась высморкаться как можно деликатнее. – Должен сказать, у вас такие красивые глаза.

– Спасибо за комплимент, но я сильно сомневаюсь, что они красивые и сейчас, когда так сильно слезятся.

– Пожалуй, прогулку по окрестностям Даунса нам стоит отложить до завтрашнего утра, хотя, как вы сами сегодня убедились, здесь по утрам гуляют очень сильные ветры. Понимаю, у вас в Америке климат значительно мягче.

– Напротив! В Нью-Йорке сейчас еще холоднее, чем у вас тут. Просто… просто я, наверное, немного простыла.

– Что меня совсем не удивляет. Дядя Эдгар у нас большой скопидом, считает каждый пенни, а вы сами можете себе представить, каких деньжищ стоит обогреть такой дом, как наш Вудхед-Холл. Это же целая куча фунтов! Довольно нелепая ситуация, особенно если вспомнить про тропики, где человек может ютиться в какой-нибудь хижине с минимумом элементарных удобств. Тогда немедленно возвращаемся домой, и пусть Дорис усадит вас возле полыхающего камина с чашечкой горячего чая.

– Но вы ведь можете продолжить прогулку и без меня, полюбоваться окрестностями Даунса в собственное удовольствие. Мне вполне по силам самостоятельно вернуться в Вудхед-Холл.

– Да я этими окрестностями любуюсь все дни недели, – улыбнулся он в ответ. – А вот вы пробудете у нас всего лишь каких-то пару дней, и потому сейчас я предпочитаю любоваться вами.

Сесили смущенно отвернулась в сторону, не хотелось, чтобы Джулиус заметил, как она покраснела. Даже шея стала красной. Сесили еще сильнее ухватилась за поводья, и они поскакали назад быстрой рысью бок о бок.

– Расскажите мне, – начала Сесили, слегка откашлявшись, – чем вы занимаетесь днями? Наверное, пишете стихи?

– О, если бы так было на самом деле! – тяжело вздохнул Джулиус. – Возможно, когда-нибудь мне все же удастся сбежать отсюда в Париж, поселюсь в какой-нибудь мансарде на Монмартре. А сейчас… А сейчас с грустью констатирую, что мои дни заняты тем, что я помогаю дяде Эдгару в управлении имением. Он меня натаскивает на это дело, словно норовистого жеребца, пугает тем, что в один прекрасный день мне придется заниматься управлением уже самостоятельно, но пока у меня не очень получается быть послушным и делать все, что делает он сам. Особенно меня донимают все эти бухгалтерские книги. Ох, уж эти бухгалтерские книги! Надеюсь, вы представляете себе, что это такое?

– Очень хорошо представляю. Мой отец всю свою жизнь корпит над такими же фолиантами.

– Жизнь без бухгалтерской отчетности восхитительна, честное слово! Но сможет ли когда-нибудь моя собственная жизнь быть такой, вот в чем вопрос. – Джулиус невесело усмехнулся. – Полагаю, мой дорогой дядюшка Эдгар уже успел понять, что у меня нет никаких математических способностей, да и по части бизнеса я тоже не очень силен, но, поскольку я являюсь его единственным наследником, он продолжает упорно надеяться на то, что я все же научусь когда-нибудь правильно складывать. Проблема лишь в том, что все это меня совершенно не интересует.

– А я вот люблю арифметику, – улыбнулась в ответ Сесили.

– Невероятно! Боже мой, мисс Хантли-Морган! С каждой минутой вы в моих глазах становитесь все более совершенной, как и каждое слово, которое срывается с ваших прелестных уст. Я еще не встречал женщины, которая откровенно призналась бы мне, что ей доставляет удовольствие заниматься математикой.

– Мне – да, как это ни дико звучит, быть может, – бросила Сесили с некоторым вызовом в голосе.

– Да я вовсе не собирался критиковать вас! Честно признаюсь, как бы я хотел найти себе подобную женщину в качестве будущей жены. Вполне возможно, я не стал бы клясться ей в вечной верности, хотя что такое эта верность в конечном счете? Но уж точно сложил бы к ее ногам все свои бухгалтерские книги. Ну вот мы и дома! – добавил Джулиус, указывая на усадебные постройки. – Предлагаю вам немедленно отправиться к себе, минуя конюшню.

Сесили уже была готова возразить, ей хотелось провести эти последние драгоценные мгновения наедине с Джулиусом, она знала наверняка, что будет дорожить ими всю оставшуюся жизнь. Но Джулиус уже спешился и подошел к ней, выжидательно глядя. Помог ей слезть с лошади, крепко обвив руками талию и на какой-то миг задержав их там даже после того, как ее ноги коснулись земли.

– Какое вы хрупкое, поистине неземное создание! – восхитился он. – Я даже не почувствовал вашего веса! А сейчас бегом в дом. Позже загляну к вам, проверю, как ваше самочувствие.

– О, все хорошо. Я уверена…

Но Джулиус уже снова вскочил в седло и взял за поводья и ее кобылку. После чего отсалютовал на прощание и быстрым галопом поскакал в сторону конюшен, ведя на поводу вторую лошадь.

* * *

Сесили была страшно разочарована тем, что за обедом Джулиус так и не появился в столовой; они с Одри трапезничали вдвоем. Одри расспрашивала ее о Доротее, о младших сестрах, подругах и приятельницах мамы, которых Сесили едва знала, в промежутках между разговорами она с трудом осилила пару ложек супа, который был заявлен как «овощной», но по вкусу скорее напоминал теплую водичку, в которой только что вымыли посуду.

– Дорогая, ты даже не притронулась к барашку, – заметила Одри, когда служанка забрала у них тарелки после второго блюда. – Судя по всему, ты действительно подхватила простуду.

– Наверное, – безропотно согласилась с ней Сесили. Кусок жирного, абсолютно несъедобного на вид мяса, который она все же решила откусить, тут же застрял у нее в горле. – Пожалуй, пойду к себе наверх и прилягу. Ума только не приложу, где я могла простудиться. Ведь у нас в Нью-Йорке гораздо холоднее.

– Все так, но не забывай, какая у нас здесь сырость, – ответила ей Одри, в речи которой в равной степени слышался и английский акцент, и американский говор. – Джулиус говорит, что простуду ты могла подхватить еще раньше, во время плавания. Я немедленно пришлю к тебе Дорис, она принесет бутылку с горячей водой и таблетку аспирина. Если сегодня вечером решишь остаться у себя, нет проблем: ужин тебе подадут прямо в комнату. К сожалению, сама я буду отсутствовать: ровно в шесть у меня собрание в местном приходе, я там состою членом совета, а эти наши заседания, они, как правило, длятся вечность. Эдгар, как тебе известно, тоже все еще в Лондоне. Ну, а Джулиус… Понятия не имею, где он будет коротать вечер… – Одри выразительно вскинула брови. – Как всегда, в своем репертуаре! Как бы то ни было, а я хочу, чтобы к воскресенью ты уже полностью оправилась. Я собираюсь устроить небольшую вечеринку с коктейлями, нечто типа прощального ужина. А сейчас ступай к себе, отдыхай и набирайся сил.

Сесили поднялась в свою спальню и улеглась в кровать. Она лежала, наблюдая за тем, как танцуют языки пламени в камине. Нет, больной она себя совершенно не чувствовала, разве что немного простуженной. А вот аппетит у нее пропал совсем по иной причине. Она закрыла глаза и попыталась уснуть, и тут же увидела перед собой лицо Джулиуса в ту самую минуту, когда он сегодня утром протирал ей глаза…

Потом раскрыла ладонь и вдохнула в себя запах его носового платка, который она продолжала сжимать в руке, и запах его самого.

«Сесили, ты ведешь себя крайне глупо! Начнем с того, что ты ведь ровным счетом ничего про него не знаешь, не говоря уже о том, что только-только ты стала приходить в себя после разрыва с Джеком. Через каких-то пять дней ты летишь в Африку, и на этом все! Ты его никогда больше не увидишь, – сказала она сама себе приказным тоном и спрятала платок в ящик прикроватной тумбочки. – Сегодня вечером тебе подадут ужин прямо сюда, и ты и думать о нем больше не станешь…»

В конце концов она все же задремала и проснулась ближе к вечеру, когда на дворе уже стало смеркаться. Тут же появилась Дорис с очередной чашкой горячего чая.

– Если вам по-прежнему нездоровится, мисс Сесили, то я бы посоветовала вам не принимать сегодня ванну, – сказала служанка. – В ванной комнате сейчас стоит зверская холодина. Когда вам подать ужин? Думаю, часов в семь, да? Как раз достаточно времени для того, чтобы вся пища хорошо усвоилась и переварилась, – продолжила служанка свою необременительную болтовню, подправляя огонь в камине.

– Спасибо, ровно в семь меня вполне устроит.

– Я сегодня вечером буду отсутствовать, в случае чего меня подменит горничная Эллен. Она присмотрит за вами. Позвоните в колокольчик, и она тут же прибежит, если вам что понадобится.

– Хорошо. Получается, что сегодня ужинать дома некому, да? – задала наводящий вопрос Сесили.

– Понятия не имею. Мистер Джулиус, он ведь у нас такой! Приходит и уходит, когда ему заблагорассудится, а потому за него ручаться не могу. – Дорис, сама того не ведая, повторила ту же мысль, которую чуть ранее, за обедом, ей озвучила Одри.

– Здесь есть где развлечься? – поинтересовалась у служанки Сесили. – То есть я хочу спросить, ближайший город недалеко отсюда?

– Да, совсем рядом. Хотя я не рискнула бы называть Хэйзлмир «городом». Правда, там есть магазины, и кино показывают. Мы с Бетти как раз и собираемся туда вечером в кино. Будем смотреть «Приключения Робин Гуда» с Эролом Флинном в главной роли. Если вам больше ничего пока не надо, тогда я побегу, разыщу Эллен и предупрежу ее, чтобы она подала вам ужин ровно в семь.

– Приятного вам вечера, Дорис.

– Спасибо, мисс. А вы поправляйтесь побыстрее.

Дорис ушла, а Сесили взялась за чтение «Великого Гэтсби», все последние несколько недель, когда голова ее была забита чем угодно, но только не чтением, книга неизменно находилась при ней, но тем не менее она еще так и не дочитала ее до конца. И вот сейчас Сесили уселась возле камина с твердым намерением возобновить чтение романа. Да, она будет читать, а не думать о Джулиусе, который в этот момент, быть может, где-то совсем рядом с ней… Но она не будет…

Ровно в семь часов вечера в дверь спальни постучали, и на пороге показалась Эллен с обещанным ужином. Опять какой-то суп, вареное яйцо и тонкий ломтик хлеба с маслом. Даже если бы у Сесили и проснулся аппетит, то принесенная еда никак не вдохновляла. Она осторожно постучала по яйцу. Видно, сварено не просто вкрутую, а варено-переварено, пока желток не превратился в камень. Сесили силой заставила проглотить себя ложку тепловатого супа, и в этот момент в дверь снова постучали. Сесили не успела сказать «Входите!», как дверь распахнулась.

– Добрый вечер, Сесили. Вот узнал, что вы сегодня ужинаете у себя в комнате. Я и сам собирался поступить так же. Но потом подумал, что могу составить вам компанию: совместными усилиями, надеюсь, мы как-нибудь осилим эту бурду, которую приготовила нам наша повариха. Полное отсутствие кулинарных способностей, доложу я вам по секрету.

Джулиус вошел в комнату, держа перед собой поднос, на котором была выставлена такая же еда, что и у нее самой.

– Надеюсь, вы не станете возражать?

– Я… Нет, конечно нет.

– Боже мой! – жалобно простонал он, поставив поднос на маленький столик возле камина, после чего уселся в кресло напротив Сесили. – Итак, как я понимаю, у вас простуда, а ужин, как я погляжу на свой поднос, практически несъедобен. К счастью, я прихватил с собой кое-что, что поможет нам согреть наши расстроенные сердца.

С этими словами Джулиус извлек из кармана бутылку с жидкостью, похожей на бурбон, а из другого кармана достал стаканчик для зубной щетки.

– Придется довольствоваться одним стаканом, – обронил он. – Но жизнь, как известно, полна импровизаций, не так ли? – Джулиус с улыбкой глянул на Сесили и щедрой рукой наполнил стаканчик почти до краев, а потом протянул его ей. – В первую очередь дамам. Исключительно в медицинских целях, разумеется.

– Но я…

– Хорошо, тогда я первый. – Джулиус залпом осушил стаканчик. – Вот так гораздо лучше! Ничто так не спасает от холода, как глоток хорошего виски.

Сердце Сесили трепетало все сильнее, она понимала, что надо как-то унять это учащенное сердцебиение.

– Разве что маленький глоток. Наверное, от него вреда не будет, – осторожно предположила она.

– От маленького глотка вреда не будет, это точно. А если рискнете сделать глоток побольше, то это пойдет вам только на пользу, – подбодрил ее Джулиус, наблюдая за тем, как она, пригубив стаканчик, начала медленно пробовать вкус напитка.

– Вот и отлично! А сейчас беремся за яйцо. – Джулиус взял чайную ложечку со своего подноса и энергично постучал ею по яйцу. – Как всегда, переварено. – Он тяжело вздохнул. – Уже сто раз напоминал тетушке, каковы должны быть стандарты питания в этом доме, а заодно говорил и о полнейшей профнепригодности ее нынешней кухарки. И все как о стенку горохом! Тетя Одри старательно делает вид, что она меня не слышит. – Он откинулся на спинку кресла. – Как такое можно есть? Остается лишь одно: пить и еще раз пить. Ваше здоровье, Сесили. – Он взял стаканчик и выпил все, что там осталось. – А сейчас расскажите мне лучше о своей жизни в Нью-Йорке. – Он снова наполнил стаканчик и протянул его Сесили. – Я там никогда не был, но все говорят, что город просто замечательный.

– Да, так оно и есть. Везде громоздятся небоскребы, взметнувшиеся до самого неба, но полно и широких, открытых пространств, так что клаустрофобия в Нью-Йорке никому не грозит. Наш дом расположен рядом с Центральным парком, там можно гулять часами, накручивая милю за милей, и при этом не встретить ни единой живой души. Мне кажется, город вобрал в себя все самое лучшее, что есть в Старом и Новом Свете. К тому же это мой дом. – Сесили неопределенно пожала плечами. – Я люблю его.

– Но объясните мне, ради всех святых, если вам так хорошо дома, то какого черта вы срываетесь с места и несетесь уже буквально через пару дней в африканские джунгли?

– Потому… потому что меня пригласила к себе в гости моя крестная мать.

– Прямо сейчас? – Джулиус впился взглядом в лицо Сесили. – И это с учетом того, что в Европе сегодня очень неспокойно, а в случае чего Кения обязательно окажется втянутой в войну. Полагаю, есть и более веские причины для такого рискованного путешествия.

– Я… я собралась замуж, но потом все расстроилось.

– Понятно. – Джулиус снова отхлебнул из их общего стакана. – И тогда вы решили бежать прочь.

– Надеюсь, я не столько убегаю прочь, сколько бегу на поиски чего-то нового. Представился удобный случай побывать в совершенно иной для меня обстановке и среде, и я решила воспользоваться им.

– Разумно. Мне вообще нравится ваш позитивный склад ума. А что может быть хуже Вудхед-Холла, да еще в разгар зимы? Уверяю вас, везде намного лучше. – Джулиус снова вздохнул. – Но такова уж моя планида. Если, конечно, не вспыхнет война. Тогда я облачусь в военную форму и отправлюсь умирать куда-нибудь на край света. А потому надо ловить момент, пока еще есть время. Вы согласны? – Он снова наполнил стакан. – Возможно, я стану вторым Рупертом Бруком, воспою тяготы уже новой войны. Но будем надеяться, что мне повезет и я не закончу свои дни на поле сражения в битве за полуостров Галлиполи.

– Простите, а кто такой этот Брук?

– Вот беда, мисс Хантли-Морган! Оказывается, вы не получили достойного образования?

– Почему это? Я окончила Вассар, лучший женский колледж в Америке, – вспыхнула уязвленная Сесили.

– Тогда ваш преподаватель английской литературы явно не справился со своими обязанностями. Руперт Брук – это гений и самый известный военный поэт всех времен и народов. Я обязательно дам вам почитать книгу его стихов.

– Я вообще-то никогда особо не увлекалась литературой. Конечно, читаю, но в основном ради удовольствия, – откликнулась Сесили, чувствуя после виски приятную расслабленность во всем теле. – Как я вам уже говорила, меня больше привлекает математика.

– Тогда у вас логический склад ума, и вы больше тяготеете к точным наукам, а не к изящным искусствам. А давайте я вас сейчас проверю на знание арифметики. Посмотрим, как быстро вы умеете считать. Хм… Итак, сколько будет девятьсот семь минус двести четырнадцать?

– Шестьсот девяносто три, – ответила Сесили после короткой заминки.

– Сто семьдесят два разделить на шесть?

– Двадцать восемь целых, шесть десятых.

– Пятьсот шестьдесят умножить на тридцать девять?

– Двадцать одна тысяча восемьсот сорок. – Сесили весело хихикнула. – Это же просто! Погоняйте меня лучше по алгебре или спросите что-то, где нужны логарифмы.

– Поскольку я смутно представляю себе, что такое алгебра, и понятия не имею ни о каких логарифмах, то я не стану вас более пытать. Вы действительно необыкновенно умная девушка. Я прав? Но вы никогда не досадовали на то, что, имея за плечами образование в колледже, вы никак не можете применить все свои знания на практике? Скажем, зарабатывать на жизнь своим трудом. А все только потому, что вы женщина и вам уже заранее уготовлен удел просматривать разве что книги расходов при ведении домашнего хозяйства. Что при ваших-то талантах сущая безделица.

– Если честно, то меня подобное положение дел сильно напрягает. Но я знаю наверняка, что папа никогда не позволит работать ни одной из своих дочерей. К сожалению, это так, и с этим уже ничего не поделаешь.

– Представляете себе, какая ирония судьбы? Все, о чем я мечтаю, это чтобы меня оставили в покое и позволили заниматься любимым делом – облекать слова в поэтические строки, а я вместо этого днями напролет учусь, как управлять имением. Ну, и, конечно, роюсь в этих бухгалтерских книгах, один вид которых мне ненавистен. – Он весело оскалился, глянув на Сесили. – А вот вы! Вы бы всю эту работу могли бы проделать с легкостью, более того, работали бы с огромным рвением. Но вам в этом праве отказано, потому что вы женщина.

– Жизнь полна несправедливостей, – задумчиво бросила в ответ Сесили. – А потому мы должны принимать ее такой, какая она есть. И тем не менее, Джулиус, мы с вами оба находимся в привилегированном положении. В один прекрасный день вы унаследуете от дяди имение и этот дом, а я стану женой и матерью и буду вести комфортную жизнь богатой матроны. Никто из нас не обречен на бедность или тем более на нищету. Ведь так?

– Разумеется, так. Но вопрос, мисс Хантли-Морган, заключается в другом. – Джулиус обозрел Сесили внимательным взглядом. – Разве деньги делают человека счастливым? Вот вы, к примеру… Вы счастливы? Или я сам?

«В данный момент я счастлива, как никогда», – подумала про себя Сесили.

– Думаю, сейчас мне хорошо, и это главное, – сказала она вслух.

– А что, по-вашему, делает человека по-настоящему счастливым? Об этом вы задумывались когда-нибудь?

– Наверное… любовь, – ответила Сесили, решив, что даже если она и покраснеет сейчас, то это не будет так заметно, поскольку лицо у нее наверняка порозовело от выпитого виски.

– И вы абсолютно правы! – Джулиус со всего размаха ударил рукой по ручке кресла. – Получается, что изящные материи все же не совсем вам чужды и под панцирем жесткой логики скрывается тонкая поэтическая душа.

– По-моему, все знают, что любовь делает человека счастливым.

– И одновременно она же может причинить человеку острейшую боль. Согласны с этим?

– Пожалуй. – Наступил черед Сесили отпивать из стаканчика. Голова у нее слегка кружилась то ли от голода, то ли от уже выпитого виски, но ей вдруг стало все равно. Еще никогда у нее не было такого восхитительно откровенного разговора с мужчиной.

– Вы действительно необыкновенно интересное создание, и беседовать с вами одно сплошное удовольствие, но, поскольку тетушка может объявиться после своего занудного собрания в любой момент, я вынужден откланяться. – Джулиус поднялся с кресла. Сесили тоже встала. – Так завтра повторим нашу утреннюю прогулку верхом? – спросил он, делая шаг к ней навстречу. – Если вам, конечно, полегчает. – И неожиданно схватил ее за руку и привлек к себе. Прежде чем Сесили начала протестовать, он закрыл ей рот поцелуем. И она тотчас же ответила на этот поцелуй, ответила со всей силой страсти, как никогда раньше не целовала Джека. И даже когда одна рука Джулиуса коснулась ее груди и стала ласкать ее, а вторая еще теснее прижала ее к себе, что она даже почувствовала, насколько он возбужден, Сесили не оттолкнула его от себя.

– Боже мой, вы великолепны, – прошептал он ей на ухо.

И только когда его рука попыталась проникнуть к ней под блузку, Сесили все же нашла в себе силы оттолкнуть его от себя.

– Джулиус, мы не должны…

– Знаю, мы не должны… – согласился он, и его блуждающая рука коснулась щеки Сесили и ласково погладила ее. – Приношу свои извинения, Сесили. Но вы… Вы неотразимы. Боюсь, я не сумею совладать с собой, а потому ухожу немедленно. Спокойной ночи. – Он еще раз поцеловал ее в губы и вышел из комнаты, унося с собой поднос с нетронутым ужином.

12

На следующее утро Сесили проснулась, чувствуя себя очень хорошо после вчерашнего поцелуя и вполне готовая к верховой прогулке вместе с Джулиусом; собственно, размышляла она через пару дней, лежа в его объятиях на какой-то конской попоне, пропахшей лошадиным потом, она еще никогда в жизни не чувствовала себя так хорошо. Они встретили восход солнца, а потом Джулиус предложил ей спешиться, привязать лошадей, а самим отправиться взглянуть на одну довольно причудливую беседку – странное сооружение квадратной формы, воздвигнутое прямо посреди поля, во всяком случае, вдали от любопытных глаз обитателей Вудхед-Холла. Внутри было темно, пахло сыростью, но, как только за ними закрылась дверь, Сесили с готовностью упала в объятия Джулиуса. Если вспомнить бейсбольные метафоры применительно к сексу, то она, позабыв всякий стыд, сразу же позволила ему контакты второй базы, то есть соприкосновения типа «кожа к коже». А на следующий день наступила уже очередь третьей базы, когда он коснулся ее ниже пояса…

– Что я творю? – с отчаянием спрашивала она себя, глядя в окно своей спальни после того, как утром сорвалась попытка Джулиуса перейти к четвертой базе, то есть непосредственно к самому половому акту. – Через два дня мне лететь в Кению. Но я не хочу лететь в эту Кению! – прошептала Сесили сквозь слезы. – Я хочу остаться здесь, рядом с Джулиусом…

В самом безутешном настроении она вернулась к кровати и улеглась на постель. Сесили была измотана вереницей бессонных ночей, сердце ее трепетало от одной только мысли о том, сколь сладостными были его объятия. Но, несмотря на усталость, никогда еще Сесили не чувствовала такого прилива жизненных сил. Можно сказать, одно присутствие Джулиуса рядом с ней приводило ее в состояние эйфории.

– Никогда я не чувствовала ничего подобного по отношению к Джеку. Никогда! – сказала Сесили, глядя на балдахин над своей кроватью и вспоминая, что почему-то всегда испытывала некое чувство неловкости, когда Джек, перед тем как уйти к себе домой, целовал ее на прощание. – Боже, что же мне делать?

Странно, но о будущем они не говорили. Да, собственно, они вообще мало разговаривали, потому что Джулиус все то время, что они были вместе, непрерывно целовал ее. И при этом не уставал повторять, как она прекрасна, что она самая прекрасная девушка, которую он когда-либо встречал в своей жизни, он даже пару раз обронил как бы невзначай, что, кажется, влюбился в нее по-настоящему…

– А я люблю его без всяких «кажется», – сказала Сесили вслух, и слезы снова подступили к ее глазам при мысли о скорой разлуке. Ведь осталось всего лишь два дня. Только два дня! Но ведь этого вполне достаточно, чтобы он попросил ее остаться…

Сразу же после ужина в обществе Одри Сесили, сославшись на головную боль, поспешила к себе. Ей было нестерпимо больно видеть за столом напротив себя Джулиуса, беседующего обо всяких пустяках; как же он не понимает, что драгоценные мгновения, которые она могла бы провести в его объятиях, тают и безвозвратно улетучиваются прочь буквально на глазах? Сесили улеглась между простынями и тут же выключила свет, надеясь, что в темноте она немного успокоится и поскорее уснет. И она действительно начала дремать, когда услышала легкое постукивание в свою дверь.

– Сесили, дорогая, ты уже спишь?

Не успела она ответить, как Джулиус оказался рядом с ней в постели.

– Джулиус, что ты делаешь? Что подумает твоя тетя? Я…

– Она уже спит беспробудным сном. К тому же ее спальня в противоположном конце коридора. А сейчас замолчи и позволь мне поцеловать тебя.

Вначале были сброшены простыни, а потом сорвана и ночная сорочка.

– Нет! Мы не можем! Мы не должны! Я же скоро улетаю в Кению…

– Но разве это не изумительно, дорогая, лежать нагой в моих объятиях, чувствовать прикосновение моей кожи к своей…

Он взял ее руку и положил на атласно гладкую кожу вокруг своей шеи, потом сдвинул руку чуть ниже, чтобы она коснулась вздыбившихся волос на его груди, пощупала мускулы его живота, а потом…

– Нет! Пожалуйста, прошу тебя! Я не могу! Ведь мы официально даже не пара.

– Зато мы пара по жизни, разве не так? Мы самая настоящая пара, безумно влюбленная друг в друга. Я люблю тебя, Сесили! Если бы ты только знала, как сильно я люблю тебя…

– И я тебя люблю, – прошептала Сесили в ответ, Джулиус отпустил ее руку и принялся ласкать грудь, а потом рука его заскользила по всему ее телу.

– Ты дождешься? Будешь ждать, пока я вернусь? – выдохнула Сесили.

– Дождусь чего? – спросил он, укладываясь на нее сверху и прижимаясь своей отвердевшей плотью к ее телу.

– Меня, конечно, – снова прошептала Сесили, уже ничего не соображая, настолько сильными и необыкновенно волнующими были эмоции, которые она переживала в эти мгновения.

– Конечно, дождусь, моя дорогая. Само собой, я буду ждать.

И только тогда, когда он попытался проникнуть глубже, разум снова взял вверх над ее чувствами.

– Нет, Джулиус! Нет! Я ведь могу забеременеть. Я не могу! Пожалуйста!

– Не волнуйся, дорогая. Я не допущу этого. Я кончу после. Обещаю… А сейчас расслабься и доверься мне полностью.

– Но ведь мы даже не помолвлены, Джулиус!

– И что с того? Объявим о нашей помолвке попозже, потом, – отмахнулся он и энергично задвигался внутри нее. – Так нам предназначено самой судьбой, моя дорогая Сесили, разве нет?

И тут в мозгу Сесили молнией мелькнуло, как безмерно счастлива будет Доротея, узнав, что в один прекрасный день ее дочь станет полновластной хозяйкой Вудхед-Холла. Наверное, даже отец простит ей сегодняшнюю ночь за такой почетный приз.

– Так, – покорно ответила она Джулиусу.

* * *

На следующее утро Сесили проснулась поздно, глянула на свои дорожные часы, лежавшие рядом с кроватью на прикроватной тумбочке, и увидела, что уже десятый час. Она продолжала лежать, все еще немного сонная после ночных забав. Мысли кружили роем и метались в разные стороны: она понимала, что поступила неправильно и совершила необдуманный поступок. Но тут же принималась успокаивать себя: вон сколько ее бывших однокурсниц лишились девственности, еще когда они учились в колледже. А самой волнующей была мысль о том, как и когда именно они с Джулиусом объявят о предстоящей помолвке. Фактически Джулиус ведь так и не сказал, что собирается жениться на ней. Может быть, он сделает ей предложение, когда она вернется из Африки… Правда, тут еще и потенциальная угроза скорой войны…

Наконец Сесили села на постели и свесила ноги: все ее тело ныло и болело, причем в таких местах, о которых она раньше и не подозревала, что там может быть больно. Она поднялась с кровати и тут увидела небольшое пятнышко крови на простыне.

– Но ведь для месячных еще рано, – пробормотала Сесили про себя, немного озадаченная увиденным. И тут до нее дошло, что может означать эта кровь: она вспомнила все эти ночные разговоры шепотом, которые вели девчонки в дортуаре, когда они учились в Вассаре. Сесили даже покраснела при мысли о том, что подумает Дорис, увидев пятно на постели, набросила сверху еще одну простыню и одеяло и только потом позвонила в колокольчик. Попутно заметила, что у нее под дверью лежит конверт. Поспешила схватить его еще до прихода служанки с утренним чаем, после чего уселась на постели и погрузилась в чтение записки.

Моя дорогая Сесили,

Мне нужно срочно отбыть сегодня в Лондон по делам моего дяди, но, надеюсь, я успею вернуться к твоему отъезду, чтобы попрощаться лично. Минувшая неделя была необыкновенной. Ты не находишь? Но, если случится так, что я не смогу вернуться вовремя, тогда желаю тебе счастливого пути, дорогая моя девочка. И пожалуйста, обязательно напиши мне из Кении и как можно скорее сообщи, по какому адресу можно будет писать тебе. Мы должны быть постоянно на связи.

Джулиус

У Сесили уже не оставалось времени на то, чтобы поразмыслить над глубинным смыслом записки Джулиуса, потому что в комнату вошла Дорис с чайным подносом.

– Доброе утро, мисс Сесили. А утро сегодня великолепное! Взгляните сами! – Дорис отдернула ночные шторы на окне. – Сегодня вы заспались дольше обычного. И хорошо! Особенно, если вспомнить, что у вас сегодня вечером коктейльная вечеринка. А уже завтра вы сядете в аэроплан и полетите в Африку. Боже, спаси и сохрани! – Дорис зябко повела плечами, наливая чай в чашку. – Я буду молиться за вас. Честное слово! С вами все в порядке, мисс? Что-то вы сегодня сами на себя не похожи.

Сесили, уставившаяся в окно, при этих словах служанки повернулась и улыбнулась.

– Наверное, тоже немного нервничаю в связи с этим перелетом. Так я думаю.

– Понятное дело. Завтра вы уезжаете рано. Как смотрите, если все ваши вещи я уложу уже сегодня, сразу же после обеда? Тогда у вас еще останется немного времени, чтобы отдохнуть перед вечеринкой. Хотите, чтобы я вам снова сегодня уложила волосы?

– Почему бы и нет? – снова улыбнулась Сесили. Ей не терпелось, чтобы служанка поскорее оставила ее одну и она смогла бы спокойно подумать над тем, что означает записка Джулиуса, которую он ей оставил. – Спасибо, Дорис. Я вскоре спущусь к завтраку.

– Хорошо, мисс. Если я вам вдруг понадоблюсь, позвоните в колокольчик. – Дорис присела в поспешном реверансе и удалилась из комнаты.

Как только за ней закрылась дверь, Сесили вторично перечитала записку. Она никак не могла взять в толк, что же скрывается между строк. И почему Джулиус минувшей ночью ни словом не обмолвился о том, что утром уезжает в Лондон? Но, может, необходимость в поездке возникла внезапно? И он торопился? Иначе как еще можно объяснить ту холодность, которой веяло от каждого написанного им слова? Такой разительный контраст со всеми теми словами, что он твердил ей минувшей ночью.

«Но он же написал, что надеется вернуться вовремя, чтобы лично попрощаться с тобой, – уговаривала она себя, пока пила чай. – Возможно, он набросал записку второпях, на тот случай, если у него не получится…»

Она вдруг почувствовала себя страшно одинокой, все минувшие дни рядом с ней был Джулиус, развлекал ее, помогал коротать время, а что теперь? Она отправилась в сад на прогулку, чтобы немного побыть на свежем воздухе и, что называется, прочистить мозги. Но на душе было неспокойно. Снова и снова мысленно перебирая в памяти слова из его записки, Сесили нутром чувствовала, что-то здесь не так. Конечно, многие излагают свои мысли на бумаге более казенным стилем, чем говорят, но ведь Джулиус – поэт…

После обеда Сесили принялась нервно расхаживать по своей комнате, пока Дорис аккуратно раскладывала стопками ее одежду и укладывала ее в чемоданы; служанка болтала без умолку, Сесили оставалось лишь вяло реагировать на ее слова короткими «Да», «Нет» или «В самом деле?». Наконец была уложена последняя вещь, и Дорис захлопнула крышку последнего чемодана.

– Все готово, мисс. Вот теперь можете расслабиться и повеселиться на предстоящей вечеринке.

– Вы случайно не в курсе, а Джулиус вернется к вечеру?

– Ой, и не спрашивайте у меня о нем, мисс. Он же сам себе хозяин, что хочет, то и творит! – Дорис возмущенно закатила глаза, чтобы лишний раз подчеркнуть правоту своего заявления. – Но, как правило, он остается в Лондоне на ночь. Там же у него невеста живет. Понимаете?

– Невеста?

– Да. Ее зовут Вероника. Такая вся из себя светская штучка… Я часто вижу ее фотки на страницах разных журналов. Одному Богу известно, как она с ним справится, когда они поженятся и она переедет к нам сюда, в эту глушь.

У Сесили подкосились ноги, и она безвольно опустилась на кровать. «Только не хватало лишиться чувств от потрясения», – мелькнуло у нее.

– Понятно. И как долго они, – она нервно сглотнула, – помолвлены?

– О, уже больше полугода, по-моему. Свадьба намечена на лето.

– Леди Вудхед ни единым словом не обмолвилась мне об этом.

– Понятное дело! Она крайне отрицательно относится к предстоящему бракосочетанию. Ее сиятельство полагает, что Вероника чересчур резвая девушка и мало подходит на роль следующей владелицы замка. Но как по мне, так все мы в молодости горячие. Уверена, став замужней дамой, она быстро остепенится и успокоится. К тому же ей еще предстоят немалые хлопоты. Знаете, быть женой Джулиуса – это еще та работенка… Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду.

– Боюсь, я не вполне вас понимаю, – сдавленным голосом сказала Сесили. – Пожалуйста, объясните.

– Уверена на все сто, что он и сейчас встречается с другими женщинами. Да и все наши горничные того же мнения. Одну девчонку из местных я знаю, он точно увивается за ней… Мы с Эллен своими глазами видели, как пару месяцев тому назад он рано утром, еще на рассвете, крадучись, выходил из ее дома. Одно слово, мужчины! Разве им можно доверять? Как по мне, то лучше я остаток своих дней проведу в одиночестве, но уж доверять этим… Ни за что! Ладно! Тогда я оставляю вас в покое, немного отдохните, а в пять часов приду, приготовлю вам ванну.

Дорис ушла, а Сесили так и осталась сидеть неподвижно на кровати в прежней позе, сложив руки на коленях и тупо уставившись в окно. Она до сих пор ощущала присутствие Джулиуса внутри себя: болезненно ныли и воспалились все ее интимные части тела, лишнее напоминание о том, как ловко ее одурачили и обвели вокруг пальца. Сколько раз она раньше обзывала всяких легковерных женщин «тупицами», дескать, нельзя же быть такими наивными дурочками, чтобы верить всем этим сладким словам, которые расточает мужчина, добиваясь своего. И вот тебе, получай! Сама пополнила ряды этих самых дурочек.

Но ведь он ни разу даже не упомянул о существовании Вероники, не говоря уже о предстоящей женитьбе…

Если только он не собирается расторгнуть помолвку и потому так спешно отправился в Лондон.

– О, нет, Сесили! – прошептала она, повесив голову и раскачивая ее ритмично из стороны в сторону. – Нельзя быть такой наивной. Ты же понимаешь, что ничего подобного он делать не станет.

Слезинка выкатилась из глаза и одиноко покатилась по ее щеке, но Сесили поспешно смахнула ее прочь. Больше она не будет заниматься самобичеванием. Хватит! Все свершившееся – дело ее рук. Проявила верх глупости, несмотря на весь свой хваленый ум. Она оказалась настолько глупой, что сейчас не заслуживает и грана жалости или сострадания.

Через какое-то время Сесили поднялась с кровати, подошла к чемодану, заперла замки на ключ, после чего уселась сверху на крышку.

Одно она знала наверняка: больше она не поверит ни одному мужчине. Никогда!

13

Озеро Наиваша, Кения

– Добро пожаловать в мой дом Мундуи-Хаус, дорогая девочка! – с ликованием в голосе воскликнула Кики, легко спрыгивая с пассажирского места в белом «бугатти», на котором они проделали сюда более чем трехчасовой путь из Найроби и кузов которого был сейчас покрыт густым слоем красновато-бурой пыли. Почти всю дорогу Сесили ехала с закрытыми глазами: во-первых, пыль вокруг машины клубилась, как тот дым вокруг лампы Аладдина, от чего постоянно хотелось чесаться, а во-вторых и главным образом, потому что она слишком устала, чтобы держать глаза открытыми.

– О! – воскликнула Кики, воздевая руки к небу. – Как же я счастлива снова оказаться дома. Идем же, сейчас я покажу тебе все вокруг. Ты должна увидеть это собственными глазами, а потом мы отпразднуем твой приезд шампанским. А может, прямо сейчас, по глоточку, прежде чем отправляться на экскурсию? А вечером я приглашу на коктейль своих друзей, чтобы они могли познакомиться с тобой.

– Кики, я… После такой утомительной дороги я шага не могу ступить, – выдавила из себя Сесили, с трудом вылезая из машины и щурясь на непривычно ярком солнце, которое, казалось, насквозь прожигало сами зрачки. Она снова закрыла глаза, чтобы защитить их от столь интенсивного солнечного света, и ее немного повело в сторону, пришлось даже ухватиться за дверцу машины.

– Конечно-конечно, бедняжка! – Кики тут же подскочила к ней и подхватила под руку. – Алееки! – окликнула она кого-то. – Немедленно отведи мисс Сесили в дом, иначе она вот-вот лишится чувств. Проводи ее в Розовую комнату, в противоположном конце коридора от моей спальни. Ту самую, в которой жил Уинстон.

– Слушаюсь, мемсахиб.

Сильная рука стальными пальцами схватила Сесили за плечи.

Она открыла глаза, рассчитывая увидеть перед собой высоченного крепкого негра, но вместо огромного верзилы увидела тщедушного старика с птичьей наружностью, уставившегося на нее внимательным взглядом темно-карих глаз.

– Обопритесь на меня, мемсахиб, – сказал он ей.

И Сесили послушно повиновалась, чувствуя себя при этом крайне неловко от того, что прибегает к помощи человека, пожалуй, втрое старше ее самой. Единственное, что она успела заметить, пока он вел ее в дом, а потом сопровождал по лестнице наверх, так это то, как замечательно прохладно внутри, особенно после той изнуряющей духоты, которая преследовала их на протяжении всей поездки на автомобиле сюда из Найроби.

– Вот ваша, комната, мемсахиб.

Сесили направилась прямиком к мягкому креслу с высокой откидывающейся спинкой и рухнула в него, иначе упала бы прямо там, где стояла. Алееки подошел к кровати, откинул в сторону верхнюю простыню и одеяло. Господи, мелькнуло у нее, в такую жару они еще пользуются одеялами! Потом дернул за шнурок и привел в действие вентилятор, установленный под потолком.

– Ставни вам закрыть, мемсахиб?

– Да, пожалуйста.

Сесили издала облегченный вздох, когда ослепительный солнечный свет перестал проникать сквозь многочисленные створки окон.

– Принести вам чаю? Или лучше кофе?

– Нет, спасибо, ничего не надо. Лучше просто воды.

– Вода здесь есть. – Алееки указал на графин, стоявший рядом с кроватью. – И там внизу тоже. – Он махнул рукой на нижнюю полку стенного шкафа. – Вам помочь раздеться? Я позову служанку.

– Спасибо, не надо. Мне просто нужно немного поспать.

– Хорошо, мемсахиб. Если вам понадобится какая-то помощь, нажмите на звонок. Понятно? – Старик указал на кнопку звонка, вмонтированную в стену рядом с кроватью.

– Спасибо. Обязательно.

Наконец за слугой затворилась дверь. Сесили, преодолевая те несколько шагов, которые отделяли ее от постели, подумала, что от облегчения готова кричать во весь голос. Она с наслаждением откинулась на матрас. Конечно, надо было бы раздеться, ведь ее одежда грязная, пропиталась потом и пылью после такой долгой дороги, но это все потом…

Глаза ее закрылись сами собой, приятный ветерок от вращающегося вентилятора обдувал прохладой лицо, и Сесили тут же погрузилась в сон.

* * *

– Дорогая моя, пора вставать. Иначе потом ты не уснешь всю ночь. К тому же через час уже соберутся гости, мои друзья, которых я пригласила специально, чтобы познакомить с тобой.

Сквозь сон до Сесили долетел голос ее крестной матери.

– Я распорядилась, чтобы Мурата приготовила тебе ванну, а вот и бокал шампанского для того, чтобы ты окончательно проснулась.

– Я… а который сейчас час? – пробормотала Сесили хрипловатым после сна голосом и сглотнула слюну, собравшуюся во рту. Глотать было больно, потому что в горле пересохло.

– Уже пять часов вечера, милая. Ты проспала беспробудным сном целых шесть часов.

«Я бы могла проспать так и целых шесть недель», – подумала про себя Сесили, с трудом отрывая голову от подушки и слепо щурясь на свою крестную мать.

Кики предстала перед ней свежая и благоуханная, словно только что распустившийся бутон розы, темные волосы собраны в красивый шиньон, на лице – безупречный макияж. Она была облачена в длинное вечернее платье из зеленого шелка, в тон платью были подобраны изумрудные серьги с бриллиантами и такое же колье. Словом, хозяйка дома была необыкновенно красива. Ничто в ее внешности не напоминало о том, что она только что пересекла сразу несколько континентов, вначале на самолете, потом на пароходе и наконец машиной. Интересно, что это Кики там прячет в своей сверкающей камешками вечерней сумочке, мелькнуло у Сесили. Но, что бы там ни было, она, судя по всему, готова была поделиться содержимым немедленно.

– Выпей, дорогая. Уверяю тебя, это самое лучшее средство, чтобы почувствовать прилив бодрости. – Кики протянула Сесили стакан, но та лишь отрицательно качнула головой, мысленно недоумевая, почему это все старшие так усиленно стараются споить ее.

– Я не могу, Кики, честное слово.

– Хорошо. Но я оставлю это возле твоей кровати на тот случай, если ты вдруг передумаешь. Я тут порылась в твоем чемодане и кое-что подобрала тебе на вечер, попросила Мурату погладить платье. Теперь оно висит в твоем шкафу. – Кики жестом показала на стенной шкаф, расписанный в восточном стиле, легкой походкой прошлась по комнате и принялась раздвигать ночные шторы, а потом открыла и ставни. – В любом случае, тебе надо поторопиться, дорогая моя, иначе ты рискуешь пропустить свой первый закат солнца по приезде в Мундуи. Как бы плохо я себя ни чувствовала, но это зрелище всегда поднимает мне настроение.

Кики замерла на несколько секунд возле одного из окон, устремив взор куда-то вдаль. Легкий вздох сорвался с ее уст, но уже в следующее мгновение она снова стала прежней Кики, повернулась и с улыбкой взглянула на свою крестницу.

– Я так рада, что ты приехала ко мне, душа моя. Обещаю, мы тут с тобой устроим себе превеселую жизнь, и ты в два счета залечишь все свои сердечные раны. Итак, до встречи внизу ровно в шесть. – Кики стремительным шагом удалилась из комнаты, оставив после себя легкий шлейф аромата своих фирменных духов – что-то необычное и такое же экзотичное, как и она сама.

К этому моменту Сесили уже окончательно проснулась и почувствовала, что буквально умирает от жажды. Вынула пробку из фляжки с водой, лежавшей на прикроватной тумбочке, и с жадностью припала к воде: она была тепловатой на вкус и уже слегка застоявшейся. Но тут в дверь снова постучали, и на пороге появилась юная негритянка. Такое впечатление, что по ее вьющимся волосам прошлись бритвой, темные колечки кудрей плотно прилегали к коже головы. На служанке болталось простое хлопчатобумажное платье бежевого цвета, слишком большое для ее хрупкой фигурки. На вид девочке было не больше тринадцати-четырнадцати лет… «Совсем еще ребенок», – подумала Сесили.

– Бвана, ваша ванна готова. – Девушка махнула рукой на дверь за своей спиной, а потом поманила за собой Сесили.

Сесили нехотя сползла с кровати и проследовала за служанкой в соседнюю комнату, где стояла большая ванна, тут же находился и унитаз с огромным деревянным стульчаком, смахивающим на королевский трон.

Мурата жестом показала на кусок мыла, рядом с ванной лежали фланелевый халат и аккуратная стопка полотенец.

– Все хорошо, бвана? – спросила у Сесили девчушка.

– Да, все в порядке. Спасибо, – кивнула в ответ Сесили и улыбнулась служанке.

Если Сесили получала наслаждение от ванных процедур, даже не задумываясь над этим, то сейчас она впервые в жизни поняла, что значит «наслаждаться, принимая ванну». Ее путешествие в Кению началось в Саутгемптоне и продлилось целых три, если не все четыре дня. Несколько раз их самолет совершал посадку для того, чтобы дозаправиться горючим. Последняя посадка произошла в каком-то местечке под названием Кисуму рядом с озером Виктория, хотя на тот момент Сесили уже абсолютно перестала ориентироваться и во времени, и в пространстве. Помнится, она с большим трудом выбралась из небольшого самолетика, и Кики отвела ее в какую-то хибару под железной крышей, стоявшую рядом с аэродромом, где они просто наспех обдали себя водой и тут же пересели на другой самолет, который наконец-то доставил их в Найроби. Получается, что уже целую вечность кожи Сесили не касалось мыло. Впрочем, целую вечность она также промучилась без сна, чему в немалой степени способствовало и настроение после того, как она покинула Англию…

Хорошенько отмокнув в воде, Сесили обозрела саму воду с грязными разводами на поверхности и явными следами грязи по краям ванны. Не мешало бы сполоснуться еще раз, уже в чистой воде, но времени на дополнительные водные процедуры не было. Да и потом, не стоит забывать, сколько галлонов воды перетаскали руки слуг, чтобы наполнить для нее ванну, потому как, оглядевшись по сторонам, Сесили так и не обнаружила водопроводного крана.

Вернувшись к себе в комнату, она постаралась успокоить себя хотя бы тем, что дом Кики совсем не похож на затрапезную грязную хижину, затерянную в джунглях, какую Сесили рассчитывала увидеть перед собой. Огромные квадратные окна в деревянных переплетах, высокие потолки, деревянные полы, все это сразу же напомнило старинные поместья в колониальном стиле, те, что она видела в Бостоне. Стены в ее спальне были выкрашены в белый цвет, который разнообразила яркая мебель с восточным орнаментом. По центру комнаты возвышалась массивная деревянная кровать, над которой свисал какой-то странный балахон, похожий на мелкую сетку. Сесили подошла к окну и впервые после своего приезда обвела взглядом окрестности.

И тут же приложила руку ко рту, невольно издав громкий возглас восхищения. А ведь Кики сказала ей правду: ослепительно красивый пейзаж. Солнце уже висело низко на по-прежнему лазурно-голубом небе, освещая потоками золотистого света плоские кроны каких-то диковинных деревьев вокруг дома. Газоны, окружающие со всех сторон Мундуи-Хаус, плавно сбегали вниз, к берегам огромного озера, водная гладь которого вобрала в себя все краски вечернего неба, по которому сновали разноцветные птички, перелетая с одного дерева на другое. Таких насыщенных и ярких красок Сесили еще никогда не видела.

– Красота! – восторженно выдохнула она: пейзаж, распростершийся перед ее глазами, был поистине «библейским», как описала бы его одна из ее прежних подружек по колледжу, которая изучала в Вассаре теологию.

Впервые за все то время, что прошло после отъезда Сесили из Англии, пульс ее, который лихорадочно скакал, стоило ей только вспомнить о том, что они с Джулиусом натворили, не говоря уже о многодневной болтанке между небом и землей, плюс еще и морская качка на последнем этапе путешествия, так вот, впервые за все это время пульс ее стал замедляться. Сесили открыла окно и подставила лицо теплым струям воздуха, вслушиваясь в разноголосую перекличку незнакомых птиц и животных, и вдруг подумала, как же далеко от нее сейчас отстоят и Англия, и Америка. Сесили действительно оказалась совершенно в другом мире, и почему-то именно в эту минуту у нее возникло странное ощущение, что именно это дивное место определит всю ее дальнейшую жизнь.

– Бвана, – раздался тихий голосок за спиной, и Сесили очнулась от собственных мыслей.

– Да… Слушаю…

– Нет, нет и еще раз нет! – Молоденькая служанка подбежала к ней. – Никогда, никогда! – повторила Мурата, плотно закрывая окно. – Только не вечером, – пояснила она, угрожающе помахав пальцем. – Мбу!

– Что? Прости, не понимаю.

Девочка энергично задвигала пальцами и издала негромкий жужжащий звук, а затем указала на сетчатый полог над кроватью.

– О, ты хочешь сказать, москиты?

– Да, да, бвана. Они очень плохие. – Мурата выразительно провела пальцем вокруг шеи, присовокупив к этому жесту взволнованное выражение лица, потом еще раз проверила, плотно ли закрыто окно, и, убедившись, что все в порядке, поставила его на защелку, чтобы никакие москиты не сумели пробиться в комнату, даже если они вознамерятся вскрыть замки. – Только не на ночь. Понятно?

– Да, понятно! – Сесили чересчур экзальтированно закивала головой, а сама вспомнила про хинин, который якобы помогает при малярии. Мама ведь настояла на том, чтобы этот препарат был включен в ее дорожную аптечку, которую порекомендовал взять с собой их семейный врач.

Между тем девчушка подошла к стенному шкафу и извлекла из него то самое платье, в котором Сесили должна будет предстать перед гостями Кики сегодня вечером.

– Вам помочь?

– Нет, спасибо, сама справлюсь.

– Акуна матата, бвана, – прощебетала в ответ девочка и проворно скрылась за дверью.

* * *

– Моя дорогая! – громко приветствовала Кики крестницу, которая появилась на террасе в сопровождении Алееки. – Ты как раз вовремя! – Кики взяла Сесили за руку и повела вдоль террасы, потом они спустились вниз и побрели к воде, петляя между странными деревьями с необычными плоскими кронами – такое впечатление, что деревья растут вниз, а не тянутся вверх, к свету. – Я так рада, что гости еще не начали собираться и мы можем встретить твой самый первый закат в Кении только вдвоем. Разве это не захватывающее зрелище?

– Да, – согласилась Сесили, наблюдая за тем, как солнце после долгого-долгого дня садится за горизонт, освещая напоследок небо последними всполохами красно-оранжевого света. И сразу же грянул громкий и слаженный хор цикад, от пения которых, казалось, завибрировал сам воздух, еще не успевший остыть после полуденного зноя. Эта какофония звуков невольно заставила Сесили содрогнуться, у нее даже мурашки побежали по коже, и это несмотря на царящее тепло. По мере того как солнце клонилось все ниже и ниже к кромке горизонта, усиливался и шум, создаваемый всевозможными звуками, пронизывающими пурпурно-лиловые сумерки.

– Не пугайся, милая, – тут же поспешила успокоить ее Кики. – Это всего лишь насекомые, птицы, животные прощаются и желают друг другу доброй ночи. Во всяком случае, мне так хочется думать, если только где-нибудь уже часа в три ночи мы не услышим рычание льва прямо здесь на террасе, у себя под боком. Шучу-шучу, конечно! Хотя однажды такое действительно приключилось. Но, слава богу, обошлось без жертв, и лев никого из нас не слопал. Когда ты немного придешь в себя после столь утомительной дороги, мы обязательно свозим тебя в буш на настоящее сафари.

Внимание Сесили привлекла неожиданно появившаяся рябь на спокойной глади озера.

– О, это всего лишь гиппопотам… Совершает свое вечернее омовение, – пояснила Кики самым обыденным тоном, раскуривая очередную сигарету в длинном мундштуке из слоновой кости. – Огромные и безобразные на вид эти гиппопотамы. Я всегда удивляюсь, когда вижу их, как они умудряются держаться на воде и не тонуть. Но на самом деле они душки. Никакого вреда! Ни за что не потревожат тебя, если сам не начнешь приставать к ним. – Кики медленно выпустила через нос струйку дыма. – Собственно, это правило номер один для всех, кто живет в Африке. Не тронь животное, и оно не причинит тебе вреда. Мы должны уважительно относиться к тем, кто поселился в этих местах раньше нас. И это относится не только к животным, но и к людям.

Внезапно прямо возле уха Сесили запищал москит, она досадливо отмахнулась от него, а про себя подумала, стоит ли ей уважать и москитов.

– И на москитов не обращай внимания, – продолжила свои рассуждения Кики, заметив движение руки Сесили. – Наверняка они тебя покусают, но, к счастью, смерть от малярии тебе не грозит. Со временем ты вообще приобретешь иммунитет и станешь нечувствительной к их укусам. А вообще-то при укусах хорошо помогает алоэ. Шампанского? – предложила Кики, когда они снова вернулись на террасу, где уже скопилась прислуга в ожидании распоряжений от хозяйки.

Несколько слуг, облаченных в униформу разнообразных бежевых оттенков, хлопотали вокруг стола, устраивая на нем некое подобие бара. Среди прочих Сесили узнала и Алееки, который помогал ей ранее. Он единственный выделялся среди других своим нарядом: серый жилет и длинный кусок какой-то материи в клетку, присобранный по талии на манер скорее юбки, чем брюк. На седой голове – аккуратная мягкая шапочка в пестрый рисунок, похожая по форме на феску. Алееки глянул на Сесили своими серьезными карими глазами и жестом пригласил ее пройти к бару.

– Может, мартини? – предложила Кики. – У Алееки всегда получается замечательный мартини. Превосходный вкус!

– Пожалуй, Кики, сегодня я обойдусь без спиртного. Слишком устала после дороги, и потом…

– Пожалуйста, нам два мартини, Алееки, – распорядилась Кики и доверительно взяла руку Сесили в свою. – Поверь мне, милая. Уж я-то привыкла колесить между континентами, и вот тебе мой дружеский совет. Самое лучшее, что ты можешь сделать, – это начать так, словно ты и не собираешься останавливаться на первой рюмке. Садись же! – пригласила Кики, когда они подошли к столикам, сервированным на террасе на манер уличных кафе.

– То есть, по-вашему, надо пить постоянно и без перерыва?

– Наверное, я бы покривила душой, если бы не сказала правду: здесь люди пьют много, больше, чем должно. С одной стороны, это позволяет притупить боль… Да и вообще делает жизнь во многих отношениях более приятной. Никто ведь не желает влачить свои дни до тех пор, пока им не стукнет далеко за восемьдесят, не так ли? К превеликому сожалению, большинство из тех, кого я бы отнесла к числу людей, умеющих повеселиться на славу, уже ушли в мир иной. Увы-увы!

Кики издала хрипловатый смешок, когда Алееки подал им мартини. И сразу же схватила свой бокал. Сесили, боясь показаться грубой, сделала то же самое.

– За твое здоровье, радость моя! И добро пожаловать в Кению.

Они чокнулись, и Кики залпом осушила свой бокал до дна. Сесили сделала небольшой глоток и чуть не поперхнулось от крепости напитка.

– А сейчас, – Кики постучала пальцами по своему стакану, показывая Алееки, что ей нужна очередная порция, и стакан тотчас же забрали и наполнили заново, – я познакомлю тебя с несколькими весьма любопытными личностями, которые проживают по соседству со мной. Уверяю тебя, они все до единого очень интересные субъекты. Что и понятно. Заурядный человек не станет колесить по всему свету, чтобы в итоге осесть в такой стране, как Кения. Здесь ведь, с какой стороны ни взгляни, а жизнь все еще чертовски дикая. По крайней мере, таковой она была раньше. Алееки, заведи граммофон, будь любезен! Нам нужна музыка.

– Слушаюсь, мемсахиб, – поклонился слуга, вручая Кики свежую порцию мартини.

Сесили бросила внимательный взгляд на женщину, сидевшую рядом с ней: точеный профиль Кики четко выделялся на фоне вечернего неба насыщенного янтарного цвета, и Сесили вдруг подумала, что ее крестная мать, пожалуй, одна из самых загадочных личностей, с которыми ей довелось встречаться. На протяжении всего их долгого путешествия в Африку Кики то вдруг впадала в состояние эйфории, весело пританцовывая в узком проходе между креслами в салоне их самолета и распевая во все горло песенки Кола Портера, пока их аэроплан болтало из стороны в сторону и он то и дело исчезал в густых облаках, то неожиданно становилась необычайно задумчивой, а то и вовсе засыпала мертвецким сном. А когда они, наконец, пересели на самолет, на котором должны были преодолеть последний, завершающий этап своего перелета в Африку, Сесили неожиданно заметила, как Кики сосредоточенно грустно разглядывает пейзаж, лежащий внизу.

– Какая красота… И столько жестокости, – пробормотала она едва слышно, словно разговаривая сама с собой, и глаза ее заблестели от слез. Сесили знала, сколько утрат довелось пережить Кики за последние годы, но она всегда говорила об этом как-то опосредствованно, никогда не называя по именам тех близких людей, кого потеряла. Словом, несмотря на то что их целых четыре дня крючило и болтало бок о бок в летающей железной банке, Сесили ни на йоту не приблизилась к тому, чтобы получше узнать ту женщину, с которой они вместе отбыли из Саутгемптона. Хотя интуитивно почувствовала, какая ранимая душа скрывается у ее крестной матери под внешней бравадой, и это при всей ее необыкновенной красоте, «несметных», по словам мамы, богатствах и общепризнанном статусе в обществе, о котором сама Сесили даже не смела мечтать.

Впрочем, стоило первым гостям подняться по ступенькам террасы, как их встретила, как всегда, жизнерадостная и уверенная в себе Кики.

– Мои дорогие, ну вот я и вернулась наконец! – Кики подхватилась со стула и поспешила навстречу гостям, чтобы сердечно обнять их. – Ну, рассказывайте же поскорее, что тут произошло за время моего отсутствия! Зная Долину, не сомневаюсь, что новостей куча. Не устану повторять снова и снова: после того, как я едва не отдала концы от пневмонии, которой переболела в Нью-Йорке, как все же здорово снова оказаться дома! А сейчас познакомьтесь с моей несравненной крестницей. Сесили, милая, познакомься с Айдиной, одной из моих лучших подруг на всем белом свете.

Сесили поздоровалась с женщиной, облаченной в длинное вечернее платье из какого-то полупрозрачного дымчатого газа. Наверное, мама, увидев ее наряд, сразу же определила бы, что он сшит из самого лучшего и качественного шифона. Айдина пахла дорогими духами, на голове – модная короткая стрижка, а дуги бровей поражали своей безупречно ровной формой.

– А кто же это с тобой? – поинтересовалась у подруги Кики, с улыбкой глянув на высокого джентльмена, стоявшего рядом с Айдиной.

– Как кто? Это же Линкс! – ответила ей Айдина с ярко выраженным британским произношением. – Я же тебе о нем писала. Помнишь? Мы помолвлены и собираемся пожениться.

– Добрый вечер, Сесили, – поздоровался Линкс, взял руку Сесили и поднес к своим губам. Сесили увидела перед собой мужчину с красивыми правильными чертами лица, который обозрел ее внимательным взглядом. Острые, умные глаза, как у рыси, в честь которой он и получил свое имя.

– Как я рада познакомиться с вами, моя дорогая! – прощебетала Айдина. – Полагаю, Кики вам уже успела порассказать обо всех моих похождениях за все то время, что я живу в Кении.

– О, она была весьма немногословна и предельно сдержанна.

– Правда? Это как-то совсем на нее не похоже! Впрочем, я уже исправилась и теперь веду себя как настоящая пай-девочка. Ты согласен со мной, Линкс?

– Очень надеюсь, что это так, дорогая, – ответил он как раз в тот самый момент, когда к ним подошел Алееки с подносом, уставленным шампанским и мартини. – Однако из того, что мне порассказывала Айдина о вашем житье-бытье в Кении, чувствую, что я многое потерял по части развлечений.

– Вообще-то люди здесь не привыкли к подобным забавам, но мы старались изо всех сил, чтобы заработать себе скандальную репутацию, а потом на протяжении многих лет всячески поддерживали ее, верно, Кики? – Айдина лукаво подмигнула подруге.

Довольная тем, что ей не нужно было участвовать в этой милой светской болтовне, и по-прежнему чувствуя себя безмерно усталой, Сесили сидела на стуле, с трудом стараясь держаться ровно, чтобы – не дай Бог! – не заснуть прямо за столом. Айдина и Кики в это время с удовольствием сплетничали о своих общих знакомых, а Линкс терпеливо слушал их, усевшись рядом со своей невестой.

Сесили увидела, как Алееки подал на стол самовар золотистого цвета. Кики тут же сняла с него крышку, и все увидели небольшую горку какого-то белого порошка внутри, а рядом – несколько тоненьких бумажных трубочек. Кики, продолжая начатый разговор с Айдиной, подвинула самовар поближе к себе, затем взяла одну из трубочек и отсыпала на стол немного порошка. Потом вставила трубочку в нос, наклонилась над столом и сделала глубокий вдох. После чего извлекла трубочку из ноздри, смела остатки порошка и передвинула самовар поближе к Айдине, которая в точности повторила всю процедуру.

– Хочешь попробовать, милая? Это позволит тебе еще немного продержаться без сна, – обратилась Айдина к Сесили.

– Я… то есть нет, не хочу. Спасибо.

Поскольку Сесили и понятия не имела, что это за порошок, который нюхают дамы, и почему они не берут его прямо в рот, а только нюхают, то решила не рисковать.

– Алиса! Моя дорогая! – Кики снова подхватилась со своего места и понеслась навстречу еще одной даме, появившейся на террасе. Шелковое платье небесно-голубого цвета плавно скользило вниз, обволакивая ее хрупкую фигурку. Широко расставленные карие глаза, коротко постриженные темные волосы, красиво обрамляющие овал ее утонченного лица. – А вот и наша грешная Мадонна собственной персоной! – Кики тепло обняла вновь прибывшую гостью. – Спасибо, дорогая, что не явилась ко мне в своем фермерском облачении. О, да вы только взгляните, кого она притащила с собой!

– По правде говоря, скорее уж он притащил меня с собой, – ответила Алиса.

Сесили тотчас же узнала мужчину, хотя он выглядел несколько иначе, чем в их последнюю встречу в Нью-Йорке, – это был капитан Тарквин Прайс. На сей раз он предстал перед ней в военной форме, и это несмотря на духоту, не спадавшую даже вечером.

– Простите, но у меня не было времени переодеться, я прямо из Найроби, а добраться до фермы Алисы, чтобы забрать ее, это тоже, доложу я вам, еще та поездка.

– Не переживайте, мой дорогой Тарквин! Вы смотритесь в этой форме настоящим франтом, – поспешила успокоить его хозяйка, сопровождая гостей к столику. – А теперь взгляните, кого уже я умудрилась вытащить сюда с Манхэттена! – Она жестом указала на Сесили.

– Боже правый! Глазам своим не верю! Мисс Хантли-Морган… Вот мы и встретились снова. Рад, что вы, несмотря ни на что, рискнули отправиться в это путешествие, – многозначительно обронил Тарквин.

Сесили поднялась со стула и позволила, чтобы ее вежливо расцеловали в обе щеки. Тарквин взял с подноса бокал с шампанским и уселся рядом с ней.

– Ну, и как вам дорога сюда?

– О, она показалась мне очень длинной, – ответила Сесили, сделав небольшой глоток из своего стакана с мартини. – И очень пыльной.

– Но вы же довольны, что приехали, правда? Вы не находите, что ваша крестная мать живет в необыкновенном месте?

– Пока не могу сказать ничего определенного, потому что большую часть дня я проспала. Но солнечный закат поразил меня своей красотой: невероятно красивое зрелище, и озеро тоже просто завораживает. А купаться в нем можно?

– Можно, если только не боитесь столкнуться нос к носу с каким-нибудь гиппопотамом. Ну, и конечно, крокодилы… Куда же без них?

– Крокодилы?!

– Шучу, Сесили, шучу. Конечно, можете плавать в озере, сколько вашей душе угодно. В нем вода такая замечательно прохладная. Я сам каждое утро в обязательном порядке окунаюсь в озеро по нескольку раз. В любом случае, я говорю вам: добро пожаловать в Кению. Честно признаюсь, ваш приезд изрядно удивил меня. Требуется немалое мужество, особенно когда речь идет о представительнице слабого пола, чтобы отважиться на такое путешествие.

– Постараюсь обжиться в здешних краях, потому что пока не планирую скорое возвращение домой.

– И вы абсолютно правы, потому как нужно время, чтобы привыкнуть к здешним реалиям. Здесь ведь все иначе, чем в Нью-Йорке, можно сказать, совсем другая планета. Но, коль скоро вы приехали в Кению, вы должны понять и полюбить ее. И забудьте начисто про ту Сесили, которая обитала на Манхэттене, со всеми ее надуманными и навязанными извне предрассудками и фобиями. Получайте наслаждение от каждой секунды, прожитой на этой земле.

– Постараюсь последовать вашему совету, но пока я ужасно хочу спать. – Сесили с трудом подавила еще один зевок. – Кики предложила мне попробовать вот это. – Она указала жестом на самовар. – Сказала, что это придаст мне бодрости и поможет отогнать сон, но я не решилась. Честно сказать, я даже не знаю, что это за порошок.

– Это, моя дорогая Сесили, – Тарквин наклонился к ней поближе, – в высшей степени порочное и к тому же запретное вещество под названием кокаин.

– Кокаин! Не может быть! То есть я, разумеется, слышала о нем, но никогда не видела его своими глазами. Ведь это же противозаконно! Полицейские могут явиться сюда в любую минуту и арестовать Кики, разве не так?

– Моя дорогая девочка! Мы здесь и есть те самые полицейские! – Тарквин издал короткий смешок. – Со временем вы поймете, что в Долине Счастья возможно все, – добавил Тарквин, пока они вместе с Сесили наблюдали за тем, как Кики делает еще одну затяжку зелья из самовара.

– А вы сами когда-нибудь пробовали? – спросила у него Сесили.

– Как известно, джентльмен не должен лгать, а потому я покривил бы душой, если бы сказал «нет». Пробовал однажды, совершенно невероятные ощущения, но категорически не рекомендовал бы молоденьким леди, таким, как вы, приобщаться к этому делу. Полагаю, вы знаете не хуже меня, сколь тяжелыми выдались последние годы в жизни вашей крестной матери. Как говорят в таких случаях, сгодится все, что поможет пережить долгую ночь. Ни вы, ни я тем более не вправе судить ее за это.

– Нет, конечно, я не сужу. Но не хочу, чтобы она заболела через это или подхватила что-нибудь еще.

– Я понимаю, что вы имеете в виду, Сесили, но, как я уже говорил, обычные правила и установки не распространяются ни на Кики, ни на Кению. Помните об этом все время, вот вам мой самый главный совет.

Спустя пару минут Тарквин отошел от нее, вероятно, намереваясь побеседовать кое с кем из гостей о вещах гораздо более интересных. А Сесили была довольна тем, что могла просто сидеть и наблюдать за гостями, время от времени ее знакомили с кем-нибудь из очередных, преимущественно пожилых приятелей и приятельниц Кики. Между гостями сновал Алееки в сопровождении толпы слуг, они постоянно подливали собравшимся выпивку, разносили круглые подносы со всевозможными канапе. И тут до Сесили дошло, что у нее с самого утра крошки во рту не было, а потому она взяла для пробы яйцо, приготовленное с какими-то пряностями и специями, осторожно откусила небольшой кусочек и, к своему удивлению, тотчас же почувствовала знакомый домашний вкус. Сказать по правде, она предполагала, что гостей будут потчевать по меньшей мере антилопой, зажаренной на вертеле над огнем костра, но вместо экзотики гостям подавали чисто американские деликатесы. Перепробовав по паре штук всех канапе, попавшихся под руку, Сесили увидела, как ней приблизился Алееки и, склонившись, прошептал на ухо:

– Хотите, мемсахиб, я приготовлю вам сэндвич? А еще на кухне есть суп.

– О, спасибо, но не надо. Мне вполне хватило канапе. Они просто божественно вкусны, – ответила Сесили, тронутая заботой Алееки, от которого, судя по всему, не укрылся ее зверский аппетит.

– Грустите в одиночестве, дорогая, уже напрочь забытая своей крестной матерью?

Рядом с ней присела Алиса, та самая дама в небесно-голубом платье, прибывшая на вечеринку в сопровождении Тарквина.

– Однако не обижайтесь на нее. Думаю, к окончанию гулянки она забудет не только о вас, но и как ее зовут, – хрипло хохотнула Алиса. – По-моему, я однажды встречалась с вашей матушкой в Нью-Йорке. Она живет в таком красивом особняке, окруженном со всех сторон небоскребами. На Пятой Авеню, кажется?

– Да. Она… мы там живем, – ответила Сесили, взглянув Алисе в глаза. Красивые глаза, но какие-то стеклянные. – Я… то есть, я хочу спросить, а вы живете неподалеку? – добавила Сесили, запинаясь, мучительно ища тему для продолжения разговора.

– Все зависит от того, что именно понимать под словом «неподалеку». В принципе не так уж и далеко, если лететь, как ворона. Но, к сожалению, мы, жалкие людишки, не вороны и летать не можем. Руки-ноги у нас есть, а вот крыльев, способных поднять нас в воздух, нет. Вы обязательно должны как-нибудь наведаться ко мне на ферму. Я познакомлю вас со своими животными.

– А какие у вас есть животные?

– О, всякие, на любой вкус. Несколько лет у меня даже жил детеныш льва, но потом он подрос, стал большим, пришлось отпустить его на волю.

– Настоящий лев?

– Да. Надеюсь, вы не любительница оружия, так?

– Не знаю. Я никогда не держала в руках оружие. И уж тем более не стреляла из него.

– Хорошая девочка! И в будущем не делайте этого. У животных ведь тоже есть сердце, и они тоже разумные твари. И чувствуют они все точно так же, как и мы.

Мимо них прошествовала Айдина в сопровождении Линкса, того джентльмена, с которым она и приехала на вечеринку. Пара направилась прямиком к озеру и вскоре растворилась в темноте.

– А знаете, Айдина была когда-то замужем за человеком, который был любовью всей моей жизни. – Алиса подавила тяжелый вздох. – Мы с ней обе делили его… Впрочем, все это было давным-давно…

– О! – только и нашлась Сесили, едва не поперхнувшись своим мартини после такого заявления. – И этот человек тоже сегодня здесь?

– Нет. Хотя он живет совсем рядом, можно сказать, за углом. У него тоже дом возле озера, Джин-Палас. Вот что я скажу вам, милочка. Не позвольте этому Джоссу Эрроллу совратить вас. Так приятно будет знать, что нашлась хотя бы одна девственница, которая сумела защитить от него свою добродетель.

Сесили густо покраснела, и не потому, что ее уж столь шокировали слова Алисы – она уже успела понять, что дикие просторы Африки никоим образом не влияют на дикие нравы ее обитателей. Просто это лишний раз напомнило ей самой, что у нее больше нет добродетели, которую нужно защищать.

– Как вы там, в Америке, думаете, война будет? – спросила у Сесили Алиса, бросив рассеянный взгляд на гостей, собравшихся на террасе.

– По-моему, все теряются в догадках на сей счет, – дипломатично ответила Сесили, стараясь как-то поддержать разговор, хаотично перепрыгивающий с одной темы на другую. И все же что-то в этой женщине ей определенно нравилось, хотя она и производила впечатление немного не в себе.

– Очень надеюсь, что войны все же не будет. В противном случае это будет означать конец всему тому, что мы имеем здесь. Наверняка Джосс тоже отправится на фронт. А я не смогу вынести, если он погибнет! Понимаете меня? – С этими словами Алиса поднялась со своего места. – Рада была познакомиться с вами. Обязательно постарайтесь в скором времени навестить меня.

Сесили молча проследила взглядом за тем, как Алиса смешалась с остальной толпой на террасе. Несколько гостей уже начали танцевать под граммофон, издававший неприятный металлический скрежет. Сесили увидела, как одна из танцующих впилась в своего партнера откровенным поцелуем, а он в это время плотоядно скользил рукой по ее спине.

– Пора спать, – вздохнула Сесили и тоже поднялась из-за стола. И вдруг услышала взрыв смеха, доносившийся откуда-то со стороны озера, повернула голову, глянула туда и увидела спины двух полностью голых людей, погружающихся в воду. Еще раз вздохнула и направилась к себе в спальню. По крайней мере, там хотя бы будет тихо и спокойно.

* * *

Сесили проснулась на рассвете. Ее разбудила самая настоящая какофония звуков: трели, щебет, карканье, громкая перекличка незнакомых птиц и зверей, приветствующих наступление нового дня. Какое-то время Сесили лежала неподвижно, отчаянно пытаясь снова заснуть. Практически всю ночь она промучилась без сна: мешало шумное веселье гостей, противный скрежет граммофона, барабанившего на полную громкость, наверное, до четырех утра прямо под окном ее спальни. Но даже и потом, когда затихла музыка, она слышала приглушенные вскрики и смешки, доносившиеся уже из самого дома. Словом, если можно чувствовать себя безмерно уставшей, проснувшись поутру, то это было именно то состояние, в котором сейчас пребывала Сесили. Усилием воли она снова попыталась закрыть глаза, но хор, славящий восход солнца, стал лишь еще пронзительнее и громче.

– К чертям все! – выругалась она, поняв, что как бы ни старалась она считать воображаемых овец или львов, ей больше не уснуть, а потому поднялась с постели, пару секунд возилась, чтобы выпутаться из москитной сетки, а затем подошла к окну и раздвинула ночные шторы.

– О, боже! – воскликнула она в немом восхищении, потому что прямо перед ней на зеленой лужайке, ведущей к озеру, стоял самый настоящий живой жираф и лениво жевал листву, обрывая ее с плоской кроны одного из деревьев.

Несмотря на усталость и общее нервное потрясение от всего того, что она лицезрела за минувшую ночь, до сих пор отдававшегося неприятными спазмами в животе, Сесили почувствовала, что непроизвольно улыбается. И тут же бросилась на поиски фотоаппарата, который преподнес ей отец в качестве прощального подарка перед отъездом сюда. Однако она и понятия не имела, куда именно его засунула Мурата, распаковывая ее вещи. Когда же наконец фотоаппарат отыскался, то жираф уже ушел прочь. Впрочем, и без жирафа вид, открывшийся из окна, был просто фантастически красивым. Пожалуй, от подобной красоты у любого взрослого человека слезы наворачиваются на глаза.

Несмотря на то что еще не было и семи утра, небо уже сияло призывной бирюзой, первые солнечные блики заскользили по водной глади озера. Сесили подошла к стенному шкафу, чтобы выбрать себе какое-нибудь легкое хлопчатобумажное платье, которые Кики порекомендовала ей прихватить с собой из Нью-Йорка. Быстро оделась, торопливо прошлась расческой по своим непокорным кудрям, которые под воздействием жары стали еще более непослушными, потом открыла дверь, тихонько проскользнула по безмолвному коридору и на цыпочках спустилась вниз.

– Доброе утро, мемсахиб.

Сесили вздрогнула от неожиданности, но, повернувшись на голос, обнаружила перед собой Алееки.

– Хорошо выспались?

– О да, хорошо. Спасибо.

– Как насчет завтрака?

– Не откажусь, с удовольствием. Но вначале я все же немного прогуляюсь к озеру.

– Тогда я накрою вам завтрак прямо на веранде. К вашему возвращению все будет готово. Что желаете, чай или кофе, мемсахиб?

– Пожалуйста, кофе. Большое спасибо, Алееки.

Она направилась к выходу, но Алееки проворно опередил ее и распахнул перед ней дверь, сопроводив свои действия небольшим поклоном. На террасе не было видно никаких следов от вчерашней гулянки, наверняка слуги постарались и успели убрать все еще до восхода солнца. Сесили нацепила на нос солнцезащитные очки, чтобы хоть как-то уберечь свои глаза, непривыкшие к столь интенсивному солнечному излучению. Такое впечатление, что за минувшую ночь солнце подошло к земле еще ближе, сократив расстояние между ними на многие сотни миль. Сесили шла и размышляла об Алееки, которого сама Кики, как это она слышала собственными ушами, как-то раз любовно назвала «своим мальчиком на побегушках». Потом мысли ее плавно перекочевали на саму Кики. Поди, скоро появится на террасе, свежая, как только что распустившийся цветок, и это несмотря на то, что минувшей ночью она наверняка спала еще меньше Сесили. Остановившись у самой кромки воды, Сесили посмотрела влево и увидела группу гиппопотамов, принимающих солнечные ванны на берегу буквально в нескольких сотнях ярдов от того места, где она остановилась.

– Невероятно! – прошептала она сама себе. – Неужели это я? И мне ничего не снится?

Она подошла к скамейке, продуманно установленной возле самой воды, и тут заметила белый дамский бюстгальтер, небрежно повисший на спинке сиденья. Вспомнила Айдину и ее жениха, которые ночью купались в озере голышом, и невольно хихикнула, подумав, стоит ли ставить Алееки в известность о своей находке. Впрочем, он со своей невозмутимостью и глазом не поведет, когда Сесили сообщит ему о женском лифчике. Пожалуй, его ничуть не выбило бы из равновесия, если бы она самолично вручила ему находку прямо за завтраком.

– Наверное, все же вчерашняя вечеринка-встреча по случаю возвращения Кики домой пошла немного не по тому сценарию, как это было задумано изначально, – сказала Сесили вслух, обращаясь к какой-то птахе с пронзительно ярко-голубым и зеленым оперением, усевшейся на дереве рядом с водой. «Да это же зимородок», – тут же догадалась Сесили, и, словно в подтверждение ее догадки, птичка, сорвавшись с ветки, свисающей над водой, сиганула прямо в воду, а через пару секунд вынырнула обратно на поверхность, держа в клюве рыбку.

Какое-то время Сесили сидела неподвижно, чувствуя приятную расслабленность во всем теле и наблюдая за тем, как оживает природа и все ее обитатели, вступая в новый день. И пусть себе люди, размышляла она, все, кто и сейчас продолжают спать мертвецким сном в доме у нее за спиной, пусть все они ведут себя так, как им заблагорассудится, все равно ведь природа живет по своим собственным законам, подчиняясь своему ритму и распорядку, и нужно постараться во что бы то ни стало слиться с ней и стать ее частью.

Постепенно солнце стало припекать все сильнее, и Сесили заторопилась в тень, на веранду, чтобы хоть немного защитить голову. И как это она забыла надеть шляпу? Здесь без нее никак, даже ранним утром. В противном случае скоро все ее лицо покроется веснушками и станет похожим на кожу леопарда. Сесили возвращалась через сад, окружающий дом со всех сторон и простирающийся вплоть до самой террасы: вокруг обилие цветов, источающих сладкий аромат, и всяких экзотических растений, названий которых она даже не знала. Солнце уже успело нагреть траву под ногами, и воздух наполнился несмолкаемым гулом всевозможных насекомых, которые проворно сновали между цветов, лакомясь их нектаром.

– Все готово, мемсахиб, – объявил Алееки, стоило Сесили лишь ступить на веранду, и тут же услужливо выдвинул ей стул из-за стола. Стол был уже полностью сервирован и уставлен корзинками и серебряными блюдами со всевозможными сладостями.

– Спасибо, – поблагодарила Сесили, чувствуя легкое головокружение от переизбытка солнца.

– Вот! – Алееки подал ей стакан воды и веер. – Очень помогает в жару. Вам налить кофе?

– Да, пожалуйста. – Сесили опустилась на стул и сразу же принялась обмахиваться веером. – Боже, какая сегодня жарища!

– У нас здесь так каждый день, мемсахиб, но вы скоро привыкнете к жаре. – Алееки щелкнул пальцами, и тут же на веранде появился еще один слуга с огромным опахалом. Он стал интенсивно размахивать им в разные стороны, и Сесили сразу же почувствовала себя лучше.

– Мемсахиб всегда должна носить шляпу, это очень важно, – наставительно заметил Алееки. – Вам кофе с молоком?

– Спасибо, мне черный. И пожалуйста, скажите, чтобы уже перестал махать. А в какое время обычно завтракает моя крестная?

– О, хозяйка крайне редко поднимается с постели раньше полудня. Вот, пожалуйста, фрукты, овсянка, свежий хлеб, домашнее повидло, мед. Можем сделать вам тосты, если захотите. Есть еще яйца. Предпочитаете яичницу-глазунью?

– Спасибо, но всего и так более чем достаточно, – ответила Сесили, указывая на изобилие, царящее на столе.

Алееки отвесил свой обычный поклон и удалился в дальний угол веранды. Сесили отхлебнула кофе и подумала, что ее сейчас обслуживают, словно в каком-то тропическом варианте фешенебельного ресторана типа «Вальдорф Астория». Вкуснейшая еда, намного вкуснее той, что готовит их домашний повар на Манхэттене. Да и вся прислуга гораздо более исполнительна и внимательна.

Когда Алееки налил вторую чашку кофе, который Сесили принялась пить вприкуску с большим ломтем свежайшего и вкуснейшего белого хлеба, изрядно сдобренного медом, она наконец повернулась в его сторону.

– Как давно вы работаете на мою крестную?

– С тех самых пор, как она сюда переехала и построила этот дом. Уже много лет, мемсахиб.

– Хотелось бы взглянуть, что там за теми деревьями. – Сесили рукой показала в ту сторону, где росли деревья, окружающие сад и дом. – Что там находится?

– По одну сторону – животноводческая ферма, по другую – конюшни, в которых мемсахиб содержит своих лошадей. Если после завтрака захотите покататься верхом, я распоряжусь подыскать вам хорошую лошадку.

Перед мысленным взором Сесили мгновенно пронеслись картинки недавнего прошлого: они с Джулиусом несутся вскачь по еще мерзлой земле английского парка, а потом разводят огонь в том сараюшке-беседке посреди поля и согревают друг друга, лежа возле камина.

– Спасибо, как-нибудь в другой раз, Алееки. Я все еще не вполне оправилась после дороги.

– Конечно, мемсахиб. Так что насчет яичницы?

– Спасибо, не надо, – пробормотала Сесили немного расстроенным тоном. Воспоминания о Джулиусе мгновенно нарушили безмятежное состояние ее души, и красота самого первого утра пребывания в Кении тут же растаяла бесследно.

* * *

Было уже два часа дня, когда Сесили увидела свою крестную мать, появившуюся наконец на веранде. Последние несколько часов Сесили провела у себя в комнате, спасаясь от полуденного солнца и пытаясь фотографировать под самым разным ракурсом виды, открывающиеся из окна спальни. Еще бы найти, где можно проявить фотопленку, чтобы затем отправить фотографии своим родным. Сесили написала родителям длиннющее письмо на толстой веленевой бумаге, которую принес ей Алееки: в письме она подробно живописала все (ну, или почти все) свои приключения, которые пережила, добираясь в такую даль. Писала и чувствовала, как в некоторых местах слезы сами собой наворачиваются на глаза, еще никогда раньше она не испытывала такой тоски по родному дому.

– Сесили, дорогая моя! Ты спишь? – услышала Сесили громкий голос под своим окном.

«Если бы даже и спала, то ты наверняка бы сейчас меня разбудила…»

Она высунула голову в окно.

– Нет, я не сплю. Пишу письмо родителям.

– Тогда немедленно спускайся вниз!

– Сейчас иду. – Сесили со вздохом отложила письмо в сторону и направилась вниз.

– Шампанского? – тут же предложила Кики, стоило Сесили приблизиться к столу. Крестная мать коротала время в одиночестве, бутылка шампанского в ведерке со льдом и пачка «лаки страйк», судя по всему, составляли весь ее утренний рацион.

– Нет, спасибо. У меня еще полный живот после обеда.

– Пожалуйста, прими мои извинения, дорогая. – Кики глубоко вздохнула, отхлебнула большой глоток шампанского и тут же потянулась за своим мундштуком. – Вечеринка вчера затянулась допоздна.

Сесили подумала про себя, что на самом деле Кики не испытывает никаких угрызений совести на сей счет.

– Ну и как тебе мои друзья? Надеюсь, они были обходительны с тобой? Во всяком случае, я их настоятельно просила об этом.

– О, все очень милые люди. Спасибо, все было хорошо.

– Между прочим, ты сразу же приглянулась Алисе. Представь, завтра она приглашает нас на чай на свою ферму Ванджохи. А тебе самой Алиса понравилась?

– Весьма. По-моему, она очень интересная женщина…

– Что да, то да! Знаешь, несколько лет тому назад ее судили за то, что она выстрелила в своего любовника прямо на железнодорожном вокзале в Париже.

– Бог мой! Так это была она? – Сесили тут же вспомнила, что рассказывала ей мама об этом скандальном происшествии.

– Да, это была именно она. К счастью, она стреляла в Париже, в городе, где хорошо понимают, что такое настоящая любовь. А потому ее не упекли в тюрьму за совершенную попытку преднамеренного убийства. Нет, она на самом деле сумасшедшая, эта женщина… Но я все равно ее обожаю.

– Она рассказывала мне, что однажды держала у себя детеныша льва в качестве домашнего любимца.

– Ах, это! Милый крошка Самсон… Да, было такое… Она отпустила его на волю лишь тогда, когда он стал каждую неделю уминать по две зебры. – Кики сделала еще один глоток шампанского. – Алееки хорошо за тобой ухаживает?

– О да! Выше всяких похвал. Чудесный человек! – поспешила Сесили похвалить слугу. – Кстати, а как отсюда можно отправить письмо родителям?

– Нет проблем. Отдай письмо Алееки, и он сделает все как надо.

– Хорошо! А где здесь ближайший город?

– Все зависит от того, что тебе надо. Самый ближайший населенный пункт от нас – это Гилгил, но это железнодорожный узел, и там день и ночь грохочут поезда. Потом, конечно, Найроби, город, в котором мы вчера приземлились. А еще Ниери, он несколько дальше от нас, по другую сторону горного хребта Абердаре. Но зато он пользуется особой популярностью у всех обитателей Долины Ванджохи.

– Долина Ванджохи?

– Ну, да. Именно там и живет большинство моих вчерашних гостей, включая Алису. Завтра увидишь эти места своими глазами, когда мы поедем к ней на чай. К сожалению, сегодня я не в самой лучшей форме. Наверное, как и у тебя, сказываются все тяготы нашей поездки, не говоря уже о недавно перенесенном бронхите. Алееки покажет, где у нас тут библиотека, если ты захочешь что-то почитать. А мы с тобой встретимся за ужином ровно в восемь. Ладно?

– Ладно.

И, словно по волшебству, хотя Сесили и не заметила, чтобы Кики дала какой-то знак, перед хозяйкой тут же возник Алееки. Кики медленно поднялась со своего места и, взяв его за руку, побрела обратно в дом.

Одеваясь к ужину, Сесили продолжала размышлять обо всем, что ей было известно о своей крестной матери. Владелица огромного состояния, наследница, более того, связанная родственными узами с такими знаменитыми семействами, как Вандербильты и Уитни. С первым своим мужем Кики развелась и вскоре вышла замуж за Джерома Престона: когда-то еще совсем юной девушкой Сесили встречалась с ним. Помнится, он поразил ее тогда своей красотой и живым, общительным нравом. Вся их семья была потрясена, когда они узнали о его внезапной и неожиданной смерти, случившейся пять лет тому назад. А вскоре, буквально спустя пару лет, за ним последовал свояк Кики, муж ее сестры. И наконец совсем недавно в страшную автомобильную аварию попал Уильям, любимый кузен крестной, после этой аварии его полностью парализовало.

И вот сейчас, в эту самую минуту, Кики лежит в своей спальне в нескольких ярдах от Сесили, пребывая в полном одиночестве.

– И она такая печальная, – грустно вздохнула Сесили. Это откровение пришло ей в голову неожиданно, и она снова меланхолично повторила: – Она такая печальная.

14

– К сожалению, хозяйке сегодня опять нездоровится, – объявил Алееки, стоило Сесили в полдень следующего дня появиться на террасе. Сесили уже была готова отправиться на чай к Алисе на ее ферму.

– Какая жалость! Надеюсь, ничего серьезного?

– Нет-нет, все в порядке, мемсахиб. Думаю, к вечеру она вполне оправится от своего недомогания. Она велела передать, чтобы вы отправлялись в гости без нее. И прихватили с собой вот это в качестве ее извинений.

Алееки держал перед собой две объемные плетеные корзины, одну, уставленную бутылками с шампанским, а во второй, прикрытой сверху белой льняной салфеткой, наверняка всякие вкусные деликатесы, как предположила Сесили.

Она пошла вслед за Алееки, они обогнули дом с обратной стороны, где их уже поджидала машина. Алееки открыл заднюю дверцу «бугатти», как всегда, машина вычищена и надраена до блеска, солнечные лучи отражались в ее сверкающем белом капоте всеми цветами радуги. Но в самом салоне стояла ужасная духота, и Сесили, усевшись на кремовое кожаное сиденье, немедленно передвинулась к открытому окошку и стала лихорадочно обмахиваться веером.

– Это Макена, мемсахиб, наш шофер, он и доставит вас на ферму Ванджохи.

Мужчина, облаченный в белоснежную униформу, отвесил Сесили вежливый поклон. Она смутно припомнила, что это тот самый человек, который привез их с Кики сюда из Найроби.

– Увидимся за ужином, мисс Сесили, – попрощался с ней Алееки, захлопывая дверцу машины, а Макена между тем уже включил двигатель.

Путешествие вдоль озера оказалось приятным, вскоре они миновали какой-то небольшой поселок городского типа. «Наверное, это Гилгил», – догадалась Сесили, увидев железную дорогу, проложенную прямо по центру поселения. Постепенно поездка становилась все более и более интересной. Мощный мотор машины то и дело захлебывался, преодолевая бесчисленные рытвины и канавы на неровной дороге, которую в Америке иначе чем «проселочной» и не назвали бы; Сесили невольно улыбнулась, подумав о том, как все это похоже на Кики – купить себе самый шикарный и стильный лимузин, совершенно непригодный для местных условий. Но вот впереди замаячила густая сочная зелень, показались горные хребты, вершины которых терялись в нависших облаках. Ей хотелось расспросить Макену, узнать, что это за горы, но после нескольких неудачных попыток наладить разговор Сесили поняла, что весь его багаж английских слов ограничивается несколькими бытовыми фразами. По мере того как они продвигались вперед, заметно похолодало, вдруг поднялся ветер, который тут же разметал волосы Сесили в разные стороны. Да и запахи вокруг были совсем иными, чем в Мундуи-Хаус: в воздухе явственно запахло скорым дождем, потянуло дымом из печных труб фермерских домов, мимо которых они проезжали.

– Боже правый! – искренне удивилась Сесили, обращаясь к самой себе, когда увидела домики, более уместные в какой-нибудь традиционной английской деревне, почти как те, что она лицезрела по пути в аэропорт в Саутгемптоне. Такие же ухоженные палисадники перед каждым домом с обильно цветущими кустами роз, жасмина и ричардии, которые благоухали, наполняя воздух вокруг своими насыщенными ароматами.

Спустя два часа «бугатти» съехал на подъездную дорогу и остановился возле одноэтажного дома U-образной формы с такой же высокой крышей, как и в тех домах, мимо которых они проезжали. Наверное, подумала Сесили, выбираясь из машины, такие крыши хоть как-то защищают жилые помещения от обилия здешнего солнца. Вышла и невольно поежилась под порывом колючего ветра. Темно-зеленая живая изгородь окаймляла со всех сторон газон, по которому прогуливалась антилопа, лениво пощипывая траву. Заметив Сесили, она подняла голову, глянула на нее своими огромными темными глазами, а потом спокойно вернулась к своему прежнему занятию.

– Приветствую тебя, моя дорогая! Так все же ты рискнула и приехала!

Сесили повернулась и увидела спешащую ей навстречу Алису, облаченную в какую-то чересчур большую для нее рубашку и штаны-кюлоты цвета хаки.

– Привет! Ой, то есть, здравствуйте, Алиса, – немедленно поправила себя Сесили. – Вот засмотрелась… на ваши красоты. – Она снова глянула на утопающую в буйной зелени долину, сбегающую вниз к реке.

– Потрясающий вид, да? Но когда видишь эту красоту изо дня в день, то постепенно перестаешь замечать ее.

– Когда я с родителями была в последний раз в Европе, то мы все вместе совершили короткую поездку из Лондона в Шотландское высокогорье. Должна сказать, что тамошние ландшафты немного похожи на то, что я сейчас вижу, – промолвила Сесили и тут впервые обратила внимание на то, что у хозяйки на шее удобно устроилось какое-то странное существо, крохотное, пушистое, с длинным острым носом и круглыми ушками. Оно почему-то напомнило Сесили брошенного несчастного котенка.

– А кто это? – поинтересовалась она у Алисы, направляясь вслед за ней к дому в сопровождении стаи собак, послушно следовавших за своей хозяйкой.

– О, это мангуст, ему всего лишь несколько дней от роду. Я нашла его в саду под кустом. Подкидыш! Пока у него еще нет имени, ведь если я его как-то назову, то мне волей-неволей придется усыновить его, и постепенно я влюблюсь в эту тварь, и он станет спать вместе со мной в одной постели. Что, безусловно, будет нервировать моих собак, они же у меня ревнивые… Может, он вам придется по душе?

Алиса схватила мангуста, сняла его со своего плеча и, несмотря на все его брыкания, вручила в руки Сесили.

– Из него получится хороший домашний питомец, к тому же он отлично охотится на всяких паразитов и прочих ядовитых тварей.

– У меня никогда не было домашних животных, Алиса. Да и потом, я ведь приехала в Кению ненадолго. Будет неправильно, если я возьму его, а потом брошу.

– Жаль, очень жаль. Тогда мне не остается ничего другого, как снова отпустить малыша в дикую природу. А там его очень скоро слопают более крупные животные. Вообще-то мангусты отличаются особой живучестью, к тому же они защищают и оберегают нас, людей, в том числе и потому, что не боятся змей – змеиный яд на них не действует. Однажды у себя в спальне я обнаружила кобру. Так вот, мой маленький Берти, еще один мангуст, который обитал у меня в доме на протяжении многих лет, немедленно спрыгнул с постели и тут же придушил змею, защитив меня. Возьмите его хоть на короткое время. Уверяю, вы очень скоро привяжетесь к нему и перемените свое решение, – добавила Алиса, поднимаясь вместе с Сесили на широкую террасу, где уже сидело несколько гостей за длинным столом.

– Я… Ладно! – сдалась Сесили, одновременно пытаясь утихомирить крохотное создание, которое отчаянно вырывалось из ее рук, намереваясь, судя по всему, перебраться к ней на плечо. – Да, совсем забыла сказать. Моя крестная не смогла приехать сегодня. Ей немного нездоровится. Она приносит вам свои извинения.

– Алееки мне уже позвонил и сообщил об этом, – беззаботно отмахнулась Алиса. – Что ж, нам достанется больше шампанского. А сейчас давайте откупорим первую бутылку и начнем веселиться, – предложила она собравшимся гостям, жестом указав на корзины, которые нес за ними Макена. – А это…

– Сесили Хантли-Морган.

Пытаясь совладать с непослушным мангустом и одновременно поздороваться со всеми гостями, Сесили искренне обрадовалась, увидев за столом пару молодых лиц.

– Дай-ка мне этого неслуха сюда! – Алиса забрала у Сесили мангуста и снова водрузила его себе на плечо. Зверек тут же с видимым удовольствием свернулся калачиком и мгновенно закрыл свои крохотные розовые глазки. – Присаживайся рядом с Кэтрин.

Сесили послушно уселась на предложенный ей стул, чувствуя себя немного не в своей тарелке после долгой дороги и первых бравурных мгновений встречи. Ей очень хотелось спросить, где у них здесь туалетная комната, чтобы хоть немного привести себя в порядок, но она постеснялась.

– Добрый день. Меня зовут Кэтрин Стюарт, – представилась ее молодая соседка, очень «домашняя» на вид, как сказала бы мама, увидев девушку. Кэтрин была явно склонна к полноте, что, впрочем, ее совсем не портило, по мнению Сесили; ее волосы яркого титанового цвета красиво обрамляли кудряшками белое личико, на котором выделялись голубые глаза, яркие, как сапфир, очень похожие на небо над их головами.

– А меня зовут Сесили Хантли-Морган. Очень рада познакомиться.

– Давно приехали к нам? – спросила Кэтрин с мягким британским акцентом.

– Нет, совсем недавно… Буквально пару дней тому назад. Мы прилетели сюда самолетом. Поездка была очень долгой и утомительной. Я еще не совсем отошла после дороги.

– Чай? Шампанское? – с улыбкой поинтересовалась Кэтрин, когда у них за спиной возник слуга, такой, судя по всему, здешний вариант Алееки, держа в руках поднос, на котором было и то и другое. Но, в отличие от Алееки, всегда одетого безупречно, слуга Алисы предстал перед ними в какой-то грязноватой белой робе, заляпанной пятнами, и с изрядно помятой красной феской на голове.

– Только чай, пожалуйста.

– Отличный выбор! Даже я, выросшая, можно сказать, здесь же, в Долине, никак не могу привыкнуть к тому, что некоторые из ее обитателей пьют спиртное днем. А иногда начинают прикладываться уже с самого утра, – добавила Кэтрин, чуть понизив голос.

Сесили посчитала невежливым комментировать слова практически незнакомого человека, а потому благоразумно промолчала, едва заметно кивнув в знак согласия.

– Думаю, в такое время дня чая для меня будет вполне достаточно.

– А у кого вы остановились, Сесили?

– У крестной матери, у нее свой дом на побережье озера Наиваша. Там очень красиво, но намного жарче, чем у вас тут.

– Что и понятно. Мы же здесь находимся на высоте не менее десяти тысяч футов над уровнем моря. Тут порой по вечерам даже приходится разводить огонь в камине, чтобы согреться. Не удивительно, что многие из первых переселенцев обосновались именно в этих местах: здешний климат очень похож на английский и во многом напоминает родной дом.

– Я уже сказала Алисе, что окружающий ландшафт тут же напомнил мне Шотландское высокогорье, особенно, эта горная гряда пурпурно-фиолетового цвета, которая виднеется на горизонте.

– Между прочим, мой отец – шотландец, я и сама какое-то время обучалась в закрытой женской школе в местечке неподалеку от Абердина, – улыбнулась в ответ Кэтрин. – Именно в том месте и начинается Высокогорье.

– Так вы приехали навестить своих родителей? – Сесили откусила кусочек сэндвича с огурцом, которые подал им мальчик-слуга на серебряном подносе.

– Нет, я вернулась сюда навсегда. Мой отец приехал вместе с мамой в Кению в качестве миссионера, еще до моего появления на свет; к несчастью, мама несколько лет тому назад умерла, но папа, слава богу, жив-здоров и по-прежнему очень активен. К тому же здесь живет и мой жених Бобби Синклер. После свадьбы мы с Бобби переедем на ферму его родителей, они сами несколько лет тому назад уехали в Британию, а мы с Бобби намереваемся снова возродить животноводческое хозяйство, а заодно отремонтировать и привести в порядок их старый семейный дом. – Кэтрин бросила влюбленный взгляд на плотного темноволосого мужчину с загорелым лицом, его густая шевелюра была испещрена многочисленными седыми нитями.

– А как вы познакомились?

– О, я знала Бобби с самого раннего детства, с тех самых пор, как стала здесь жить. Он старше меня на целых десять лет, но я обожала его всю свою жизнь. Помнишь, дорогой, ты никак не мог от меня отвязаться, когда я приезжала к родителям на каникулы? – обратилась она к своему жениху.

– Что правда, то правда. – Бобби ласково улыбнулся, глянув на невесту. – Такая приставучая была, словно крохотный моллюск какой. Никак не оторвешь от себя! Помню, всегда просила, чтобы я взял ее с собой на реку поплавать. Кто бы мог подумать тогда, что в один прекрасный день мы с Кэтрин поженимся?

Взаимная приязнь этих двух бросалась в глаза сразу же, а то обстоятельство, что молодые люди знакомы друг с другом с детства и теперь собираются пожениться, сразу же вызвало в памяти Сесили образ Джека. Усилием воли она заставила себя снова вспомнить слова той клятвы, которую дала себе, когда смотрела из иллюминатора самолета на расстилающиеся внизу просторы Африки, а самолет уносил ее все дальше и дальше от тех двух мужчин, которые окончательно погубили ее веру в романтическую любовь. Да, любовь со всеми ее радостями и горестями – это то чувство, от которого, пожалуй, Сесили надолго воздержится в будущем и уж точно не станет торопиться, чтобы испытать его снова.

– И как долго собираетесь у нас пробыть? – услышала она вопрос Кэтрин, оторвавшись от своих невеселых мыслей.

– Пока еще не знаю… Несколько недель, я думаю.

– О, в таком случае, если вы все еще будете в Кении на момент нашего бракосочетания, то обязательно приходите к нам на свадьбу. Я вас приглашаю! Нам позарез нужны гости моложе пятидесяти лет. Правда, Бобби?

– Правда. Но, надеюсь, меня-то ты не включаешь в категорию стариков, несмотря на всю мою седину.

– С удовольствием приду, если буду еще здесь. Спасибо за приглашение. – Сесили слегка понизила голос. – А вы не подскажете, где здесь…

– Уборная, вы хотите сказать? Конечно, подскажу. Пойдемте, я вас провожу.

Сесили проследовала за Кэтрин в дом, за их спиной послышался веселый смех собравшихся за столом – шампанское, которое передала сюда Кики, уже, судя по всему, полилось рекой. В доме было прохладно, но везде царил ужасный беспорядок, свора собак путалась под ногами, дорогая, красивая и, скорее всего, антикварная мебель была покрыта толстым слоем пыли, а сверху на ней громоздились горы бумаг вперемежку с книгами.

Справив нужду и приведя себя немного в порядок, Сесили снова вышла в коридор, а потом и во двор. Она услышала чьи-то громкие голоса, доносившиеся из постройки рядом с основным домом, и направилась в ту сторону. Оказалось, это кухня. Кэтрин что-то сердито выговаривала на незнакомом языке (наверное, на местном диалекте), обращаясь к какой-то неряшливого вида негритянке. Судя по ее фартуку, женщина наверняка подвизается здесь в качестве поварихи или служанки. Несмотря на то что Сесили не поняла ни слова из их разговора, она догадалась, что Кэтрин чем-то страшно недовольна. Негритянка не соглашалась с ней и отчаянно жестикулировала в ответ, но, кажется, ее аргументы никак не подействовали на Кэтрин.

Заметив появившуюся на пороге Сесили, Кэтрин бросила еще несколько прощальных слов, обращаясь к служанке, и направилась к Сесили.

– Боже ты мой! Вы видели, какую они грязищу развели тут на кухне? Безобразие! Полное безобразие! Не удивительно, что у бедняжки Алисы проблемы с желудком.

– Она больна?

– Да, ей уже давно нездоровится. На прошлой неделе она была на приеме у доктора Бойля, и то потому что я силком затащила ее к нему. Сейчас он направляет ее в больницу в Найроби для проведения развернутых анализов. Но вы же понимаете, все, как в той пословице: кошка за порог, мышки на стол…

– Прошу прощения?

– Я говорю, что в последнее время Алисе было не до домашних дел; к тому же ее старая экономка Ноэль несколько недель тому назад ушла, сбежала, так сказать, с их корабля, вот слуги и отбились от рук. Делают, что хотят. Но ничего! – Кэтрин улыбнулась, глянув на Сесили, пока они возвращались к террасе. – Алиса попросила меня пожить у нее и присмотреть за домом, пока она будет лечиться в Найроби. Так что я быстро приведу их всех в чувство и заставлю делать все, что положено и как положено. Уж можете не сомневаться!

– А вы давно знакомы с Алисой?

– О, можно сказать, с малых лет. Моя мама была очень дружна с ней, что сегодня, когда я оглядываюсь назад в прошлое, представляется мне немного странным: они ведь такие разные, совершенно не похожи друг на друга.

– То есть?

– Ну, Алиса, прежде всего, богатая наследница, в свое время она играла значительную роль в здешнем светском обществе, демонстрируя гедонический образ жизни и способствуя его пропаганде среди обитателей Долины, а моя мама – обычная, простая женщина, которая вышла замуж за бедного шотландского миссионера без единого пенни за душой. Думаю, их сблизила в первую очередь любовь к животным: когда Алиса вместе со своим первым мужем уезжала за границу, моя мама всегда присматривала за ее домом в качестве экономки, зарабатывая тем самым какие-то дополнительные деньги для семьи, а также ухаживала за ее зверинцем. А как смотрите, – продолжила Кэтрин, когда они подошли к столу и снова уселись на свои места, – если я приглашу вас наведаться ко мне в гости, пока Алиса будет лежать в больнице?

– С большим удовольствием, – тотчас же согласилась Сесили, чувствуя, что девушка нравится ей все больше и больше.

– Вы только взгляните! Малышка Минни сразу же воспылала к вам любовью! – воскликнула Алиса, увидев, как маленькая такса проворно вскарабкалась на колени к Сесили. – Да, животные всегда чувствуют добрых людей, – заметила Алиса, подливая себе в фужер шампанское.

Сесили же снова твердо отказалась пригубить вино, которое Алиса называла просто «пузырьками», переключив свое внимание на тяжелые тучи, нависшие над верхушками гор вдали.

– Вот так номер! – Кэтрин подхватилась из-за стола и глянула на сапфировое небо, которое почти мгновенно померкло, и первые большие капли дождя упали на землю. – Все быстрее на веранду! В укрытие! – обратилась Кэтрин к гостям, торопливо сбрасывая со стола в одну из корзин остатки пиршества. Гости послушной вереницей потянулись на веранду и устроились за другим столом, который стоял там, а дождь между тем уже набрал силу, громко барабаня по крыше.

– О, это всего лишь короткий ливень, – обронила Кэтрин. – Подождите, вот в апреле начнется настоящий сезон дождей, все дороги тут же размоет, и они моментально превратятся в бурные потоки красной грязи, которая сплошной лавой потечет с гор вниз.

– Звучит устрашающе, – промолвила в ответ Сесили. – Хотя я не уверена, что задержусь здесь так надолго.

– Кстати, об отъезде, дорогая… Думаю, нам пора трогаться в обратный путь, – сказал Бобби, подходя к ним и обнимая Кэтрин за плечи своей могучей рукой, словно пытаясь защитить ее от непогоды. «Не мужчина, а самый настоящий великан», – подумала Сесили, глянув на Бобби, который навис над своей будущей женой, словно высоченная каланча.

– А вы далеко отсюда живете? – спросила она у них обоих.

– Смотря как считать. Если по прямой, то миль десять в западном направлении. Ну, а по дороге будет гораздо дальше. А вы, Сесили, катаетесь верхом? – поинтересовался у нее Бобби.

– Да, – ответила она, мысленно удивляясь тому, что с некоторых пор тема лошадей и верховой езды, которая в прошлом почти не занимала ее, вдруг выдвинулась на передовые позиции и стала почти что главенствующей в ее нынешней жизни.

– Знаете, езда верхом – это, пожалуй, самый лучший и самый надежный способ передвижения в здешних местах. Во всяком случае, именно так мы собираемся сейчас отправиться к себе домой, – сказал Бобби.

– Очень рада была познакомиться с вами, Сесили. – Кэтрин тепло улыбнулась на прощание. – Я обязательно позвоню вам, и мы договоримся, когда вы сможете составить мне компанию, пока Алиса будет в больнице. В следующий раз обязательно приезжайте с ночевкой – отсюда ведь не ближний путь до озера Наиваша.

Бобби и Кэтрин уселись на своих лошадей и ускакали прочь по дороге, ведущей от дома.

Через час с небольшим дождь прекратился, и гости снова высыпали на террасу. Сесили решила, что хозяйка не сочтет ее слишком грубой, если она сообщит ей о том, что тоже собирается домой.

– К сожалению, мне уже пора, – сказала она, подойдя к Алисе, которая сидела во главе стола, а маленький мангуст продолжал спокойно дрыхнуть на ее плече. – Крестная сегодня устраивает ужин, – добавила она на всякий случай, хотя вовсе не была уверена в том, что намеченный ужин состоится.

– Конечно, моя дорогая, конечно! Что за разговоры… Я очень рада, что вы познакомились с Кэтрин и, по-моему, даже успели подружиться. Она очень славная девушка, да и мозгов у нее гораздо больше, чем было у меня в молодости… Впрочем, как и сейчас. Передавай Кики мой привет и самые лучшие пожелания. И обязательно приезжай ко мне снова. Договорились? – Изящная белая ручка Алисы слегка сжала руку Сесили. – Так приятно видеть вокруг себя молодые лица. Не то что эти потрепанные старые чудаки, которые все еще продолжают грезить о днях своей былой славы.

– Обязательно приеду. Спасибо за приглашение, Алиса.

Сесили решила не прощаться с остальными гостями, которые, судя по всему, плотно устроились за столом на весь вечер, потягивая шампанское, оно по-прежнему продолжало литься рекой, и оглашая окрестности громким бравурным смехом. Этот смех сопровождал Сесили всю дорогу, пока она шла до машины. Макена открыл ей дверцу и помог залезть на заднее сиденье, а потом услужливо укутал ее колени пледом, чтобы она не озябла, потому что после дождя заметно похолодало.

Когда машина тронулась по залитой жидкой грязью дороге, Сесили снова почувствовала легкое головокружение, хотя и не пила шампанского. Что ж, на такой высоте над уровнем моря воздух очень разряженный, подумала она, припадая к окошку и любуясь обширными просторами Великой рифтовой долины, которую в книгах еще именуют Восточноафриканской рифтовой долиной или зоной разлома. Полный контраст с тем обилием роскошной зелени, что они оставили позади себя, и тем не менее все равно захватывающе прекрасное зрелище. Из тех книг про Африку, которые Сесили успела прочитать еще в Нью-Йорке, она узнала, что зона разлома протянулась по Африканскому континенту на несколько тысяч миль, она возникла миллионы лет тому назад под воздействием мощных сил природы, когда еще только-только начиналось формирование ландшафта Земли. Однако одно дело – прочитать в книге, и совсем другое – увидеть собственными глазами, да еще в такой непосредственной близости, этот завораживающий по своей красоте пейзаж, внушающий одновременно и восторг, и благоговейный страх перед мощью стихии. Заходящее солнце окрасило своим светом плоскую, голую, почти без деревьев равнину в насыщенные золотистые тона с оттенком абрикосового. Стоило Сесили напрячь глаза, и она даже различила крохотные точки, то ли это были люди, то ли животные, то ли и то и другое, но эти точки почти незаметно, словно крадучись, перемещались по живописной равнине.

– Какая необыкновенная страна! – пробормотала про себя Сесили, прижимаясь лбом к стеклу. – Слишком много впечатлений, чтобы вместить их в себя целиком, – вздохнула она и снова пожалела о том, что сейчас рядом нет никого из ее близких, кто мог бы разделить с ней все ее восторги и наполнить дополнительным смыслом пребывание здесь. И какой контраст между Манхэттеном и тем, что она сейчас видит вокруг себя. Пожалуй, пропасть, разделяющая эти два мира, еще шире, чем зона разлома со всем ее великолепием и величием. Сесили вдруг страстно захотелось постичь этот новый для себя мир, понять и его, и людей, которые здесь живут, и все то, что она видит вокруг себя. Впрочем, мелькнуло у нее, это все равно, что попытаться съесть слона: слишком уж все огромное, не вмещающееся в стандартные габариты и размеры. Однако же надо постараться! Сесили мысленно пообещала себе, что обязательно справится с намеченными целями еще до своего возвращения домой.

Она проснулась от того, что Алееки осторожно тряс ее за плечо, пытаясь разбудить.

– С благополучным возвращением домой, мемсахиб. Сейчас я помогу вам выйти из машины.

Сесили безропотно позволила ему помочь, и они вместе направились по террасе в сторону дома.

– А который сейчас час? – спросила Сесили.

– Уже половина девятого.

– Ничего себе! – Она оглядела пустую террасу и вслушалась в тишину, повисшую над домом. – Крестная выходила из своей комнаты сегодня вечером?

– Нет, мемсахиб, ей по-прежнему нездоровится, и она у себя, спит. Вы, наверное, проголодались? Прикажете накрыть вам стол на террасе или подать ужин прямо в комнату?

– Думаю, я обойдусь только стаканом молока. Спасибо. А ванну я могу принять? Чувствую себя после дороги такой грязной.

– Конечно, мемсахиб. Я тотчас же отправлю к вам Мурату. Она принесет молоко и подготовит ванну.

– Спасибо, – еще раз поблагодарила Сесили, направляясь к лестнице, но вдруг остановилась. – Я… Хочу спросить, с крестной все в порядке? То есть ее болезнь не очень серьезная?

– О, она скоро поправится. Не беспокойтесь. Я за ней присмотрю.

– Пожалуйста, пожелайте ей от меня доброй ночи.

– Обязательно, – ответил Алееки с поклоном. – И вам спокойной ночи, мемсахиб.

15

На следующий день Кики продолжала хворать, так и не покидая пределов своей комнаты. Но Сесили, несмотря на некоторые угрызения совести, была даже благодарна ей за то, что в доме наконец воцарились спокойствие и тишина. Впервые после своего приезда сюда Сесили смогла перевести дыхание и не спеша насладиться всеми окружающими красотами. Алееки, как всегда, был на подхвате, стараясь, по мере сил, разнообразить ее времяпрепровождение. Именно он устроил для нее во второй половине дня ознакомительную прогулку на озеро в сопровождении подростка по имени Кагаи из племени кикую. Мальчишка на ломаном английском языке рассказал Сесили, что родился и вырос в этом доме, а заодно научил ее нескольким бытовым фразам на местном диалекте и показал, как нужно правильно закидывать удочку в воду, сидя в лодке, а потом какое-то время держать ее неподвижно, пока не начинает клевать. Так Сесили и сделала, а он помог ей вытащить из воды извивающуюся во все стороны рыбу, металлическая чешуя которой сверкала и переливалась на солнце всеми цветами радуги. Сидя почти в самом центре огромного озера и любуясь его неподвижной серебристой гладью, Сесили наблюдала за тем, как несколько гиппопотамов нежатся на солнышке. Но вот они оторвали свои грузные тела от берега и погрузились в воду, заскользив по ее поверхности с грацией самых настоящих лебедей.

Прошел еще один день, но Кики все еще была в затворе. А Сесили в сопровождении Алееки поехала в Гилгил, где на почте отправила родителям очередное письмо, а заодно и отдала пленку на проявку какому-то немцу, знакомому Алееки, который оборудовал крохотную фотолабораторию прямо в чулане своей авторемонтной мастерской. Потом Сесили прогулялась по городку, время от времени останавливаясь возле уличных лотков, на которых торговали самыми разнообразными фруктами и овощами. Названия некоторых из них были ей знакомы, другие же она видела впервые.

– Это бананы? – поинтересовалась она у Алееки, когда он, выполнив все данные ему поручения, присоединился к ней. Она указала на большие плоды, похожие по форме на бананы.

– Нет, мемсахиб, это подорожник. Да, плоды действительно по вкусу похожи на бананы и особенно хороши в тушеном виде. У нас их тут называют «матоке». Я попрошу нашу повариху приготовить вам, если хотите.

– Не откажусь. С удовольствием попробую что-то из местной кухни, пока нахожусь здесь.

– О, у вас, мемсахиб, впереди еще много времени, чтобы успеть все перепробовать, – успокоил ее Алееки, попутно торгуясь с продавцом, пока не выторговал хорошую цену на приобретенные овощи и фрукты. – У нас тут очень популярна индийская кухня, но она острая, со множеством специй. Хотя лично мне это очень нравится.

– А я вот никогда ничего не пробовала со специями, – призналась слуге Сесили, когда они вместе направились назад к своей машине, вышагивая по какой-то пыльной улице, изнывающей от жары.

– Тогда вам нужно обязательно попробовать карри, а еще местное жаркое и югали: это блюдо особенно популярно среди кикую.

– А вы тоже из племени кикую? – спросила у него Сесили не без любопытства в голосе.

– Нет, мемсахиб. Я родом из Сомали. Это прямо на границе с Кенией.

Сесили уже приготовилась задать следующий вопрос, но тут ее окликнул знакомый голос за спиной.

– Сесили, это ты?

Сесили повернулась и увидела спешащую ей навстречу Кэтрин.

– Я так и подумала, что это точно ты! Ну, как обживаешься на новом месте?

– Все хорошо, спасибо, Кэтрин.

– Нужно какое-то время, чтобы пообвыкнуться, но когда привыкнешь, то заявляю со всей ответственностью: покидать наши края будет невероятно трудно.

– Алееки, это Кэтрин Стюарт. Я познакомилась с ней, когда ездила на чай к Алисе.

– Рад познакомиться с вами, мемсахиб, – отвесил вежливый поклон Алееки.

– А как там Алиса? – спросила Сесили.

– Она все еще в больнице в Найроби. Судя по всему, ее пребывание там затянется на более длительный срок, чем мы изначально предполагали. Сегодня после обеда Бобби свозит меня к ней.

По голосу Кэтрин Сесили догадалась, что, каковы бы ни были у Алисы проблемы со здоровьем, они вряд ли напрямую связаны с той грязью, которая царила на ее кухне.

– Передавай ей самый сердечный привет от меня, ладно? – попросила Сесили, тоже переходя на «ты».

– Обязательно передам. А ты постарайся как можно скорее вырваться ко мне на ферму Ванджохи. Ну пожалуйста! Бобби безвылазно торчит на нашей ферме, разбирается со скотом, а заодно пытается привести в божеский вид ту развалюху, которая через месяц с небольшим станет нашим семейным домом. – Кэтрин с улыбкой глянула на Сесили. – А мне так одиноко на этой ферме. Что скажешь насчет нынешней пятницы?

Сесили машинально подняла глаза на Алееки, словно испрашивая у него позволения.

– Конечно, мемсахиб, – с готовностью откликнулся тот. – В какое время будет удобнее для вас?

– Что, если мисс Сесили приедет ко мне на обед, заночует и останется до завтрака в субботу? – предложила ему Кэтрин.

– Хорошо, я все устрою, – пообещал Алееки.

– А сейчас мне надо бежать. Хочу отыскать Бобби. Он где-то в банке, хлопочет о получении кредита, чтобы купить еще больше скота на ферму. – Кэтрин выразительно вскинула брови. – Итак, до встречи в конце недели. Жду! Всего доброго, Сесили.

– До свидания, Кэтрин. И спасибо за приглашение.

– А Кэтрин когда-нибудь бывала в Мундуи-Хаус? – поинтересовалась Сесили у Алееки, пока тот помогал ей усесться в машину, которая, по своему обыкновению, уже раскалилась от жары докрасна.

– Нет, не припоминаю такого, – лаконично ответил он и твердой рукой захлопнул за ней дверцу, а потом сам вскарабкался на переднее сиденье рядом с шофером Макеной.

Сесили тут же открыла окно, извлекла из сумочки веер и принялась интенсивно обмахиваться им, снова почувствовав противное головокружение. И почему это, недоумевала она про себя, несмотря на весь свой подчеркнуто вежливый тон, Алееки четко дал ей понять, что появление ее новой подруги у них дома никогда не приветствовалось?

* * *

К моменту планируемого визита на ферму Ванджохи Сесили уже буквально извелась от одиночества. Все минувшие пять дней Кики так и не выходила из своей спальни, и, хотя Сесили умоляла Алееки разрешить ей наведаться к больной, его ответ был всегда неизменным: «Мемсахиб сейчас спит». Порой Сесили даже начинало казаться, что ее крестная умерла и лежит сейчас у себя в комнате мертвая и холодная, а Алееки просто боится сообщить ей эту страшную новость.

Утром в день отъезда на ферму Ванджохи Сесили все же решила проявить твердость и настоять на том, чтобы ее допустили к Кики попрощаться с ней перед отъездом, но тут перед ней возник Алееки и вручил конверт. Сесили торопливо вскрыла его и достала оттуда листок дорогой почтовой бумаги с тиснением, на котором красивым каллиграфическим почерком Кики, так хорошо ей знакомом, было написано следующее.

Моя дорогая девочка,

Прости меня за то, что я совсем не уделяю тебе внимания все последние дни, – я пока себя неважно чувствую. А главное средство, которое помогает мне в таких случаях, это отдых и покой. Но как только мне немного полегчает, я буду всецело в твоем распоряжении все то время, что ты собираешься пробыть у меня.

Очень надеюсь, что Алееки удовлетворяет все твои желания. Он сказал мне, что ты собираешься с визитом к Кэтрин на ферму Ванджохи. Приятного тебе времяпрепровождения там!

Крепко целую,

Кики

«По крайней мере, Кики жива», – размышляла Сесили, когда Алееки сопровождал ее до машины. И теперь она может с легким сердцем и чистой совестью уехать прочь из Мундуи-Хауса с его необычайно странной и немного таинственной атмосферой.

* * *

– Сесили! Приехала-таки! Я так рада видеть тебя! – приветствовала ее Кэтрин, когда она выбралась из «бугатти» на подъездной дорожке, ведущей к дому Алисы.

– А я рада снова оказаться здесь, – ответила Сесили, оглядываясь по сторонам, пока Макена доставал из багажника ее небольшую дорожную сумку с минимумом вещей для того, чтобы переночевать, и несколько плетеных корзин с шампанским и едой – подарок от Кики.

– Бог мой! Твоя крестная, видно, решила, что мы тут сегодня собираемся устроить шумную вечеринку! – воскликнула Кэтрин и, взяв Сесили за руку, повела ее в дом.

– По ее мнению, любой визит без шампанского, льющегося рекой, – это уже не визит, – пошутила в ответ Сесили.

– О, вижу, ты уже потихоньку втягиваешься в наши реалии, начинаешь понимать, что тут и как.

Они зашли в дом, и Сесили поразилась тем кардинальным переменам, которые произошли в его интерьере всего лишь за одну неделю. Исчезли горы книг и бумаг, валявшихся повсюду, в комнатах перестало пахнуть псиной и другими, неизвестными Сесили дикими зверьками, которых приютила у себя Алиса; на смену им пришел слегка сладковатый запах полировочного лака, а также аромат роз и лилий, букет которых красовался в вазе на натертом до блеска столе из красного дерева.

– Да ты тут сотворила настоящее чудо! – искренне восхитилась Сесили, пока Кэтрин вела ее показать спальню.

– Спасибо, что оценила мои усилия. По правде говоря, я старалась не столько для Алисы, сколько для самой себя – не люблю жить среди хаоса. Я тут даже соорудила временный загон для собак, что-то вроде такого летнего курятника. Но, боюсь, его уже успели облюбовать местные обезьяны. Они посчитали, что это их второй дом, а с ними договориться будет непросто. Ты не находишь, что я поступила жестоко по отношению к псам Алисы?

– Совсем нет! – успокоила ее Сесили, взглянув на служанку, которая принесла ее вещи в комнату. – Пожалуйста, скажи ей, что распаковывать ничего не надо. Там только моя ночная сорочка, смена одежды и пара чистого белья.

– Не переживай! Не очень-то она и бросится делать лишнюю работу, – откликнулась Кэтрин и отрывисто отдала несколько распоряжений девушке, и без того, если судить по ее лицу, перепуганной чем-то до полусмерти. – Они здесь все начисто забыли о том, что им хорошо платят, кормят, да плюс еще Алиса заботится о них, как о своих ближних. А взамен требуется лишь одно: честно отработать за все эти блага. Но ты, наверное, умираешь от жажды, да? Пошли на террасу. Там уже стоит наготове домашний лимонад.

– Но только никакого шампанского! – с деланым ужасом воскликнула Сесили, вызвав смех у Кэтрин.

Они уселись за стол на террасе, и Сесили глянула вдаль, туда, где простирались бескрайние зеленые луга, по которым неспешно несла свои воды река. Вокруг свободно разгуливали антилопы, лошади, паслись козы; легкий свежий ветерок приятно обдувал лицо.

– Как дела у Алисы? – поинтересовалась Сесили у Кэтрин, отхлебнув из стакана вкуснейшего лимонада.

– Пока не очень хорошо, к сожалению. Ей вставили в живот какую-то трубку. Уильям, то есть доктор Бойль, говорит, что сильные боли могло спровоцировать то давнее ранение, когда она выстрелила в себя много лет тому назад в Париже.

– Но она поправится?

– Очень на это надеюсь, хотя она совершенно не следит за собой.

– Господи боже мой! До чего же сложной и трудной была у Алисы жизнь. Должно быть, она очень сильно любила того мужчину, коль скоро решилась убить его, а потом и себя.

– Я много раз слышала эту историю в самых разных вариантах. Но, скорее всего, дело было так: Раймонд сказал, что не может жениться на ней, потому что родители пригрозили, что лишат его наследства, если он все же женится. Подумать только, на что готовы люди ради любви, да? – Кэтрин вздохнула. – Но, пожалуй, я бы тоже могла пристрелить Бобби, если бы он вдруг объявил, что не может жениться на мне. Я ведь не мыслю своей жизни без него.

– Так все же, когда и где вы наконец поженитесь? – спросила у нее Сесили.

– Что касается «когда», то с этим все ясно: где-то через месяц, как я тебе и говорила. А вот «где», с этим у нас точно проблемы.

– Почему?

– Видишь ли, мой отец трудится в миссии, которая находится в Тумутуму, это по другую сторону гор Абердаре. Он трудится там миссионером уже на протяжении многих-многих лет. Свободно говорит на местном диалекте, впрочем, как и я, если ты успела заметить. Конечно, папа был бы рад, если бы наше бракосочетание состоялось там, у него, но тамошняя церквушка – это самая настоящая хижина, и только. Представляю себе недовольные физиономии Айдины и других гостей, которые явятся к нам на свадьбу расфуфыренными, а тут еще и дождь может пойти в любую минуту. И что тогда станет с их нарядами? – Кэтрин издала короткий смешок.

– Но, в конце концов, это же твоя свадьба, и тебе принимать окончательное решение.

– Все так, моя. Моя и Бобби. Хотя ему совершено все равно где, главное – поскорее пожениться. Ну а я должна помнить о том, что, когда мои родители приехали в Кению, они поселились с самого начала именно на территории миссии. А уже когда я появилась на свет, а папа часто отлучался из миссии, ездил в буш и там проповедовал Слово Божие местным племенам, мама настояла на том, чтобы мы построили себе небольшой домик в Долине, чтобы я, по крайней мере, получила возможность обзавестись друзьями, своими сверстниками.

– Разумное решение, – согласилась с ней Сесили. – Получается, что ты выросла как бы между двумя мирами?

– Да, так оно и было. И, если честно, моему сердцу дороги оба эти мира. Когда мне исполнилось десять лет, меня отправили в закрытую школу в Шотландии, но практически все каникулы я проводила вместе с мамой, а еще без конца доставала Бобби своими вечными приставаниями. Но все равно я навещала папу и жила вместе с ним в миссии хотя бы две недели. Что снова возвращает меня к исходной теме – «где». Придется нам с Бобби изрядно помозговать, чтобы состыковать концы с концами. Впрочем, кажется, мы с ним уже нашли компромиссное решение: официально мы вступим в брак в миссии Тумутуму, порадуем папу, а на следующий день устроим прием в клубе Мутаига. Алиса, пошли ей бог здоровья! – настаивает, что сама оплатит все расходы на банкет в качестве своего свадебного подарка, хотя я предложила ей более практичный вариант: дать нам чек на какую-то сумму денег, которую мы потом истратим на то, чтобы купить себе кое-что из мебели в наш новый дом. Но она же у нас романтик, так сказать, старой закваски! Не растеряла веры в любовь, несмотря на то что все ее браки оказались неудачными. Не говоря уже о том, что прием – это отличный предлог для здешних собраться и покутить как следует, – сухо добавила Кэтрин. – Только бы сама Алиса поправилась к этой дате и смогла присутствовать на приеме. Ну, как тебе наш план?

– По-моему, вы действительно нашли превосходное решение всех проблем. А где вы собираетесь проводить свой медовый месяц?

– Тоже мне проблема! Нигде! – улыбнулась в ответ Кэтрин. – Я перееду к Бобби в старый родительский дом на их ферме, который он сейчас, бедняга, старается хоть как-то подлатать за оставшееся до свадьбы время и придать ему более или менее пристойный вид, о чем я тебе уже говорила. Вот тебе и весь наш медовый месяц. Знаешь, дел невпроворот: разведение скота – это весьма рискованный бизнес. Буду помогать Бобби: рада, что наконец хоть как-то получу отдачу от тех лет, что я провела в Дик-колледже.

– Где?

– Это ветеринарный колледж в Эдинбурге. Так что я, Сесили, квалифицированный ветеринар, что, конечно, сильно поможет нам в будущем содержать свое стадо здоровым и сильным. Билл Форсайт, ближайший сосед Бобби, а вскоре он станет и моим ближайшим соседом, сейчас усердно обучает нас некоторым современным методам взращивания молодняка, как правильно ухаживать за животными, своевременно вакцинировать их, устраивать для них пестицидные ванны и прочее. Животные ведь тоже подвержены самым разным и порой очень серьезным болезням, особенно когда их содержат вместе, да еще в большом количестве. Тут тебе и сибирская язва, и чума рогатого скота, и проблемы с давлением и пульсом, словом, много чего. Не говоря уже о львах, которые бродят по округе в надежде раздобыть себе легкий ужин, – добавила Кэтрин. – Кстати, об ужине. Я пригласила сегодня на ужин Билла, но сразу же должна предупредить тебя, он у нас парень со своими заскоками.

– О, с этим все в порядке! Я уже постепенно начинаю привыкать к местной публике. Некоторые очень даже интересные люди, – откликнулась Сесили.

– У Билла сложились особо доверительные отношения с племенем масаи. У аборигенов тоже ведь можно много чему научиться: так, они на протяжении многих столетий для лечения животных используют природные снадобья.

– А прислуга в доме Алисы тоже из этого племени? – спросила Сесили, увидев, как из кухни показалась служанка с метлой в руке и принялась старательно сметать пыль с пола на веранде, выходящей во внутренний дворик.

– Нет, они из племени кикую. Масаи – это народ кочевой, они пасут свой скот на равнинах. Домашнюю прислугу набирают, как правило, из людей племени кикую. В частности, Аду, это ее имя, Алисе в свое время порекомендовала моя мама, когда той понадобилась новая прислуга: мама знала Аду еще по тем временам, когда та жила на территории миссии.

– Ты считаешь, из них получается хорошая прислуга?

– Полагаю, да. Особенно если над ними есть жесткий контроль. А в целом это очень преданные люди. Но что это мы все обо мне и обо мне? Расскажи лучше о себе. Чем занималась, живя у себя в Нью-Йорке?

– Я… Да ничем особо. Была какое-то время помолвлена, а потом помолвка расстроилась…

– Понятно! То есть ты приехала к нам, чтобы залатать здесь свои сердечные раны, да? Позволь поинтересоваться, сколько тебе лет?

– В этом году исполнится двадцать три. Уже старая дева.

– Тоже мне, нашла старую деву! – рассмеялась в ответ Кэтрин. – Мне в этом году аж двадцать семь стукнуло. Ты его любила?

– Мне казалось, что любила. Но, по правде говоря, я решила завязать с мужчинами.

– Посмотрим, посмотрим, как это будет на деле! – улыбнулась Кэтрин и поднялась из-за стола. – Думаю, нам пора обедать.

За обедом они лакомились вкуснейшей рыбой, которую, по словам Кэтрин, только утром выловили из речки.

– А ты бывала когда-нибудь в Мундуи-Хаусе? – осторожно поинтересовалась Сесили, вспомнив, как заметно холодно отреагировал Алееки на ее новую подругу при встрече.

– Нет, никогда. Мои родители категорически не одобряли все это сообщество, обитавшее в Долине Счастья. За исключением Алисы, разумеется, потому что она искренне любит животных. Хотя я наслышана о том, какой красивый дом у твоей крестной… Да и вообще, Кики очень щедрая женщина…

– Да, это так, хотя… Знаешь, я очень беспокоюсь за нее, – доверительно промолвила Сесили. – Кики уже несколько дней глаз не кажет из своей комнаты. К счастью, я знаю, что она хотя бы жива, потому что сегодня утром, перед отъездом к тебе получила от нее короткое письмо. Ты случайно не в курсе, может, у нее какая-то хроническая болезнь с периодическим обострением, а?

– Пс! Откуда мне знать? Нет, я ничего не знаю, Сесили. А сейчас я предлагаю тебе наведаться вместе со мной в конюшни. Почему бы нам не покататься верхом? Я покажу тебе несколько очень красивых уголков неподалеку от нашего дома.

Сесили постаралась сделать вид, что ничего не заметила. На самом деле, Кэтрин знает намного больше, чем говорит, поняла она. И вот снова эта уже навязшая в зубах верховая езда! Но ничего не поделаешь… Придется, в буквальном смысле этого слова, взгромоздиться на лошадь и вспомнить старое, коль скоро Сесили собирается пробыть в Кении еще какое-то время, а потому она лишь молча кивнула в знак согласия. А потом добавила:

– С удовольствием.

К счастью, окрестности действительно поражали своей живописной красотой, а потому вместо того, чтобы предаваться горестным воспоминаниям о том, как они с Джулиусом совершали конные прогулки, Сесили всецело сконцентрировалась на созерцании природы и управлении своей кобылкой, которая послушно следовала вдоль берега реки. Сесили полной грудью вдыхала свежий прохладный воздух, вслушивалась в веселое щебетание птиц, любовалась солнечными лучами, скользившими по спокойной речной глади, образуя на воде причудливые золотистые дорожки. Когда лошади остановились возле воды, чтобы утолить жажду, Сесили окинула взглядом необъятные просторы утопающей в зелени долины, которая раскинулась внизу под ними.

– Знаешь, с трудом верится, что мы сейчас в Кении. Все это так похоже на английские пейзажи, – сказала Сесили, обращаясь к Кэтрин.

– Ты права, здешние места действительно очень напоминают Англию. Однако нам пора возвращаться, Бобби и Билл должны вот-вот подъехать.

Умывшись наспех в тазу с теплой водой, который служанка водрузила прямо на комод, кое-как причесав волосы и переодевшись в чистое хлопчатобумажное платье, Сесили заторопилась вниз, на улицу, где ее уже поджидала Кэтрин. Вместе они какое-то время любовались солнечным закатом над долиной. Но, как только солнце скрылось за горизонтом, тут же подул свежий ветерок, пробежался по террасе, заставив Сесили невольно поежиться. Но она лишь поплотнее укуталась в шаль, наброшенную на плечи, наслаждаясь этими мгновениями живительной прохлады.

Обе девушки одновременно услышали звук приближающихся машин.

– А вот и наши мальчишки приехали! – радостно подхватилась со своего места Кэтрин.

Сесили проследовала за ней к подъездной дороге, на которой притормозили два стареньких пикапа с открытым верхом. Из первой машины вылез Бобби, из другой – незнакомый мужчина, наверное, Билл, догадалась Сесили.

– Еще раз напоминаю тебе, Сесили, постарайся не обижаться на Билла. Он тут совсем загрубел, за столько лет превратился в самого настоящего аборигена и начисто забыл о том, как подобает вести себя в приличном обществе, – торопливо прошептала Кэтрин, пока мужчины направлялись к ним.

На некотором расстоянии Билл произвел на Сесили впечатление совсем еще молодого человека, стройного и поджарого, но когда он подошел поближе, то, несмотря на свою густую рыжую шевелюру, оказался значительно старше: вон какими глубокими морщинами испещрено его загорелое дочерна лицо. «Наверное, ему где-то около сорока», – прикинула Сесили. При этом она уловила в его облике что-то смутно знакомое.

– Привет, дорогой! – Кэтрин подалась к Бобби, который тут же одарил ее нежным поцелуем. – Здравствуй, Билл. Как дела?

– Все нормально, спасибо. – Голос низкий, хрипловатый, говорит в присущей британцам манере, проглатывая окончания.

– А это Сесили Хантли-Морган. Прошу любить и жаловать. Она недавно приехала к нам из Нью-Йорка, – сказала Кэтрин, обращаясь к Биллу, когда они все вместе направились к террасе.

Сесили тут же почувствовала на себе его изучающий взгляд, но уже через пару мгновений он отвел глаза в сторону.

– Бедная вы, бедная! – промолвил Билл после некоторой паузы. – Жить в таком месте…

– Я живу на Манхэттене, прекрасное место! Там мой дом, – ответила ему Сесили, неожиданно почувствовав себя уязвленной.

– Все эти нелепые небоскребы вокруг, не говоря уже о людях, которые спрессованы в этих каменных джунглях, словно сардины в консервной банке.

– Не обращай внимания на то, что Билл говорит, Сесили. Он ведь давно не выбирался из наших джунглей, а потому поотвык немного от цивилизации. Я права, Билл? – спросила у него Кэтрин, когда они уселись за стол и она предложила мужчинам на выбор шампанское или пиво.

– И слава богу, что отвык, – сказал Билл, беря бутылку пива. – Ты же знаешь, Кэтрин, я не особо высоко ценю общение с людьми.

И снова Сесили почувствовала на себе его немного странный, гипнотизирующий взгляд.

– И как долго вы собираетесь у нас пробыть, прежде чем снова вернетесь в свою клаустрофобию, которую вы все почему-то упорно именуете «цивилизацией»?

– Пока она еще и сама не знает. Правда, Сесили? – пришла ей на помощь Кэтрин.

– Да, пока я еще не определилась со сроками, – согласилась с ней Сесили и взяла в руки свой бокал с шампанским. Резкие манеры Билла определенно нервировали ее.

– Вы уже наведывались в буш?

– Нет.

– Значит, пока вы еще не видели настоящей Африки.

– Уверен, Билл, нам еще представится удобный случай познакомить ее с Африкой и показать настоящий буш, – подал голос Бобби.

Сесили заметила, что Билл что-то внимательно разглядывает под столом.

– Все может быть, – откликнулся он после некоторого молчания, снова посмотрел на Сесили и поднял свой стакан, чокаясь с ней. – Во всяком случае, вы хоть не явились сюда в башмаках на нелепых высоченных каблуках, в которых вечно щеголяет эта ужасная старуха Престон, да и другие американки тоже.

Сесили едва не поперхнулась своим шампанским. Она бросила беспомощный взгляд на Кэтрин, словно моля ее о заступничестве.

– Между прочим, Билл, Кики приходится Сесили крестной матерью, – спокойно обратилась та к Биллу. – И ради всех святых! Прошу тебя, перестань терроризировать бедную девочку. Она совершенно не похожа на свою крестную. Нельзя измываться над ней только потому, что она, видите ли, американка. Или ты забыл, что о книжке не судят по обложке? Чем занимались сегодня вы оба? – резко переменила она тему разговора.

Сесили слушала вполуха рассказ Бобби о том, как они с Биллом съездили на аукцион крупного рогатого скота и сколько еще голов он купил для своего стада.

– Он сегодня сделал удачные приобретения, – подтвердил Билл. Кажется, это была первая позитивная реплика, прозвучавшая из его уст с того момента, как он приехал сюда. – Купил себе борана, и по очень хорошей цене.

– Но это только благодаря твоему присутствию, Билл. Все же вокруг знают, что тебя на мякине не проведешь! Билл у нас известен на всю округу доскональным знанием всего, что касается скота, – пояснил Бобби, обращаясь уже к Сесили.

– А какими доскональными знаниями обладаете вы, мисс Хантли-Морган? – тут же поинтересовался у нее Билл.

– По-моему, ничего особенного я не знаю, – слегка пожала плечами Сесили. Она еще не успела прийти в себя после той откровенной грубости, с которой он обрушился на ее крестную и на нее саму.

– Держи удар, Сесили! И не вздумай пасовать перед Биллом, – подбодрила ее Кэтрин и бросила сердитый взгляд на своего будущего соседа. – Это у него такая отвратительная манера: третировать всех при первой встрече. Я права, Билл?

– Но ты же не хуже меня знаешь, как давно я не вращался в приличном обществе.

– Да он просто очарован вами, Сесили. – Бобби шутливо округлил глаза и подмигнул Биллу. – Однако мы с Биллом умираем от голода. Как тут насчет ужина?

Сесили была рада, что за ужином Билл переключил свое внимание с ее персоны на обсуждение других тем. Разговор главным образом вертелся вокруг того, как быстро Бобби сможет получать прибыль от своей скотоводческой фермы, а также на каких условиях банк выдаст ему кредит и в какие сроки затребует свои денежки обратно.

– Во многом все зависит от того, на какое время ты, Кэтрин, согласишься отпускать Бобби вместе со стадом в горы или на равнины в сезон дождей. Вот я, к примеру, отсутствовал в прошлом ноябре всего лишь неделю, уезжал по делам в Найроби, а в результате лишился порядка ста голов из своего стада.

– Как так? – Впервые Сесили проявила неподдельный интерес к разговору.

– Ну да, их угнали масаи.

– А я думала, они присматривают за вашими стадами, работают на вас…

– Некоторые – да. Но в наших местах обитает много разных кланов племени масаи. К тому же люди этого племени вполне искренне полагают, что все коровы на территории Кении принадлежат им. Они считают коров священными животными, хотя и убивают их иногда. Но чаще всего выменивают коров на маис и другие овощи у представителей других кланов.

– Но ведь эти коровы принадлежат вам?

– На бумаге – да, но здешние аборигены не знают цены деньгам, тем более они не станут вступать в какой-то обмен на деньги со всякими мзунгу.

– Мзунгу на местном диалекте означает «белый человек», – пояснила Кэтрин.

– Тогда увольте их и наймите себе других людей. Или так нельзя? – спросила у Билла Сесили.

Какое-то время тот молча буравил ее своим взглядом.

– Нельзя, мисс Хантли-Морган, – промолвил он наконец. – Я не могу этого сделать. К тому же у меня прекрасные отношения с этими людьми, и многие из них стали мне настоящими друзьями. Если цена дружбы – какие-то несколько дюжин голов скота в год, что ж, я готов платить такую цену. Масаи первыми пришли на эти земли и, несмотря на все усилия властей согнать аборигенов с подведомственных им территорий, заключить их в некое подобие резерваций, масаи продолжают свой традиционный кочевой образ жизни. Между ними и коровами существует особая, почти что сакральная связь, недаром они пьют коровью кровь и верят в то, что она сделает их здоровыми и богатыми.

– Звучит отвратительно! – возмутилась Сесили.

– Хорошо, что коровы на дух не переносят запах человеческой крови. В отличие от львов, кстати, – тут же парировал Билл.

Потом он снова принялся молча разглядывать ее, видимо, обдумывая что-то свое. Наконец он произнес:

– Завтра, мисс Хантли или как вас там, я направляюсь в буш. Хотите, могу взять вас с собой? Только не говорите потом, что вас не приглашали.

– Ах, Сесили! Непременно поезжай! Конечно, и мы с тобой поедем, – тут же вступила в разговор Кэтрин. – Билл впервые показал мне настоящий буш, когда мне было одиннадцать лет. Помнишь, ты мне еще сказал тогда, что в этом возрасте девочки масаи становятся женщинами?

– В одиннадцать лет? – поразилась Сесили.

– Да, а многие из них к двенадцати-тринадцати годам уже выходят замуж и становятся матерями, мисс Хантли-трампампам, – откликнулся Билл.

– Пожалуйста, называйте меня просто Сесили! – не выдержала она наконец его издевок и тяжело вздохнула, хотя и понимала, что он нарочно заводит ее.

– Правда? Значит, можно? Но к великому сожалению, я терпеть не могу это имя. У меня была двоюродная бабка, которая жила в Западном Суссексе. Настоящий дракон в юбке, и тем не менее родители каждое лето отправляли нас со старшим братом к ней на все каникулы. Так вот, это чудовище звали Сесили.

– Тогда позвольте принести вам свои извинения за то, что, вольно или невольно, я вызвала в вашей памяти плохие воспоминания. Но едва ли меня можно винить за это, не так ли?

– Честное слово, Билл! – снова набросилась на него Кэтрин. – Отцепись ты наконец от бедной девочки! Оставь Сесили в покое!

Но Билл продолжал упорно разглядывать ее. И что-то в этом взгляде, плюс еще и упоминание о Западном Суссексе, заставило сложить все воедино, и тут она вспомнила.

– Подождите-подождите! Так вас зовут Билл Форсайт?

– Да. Вполне себе приличное имя для британца.

– А ваш брат – майор, верно? И он живет там, где когда-то жила ваша двоюродная бабка, в Западном Суссексе, да?

– Да, мой брат – майор, и он действительно живет в Западном Суссексе. Но как вы узнали?

– Я недавно познакомилась с ним в Англии, – ответила Сесили, крайне довольная тем, что ей наконец удалось немного сбить спесь со своего собеседника и даже изрядно его удивить.

– Неужели? Где? Когда?

– В Вудхед-Холле в Суссексе, недели три тому назад. Леди Вудхед пригласила меня к себе в гости, а ваш брат живет по соседству с ней.

– Ну и дела! Провалиться мне на этом месте, как изволил бы выразиться майор. Мой дражайший старший брат навещал меня в Кении, когда я еще только приехал сюда. Помнится, волочился за каждой юбкой, которую сумел отыскать в клубе Мутаига, и это притом что дома его ждала прелестная, очень милая жена. А вы замужем?

– Нет.

– Она так же, как и ты, Билл, не интересуется любовью, – не преминула объявить Кэтрин с другого конца стола, бросив подбадривающий взгляд на Сесили.

– Вот как? Суровое заявление, если так можно выразиться. – Билл выразительно вскинул брови. – Тем более в вашем возрасте. Лично мне для этого понадобилось значительно больше времени: только годам к тридцати восьми я наконец осознал, что любовь – это миф. Однако, – Билл поднялся из-за стола и повернулся к Бобби, – завтра нам рано вставать, а потому пора в обратный путь, я думаю.

– Конечно, конечно! – энергично закивал головой Бобби и тут же подхватился со своего места. У Сесили сложилось впечатление, что он всецело пребывает под влиянием своего друга, к которому относится с величайшим почтением. – Так вы собираетесь совершить первое в своей жизни сафари, Сесили?

– Конечно, собирается! – ответила вместо нее Кэтрин, когда они всей гурьбой направились к подъездной дороге. – Слуги могут и без нас обойтись одну ночь. Да я и сама уже целую вечность не была в буше.

– Но ты должна предупредить свою американскую подругу, что это совсем не гламурная прогулка в стиле ее крестной, – обратился к ней Билл, намеренно игнорируя присутствие Сесили, которая шла позади, тоже направляясь к пикапам. – Никаких канапе и шампанского, никаких слуг, суетящихся вокруг: только одеяло, брезентовая палатка и костер при свете звезд.

– Мы ее всему научим, Билл. Правда, Сесили? Скажи «да»!

Три пары глаз выжидательно уставились на Сесили.

– Я… Ладно! Я с удовольствием отправлюсь в буш.

– Вот и отлично! – одобрительно кивнул Билл. – Тогда встречаемся все у меня завтра ровно в семь утра. Спасибо за ужин, Кэтрин. Не так-то часто я в последнее время лакомлюсь домашней едой.

– До свидания, дорогой, – прощебетала Кэтрин, целуя Бобби, прежде чем тот уселся в свой пикап, припаркованный рядом с машиной Билла. – Увидимся завтра ни свет ни заря.

Сесили и Кэтрин помахали машинам вслед, а потом опять направились к дому.

– Надо тебя соответствующим образом экипировать к завтрашнему дню, – заметила Кэтрин. – К счастью, у Алисы полно всяких одежек для сафари, а вы же с ней практически одного размера.

– Спасибо. Сказать честно, я немного нервничаю, особенно из-за Билла. Он совершенно четко дал мне понять, что я ему пришлась не по нраву, – промолвила Сесили, входя вслед за Кэтрин в холл.

– А я вот так не думаю! Напротив! Давно я уже не видела, чтобы Билл уделял столько внимания какой-то женщине.

– Ну, если, по-твоему, такое его обращение означает «уделять внимание», то не удивительно, что он до сей поры не женат. Он ведь самый настоящий грубиян!

– Самое интересное, Сесили, что он ведь тоже в свое время рванул в Африку для того, чтобы залечивать здесь свои душевные раны. Точь-в-точь, как ты. Все это, правда, случилось давно, лет двадцать тому назад, но за все минувшие годы я ни разу не слышала даже намека на какие-то сплетни о нем. Он очень закрытый человек, привык все держать в себе. Ну, ты понимаешь, о чем я. А он ведь довольно привлекательный мужчина. Ты не находишь?

– Не вижу в нем ничего привлекательного, – сказала Сесили, как отрезала. Два бокала шампанского, которые она выпила в течение вечера, придали ей смелости и развязали язык. – Он только и делал, что оскорблял меня весь вечер.

– Ну, такой уж он у нас, наш Билл. Но скажу тебе так: для путешествия в буш нет более надежного человека рядом, чем он. С ним ты будешь в полной безопасности. Он прекрасно знает местность, хорошо представляет себе все опасности, которые могут подстерегать нас в пути. Другого такого эксперта среди белых здесь просто нет. Однако, – Кэтрин с трудом подавила зевок, – мне еще нужно загнать всех собак в их загон, а потом отыскать этого вредного маленького мангуста, которого Алиса просто обожает. С самого утра я его покормила и с тех пор больше не видела. А потом пойду, подберу подходящую одежду на завтрашний день для нас с тобой. Спокойной ночи, Сесили. Встречаемся завтра на рассвете.

– Спокойной ночи, Кэтрин. И спасибо тебе за этот вечер.

Кэтрин снова заторопилась на улицу, было уже темно и прохладно, но ей еще предстояло собрать воедино всю свору собак, которые шлялись по двору, где им вздумается. А Сесили поднялась в свою спальню, закрыла за собой дверь, подошла к кровати и с удовольствием улеглась на постель. Интересно, размышляла Сесили, какую такую сердечную драму пережил в свое время Билл, которая превратила его в столь угрюмого человека, абсолютно не верящего в людей. И, конечно, прежде всего, в женщин…

Сесили сбросила с ног туфли, расстегнула платье и быстро нырнула под одеяло, потому что уже по-настоящему замерзла. Устраиваясь поудобнее под одеялом, она вдруг нащупала рукой что-то теплое и пушистое. Негромко вскрикнула и слегка приподняла простыню. На постели лежал тот самый маленький мангуст, с которым она общалась в свой первый приезд на ферму Ванджохи. Зверек наверняка прятался под одеялом весь день. Он тут же начал перебирать своими лапками, проворно вскарабкался ей на грудь, а потом перекочевал в ложбинку между шеей и плечом и удобно расположился там на ночлег.

Сесили невольно улыбнулась, представив себе реакцию мамы, если бы она это сейчас увидела. Дикий зверек, наверняка блохастый, свернулся на дочери клубком. Однако его дыхание приятно успокаивало: в глубине души Сесили была даже немного польщена тем, что маленький мангуст выбрал для своего укрытия именно ее спальню. Что же касается Билла и всех тех сложностей, которыми изобиловало сегодняшнее общение с ним, то она слишком устала, чтобы размышлять об этом прямо сейчас.

«Но если бы я вдруг решила остаться в Кении, то точно поселилась бы здесь, в Долине Ванджохи», – мелькнуло в голове, и Сесили тут же крепко уснула.

Электра