Сестра солнца — страница 6 из 10

Кения

Сентябрь 1940 года

Традиционный бисерный воротник, который носят женщины племени масаи

35

Сесили слегка откинулась назад и вытерла пот со лба, потом воткнула в землю садовый совок, поднялась со скамейки и направилась в дом, чтобы налить себе стакан лимонада из холодильника. Потом она пошла на веранду пить лимонад, а заодно и полюбоваться плодами своих садоводческих усилий. Сад вокруг дома действительно постепенно начал принимать очертания нормального, вполне ухоженного оазиса; зеленые лужайки, плавно сбегающие в низину, обрамлены со всех сторон кустами гибискуса и множеством кустиков белой и красной пуансеттии.

Из будки, стоявшей за домом, послышался лай Вульфи, Сесили спустилась по ступенькам веранды во двор и пошла к будке, чтобы спустить пса с привязи.

– Здравствуй, милый, – поприветствовала Сесили Вульфи, опускаясь на колени, и огромный пес тут же покрыл ее лицо своими влажными, слегка слюнявыми поцелуями. Она с трудом удержалась на ногах, едва не опрокинувшись на землю, когда Вульфи водрузил свои огромные лапищи ей на плечи. Сесили невольно улыбнулась, вспомнив того крохотного щенка, которого подарил ей Билл спустя всего лишь несколько дней после того, как они похоронили ее дочь Флер.

– Этому малышу надо, чтобы о нем кто-то заботился, – сказал Билл, вручая Сесили пушистый комочек, который жалобно скулил на все голоса. – Хозяин собаки сказал, что щенки – помесь лайки и овчарки. Иными словами, этот парень легко обучаем и предан своему хозяину, но, если потребуется, может проявить и агрессию.

Вульфи, так назвала щенка Сесили за его несомненное сходство с волком, не отличался особой красотой: окрас довольной необычный – весь в черно-белых пятнах, не говоря уже о том, что и глаза тоже разного цвета: один – голубой, а второй – карий. Одно было несомненно: его безраздельная преданность хозяйке, которую он просто обожал. В те самые первые дни после утраты своего ребенка Сесили была настолько поглощена собственным горем, что не обращала внимания ни на что вокруг; бесконечный писк малыша по ночам и с самого раннего утра изрядно действовал ей на нервы, пока она не обнаружила одну удивительную закономерность: стоит ей только принести щенка к себе в спальню, и он тут же мирно засыпает. А иногда, просыпаясь по утрам, она обнаруживала малыша рядом с собой в постели, безмятежно посапывавшего, животиком вверх, удобно устроившего головку на подушке. Несмотря на все свои усилия не влюбляться в щенка, тот сделал все возможное, чтобы завоевать ее любовь. И в конце концов добился своего: мрачная, погруженная в свои невеселые думы, Сесили даже начала улыбаться при виде смешных ужимок этого милого создания, необыкновенно добродушного по своей натуре.

Вот и сейчас Вульфи плелся за ней по пятам, пока она возвращалась обратно на веранду, чтобы допить свой лимонад. Однако у него была одна нехорошая привычка: выкапывать из земли только что посаженные семена, а потому Сесили была вынуждена держать его на привязи, когда возилась в саду. Зато в остальное время он безотлучно дежурил при своей хозяйке.

– Через пару минут я возьму тебя на прогулку, – пообещала она псу. – А пока полежи спокойно.

Сесили допила остатки лимонада и невольно поймала себя на мысли, что с Вульфи она разговаривает чаще, правда в одностороннем порядке, чем с людьми. Спустя пару недель после того, как она потеряла Флер, в Европе разразилась война. Сесили в те дни все еще находилась в больнице. А когда наконец вернулась домой, то по-прежнему пребывала в полнейшей прострации: собственное горе, подобно тяжелой, свинцовой туче, заслонило от нее все остальное, а потому она лишь вскользь зафиксировала в своем сознании начало военного конфликта. Война для нее означала лишь то, что Билл сейчас практически не бывал дома, но и это, по правде говоря, Сесили мало волновало.

Сесили вспомнила тот день, когда к ним приехала Кики, чтобы своими глазами взглянуть на их «Райский уголок», а она в это время заперлась у себя в спальне за закрытыми ставнями и попросила Билла сказать крестной, что она слишком плохо себя чувствует, чтобы встретить ее лично. Кики, по своему обыкновению, привезла с собой корзины, полные шампанского и банок с икрой, но и ее дары, и ее напускная веселость – все это было для Сесили словно нож в сердце, некое проклятье, посланное ей свыше. Единственным человеком, которого она могла видеть и с которым могла разговаривать, оставалась Кэтрин, которая в общении с ней проявляла поистине ангельское терпение, была сама доброта и участие. Рядом с Кэтрин Сесили могла наслаждаться красотой и покоем, царившими в «Райском уголке», забывая о том, что весь остальной мир уже охвачен войной. Родители буквально умоляли Сесили вернуться домой, укрыться в безопасности под надежным крылом Америки, но к тому времени как она немного оправилась для того, чтобы всерьез заняться подготовкой к такому путешествию, даже Билл был вынужден признать подобную затею весьма и весьма рискованной.

– Прости, старушка, но никто из нас не желает, чтобы тебя разорвало на части при прямом попадании немецкой бомбы или чтобы днище вашего судна протаранила какая-то вражеская субмарина. Придется тебе задержаться в Кении и переждать здесь, пока все более или менее не устаканится.

Шло время, но ничто и не думало «устаканиваться». А потому приходилось довольствоваться тем, что есть: занятия садоводством плюс чтение – Сесили уже успела перебрать всю обширную библиотеку мужа. Конечно, будь она сейчас в Нью-Йорке, мама наверняка бы занялась ее реабилитацией на свой манер, таскала бы ее по всяким светским мероприятиям, но сама мысль о подобном пустом времяпрепровождении приводила Сесили в ужас. Прошел уже год после потери ребенка, и постепенно горечь утраты отступала. Сесили даже осознала, что страшно тоскует по своим близким…

Не то чтобы она думала о них днями напролет или предавалась каким-то особо эмоциональным воспоминаниям о родном доме, нет! Сесили уже успела понять, что в жизни горя гораздо больше, чем радости, а потому надо учиться терпеть. А все эти любовные переживания, которые у нее случились когда-то вне рамок своей семьи, принесли ей только неприятности. Можно сказать, ее любовный опыт обернулся сплошным кошмаром.

– Только ты, Вульфи, и любишь меня по-настоящему, – обратилась она к псу, целуя его в макушку. А кроме Вульфи, у нее и правда нет никого. Даже когда Билл стоял рядом с ней и держал ее за руку, когда опускали крохотный гробик с Флер в красную землю, даже тогда Сесили продолжала считать, что в глубине души ее муж испытывает облегчение от того, что с него снято бремя необходимости воспитывать чужого ребенка. Впрочем, как выяснилось чуть позднее, любого ребенка. Да, врачи спасли ей жизнь, но спустя какие-то сутки после операции снова разрушили ее, сообщив, что она больше никогда не сможет иметь детей. Кажется, Билл искренне расстроился, узнав эту новость. Надо отдать ему должное, он настоял на том, чтобы оставаться рядом с ней дома как можно дольше, пока начавшаяся война не призвала его в Найроби. Сесили была уверена, что таким образом муж как бы пытался искупить свою вину, потому что доктор Бойль случайно обмолвился в разговоре с ней, что, когда она заболела, Билла долго не могли найти. Оказалось, что он, как всегда, был на охоте, и только Бобби каким-то чудом удалось отыскать его и притащить в Найроби, после чего Билл и появился в больнице.

Сейчас Сесили более не интересовало, где муж и когда он объявится дома, она рассеянно слушала его объяснения, как и каким образом с ним можно будет связаться в случае необходимости. Она всегда была приветлива с Биллом, но больше не жаждала его объятий и не ждала его ночами в их супружеской спальне. И вовсе не потому, что у них больше не будет деток, сей вопрос, в конце концов, был второстепенный, тем более что они так ни разу и не попытались осуществить сам процесс их зачатия.

Сесили была рада, что сегодня на ужин к ней приедет Кэтрин, а потом останется немного поболтать. Она теперь часто оставалась дома одна, без мужа, поскольку Бобби тоже призвали на службу. Но поскольку он был астматиком, то его определили исполнять свою воинскую повинность в административной должности – Бобби сейчас служил в комитете по сельскому хозяйству в Найроби.

– Слава богу, что у меня есть Кэтрин, – вздохнула Сесили, поднимаясь со своего места. – Пошли, Вульфи, пора готовить ужин.

* * *

– Сегодня у нас на ужин запеканка. Угощайся! – Сесили указала на дымящееся блюдо, которое она поставила на стол.

– Спасибо! Выглядит аппетитно! Хорошо хоть, что у нас нет продовольственных карточек, как в Европе, и мы можем продолжать питаться без каких-либо ограничений, – заметила Кэтрин, отрезая себе ломоть свежего хлеба, который Сесили недавно испекла. – Кстати, Алиса попросила меня пригласить тебя от ее имени на вечеринку, которую она собирается устроить у себя на ферме Ванджохи. Ей там последнее время очень одиноко. Поедешь?

– Вряд ли.

– Сесили, ты уже больше года нигде не показываешься. Почему бы и не поехать? Хоть немного развлечешься.

– Ты же знаешь, я очень сдержанно отношусь к тому типу веселья, которому предаются Алиса и ее друзья. Но в любом случае за приглашение спасибо.

– Господи, ты стала излишне чопорной, Сесили. Если ты сама забыла, как можно веселиться, то это еще не означает, что надо принимать в штыки поведение других людей, которые стараются не утратить эти навыки в сегодняшней-то ситуации.

Слова подруги задели Сесили за живое, но она лишь молча опустила глаза и стала сосредоточенно намазывать маслом свой кусок хлеба.

– Я… я все понимаю. Ради бога, прости меня, Сесили. Конечно, ты еще вся в своем горе, ведь совсем недавно исполнился ровно год, как ушла из жизни Флер… Но с другой стороны, тебе же только двадцать четыре года. Можно сказать, перед тобой еще вся жизнь, и я не хочу, чтобы ты провела ее, сидя в четырех стенах.

– Мне здесь хорошо, и мне нравится, как я сейчас живу. Как там твой Бобби? – Сесили плавно перевела разговор на другое.

– Ему уже страшно надоело заниматься организацией сбора урожая, мечтает снова и поскорее вернуться к нашему стаду и проводить с ним все дни.

– Билл сказал, что он присмотрит за вашими животными, когда отправится на этой неделе в долину. Ему дали отпуск на несколько дней.

– Да, я слышала об этом. Какое счастье, что они могут хоть как-то поддержать друга и помочь. Я вот тут подумала. – Кэтрин стала машинально играть со своей вилкой. – А почему бы тебе не поехать вместе с ним?

– Потому что он меня не зовет с собой.

– Да он уже наверняка устал звать тебя. Ведь всякий раз он слышит от тебя один ответ – нет.

– Пожалуйста, перестань меня пилить, ладно? Лучше налегай на запеканку, пока она еще не остыла. Почему ты ничего не ешь?

– Потому что… потому что, по правде говоря, я себя не очень хорошо чувствую. Ах, Сесили! Я уже целый месяц собираюсь с духом, чтобы сообщить тебе… В конце концов, ты же моя лучшая подруга и должна услышать эту новость из моих уст. Мы с Бобби ждем ребенка. Он должен появиться в мае следующего года. Прости, но я должна была поделиться с тобой этим известием.

В глазах Кэтрин заблестели слезы, когда она протянула через стол руку подруге.

– Я… Да это же просто потрясающая новость! Я так рада за вас обоих, – нашла в себе силы вымолвить Сесили.

– Ты уверена, что рада? Честно говоря, я боялась. Мне не хотелось лишний раз расстраивать тебя.

– Расстраивать? Что за ерунда. Я действительно счастлива, что у вас с Бобби будет ребеночек.

– То есть ты воспринимаешь все это абсолютно позитивно?

– Полностью! По такому случаю самое время откупорить бутылку шампанского из тех запасов, что остались после визита Кики.

– Вот этого как раз не надо. Не стоит сейчас изводить на меня такое дорогое вино. Тем более меня начинает мутить даже при одном упоминании о спиртном. А второе, о чем я хочу спросить тебя, готова ли ты стать крестной матерью моему маленькому? Я всегда думала только о тебе в этой роли.

– Как это мило с твоей стороны! Для меня это большая честь, Кэтрин. Да, я, конечно, согласна.

– Вот и прекрасно! А поскольку ты – моя ближайшая соседка, то заранее предупреждаю, я буду часто обращаться к тебе с просьбами приглядеть за моим чадом.

– А я буду только рада помочь тебе, – улыбнулась в ответ Сесили.

Помахав на прощание Кэтрин, Сесили еще долго смотрела ей вслед, пока наконец не исчезли огоньки пикапа, растворившись в темноте. А потом снова уселась за стол и, обхватив голову руками, разрыдалась навзрыд, ибо сердце ее буквально рвалось на части от невыносимой боли.

* * *

Сесили занималась тем, что отскребала полы на кухне, когда спустя три дня после визита Кэтрин неожиданно появился Билл. Несмотря на все его уговоры нанять прислугу, Сесили продолжала стоять на своем. Ей нравилось проводить дни в полном одиночестве, а домашние дела занимали ее время и хоть как-то отвлекали от невеселых мыслей.

– Добрый вечер, – поздоровался Билл, увидев свою жену на коленях со скребком в руке.

– Привет, – ответила она и, бросив тряпку и скребок в корзинку, поднялась с пола. – Как там твои животные?

– Поголовье сокращается с каждым днем.

– Сейчас поставлю на огонь ужин. Я просто не знала, в какое время ты вернешься домой.

– Да я и сам не знал до последнего. Прости, Сесили, но так уж выходит. Но вначале я хочу с тобой поговорить кое о чем. Можно?

– Конечно. Надеюсь, ничего плохого?

– Нет, во всяком случае не со мною. А джин у нас имеется? Я бы сейчас не отказался от рюмочки.

– Да, есть немного. Бутылка с джином стоит в баре в гостиной.

– Вот и пойдем в гостиную. Там и поговорим, если не возражаешь.

Сесили молча проследовала за мужем по коридору в гостиную, он подошел к бару, взял два стакана и наполнил каждый из них на два пальца джином, потом протянул один стакан Сесили.

– За твое здоровье, – промолвил Билл, чокаясь.

– И за твое тоже. – Сесили сделала глоток. – Так все же, что случилось?

– Ты помнишь моего друга, вождя племени масаи? Его зовут Лешан. Я однажды приводил его сюда к нам в гости.

– Конечно, помню. Но почему ты спрашиваешь?

– Он услышал, что я вернулся с пастбищ, и отыскал меня. Дело в том, что у него возникли серьезные проблемы… Вот я и подумал, не сможем ли мы с тобой как-то помочь ему… Полагаю, за то время, что ты прожила здесь, ты уже успела понять, что масаи очень четко соблюдают самую строгую иерархию. Лешан – вождь одного из кланов, клана илмолеан, это один из самых влиятельных кланов в нашем регионе. Найгаси тоже из этого племени. – Билл замолчал и отхлебнул из своего стакана. – Старшая дочь Лешана уже давно была обещана в жены сыну вождя другого клана, илмакесен. Эти два клана – как два столпа, левый и правый, на которых держится вся остальная иерархическая структура. Что означает, что брак детей двух могущественных вождей равноценен по всем статьям.

Сесили молча кивнула в знак согласия со словами мужа, хотя и не очень вникла во все нюансы того, о чем ей рассказывал Билл. По ее пониманию, у туземцев намечалось бракосочетание, похожее на то, как если бы могущественные Вандербильты вознамерились породниться с семейством Уитни.

– Дочери Лешана – это своего рода принцессы, но только на манер своего племени масаи. Старшей дочери недавно исполнилось тринадцать лет, что, по их меркам, позволяет считать ее уже совсем взрослой; к тому же она самая красивая из всех своих сестер, – продолжил свой рассказ Билл. – Но недавно ее отец обнаружил, что у нее… связь с одним из воинов их племени, мораном, если на их языке. Более того, она забеременела от этого человека, что категорически запрещено и жестоко карается. Если семья ее жениха узнает об этом, между двумя кланами может вспыхнуть война. Самое малое, что может сделать Лешан в сложившей ситуации, это вышвырнуть дочь вон, отдать ее на растерзание гиенам и шакалам.

– Какой ужас! Только не это! Как могут все эти люди вести себя столь варварски?

– Не думаю, что их обычаи такие уж варварские, особенно если вспомнить, какое варварство сейчас творится в Европе. Поверь мне, Сесили, Лешан любит свою дочь и, несмотря на ту сложную ситуацию, в которой он сейчас оказался, вовсе не желает ей вреда.

– Понимаю. Но какое отношение это имеет к нам?

– Он спросил у меня, не мог бы я, не могли бы мы приютить его дочь на время у себя, пока она не родит. Сразу же после родов он заберет ее к себе. Остается лишь надеяться, что никто ни о чем не догадается.

Сесили уставилась на мужа изумленным взглядом.

– То есть ты хочешь сказать, что собираешься поселить эту девушку здесь, у нас? И что она ждет ребенка?

– Да, именно это я и хотел сказать тебе. Понимаю, с учетом всего, что случилось с тобой недавно, я могу показаться тебе черствым и бессердечным человеком, но я многим обязан Лешану. За долгие годы нашей дружбы он сделал мне много хорошего. К тому же, если мы не согласимся помочь этой бедной девочке, ей попросту некуда больше идти. За пределами территории, на которой живут масаи, Лешан никому не известен и никто ему не поможет, но здесь, на нашей ферме, куда масаи не посмеют даже сунуть свой нос, мы можем оказать ему такую помощь. Я знаю эту девочку, можно сказать, с пеленок, и позволь мне напомнить, что, по сути, она оказалась точно в такой же ситуации, в которой была ты сама на момент нашей первой встречи. Уверен, в твоем сердце есть сострадание и ты не станешь возражать против того, чтобы дать приют этой несчастной.

– Что ж, коль скоро ты ставишь вопрос таким образом, то у меня попросту нет выбора. А какой у нее срок?

– Лешан и сам точно не знает. Девушка тщательно скрывала свое положение, но однажды мать увидела ее голой, когда та купалась, и сразу же обо всем догадалась. По словам ее матери, до родов дочери осталось не более двух месяцев. Когда ей наступит время рожать, мать привезут сюда, чтобы она в этот момент была рядом с дочерью.

– А эти женщины говорят по-английски?

– Нет. Но Найгаси владеет немного разговорным английским, в случае чего поможет установить связь друг с другом. И я тоже помогу, если надо. Найгаси я оставлю здесь, он будет охранять девушку, приносить ей еду, а ночевать они будут в лесу, Найгаси найдет безопасное местечко и разобьет там временный лагерь. Ты и видеть-то ее практически не будешь.

– Хорошо, – проронила Сесили, довольная уже тем, что эта девушка не будет жить вместе с ней в их доме. – Если все, что от нас требуется, это позволить им разбить лагерь на нашей земле, и коль скоро ее мать будет рядом с ней, когда придет время родов, то я считаю, что все будет хорошо. А когда она приедет к нам?

– Она уже здесь. Я привез ее сюда на своем пикапе, мы укрыли ее одеялом, чтобы никто ничего не заметил. Сейчас с ней Найгаси; он занят поиском подходящего места для стоянки.

– Понятно, – коротко обронила Сесили. Оказывается, муж уже все решил и обо всем договорился за ее спиной. – Полагаю, ты тоже хочешь отправиться прямо сейчас к Найгаси, чтобы помочь ему в этих поисках?

– Нет, помогать я ему не стану, а лишь сообщу о том, что ты не возражаешь против того, чтобы девушка пожила какое-то время у нас. И последнее… Сесили, умоляю тебя, никто… понимаешь, никто, ни одна живая душа, не должен знать о ее существовании. Даже Кэтрин. Ну, я пошел. Вернусь к ужину.

Сесили молча проводила взглядом Билла, направившегося в сторону леса, вздохнула и пошла на кухню готовить вечернюю трапезу.

– Вот оно, наказание за мои грехи, – пробормотала Сесили вполголоса, поставив кастрюлю на огонь, и принялась помешивать ее содержимое. – Я не только потеряла своего ребенка, но сейчас буду вынуждена жить в окружении беременных женщин.

Билл появился на кухне минут через сорок, Сесили только что сняла с огня карри.

– Вкусно пахнет, – заметил он. – Ты вообще отменно готовишь, Сесили.

– Не подлизывайся ко мне, Билл. Ты ведь так стараешься, чтобы эта девчушка из племени масаи осталась у нас, – ответила ему Сесили полушутливым тоном, хотя в глубине души она была польщена комплиментом мужа. – Пожалуйста, возьми тарелки и отнеси их в столовую.

Усевшись за стол, Сесили какое-то время молча наблюдала за тем, как Билл с аппетитом уплетает карри.

– Так эта девочка… она уже на стоянке? – спросила она после некоторой паузы.

– Найгаси как раз занимается сооружением шалаша для нее. Как я тебе уже говорил, я оставляю Найгаси здесь, а сам завтра с самого утра еду в Найроби.

– Ну и ну! И ты уверен, что сможешь обойтись там без него? Ты ведь никогда не уезжал без Найгаси. Даже когда я была беременна, ты не оставил его здесь, чтобы он присматривал за мной, – не удержалась Сесили от колкого замечания и тут же пожалела, что сболтнула лишнее.

– Да, не оставил. И теперь буду жалеть об этом до конца своих дней. – Билл бросил на нее пристальный взгляд и отложил в сторону нож и вилку. – Ты же знаешь, человек может снова и снова повторять, как он глубоко сожалеет о случившемся. Простишь ли ты меня когда-нибудь, Сесили?

– Я уже простила тебя. Да и потом, это же был не твой ребенок, – уже в который раз напомнила она ему. – Однако хватит об этом. Как зовут твою девочку?

– Ну, во-первых, она – не «моя девочка». Она здесь просто под моей… под нашей защитой и пробудет у нас вплоть до родов. А зовут ее Ньяла, что означает «звезда», – негромко обронил Билл и добавил: – У масаи каждое имя, которое они дают своему ребенку, имеет особый смысл. Впрочем, у них любое действо имеет свой смысл.

Уже не впервые Сесили подумала о том, что Билл жалеет, что он сам не масаи; в любом случае обществом этих людей он дорожит гораздо больше, чем ее обществом или обществом остальных европейцев, проживающих в Кении.

– Скажи Найгаси, чтобы он тотчас же дал мне знать, если ей что понадобится.

– Спасибо тебе за это. Обязательно скажу. Она очень напугана, Сесили.

– А что же тут удивительного? Не могу представить, что девочкам позволяют беременеть в столь юном возрасте…

– По их законам в этом нет ничего предосудительного. Как только у девочки наступает половое созревание, она сразу же становится лакомой добычей для любого морана. Так уж устроена здешняя жизнь.

– Но она же еще совсем дитя, Билл. Это же самое элементарное насилие в чистом виде. Верх бесстыдства!

– Полагаю, наша жизнь тоже кажется им бесстыдной и грязной, – возразил Билл.

Над столом повисло молчание. Первой заговорила Сесили.

– Пару дней тому назад ко мне приезжала Кэтрин.

– Правда? Ну, и как она?

– Все отлично. В мае ждет ребеночка.

– Я в курсе. Бобби рассказал мне. Рад за них обоих. А ты?

– Конечно, рада! Из них получатся замечательные родители. Хорошо. Если ты поел, я убираю со стола.

Резким движением Сесили поднялась со своего стула и начала собирать тарелки, потом понесла грязную посуду на кухню. Включила кран на полную мощь и уставилась в раковину. Ее буквально распирало от злости. Неужели у этого человека нет ни капли сочувствия к ее страданиям?

* * *

Билл уехал в Найроби рано утром, а Сесили направилась в сад повоевать немного с сорняками: хватала растения за их тонкие стебельки и с силой вырывала из земли, и в эту минуту ей казалось, что с такой же силой вырывали у нее из утробы ее дитя. Несмотря на то что она не видела ни Найгаси, ни охраняемую им девочку, Сесили странным образом ощущала их незримое присутствие.

Закончив с прополкой, она уселась на веранде с Вульфи у ног и с наслаждением принялась пить свой традиционный стакан лимонада. Приятная прохлада тотчас же разлилась по всему телу, хотя день выдался очень жарким. Сесили приготовила себе легкий овощной супчик на ужин, поужинала. Обычно по вечерам она читала, но сегодня чтение не задалось. Внутреннее беспокойство, не оставлявшее ее на протяжении всего дня, не позволяло сосредоточиться на книге. Сесили глянула на небо: еще светло, и до наступления темноты есть по меньшей мере час с небольшим.

– Пойдем, Вульфи, прогуляемся, а заодно проведаем наших новых соседей.

Вооружившись фонариком и положив бутылку с водой в холщовую сумку, Сесили в сопровождении верного пса направилась в сторону леса. С тех пор как она поселилась на ферме, она еще ни разу не рискнула заглянуть в глубь леса, только огибала чащобу по касательной, когда отправлялась верхом проведать Кэтрин. От дома до леса, который начинался прямо у подножья гор и устремлялся вверх, было не менее полумили пути, а потому, когда Сесили с Вульфи наконец подошли к опушке, уже сгустились сумерки.

Вульфи бегал кругами, принюхиваясь к новым для себя запахам, а когда они вступили под тень густых деревьев, побежал впереди Сесили, словно указывая ей дорогу. Она и подумать не могла, что сразу же очутится в самой настоящей чащобе. Вся надежда на Вульфи, мелькнуло у нее, хоть бы только он нашел потом дорогу домой. Между тем стало совсем темно, Сесили уже приготовилась повернуть назад, но в этот момент Вульфи разразился громким лаем и прыгнул куда-то вперед, что безошибочно свидетельствовало о том, что пес учуял запах пищи. Сесили включила фонарик и двинулась вслед за Вульфи, который мчался уже во весь опор.

– Надеюсь, Вульфи, ты знаешь, куда ведешь меня, – обратилась она к псу, едва поспевая за его прытью. И совсем скоро сама уловила вкусный аромат жарящегося на огне мяса, а буквально через пару секунд они вышли на небольшую полянку.

Когда Сесили направила свет фонарика на небольшую глинобитную постройку круглой формы, задрапированную со всех сторон шкурами животных, ей показалась, что она сейчас, подобно Гензелю и Гретель, выходит к избушке ведьмы, но уже на африканский манер. Прямо перед хижиной полыхал костер, на вертеле жарилась задняя часть какого-то животного.

– Таквена, Сесили, – поздоровался с ней Найгаси, осмотрительно выступив вперед.

– Здравствуй, Найгаси. Вот… зашла, чтобы… поздороваться с… – Сесили показала рукой на хижину. – Она у себя?

– Нет. Услышала лай собаки и убежала в лес. Она боится.

– Вот как? Скажи ей, что я приходила специально, чтобы познакомиться с ней.

– Хорошо, скажу. Вы приходите с восходом солнца. – Найгаси указал пальцем вверх.

– Договорились, – ответила Сесили, глядя на то, как Найгаси острым ножом отхватил кусок мяса от туши на вертеле и швырнул его Вульфи.

– Олдиа. Собака, – сказал он.

– Олдиа, – повторила вслед за ним Сесили и погладила Вульфи по голове.

– Этаа сере, – попрощался с ней Найгаси на своем языке, отвесил поклон, а потом развернулся и зашагал в сторону леса.

А Сесили направилась домой. Вернувшись к себе, она устроилась на веранде, зажгла газовую лампу и приготовилась немного почитать, и тут до нее дошло, что, кажется, она впервые разговаривала с Найгаси. Несмотря на то что Сесили привыкла к постоянному присутствию Найгаси рядом с ее мужем, она тем не менее в глубине души немного побаивалась его. Но сегодня Найгаси вел себя с ней в высшей степени дружелюбно.

Позже, укладываясь в постель, она пообещала себе, что завтра непременно вернется на стоянку, чтобы лично познакомиться с принцессой из племени масаи.

* * *

– Она у себя? – спросила Сесили у Найгаси, снова появившись на полянке уже с самого утра.

– Она там. – Найгаси кивком головы показал на хижину.

– Ступай скажи ей, что я хочу с ней познакомиться.

Найгаси снова кивнул головой и направился к хижине, откинул в сторону полог из воловьей шкуры и о чем-то быстро заговорил на своем языке, обращаясь к человеку внутри.

– Сейчас она выйдет. Сядете? – Он указал на шкуру, лежавшую прямо на земле рядом с ямкой для костра.

Сесили молча уселась на шкуру и стала ждать. Вот полог из шкуры животного снова слегка сдвинулся в сторону, и на нее уставилась пара испуганных глаз. Найгаси что-то сказал, явно пытаясь успокоить девушку, потому что полог был отброшен еще дальше, и вот наконец перед Сесили предстала молоденькая девушка, выбравшаяся из своего низенького укрытия. Сесили замерла в немом изумлении, разглядывая девушку. Она всегда считала Найгаси высоким, но стоящая перед ней девушка была еще выше, гораздо выше. У Сесили даже дыхание перехватило при виде столь несравненной красоты. Черная кожа девушки отливала блеском в лучах солнца, пробивавшихся сквозь густые кроны деревьев, ее длинные ноги поражали своей невероятной стройностью, а шея, казалось, упиралась в самое небо, поддерживая на себе изящную головку с точеными чертами лица: пухлые губы, высокие скулы, прозрачные карие глаза, а волосы аккуратно сострижены почти до самого черепа. Девушка слегка вскинула вверх подбородок, с некоторой надменностью глянув на Сесили. Она была одета в юбку из шкуры молодого ягненка, а блузкой ей служила красная шаль, искусно задрапированная на груди. В ушах болталось множество серебряных сережек, а шея и запястья были украшены многочисленными браслетами и ожерельями из разноцветных бус.

Сесили ожидала увидеть ребенка, но перед ней стояла самая настоящая молодая женщина всего лишь тринадцати лет отроду, чья стать и повадки сразу же выдавали в ней принцессу, коей она и являлась на самом деле. Красота и необычность внешнего облика этой девушки настолько ошеломили Сесили, что она лишь молча пялилась на нее, не зная, что сказать.

Наконец она медленно поднялась с земли и подошла к девушке.

– Меня зовут Сесили Форсайт. Я – жена Билла. Рада познакомиться с тобой, Ньяла.

Она протянула ей руку, и та взяла ее с поистине царственным величием, слегка кивнув в ответ.

– Она не понимает английского, – пояснил Найгаси.

– Это не столь уж важно. Скажи ей, что если у нее возникнут какие-то проблемы, то я… Я всегда к ее услугам.

Найгаси утвердительно кивнул и заговорил с девушкой на своем языке, та прошептала ему несколько слов в ответ.

– Она благодарит вас за то, что вы дали ей приют на своей земле, – перевел слова девушки Найгаси.

– О, это сущие пустяки, – отмахнулась Сесили, чувствуя на себе внимательный взгляд поразительно прекрасных глаз Ньялы. Она жестом показала на запястья девушки: – Красивые браслеты. Очень красивые. Но мне пора домой. Рада была познакомиться с тобой, Ньяла. До свидания. Вульфи, за мной! – Сесили развернулась и пошла прочь с поляны. И только на половине пути она вдруг поняла, что красота этой девушки настолько потрясла ее, что она даже не глянула на живот Ньялы, чтобы хотя бы приблизительно определить, каков срок ее беременности.

Целый день Сесили провозилась в саду, потом приготовила легкий ужин, как всегда, для себя одной; отужинав, пошла в гостиную, включила там свет и стала копаться в книжном шкафу, чтобы отыскать одну из книг Билла, в которой описывается племя масаи. Потом растопила камин, ибо вечер был прохладным, и уселась возле огня с книгой в руке.

Ее автор, белый человек и большой любитель охоты, описывал события, случившиеся с ним, когда во время сафари его взяли в плен туземцы одного клана, на территории которого он охотился. В конце концов ему удалось спасти свою жизнь в обмен на ружье, но мало-помалу он даже подружился с этими людьми. Больше всего в книге Сесили потрясло то, как варварски обращаются туземцы со своими женщинами.

Она испытала самый настоящий ужас, когда читала описание так называемой процедуры «очищения» женщины, которая излагалась в книге во всех подробностях. Время от времени приходилось откладывать книгу в сторону, чтобы собраться с силами для продолжения чтения. У Сесили даже голова закружилась при одной только мысли о том, что было бы, если бы подобное надругательство проводилось уже над ней самой и над интимными частями ее тела.

Когда она погасила лампу и направилась к себе в спальню, у нее из головы не выходила эта гордая женщина-ребенок, которая совсем недалеко от их дома, можно сказать по соседству, спит сейчас, укрывшись звериными шкурами. И впервые за долгое время Сесили осознала, как же ей самой повезло родиться совсем в другой среде, в привилегированной среде.

* * *

На следующее утро, прихватив с собой разговорник на языке масаи, а также немного картошки и моркови, которые можно будет сварить в чугунке на костре, Сесили направилась уже знакомой дорогой в гости к принцессе масаи. При виде Сесили Найгаси изобразил на лице едва заметную улыбку и приветствовал ее появление на поляне легким поклоном.

– Здравствуй, Найгаси, – поздоровалась с ним Сесили. – Взгляни, что я тут принесла. – Она засунула руку в свою холщовую сумку. – Это для Ньялы. Только надо все приготовить. Надеюсь, ей понравится. Она у себя?

Найгаси молча кивнул и направился в хижину, чтобы привести Ньялу, а Сесили тем временем принялась выгружать провизию.

– Таквена, Ньяла, – поздоровалась Сесили с девочкой, снова восхитившись ее редкостной красотой. Сесили отвела глаза от ее лица и взглянула на живот, но он был плотно укутан складками красного шарфа, а потому трудно было определить на глаз, является ли бугорок на животе признаком того, что внутри нее сидит ребеночек, или это просто ткань сбилась в один комок. Но в любом случае бугорок был едва заметен. Хотя, с другой стороны, подумала Сесили, глядя на высоченную фигуру девушки, в этом теле явно больше места для нормального развития плода, чем это было в ее собственном теле едва выше пяти футов.

– Да, и вот еще что! Я принесла тебе подушку.

Ньяла непонимающе вскинула красиво изогнутую бровь.

– Я тебе покажу, для чего она. – Сесили положила подушку на землю рядом с собой и устроила на ней свою голову. – Это для сна. Попробуешь? – Она протянула подушку девочке, и та взяла ее с таким царственным видом, будто Сесили – служанка, обихаживающая свою королеву.

– А тут немного картошки и моркови. – Сесили взяла по очереди каждый овощ и продемонстрировала его Ньяле. Найгаси одобрительно кивнул головой и подошел к Сесили, чтобы забрать у нее овощи.

– Спроси у Ньялы, может, ей что надо? – попросила она Найгаси.

Он что-то быстро пробормотал на своем языке, но девочка лишь отрицательно покачала головой.

– Сегодня я привел сюда корову. – Найгаси жестом указал на спокойное животное, мирно жующее траву под деревом. Корова была привязана к стволу длинной веревкой. – Хорошо для ребенка, – добавил он.

– О да, очень хорошо, – согласилась с ним Сесили. – Сразу же дай мне знать, если вам двоим что-то понадобится. Этаа сере, – с трудом выговорила она слова, обозначающие на языке масаи «до свидания».

– Этаа сере, – откликнулась Ньяла тоненьким детским голоском, который никак не вязался с ее обликом взрослой женщины.

Сесили слабо улыбнулась и, слегка поклонившись двум представителям племени масаи на прощание, покинула поляну.

36

Весь следующий месяц Сесили какой-то непреодолимой силой тянуло к юной женщине, которая поселилась в лесу у нее под боком. И вот вместо того, чтобы гулять по полям и долам и любоваться живописными пейзажами раскинувшейся внизу долины, Сесили каждый день, как только спадала дневная жара, брала с собой Вульфи и отправлялась проведать свою юную соседку. Наступивший ноябрь неожиданно принес с собой сильнейшие ливни и дожди, Сесили даже стала волноваться за здоровье Ньялы, но у девушки было все хорошо, в ее крохотной хижине было сухо и тепло, так как Найгаси все предусмотрел заранее и соорудил шалаш на возвышенном месте, куда не подтекала вода.

В первое время Ньяла просто безмолвно стояла за спиной Найгаси и смотрела, как Сесили выгружала из сумки свои ежедневные дары. Куры, которых Билл в свое время выменял по бартеру у какого-то кикую, отменно неслись, и в доме было полно яиц.

Когда она принесла яйца Ньяле в самый первый раз, то увидела на ее лице гримасу откровенного отвращения: девочка наклонилась к Найгаси и что-то прошептала ему на ухо.

– Она говорит, что они выходят из зада птицы, – торжественно оповестил тот Сесили, а она с трудом удержалась от смеха.

– Ты ей скажи, что яйца очень полезны маленькому. Сейчас я вам покажу, что с ними можно сделать.

Сесили с хозяйским видом взяла сковородку, лежавшую возле костра, разбила два сырых яйца, перемешала их с небольшим количеством парного молока, еще теплого, только что из-под коровы, добавила немного соли и перца из бумажных пакетиков, которые специально прихватила с собой из дома.

– А сейчас попробуй, – предложила она Ньяле, когда омлет был готов. Но девочка лишь отрицательно качнула головой, тем самым выражая свое категорическое «нет».

– Смотри! – Поскольку Сесили не взяла с собой ни вилки, ни ложки, пришлось пустить в ход пальцы. Она отщипнула небольшой кусочек омлета и отправила его себе в рот. – Вкусно! Супат.

Ньяла нерешительно глянула на Найгаси, тот подбадривающе кивнул, она подошла поближе и опустила свои длинные тонкие пальцы в сковородку. С мученической миной на лице, словно собиралась принять порцию яда, Ньяла отправила в рот немного стряпни, приготовленной Сесили.

– Ну, видишь? Супат! – Сесили выразительно погладила себя по животу.

Ньяла взяла очередной кусочек, тогда Сесили с готовностью придвинула к ней всю сковородку, девочка опустилась на колени и с видимым удовольствием доела весь омлет.

С тех пор Сесили каждый день приносила Ньяле свежие яйца, ей даже показалось, что девочка стала смотреть на нее более доброжелательно. Жаль, конечно, что она не может общаться с ней как следует, уж тогда бы она точно поведала Ньяле, что, как никто другой, хорошо понимает ее беду. Сесили стала брать с собой небольшую доску и мелки, на которой у себя на кухне она помечала, какие продукты у нее есть в наличии и что надо прикупить в магазине, когда она поедет в город.

– Ньяла может писать? – спросила она у Найгаси, зажав в пальцах мелок и жестом показав, что это такое.

Он отрицательно покачал головой.

– Пожалуй, я могу ее научить. Ступай сюда. – Она поманила Ньялу пальцем, чтобы та подошла к ней поближе. Потом она написала большими буквами на доске ее имя «Ньяла» и нарисовала рядом звездочку. Показала девочке буквы, ткнула в них пальцем, потом ткнула пальцем в саму Ньялу:

– Ньяла – это ты.

После чего повторила всю процедуру, но уже со своим именем, поясняя происходящее бурной жестикуляцией. Кажется, девочка все поняла правильно.

– Ньяла. – Она ткнула пальцем в себя. – Сесили. – Она показала на Сесили.

– Да, это я! – обрадованно захлопала в ладоши Сесили. Ньяла тоже улыбнулась, обнажив в улыбке свои белоснежные зубы.

С тех пор так и повелось: Ньяла съедала свою яичницу, после чего Сесили приступала к обучению – писала на доске самые употребительные слова типа «здравствуйте», потом сверялась с разговорником на языке масаи, попутно просила девочку показать ей, как надо правильно произносить то или иное слово на ее родном языке. Сесили методично повторяла слова на языке масаи, а Ньяла тем временем смущенно пыталась произнести то или иное английское слово. Спустя несколько недель такого взаимного обучения Ньяла не только была уже в состоянии построить простенькое предложение на английском, но и, как успела заметить Сесили, с большим нетерпением ожидала ее прихода. Сесили и сама не могла бы объяснить толком, почему и как, но она нутром чувствовала, что их взаимная симпатия с Ньялой крепнет с каждым днем. Однажды утром она заметила, как Ньяла сморщилась от боли и непроизвольно схватилась рукой за живот.

– Толкается, да? – спросила она у будущей матери и ногой показала движение. Ньяла молча кивнула в ответ.

– Можно мне потрогать? – Сесили протянула руку к ее животу. Девочка взяла ее руку и приложила к нужному месту.

– О боже! – выдохнула Сесили, почувствовав толчок ножкой под темной кожей живота. Ей даже захотелось заплакать, одновременно и от радости, и от горя. – Крепенький младенец, он или она! – констатировала она с удовлетворением. – Сильный! – снова повторила она и, согнув руку так, чтобы напряглись мускулы, продемонстрировала ее Ньяле. И обе весело рассмеялись.

* * *

– Ты сегодня вся просто светишься от счастья, – обронил Билл в разговоре с женой за ужином. Его не было дома целых три недели, работы в военном ведомстве в Найроби было невпроворот, так что ни о каких увольнениях или отлучках не могло быть и речи. Но Сесили, обретя новую подругу в лице Ньялы, даже не заметила отсутствия мужа.

– Спасибо, – ответила она. – Мне действительно сейчас очень хорошо. Можно даже сказать, что я счастлива.

– Тогда ты, пожалуй, единственный человек в Кении, кто может сказать о себе такое. – Билл подавил тяжкий вздох. – Должен сообщить тебе, что в Найроби царит самое мрачное настроение, особенно сейчас, когда уже начались повсеместные затемнения и светомаскировка. Город кишмя кишит военными.

– Но воздушных налетов пока еще не было?

– В прошлом месяце бомбили только Малинди на побережье, но сейчас, когда Муссолини объявил о вступлении в войну, на территории Кении постоянно происходят стычки между войсками союзников и итальянской армией; все ждут их вторжения через границу с Абиссинией. По Найроби невозможно проехать – повсюду заграждения из мешков с песком.

– Ужасно! – встревоженно воскликнула Сесили, поставив на стол ужин и усевшись напротив Билла.

– Кстати, мне предложили принять на себя командование Африканским стрелковым батальоном.

Слова мужа заставили Сесили взглянуть на него внимательнее.

– Это означает, что ты тоже будешь принимать участие в военных действиях?

– Поначалу мне предстоит заняться комплектованием личного состава и попутно контролировать передвижение и размещение войск, но если начнутся боевые действия, то да, само собой, я буду рядом со своими людьми. В любом случае пока до этого еще не дошло, и я рад снова очутиться дома. Правда очень рад.

– Может, допьешь остатки джина? – предложила ему Сесили, неожиданно почувствовав себя виноватой в том, что в последнее время она почти не думала о Билле.

– Хорошая мысль! – одобрил Билл и поднялся из-за стола, чтобы взять бутылку. – Сегодня даже в старом добром клубе Мутаига не сыщешь спиртного, что называется, днем с огнем. А что уж тогда говорить об алкогольном довольствии военных? Думаю, пора тебе возобновить старую дружбу со своей крестной. – Билл натянуто улыбнулся, беря из рук Сесили стакан. – По-моему, ее винные погреба бездонны и никогда не пересохнут. Твое здоровье!

– И твое тоже! – откликнулась она.

– Итак, чем ты занималась все эти последние недели, пока меня не было?

– Конечно, садом и огородом. Главным образом садом и огородом. Никогда не думала, что морковь и капуста такие привередливые растения и требуют к себе столько внимания. А еще каждый день навещала Ньялу.

Билл бросил на жену удивленный взгляд.

– Правда? Ничего себе! И как она там?

– Пока у нее все хорошо. Должна сказать, она настоящая красавица, правда?

– О да. Вне всякого сомнения, она очень красивая.

– Я отношу ей свежие яйца, а еще понемножку обучаю ее английскому. А сама учусь говорить на языке масаи.

– Молодец! – сдержанно похвалил жену Билл. – Кто бы мог подумать…

– Подумать что?

– Что ты подружишься с девочкой из племени масаи.

– Не понимаю, почему это так тебя удивляет. Ведь ты же и сам провел полжизни среди этих людей.

– К сожалению, только полжизни. Но я тебя понял.

– Билл…

– Что?

– Ты… ты знаешь, чем закончится беременность Ньялы?

– Смею предположить, рождением ребенка.

– Я хочу сказать, а разве сама она этого хотела? – Сесили невольно покраснела от смущения.

– То есть тебя интересует, была ли у нее сердечная привязанность к отцу своего ребенка или он попросту изнасиловал ее?

– Да.

– Скажу тебе, опираясь на собственный опыт, что дочь вождя, да еще такая красавица, это самое настоящее сокровище, которое хорошо оберегают и стерегут. Так что смею предположить, что Ньяла сама в какой-то степени поспособствовала тому, чтобы… их любовное свидание все же состоялось.

– То есть она полюбила не того человека, кому предназначалась в жены?

– Наверное. Но кто знает наверняка? – Билл тяжко вздохнул. – К несчастью, судьба женщины масаи тяжела. Она очень редко решает что-то сама.

– Понимаю. И потому еще более восхищаюсь ее мужеством. Рядом с этой девочкой я чувствую себя такой защищенной и такой счастливой, – промолвила Сесили.

– Все правильно. Рядом с нами всегда есть люди, которые страдают больше нашего. А у меня к тебе предложение… Поскольку ты постепенно перестаешь чувствовать себя затворницей, то как смотришь, если на выходные я привезу к нам Джосса? После смерти своей жены Молли он наглухо заколотил двери своего загородного дома Джин-Палас на берегу озера. Не может заставить себя вернуться туда и снова начать налаживать жизнь в этом проклятом месте, а потому безвылазно торчит в своем бунгало в Найроби. Целиком ушел в работу, занимается разными военными делами, впрочем, как и все мы. Как ты понимаешь, он там задыхается без глотка свежего воздуха.

– Конечно, привози! Что за разговор? – немедленно согласилась с мужем Сесили. – Мы ведь не принимали гостей с тех самых пор… как въехали в этот дом.

– Все верно. Так что, несмотря на всю мою склонность к отшельнической жизни, пора это сделать. Кстати, в городе появилась новая супружеская пара, Джок Делвз Бротон и его молодая жена. Переехали в Найроби из Англии, спасаясь от войны. Хотя где от нее сегодня можно спастись? Только что климат в Кении получше, чем у нас на островах, – заметил Билл, слегка пожав при этом плечами. – Джосс предложил мне пригласить и их тоже. Диана ненамного старше тебя. Наверное, совсем неплохо будет познакомиться с кем-нибудь из числа своих сверстников.

– Хорошо, я не возражаю. Только тебе придется раздобыть где-нибудь мясо. В местной мясной лавке оно теперь бывает крайне редко.

– Но мы же можем зарезать одну из твоих курочек. Почему нет?

– Ни за что на свете! – воскликнула Сесили с ужасом. – У них же у каждой уже есть свое имя. К тому же они исправно несутся каждый день.

– Знаю-знаю! – Билл шутливо округлил глаза. – Хорошо, что-нибудь придумаем. Попрошу Найгаси помочь мне в этом деле. Итак, решено: на следующие выходные приглашаем в наш «Райский уголок» Джосса и чету Бротонов.

* * *

Несмотря на то что на следующее утро Сесили проснулась в холодном поту, досадуя на саму себя за то, что она так бездумно согласилась на приезд гостей, она тем не менее заметно оживилась, занявшись подготовкой к их приему. Собственно, с момента переезда в новый дом у них бывали только Кэтрин и Бобби, а все прочие домашние вечеринки, которые они раньше планировали устраивать у себя, были отложены после трагедии, случившейся с Сесили. И вот сейчас она самозабвенно наводила порядок в доме, вылизывала все до самых дальних уголков, во всех комнатах были расставлены вазы с букетами свежих цветов, которые отражались в отполированных до блеска поверхностях, – благо сад радовал своим цветочным изобилием. Сесили пригласила к себе и Кэтрин. Бобби не смог вырваться со службы, но это даже было к лучшему, поскольку сейчас число гостей-мужчин сравнялось с числом гостей-женщин, что, по мнению матери Сесили, всегда очень важно помнить хозяйке, особенно когда речь идет о званом обеде или ужине.

Гости должны были приехать в пятницу. Сесили выудила из корзин, которые когда-то привезла ей Кики, последние бутылки с шампанским в надежде на то, что игристое поможет сделать атмосферу вечера более раскованной, и тут же поставила их в холодильник для охлаждения. За всеми своими домашними хлопотами она пару дней не навещала Ньялу, но сегодня, прихватив себе в компаньоны Вульфи, снова направилась в лес. Не успела она появиться на поляне, как девочка тотчас же вышла из своей хижины. Глянув на нее мельком, Сесили отметила, как заметно округлился ее живот, который она больше не драпировала шарфом. Сейчас на ней был кусок какой-то материи, повязанный наподобие юбки прямо под животом. Сесили инстинктивно почувствовала, что время родов уже совсем близко.

– Супаи, Найгаси, – обронила Сесили, подходя ближе. – Ну, как она?

– Ребеночек должен вот-вот появиться на свет, – ответил Найгаси, и они вместе направились к Ньяле.

– Она хорошо себя чувствует?

Найгаси утвердительно кивнул в ответ.

– А когда ты поедешь за ее матерью?

– Мать скоро приедет сюда.

– Здравствуй, Сесили, – приветливо улыбнулась девочка, когда они подошли к ней. Потом повернулась к Найгаси и царственным жестом руки приказала ему удалиться: ни дать ни взять, истинная королева, милостиво отпускающая своего слугу. Найгаси молча кивнул и покинул поляну, скрывшись между деревьев.

– Ну, как ты тут? – спросила у нее Сесили.

Ньяла обхватила руками свой живот и выразительно сверкнула глазами в ответ.

– Понимаю. – Сесили слегка коснулась рукой ее лба и почувствовала легкую испарину, выступившую на коже.

Девочка направилась к краю поляны, знаком велев Сесили следовать за ней туда, где сплелись густые кроны деревьев. Остановившись возле одного из деревьев, Ньяла развернулась лицом к Сесили и схватила ее за обе руки. Ее глаза внезапно наполнились страхом.

– Ты… – начала она прерывающимся голосом. – Помоги. – Она отпустила руки Сесили и показала на свой живот, а потом сделала руками движение, напоминающее то, как убаюкивают младенца в люльке.

– Помочь? Помочь во время родов? – Сесили повторила своими руками убаюкивающее движение.

– Нет! Помоги младенцу! Пожалуйста, Сесили!

И тут за спиной Ньялы, словно тень, возникла фигура Найгаси. Он обратился к ней на своем языке, жестом показав, что ей следует вернуться на поляну.

– А вы сейчас отправляйтесь к себе домой, – твердо сказал он Сесили.

Ньяла повернулась к ней, и в ее глазах Сесили прочитала все то, что она не могла сказать ей.

– Пожалуйста, помоги ребенку, – проартикулировала она одними губами, когда Найгаси повел ее прочь.

* * *

Сесили весь день размышляла над словами Ньялы, пытаясь вникнуть в их скрытый смысл; во второй половине дня, ближе к вечеру, приехал Билл.

– Дом выглядит великолепно, дорогая, как и ты сама, – похвалил он жену, когда она вышла из спальни в своем нарядном зеленом платье, намереваясь сделать последние приготовления к ужину. – Мне нравится нынешняя длина твоих волос. – Он взял одну кудряшку, упавшую на плечо, и накрутил ее на палец.

– Волосы отросли только потому, что больше я никому здесь не доверяю стрижку.

– А мне так нравится. Пожалуй, тебе стоит почаще носить их так, распущенными. Хорошо! Я сейчас в ванную. Совершу редкое омовение. В клубе Мутаига сейчас введено самое жесткое нормирование воды. А нас там, в клубе, как селедок в банке: живем по двое в каждой комнате, а ты же помнишь, какие там крохотные каморки, – бросил он, повернувшись, чтобы поспешить в ванную.

– Послушай, Билл.

– Да?

– Я сегодня видела Ньялу. Она чем-то очень расстроена… даже напугана. Из того, что она пыталась сказать мне, я поняла, что она хочет, чтобы я помогла ей во время родов. Я пояснила ей, что скоро приедет ее мать, но, по-моему, она меня не поняла. У нее уже подходят сроки. Спроси у Найгаси, скоро ли к ней приедет мать, ладно? Я не вынесу, если с ней что-то… – Сесили запнулась от переизбытка охвативших ее чувств, – что-то случится.

– Конечно, обязательно спрошу. Ньяла знает, ее мать появится, когда наступит время родов. Скорее всего, ты ее не так поняла.

– Возможно, ты прав.

Билл закрыл за собой дверь ванной комнаты, и вскоре послышался звук льющейся воды, а Сесили, вспомнив полные страха глаза Ньялы, подумала, что все она поняла правильно.

* * *

Гости появились в их доме с опозданием на целый час. Джосс Эрролл, несмотря на уставший вид, был так же неотразим и красив, как и всегда, а Джок или, если официально, сэр Генри Джон Бротон, оказался высоким пожилым англичанином с редеющими седыми волосами и весьма объемным животом.

– Пожалуйста, называйте меня просто Джок, дорогая моя. А это моя жена Диана. Как хорошо, милая, что наконец-то у тебя появилась приятельница твоего возраста, с которой всегда можно пообщаться, верно? В Найроби Диана живет исключительно в окружении восьмидесятилетних старух и стариков. – Джок коротко рассмеялся.

– Думаю, Сесили согласится со мной, что здесь не так-то много женщин младше тридцати. Я права, Сесили? – подала голос его жена.

– О да, действительно немного, – улыбнулась в ответ Сесили, не в силах оторвать глаз от эффектной блондинки, стоявшей перед ней. Диана Делвз Бротон принадлежала к той категории женщин, которых в обиходе называют «милашками». Оставалось только недоумевать, что заставило эту красивую молодую женщину связать свою жизнь с человеком, который годится ей в отцы, если вообще не в дедушки.

– Как у вас тут мило! – воскликнула Диана, когда гости зашли в гостиную, где Кэтрин уже хлопотала, откупоривая бутылки с шампанским. – А мы в настоящее время обитаем в клубе Мутаига.

– Но ты же знаешь, дорогая, это временное пристанище. Буквально через несколько дней мы переедем на виллу в Карене, – напомнил ей муж.

– Ну да! Отвратительный грязный дом на окраине Найроби, – недовольно буркнула Диана.

– Диана, позвольте познакомить вас с моей лучшей подругой и соседкой Кэтрин Синклер, – быстро разрядила ситуацию Сесили.

– Очень рада! Теперь я понимаю, где обитают все самые молодые и красивые женщины Кении. – Диана повернулась к мужу: – Почему бы нам, дорогой, тоже не построить дом здесь, по соседству? Тогда у меня всегда была бы приятная компания.

– Всем шампанского? – предложила гостям Кэтрин, разливая вино по фужерам.

– С удовольствием, – отозвался Джок, с улыбкой глянув на собравшихся. – Вот такую Кению я люблю! Именно такой я и знал ее когда-то. Ваше здоровье, леди и джентльмены!

– Будьте здоровы! – хором откликнулись все остальные.

– Добро пожаловать в Долину Счастья, Диана, – добавил Джосс, окинув плотоядным взглядом свою очередную белокурую жертву.

– Спасибо, Джосс! – поблагодарила его Диана, не выказав ни капли смущения под его чересчур откровенным взглядом.

Однако даже Сесили была вынуждена признать позднее, что вечер удался на славу во многом именно благодаря Диане. После ужина Диана поинтересовалась у Сесили, имеется ли в доме патефон.

– Да, конечно. Мама вместе с патефоном переслала нам из Америки несколько пластинок с самыми новыми записями.

– О, как здорово! Так давайте же немедленно их прослушаем! Те, которые крутят в клубе Мутаига, воспроизводят мелодии двадцатых годов. Они уже давным-давно вышли из моды! – особо насмешливо подчеркнула Диана.

Сесили вынесла патефон из дома на веранду, мужчины сдвинули к стене стол и стулья, высвобождая место для танцев.

– Танцевать под звездами, что может быть романтичнее? Правда, Сесили? – мечтательно бросила Диана, застыв в объятиях мужа. Зазвучала мелодия Гленна Миллера «Лунная серенада».

– Потанцуем, Диана? – предложил Джосс, протягивая руку Диане.

– Если вы так настаиваете, – кокетливо ответила она, улыбаясь, и высвободила себя из рук мужа.

– Не откажите мне в удовольствии, Сесили, – предложил Джок.

Поскольку выбора у Сесили не было, пришлось ответить согласием. Глядя через плечо своего партнера, она увидела, что Билл пригласил Кэтрин и они медленно заскользили в танце, однако все ее внимание было обращено на другую пару – Диану и Джосса, намеренно уединившихся в самом темном углу веранды. Джок засыпал Сесили многочисленными и предельно вежливыми вопросами, на которые она послушно отвечала. Но вот пластинка закончилась, и Сесили, сославшись на то, что надо поставить новую, оставила своего партнера.

– Пожалуйста, поставь что-нибудь бодренькое, – шепотом обратилась к ней Кэтрин и стала просматривать пластинки. – О! Каунт Бейси! Самое то!

Однако Диана и Джосс продолжали медленно кружить в объятиях друг друга под бравурную мелодию песенки «Лестер впрыгивает», а Сесили и Кэтрин, взявшись за руки, принялись с веселым смехом скакать по всей веранде. Билл и Джок уселись за стол и о чем-то беседовали друг с другом, причем Джок делал вид, что совершенно не замечает вызывающего поведения своей жены.

– Бобби говорит, что в клубе Мутаига уже поползли слухи об этой парочке, – прошептала Кэтрин подруге, изрядно вспотев после их энергичных прыжков; они обе уселись прямо на ступеньках крыльца.

– Девочки, поставьте, пожалуйста, новую пластинку, – попросил их Джосс. – У вас есть «Голубые орхидеи»?

– Сейчас посмотрю, – сказала Кэтрин, поднимаясь с крыльца. – А ты посиди, Сесили. Ты и так весь вечер на ногах.

– Все верно, – поддержал ее Билл, подходя к жене вместе с Джоком.

– Чудесный вечер, однако я уже изрядно нагрузился, – пошутил тот. – Думаю, мне лучше отправиться в постель. Билл пообещал организовать для нас завтра охоту вместе со своими парнями масаи. Доброй ночи, моя дорогая.

Они с мужем молча проводили взглядами Джока, который весьма неуверенной походкой направился в дом под зажигательные ритмы очередной мелодии Гленна Миллера.

Билл протянул руку жене:

– Потанцуй со мной.

– Я… ладно! – согласилась Сесили и, взяв руку мужа, позволила ему поднять себя со ступенек крыльца. Когда Билл обвил ее руками за талию, Сесили мгновенно пронзила искра желания, вспыхнула и тут же погасла. Сесили ведь прекрасно знала, что не интересует Билла как женщина. А потому она с большим удовольствием принялась наблюдать за парой, которая, судя по всему, испытывала друг к другу несомненный интерес. Об этом можно было легко догадаться, глядя на то, как ритмично и в унисон двигаются их тела и как призывно смотрит Диана в глаза Джоссу.

– А из них получилась бы красивая пара, правда? – заметил Билл, слегка понизив голос.

– Очень красивая. Жаль, что Диана уже замужем.

– Ну, подобные мелочи Джосса никогда ранее не останавливали. Я очень люблю его, честно, но его отношения с женщинами… – Билл подавил тяжелый вздох. – Впрочем, это его дела. Должен сказать, ты сегодня – само очарование, Сесили.

– Неужели? Спасибо.

Пластинка замолчала. Билл отпустил жену.

– А сейчас мне надо отвезти Кэтрин домой, как я и обещал. На твоем месте я бы тоже отправился в постель. Пусть эти двое развлекаются в свое удовольствие, – тихо обронил он, кивнув на Диану и Джосса, после чего поцеловал жену в лоб. – До завтра, дорогая.

* * *

На следующее утро Сесили разбудил Билл. Он уже был одет в рубашку и брюки цвета хаки.

– Сколько сейчас времени? – сонным голосом спросила у него Сесили.

– Начало седьмого. Пора вставать и радоваться наступлению нового дня. Отбываем на охоту.

– И мне тоже? Ты же знаешь, охота – это не моя стихия. Ненавижу смотреть, как погибают такие красивые животные.

– Сесили, я был бы тебе крайне признателен, если бы ты поехала вместе с нами. Ты же видела вчера вечером, что творилось между Джоссом и Дианой. Ты мне нужна там, чтобы отвлекать внимание.

– Чье внимание? Дианы? Джока? Или уж скорее Джосса? – проговорила она громко, выбираясь из постели.

– Всех троих, если такое возможно. Диана вышла замуж за Джока менее месяца тому назад. Даже для Джосса такое поведение верх наглости.

– Но, по-моему, Диана ничуть не возражает и с готовностью принимает все знаки внимания, так что едва ли стоит винить во всем одного только Джосса. К тому же она достаточно красива, ты не находишь?

– В ней есть что-то соблазнительное, да, но глаза у нее холодные, и эти ярко накрашенные губы… Все это смотрится довольно вульгарно.

– Неужели? – деланно удивилась Сесили, в глубине души довольная оценкой мужа.

– То, что сейчас происходит на наших глазах, вполне очевидно, верно? – продолжил Билл. – Молодая женщина по собственному желанию выходит замуж за такого мужчину, как Джок. Очень смахивает на типичную авантюру или на попытку напасть на золотую жилу. Возможно, Джок и зануда, но уж он никак не заслуживает того, чтобы молодая жена третировала его подобным образом. Теперь-то я понимаю, почему Джосс так горячо настаивал на том, чтобы я пригласил к нам в гости и его «новых друзей». Точнее, очередную подругу! Ладно! Найгаси сейчас укладывает все необходимое для охоты в мой пикап. Как только вы с Дианой будете готовы, сразу же отправляемся в путь. Жду тебя на улице.

– Хорошо. – Сесили направилась в гардеробную, чтобы взять там свои ботинки для сафари, размышляя по дороге над тем, что, к ее немалому удивлению, муж не попал под чары красавицы Дианы. Или, может, он нарочито выказывал свое неприятие?

Когда Найгаси со своим напарником загрузили ружья и все необходимые припасы в машину, Сесили оказалась буквально втиснутой на заднем сиденье пикапа рядом с Джоссом и Дианой, в то время как Джок уселся на переднее сиденье рядом с Биллом. Сесили сразу же уставилась в сторону, разглядывая мелькающие пейзажи, стараясь тактично не смотреть на то, как Джосс оглаживает рукой бедро Дианы, постепенно продвигаясь все ниже и ниже. А когда он стал откровенно тыкаться носом в ее шею, Сесили даже испугалась, что Джок может в любой момент повернуться к ним и воочию увидеть все эти откровенно непристойные заигрывания.

Когда они прибыли на заранее заготовленное место, Найгаси со своим напарником принялись разбивать лагерь.

– Это ничего, что Ньяла осталась одна? – Сесили подошла прямиком к Найгаси.

– Вчера вечером прибыла мать Ньялы. С ней все в порядке. Осталась чисто женская работа, – ответил Найгаси, извлекая из багажника складные стулья, стол и корзины с провизией.

– Какое мне больше подходит? – вопросила Диана, возникнув рядом с ними и беря в руки ружье. – Наверное, вот это, да? – Она приложила ружье к своему худенькому плечику. – Да, это отлично подходит! А вы любите охоту, Сесили?

– Если честно, то не люблю. Однажды меня едва не сожрал лев, это случилось на моем самом первом сафари, но тогда Билл спас меня.

– Как это романтично! Боже, как романтично! Я уже успела побывать на паре сафари после нашего приезда сюда, и мне тоже однажды пришлось спасать дорогого старину Джока из пасти льва. Правда ведь, дорогой? – Она звонко рассмеялась. – Будем надеяться, что и сегодня у нас будет удачная охота.

Сесили была счастлива остаться в лагере, устроившись на складном стуле в теньке под деревом под бдительным оком напарника Найгаси, который остался охранять лагерь. А сам Найгаси повел всю команду в буш. Сесили увидела змею, которая неслышно скользнула всего лишь в нескольких ярдах от нее, и тут же поджала ноги под себя, глядя, как сосредоточенно змея продолжает свой путь. Сесили невольно подумала, что, случись такое еще год тому назад, она бы дико вскрикнула от страха при виде змеи. Но змея отнеслась совершенно безучастно к ее присутствию, а Сесили лишь удивилась тому, как сильно минувший год изменил ее саму. Змеи в здешних местах – явление самое заурядное, к тому же Билл и Кэтрин научили ее, как отличать ядовитых змей от неядовитых.

Сесили глянула на обширные просторы, раскинувшиеся перед ней, увенчанные таким же необъятным куполом неба, сливавшегося на самом горизонте с кромкой равнины. Вот вдалеке промчалось стадо каких-то диких животных, они пронеслись вскачь и тут же исчезли из виду. Обильные дожди оживили окружающую природу, вокруг, куда ни кинь взгляд, густая сочная зелень, все водоемы буквально кишмя кишат всякой живностью, мучимой жаждой после долгих недель засухи.

– И все это вокруг – мой дом, – проговорила она вслух в некотором изумлении. – Я живу в Африке. Кто бы мог подумать?

Впервые Сесили столь полно и всеми фибрами души вобрала в себя всю величавую красоту окружающей ее природы и в этот момент почувствовала, что она наконец снова ожила и готова к возвращению в нормальную жизнь.

Гости вернулись с охоты только к позднему обеду, как всегда, с шампанским, закусывали свежим мясом антилопы, которое Найгаси искусно приготовил на вертеле.

– Ну, как прошла охота? – вежливо поинтересовалась у них Сесили, хотя, судя по трофеям – туше зебры и нескольким антилопам или газелям Томсона, и так было ясно, что сафари оказалось более чем успешным.

– Отличный день сегодня выдался для охоты, – сказал Билл, и в этот момент они услышали гул самолета, пролетевшего прямо над ними. – Наверное, самолет-разведчик возвращается из приграничных районов, где проводил аэрофотосъемку, – добавил Билл, глянув в небо. – Лишний раз напомнил нам, что война идет полным ходом.

– А как по мне, так уж лучше торчать в этой глуши, чем метаться под бомбами, которыми сейчас засыпают нашу старушку Англию, – откликнулся Джок, облизывая губы, с которых обильно стекал мясной сок. – Вряд ли у нас что-то еще получится сегодня. Эти парни распугали нам всю дичь. Кстати, а куда Диана с Джоссом запропастились?

– Пошли в разведку, на поиски слонов, – поспешно ответил Билл. – Найгаси сказал, что вчера видел поблизости стадо слонов.

– Надеюсь, они не собираются охотиться на них, чтобы заполучить себе слоновую кость? – обратилась Сесили к мужу.

– Никакой охоты! Диана просто хочет взглянуть на живого слона. Она их еще никогда не видела.

– Да, они сказочно красивые животные. Есть на что полюбоваться, – согласилась она с Биллом и тут заметила легкое шевеление в кустах.

Из кустов появились Диана и Джосс и направились к ним, демонстративно держась за руки и весело смеясь.

– Ну что? Удалось тебе выследить слона, дорогая? – поинтересовался у жены Джок, когда Диана с Джоссом присоединились к остальной компании.

– К сожалению, нет, – ответила Диана. – А не пора ли нам возвращаться на ранчо? Вряд ли нас сегодня ждут здесь еще какие-нибудь развлечения. Я права?

Сесили увидела, как Диана подмигнула Джоссу и принялась торопливо застегивать расстегнутые пуговицы на рубашке.

По возвращении на ферму Диана объявила, что хочет немедленно вернуться в город, поскольку сегодня в клубе Мутаига будут танцы.

– Там субботними вечерами всегда очень весело, – пояснила она. – Особенно сейчас, когда в городе полно военных.

– Лично я полностью вымотан после охоты, – сказал Джок. – Что, если ты вернешься в город без меня, вместе с Джоссом? А завтра увидимся в клубе.

– Ах, милый, как это великодушно с твоей стороны! – воскликнула Диана, не скрывая своего ликования, и запечатлела нежный поцелуй на краснощекой физиономии мужа. – Если только ради меня, то ты можешь не торопиться в Найроби. Слышишь? Уверена, меня никто не съест в городе. Там же нет диких зверей. – Она весело рассмеялась и повернулась к Сесили: – Могу я позаимствовать у вас зеркало, Сесили? Хочу привести себя в божеский вид перед отъездом.

– Конечно, – ответила Сесили и повела ее по коридору к себе в комнату. – Можете воспользоваться тем, что у меня в спальне. Я собиралась купить зеркала и во все остальные спальни, но пока просто руки не дошли. Да и гости у нас бывают крайне редко.

– Да, я в курсе. Билл рассказал мне, что вы потеряли в прошлом году ребеночка. Ужасно! Я вам очень-очень сочувствую, дорогая моя. О, как здесь мило! – воскликнула Диана, окидывая взглядом спальню. – У вас отменный вкус, Сесили. В отличие от Джока. Та вилла в Карене, она напоминает мне мавзолей времен королевы Виктории. Я просто страшусь переезжать туда! Там же все выдержано в мрачных коричневых тонах. Ненавижу коричневое! И всегда ненавидела… А вы? – Диана уселась за туалетный столик и открыла свою косметичку, с которой приехала сюда. – Ваш Билл – просто прелесть. И обожает вас до потери пульса. Это же видно невооруженным глазом.

– О, мне кажется, вы немного преувеличиваете. То есть я…

– Да говорю же вам, у него все это на лице написано. Да, вне всякого сомнения, у вас счастливый брак. В отличие от меня и моего дорогого Джока. Мы с ним еще не провели ни единой ночи в одной кровати, и сильно сомневаюсь, что такое случится в обозримом будущем. – Диана издала короткий смешок и принялась расчесывать свои белокурые волосы, а потом скрепила их на затылке двумя бриллиантовыми заколками. – А вы часто бываете в Найроби?

– Очень редко.

– И зря! Я поначалу тоже сильно сомневалась, но, как оказалось, жизнь в Найроби намного веселее и разнообразнее, чем в Лондоне. Здесь она, несмотря на продолжающуюся войну, бьет ключом. Я и сама кручусь тут как белка в колесе, – добавила она, накрасив ярко-алой помадой свои пухлые губы. – Вам непременно нужно будет приехать на неделю скачек, которая пройдет сразу же после Рождества. По словам Джосса, это что-то! Самое знаковое событие года. Так вы не будете возражать, если Джок задержится у вас еще на одну ночь? Дорога в Найроби обещает быть довольно изнурительной, а он, по-моему, совсем выбился из сил после утренней охоты.

Обильно опрыснув духами свою шею и декольте, Диана поднялась со стула.

– Ну, вот! Волосы и лицо в порядке, сейчас только переоденусь в свой дорожный костюм. Там ведь кругом такая пылища, ужас! – Она бросила на себя последний взгляд в зеркало. – Огромное вам спасибо за все! Вчерашний ужин был изумителен. Надеюсь, мы скоро встретимся снова. – Диана расцеловала Сесили в обе щеки и вышла из спальни, благоухая ароматом своих духов, который тянулся за ней стойким шлейфом.

Сесили уселась на постель и задумчиво покачала головой. Да уж! Молодая леди Делвз Бротон явно совсем не тянет на леди. На настоящую английскую леди.

Приготовив ужин на троих, Сесили, сославшись на усталость, сразу же после трапезы направилась к себе, оставив Билла и Джока еще немного поболтать о том о сем. Лежа в кровати, она попыталась сконцентрироваться на чтении, но ей никак не давали покоя слова Дианы о том, что всем яснее ясного: Билл сходит с ума по жене. Наверное, Диана сказала так из чистой любезности, решила Сесили в конце концов. Ведь сама-то она абсолютно уверена в том, что Билл не воспринимает ее как женщину. И никогда не воспринимал.

* * *

Билл и Джок уехали в Найроби на следующий день, сразу же после обеда. Несмотря на то что Джок показался Сесили занудой, к тому же весьма высокомерным и даже временами заносчивым, в глубине души она ему все равно сочувствовала.

– Когда вернешься? – спросила она у Билла, вручая ему стопку чистой армейской униформы.

– Сам не знаю. Но я обязательно поставлю тебя в известность, когда смогу снова вырваться сюда. И вот что еще, дорогая! Пора тебе наконец обзавестись помощницей. – Он указал на выстиранные вещи. – Ты ведь трудилась, как раб на галерах, все выходные. Так больше не может продолжаться.

– Хорошо, я подумаю, – согласилась она, едва улыбнувшись.

– А гости в доме – это ведь не так уж и плохо. Как считаешь?

– Совсем даже неплохо.

– Хорошо. Береги себя, ладно?

– И ты себя тоже, – обронила Сесили, пока Билл церемонно целовал ее в обе щеки. Она вышла вслед за мужчинами на веранду и увидела, что Найгаси уже восседает в пикапе на своем привычном месте рядом с багажником. Коль скоро он отправляется в Найроби вместе с Биллом, мелькнуло у нее, значит, мать Ньялы все еще здесь, в лесу, присматривает за своей дочерью.

Сесили грустно помахала мужчинам вслед и подумала, что все же ей было приятно играть роль хозяйки дома и принимать у себя гостей. А еще приятнее было слышать, как они все восхищались их домом. Да, минувшие выходные внесли в ее жизнь приятное разнообразие, зато предстоящая неделя представлялась одним сплошным пустым пятном. Ну вот, сейчас она окончательно рассиропится и станет жалеть себя, вовремя спохватилась Сесили и поспешила на кухню, где ее ждали горы немытой посуды.

37

Понадобилась пара дней, чтобы Сесили наконец собралась с духом и во вторник утром направилась в лес проведать Ньялу. Она и понятия не имела о том, какие ритуалы соблюдают масаи во время родов, не знала она и того, родила Ньяла или еще нет, но какое-то внутренне чутье подсказывало Сесили, что сейчас ей лучше держаться подальше от роженицы. Возможно, ею двигал самый обыкновенный страх, и она боялась, что, очутившись на стоянке, узнает, что с Ньялой случилось что-то нехорошее, нечто подобное, что произошло и с ней самой. Однако природное любопытство, помноженное на самое искренне переживание за судьбу девушки, взяли в конце концов верх, и Сесили, прихватив с собой Вульфи, отправилась в лес.

Стоял красивый солнечный день начала декабря, после вчерашнего грозового дождя в воздухе пахло свежестью и веяло живительной прохладой. Сесили даже поймала себя на том, что тихонько напевает мелодию «Голубых орхидей», а потом вдруг подумала, что Билл, конечно же, прав. Ей давно пора обзавестись помощницей по дому, особенно если вспомнить, что Рождество уже не за горами. Позвонила мама из Нью-Йорка, сообщила, что отправила посылку с рождественскими подарками. Целая куча всевозможных подарков, однако же война внесла свои коррективы и в работу почтовых служб. Сесили понимала, что не скоро получит мамину посылку, и уж точно не к Рождеству. И тем не менее Сесили с нетерпением ожидала наступления праздников, даже подумала, что, быть может, стоит присоединиться к Биллу и вместе с ним отправиться в Найроби на скачки, которые должны будут состояться на рождественской неделе.

– А тебе точно стало лучше, – сказала она себе, выходя на поляну, и тотчас же замерла в недоумении. В самый первый момент Сесили даже решила, что это Вульфи виноват, вывел ее не на ту поляну, пока она предавалась мечтам о предстоящих скачках. Потому как поляна была пуста, и никого вокруг. Никаких следов, что еще недавно здесь, на этом самом месте, стоял шалаш, было разбито кострище, разве что валявшиеся чуть поодаль куски глины да какие-то зерна, которые развеял ветер из костра, указывали на то, что поляна та самая и Вульфи не ошибся.

– Вот так номер! – воскликнула Сесили, окинув поляну изумленным взглядом. – Могли бы хоть сообщить нам, что уходят. Правда, Вульфи? Как нехорошо! – Она вздохнула. – А мне так хотелось увидеть младенца, попрощаться по-людски… Что ж, раз так, значит, так. Пошли домой, Вульфи.

Но пес и не подумал слушать свою хозяйку; он проворно пересек поляну и исчез в лесу.

– Вульфи! Немедленно вернись!

Однако пес продолжал бежать, мелькая между деревьями, пока совсем не исчез из виду. Сесили повернулась, чтобы идти домой, зная, что Вульфи обязательно догонит ее, но внезапно она услышала его громкий лай, доносившийся откуда-то из глубины леса.

– Противный пес! – разозлилась она и пошла на лай. – Вульфи! Ко мне!

Но пес лишь залаял еще громче, и Сесили не оставалось иного выбора, как тоже углубиться в лесную чащу. Густой, можно сказать, непроходимый лес обступил поляну со всех сторон. Сесили буквально прорывалась сквозь заросли куманики, ветки которой больно царапали голые ноги.

Наконец Сесили увидела спину Вульфи: он уткнулся носом глубоко в заросли. Она подошла поближе, чтобы понять, что его там так заинтересовало.

– Ну, и что ты здесь отыскал, проныра? Наверное, какую-то старую, завалящую косточку, не иначе? Ну-ка, отступи в сторону, дай мне взглянуть.

Сесили оттащила пса и полезла в заросли сама, ветки больно хлестали по рукам и по лицу. Но все, что она смогла разглядеть, это куча старых, засохших листьев на земле. Она осторожно откинула немного листьев сверху, чтобы посмотреть, что под ними, и внезапно ее пальцы нащупали что-то теплое.

– Ой! – испуганно вскрикнула она, быстро отдернула руку и отпрянула назад, при этом прядь ее волос даже зацепилась за одну из веток.

Наверное, какое-то животное, мелькнуло у Сесили, но коль скоро оно теплое, значит, еще живо. Отцепив волосы от дерева, она отломила ветку у себя за спиной и с замиранием сердца принялась орудовать ею, осторожно сдвигая листья в сторону. Вскоре она увидела небольшой кусочек коричневой кожи.

А следом послышался слабый писк: так обычно мяукают новорожденные котята. Сесили продолжила разгребать листья и вздрогнула, увидев крохотную ножку, показавшуюся среди листвы.

Комок подступил к горлу, ибо до Сесили внезапно дошло, что за существо лежит в могилке из кучи листьев. И почему Вульфи так отчаянно лаял.

– О боже всемилостивый! – только и произнесла Сесили.

Она опустилась на колени и уже руками принялась разгребать оставшиеся листья. Внизу лежала крохотная новорожденная девочка, совершенное по своему внешнему виду создание. Глазки младенца были закрыты, но на то, что девочка еще жива, указывали ее розовые губки, похожие на два нежных лепестка. Вот ее ротик сложился в букву «о», и она сделала непроизвольное сосательное движение.

Не в силах уразуметь всего, что могло здесь случиться и что предшествовало тому, что она только что увидела, Сесили схватила младенца на руки. Тельце ребенка было все в грязи и покрыто пылью, из грубо оборванной пуповины сочился желтоватый гной, сквозь кожу проступали хрупкие ребрышки, животик неестественно вздут, а маленькие ножки делали девочку похожей на большую лягушку.

– Однако она жива, – прошептала Сесили едва слышно. – Ах, Вульфи! – Глаза ее тотчас же наполнились слезами. – Ведь ты только что спас человеческую жизнь. Пошли домой! Надо поскорее отнести эту кроху к нам в дом.

Всю дорогу младенец, которого Сесили несла на руках, даже не пошевелился, дыхание девочки было таким слабым, что Сесили с трудом улавливала его. Придя домой, Сесили разложила на кухонном полу одеяло и завернула в него девочку, Вульфи немедленно устроился рядом охранять ее.

– Лежи здесь, но только не двигайся, ладно? – предупредила пса Сесили, а сама ринулась в сарай, который они с Биллом использовали как подсобку для хранения всяких ненужных вещей. Туда Билл заблаговременно, еще до возвращения жены из больницы, отнес все то приданое, которое она приготовила своему будущему ребеночку. Некоторые вещицы так и лежали в тех же самых коробках, в которые она их когда-то сложила. Она стала перебирать весь хлам, пытаясь отыскать в нем бутылочки для кормления и подгузники, которые она когда-то мастерила из махровой ткани. Схватила также шаль, которую, помнится, вязала в течение нескольких недель, и со всем этим богатством заторопилась назад в дом. За всем остальным, решила Сесили, она вернется попозже. А сейчас младенцу нужно срочно дать молока.

– Одному лишь Богу известно, сколько эта кроха пролежала в лесу, – обратилась она, слегка запыхавшись, к Вульфи, который продолжал исправно нести свою службу, не сдвинувшись ни на йоту с того места, которое занял изначально, и поглядывая на малышку своими печальными глазами. – Будем надеяться, что еще не поздно. – Она достала из холодильника кувшин с молоком, подогрела немного в кастрюльке, вымыла бутылочку и соску горячей водой, а потом перелила молоко в бутылочку.

– Иди же ко мне, – обратилась Сесили к девочке, предварительно закутав в шаль ее тщедушное тельце, взяла на руки и устроила на одной руке, потом осторожно ввела в ротик соску и слегка пошевелила ею, наклоняя в разные стороны.

– Ну, же, детка! Соси! Ради меня… прошу тебя! – начала Сесили уговаривать младенца. – Тебе сразу станет лучше.

Но девочка и не подумала сосать, и тут Сесили вспомнила совет, который она вычитала в одной из книг для молодых матерей.

«Если младенец не реагирует на соску, капните несколько капель молока прямо ему на губки».

Так она и сделала, и затаилась в ожидании ответной реакции. И наконец увидела слабое, едва заметное сосательное движение и быстро снова вставила соску в ротик.

– Вот и хорошо! Вот и прекрасно! – выдохнула Сесили с облегчением.

Поначалу девочка сосала очень слабо; такое впечатление, что большая часть молока выливалась из ее ротика обратно, наружу, но вот сосательные движения стали увереннее, и Сесили даже увидела, как девочка глотает и как движется молоко по ее горлышку.

– Слава богу! – громко всхлипнула Сесили, и в этот момент младенец отрыгнул почти все молоко, которое только что высосал.

Сесили схватила со стола салфетку и поспешно промокнула себя и девочку, стараясь не оставить нигде следов отрыжки. А малышка между тем издала короткий мяукающий звук, такая трогательная попытка заплакать по-настоящему.

– Но что-то же попало ей в животик, не все же она отлила обратно, как думаешь? – вопросила Сесили своего верного Вульфи.

И в подтверждение этому через пару минут из заднего прохода вылилась токая струйка зеленоватой жидкости, похожей на деготь.

– Вот! Значит, твоя пищеварительная система в норме. Все работает как надо. Бог его знает, сколько ты там пролежала в этой куче листьев, бедняжка ты моя, пока Вульфи тебя не обнаружил.

Постепенно, устав от собственных усилий, малышка, так и не открыв глаз, выпустила соску изо рта и выдохнула.

– Хочешь спать, да? – прошептала Сесили, наклонившись к девочке пониже, чтобы расслышать ее дыхание. Она увидела, как мерно вздымается и опускается ее грудка: девочка уснула. А Сесили сидела, раздираемая самыми противоречивыми чувствами. Она понимала, что должна немедленно позвонить доктору Бойлю, чтобы тот приехал и осмотрел младенца. Сколько она там пролежала в лесу, никто не знает, но в любом случае это могло привести к обезвоживанию организма или вызвать какие-то другие патологии, о существовании которых Сесили даже не подозревает. Там, где она нашла младенца, была густая тень и довольно прохладно… Сесили пощупала рукой крохотный лобик. Вроде жара нет, и тельце у девочки не горячее и не холодное…

– Судя по цвету ее фекалий, ей не более чем несколько часов от роду… К тому же, – добавила Сесили, разговаривая уже сама с собой и глядя на спящего ребенка, – доктор Бойль, вне всякого сомнения, увезет тебя с собой, чтобы определить в какой-нибудь сиротский приют, одно из тех ужасных заведений, для которых моя мама постоянно занята сбором благотворительных средств.

Должно быть, Сесили и сама задремала, устав от всех тех треволнений, которые так неожиданно на нее обрушились, потому что, когда она проснулась, за окнами уже сгущались сумерки, а девочка жалобно пищала у нее на руках.

– Тише! Тише! Сейчас дам тебе еще немного молока.

Когда малышка кончила сосать, Сесили отняла бутылочку и увидела, что девочка высосала добрую унцию молока и, главное, ничего не отрыгнула.

– Вот и замечательно! А сейчас прости меня, девочка моя, но нам надо привести тебя в порядок и как следует вымыть. Сейчас я положу тебя прямо в раковину и займусь делом.

Вооружившись чистой мягкой тряпочкой и куском мыла, Сесили принялась за работу и к концу процедуры омовения промокла вся насквозь, но отмыла малышку и счистила с нее всю грязь. Пришлось удалять с кожи девочки какой-то странный налет, похожий на слой воска, потом, вспомнив все, что читала когда-то в книгах по уходу за младенцами, Сесили постаралась навести порядок с пуповиной, сделав основной упор на то, чтобы в этом месте было сухо. Малышка громко верещала, размахивая своими миниатюрными ручками и ножками, из чего сам собой напрашивался вывод, что она вполне здорова.

Завернув девочку в чистое махровое полотенце, Сесили осторожно положила ее на пол в своей спальне, а сама, прихватив фонарик, снова заторопилась в сарай, чтобы забрать оттуда плетеную колыбельку для новорожденных, которая так и стояла не распакованная, в целлофане. Вернувшись обратно в дом, Сесили надела на малышку ползунки, стараясь изо всех сил, чтобы все застегнуть правильно, поставила колыбельку к себе на кровать и уложила в нее девочку. Малышка сразу же заснула, что дало Сесили возможность перекусить. Соорудив себе на скорую руку бутерброд, она тут же заторопилась назад в спальню, сжимая в руке бутылочку с очередной порцией молока, из спальни уже доносился детский плач. На сей раз девочка высосала почти две унции молока, хотя сразу же после этого ее немного стошнило. Сесили поменяла ползунки и надела на нее крохотную ночную распашонку из чистого хлопка, одну из тех, что мама прислала ей больше года тому назад в объемной посылке: все детские вещи были приобретены в одном из самых фешенебельных и старейших нью-йоркских универмагов «Блумингдейл». На голову девочки Сесили надела вязаный чепчик и невольно улыбнулась при мысли о том, что подумала бы мама, увидев черное личико младенца в таком изысканном чепце.

– Хотелось бы мне увидеть наконец твои глазки, деточка моя, – обратилась Сесили к девочке, снова укладывая ее в колыбель. Потом приготовила на всякий случай еще одну бутылочку с молоком, а вдруг девочка проснется ночью? – и предусмотрительно поставила ее в холодильник. После чего закрыла входную дверь в доме на замок, выключила везде свет и улеглась наконец в кровать, предварительно проверив, что ребенок в колыбели рядом с ней дышит ровно и спит крепким сном.

За дверью послышалось жалобный скулеж Вульфи. Пес рвался к ней в комнату. Сесили снова улыбнулась, понимая, что Вульфи хочет во что бы то ни стало продолжить охранять свою находку.

– Нет, Вульфи, сюда нельзя, мальчик мой. Оставайся за дверью, а малышке хорошо рядом со мной. Спокойной ночи, милый.

Отключив ночник, стоявший у изголовья на прикроватной тумбочке, Сесили устало положила голову на подушку. И внезапно в ее памяти всплыл их разговор с Биллом, самый первый, когда он спросил у нее, не будет ли она возражать, если какое-то время Ньяла проведет у них. И как туманно он тогда говорил о том, что потом случится с ее младенцем. Прикидывая сейчас в уме всю ситуацию, Сесили принялась рассуждать логически: судя по всему, альтернатив было немного. Ньялу укрыли у них в лесу, чтобы никто не узнал о ее беременности. В противном случае ее предстоящая свадьба с сыном вождя соседнего клана была бы аннулирована, а сама девушка стала бы изгоем в собственной семье. То есть получается, Ньяла уже изначально знала, что ей не дадут вернуться назад с ребеночком?

«Помоги младенцу», – всплыли в памяти Сесили слова Ньялы, обращенные к ней.

– О боже! – громко воскликнула Сесили.

Все вдруг встало на свои места. В ту их последнюю встречу с Ньялой, когда Сесили посещала их стоянку, девушка, обращаясь к ней, имела в виду именно то, что говорила: она не просила помощи Сесили в предстоящих родах, нет!

Сесили села и выпрямилась на постели, ошеломленная своим открытием.

– Она хотела, чтобы я и Вульфи нашли ее…

Девочка, лежавшая сейчас в колыбельке рядом с ней, закряхтела во сне. Сесили тут же достала ее из колыбельки и уложила на руку.

– Спи, моя маленькая, спи. Тебе сейчас ничто не угрожает. Рядом со мной ты в полной безопасности.

38

Всю следующую неделю Сесили, просыпаясь по утрам, давала себе честное-пречестное слово, что вот сейчас соберется с духом и позвонит Биллу, сообщит ему о том, что случилось, но стоило ей только начать набирать номер телефона военного ведомства в Найроби, и она тут же клала трубку на рычаг. Она не сомневалась, Билл, конечно же, будет настаивать на том, что девочку надо немедленно отправить в сиротский приют. А это было невыносимо, потому что с каждым днем врожденные материнские инстинкты, закупоренные где-то глубоко внутри Сесили, все сильнее выплескивались наружу, и сама мысль о том, что с головы девочки, всецело сейчас зависящей от нее, может упасть хоть один волос и кто-то причинит ей зло, тут же вызывала слезы. И хотя Сесили безмерно устала от бесконечных ночных кормлений – малышка, которая еще несколько дней тому назад с трудом удерживала во рту соску, очень быстро превратилась в энергичного потребителя молока, и всякий раз, когда ей хотелось есть, она могла своими воплями разбудить львов, блуждающих где-то по низинам, так вот, несмотря на все эти мелкие проблемы, Сесили чувствовала себя необыкновенно счастливой и довольной всем и вся. Она оборудовала детскую в той комнате, которая изначально предназначалась для ее собственного ребенка, и постепенно перетаскала из сарая назад в дом все те вещи, которые понадобились для того, чтобы обставить комнату и навести в ней должный уют. Сейчас в некогда пустой и унылой комнате приятно пахло тальком, которым Сесили обильно присыпала маленькую попку Стеллы. Книга-пособие по уходу за младенцем с некоторых пор стала настольной: именно с помощью этой книги Сесили отслеживала процесс заживления пуповины – все подсохло замечательно, и в течение пары дней оставшийся кончик пуповины должен был отвалиться сам собой. Правда, теперь у Сесили совершенно не было времени, чтобы заниматься садом и огородом: она спала урывками, пользуясь теми мгновениями, когда спала и девочка, а в промежутках довольствовалась каким-нибудь тостом, который наспех проглатывала между кормлениями.

Имя Стелла, которым Сесили назвала девочку, пришло на ум чисто случайно: однажды она задремала, а когда проснулась, то увидела пару огромных ясных глаз с радужной оболочкой цвета спелых кофейных зерен, устремленных на нее. Сесили тогда подумала, как поразительно похожи глаза малышки на глаза Ньялы, и тут вспомнила, как Билл в разговоре с ней обронил, что Ньяла означает «звезда».

– Стелла, – непроизвольно вырвалось у Сесили. Она припомнила свои школьные познания по латыни. Стелла – это ведь тоже «звезда». К тому же не может же она бесконечно обращаться к ребенку, называя ее просто «малышкой».

– Итак, отныне ты Стелла. Во всяком случае, пока, – добавила Сесили со вздохом.

Спустя два дня она услышала шум подъезжающей к дому машины. Она подбежала к окну и увидела пикап Кэтрин. Зная, что парадная дверь заперта, Сесили пригнулась под окном, держа Стеллу на руках. Кэтрин постучала в дверь, потом громко окликнула ее по имени, прошлась вокруг дома, заглядывая в окна. Видно, ее привел в замешательство громкий лай Вульфи изнутри. Кэтрин знала, что если Сесили отправляется за покупками, то всегда оставляет Вульфи на улице, а если идет просто прогуляться, то обязательно берет пса с собой. Потоптавшись еще какое-то время возле дома, Кэтрин вернулась к машине. Когда ее пикап наконец отъехал от дома и скрылся из виду, Сесили поднялась с пола, по-прежнему держа Стеллу на руках. Она понимала, что оказалась в совершенно дурацком положении, но, как бы то ни было, пока ей категорически не хотелось разрушать ту гармонию, которая царила в их уютном мирке на троих: она, Вульфи и Стелла.

Прошла еще одна тревожная ночь. Проснувшись поутру, Сесили услышала телефонный звонок. В первый момент она даже решила не подходить к телефону, но потом все же заставила себя подняться с постели и ответить на звонок.

– Это я, Билл, – услышала она сквозь треск и шум помех, будто это был звонок из Нью-Йорка. – Как у тебя дела?

– О, все хорошо. На самом деле, все очень хорошо. А как ты?

– Скажу лишь, что общая ситуация в Европе не вызывает особого оптимизма, да и у нас с каждым днем атмосфера делается все мрачнее и мрачнее. Тем не менее на Рождество я собираюсь домой.

– И когда это?

– Как когда? Сесили, до Рождества осталось всего лишь три дня. С тобой правда все в порядке?

– Все в полном порядке. Никогда не чувствовала себя лучше, Билл. Я тут… ходила за покупками, но на рынке почти не было мяса, да и со всем остальным тоже не лучше, – солгала она.

– О, за это можешь не волноваться. Я приеду домой, полностью загрузив машину всякими праздничными деликатесами, даже если на это мне придется потратить половину своего армейского жалованья. Кэтрин и Бобби присоединятся к нам на Сочельник, как в прошлом году?

– Я их пока еще не приглашала. А нужно было, да? – Сесили больно прикусила губу, понимая, что каждое слово, произнесенное ее мужем, означает лишь одно: счастливые денечки, проведенные ею наедине со Стеллой, подходят к концу.

– Я сам переговорю с Бобби, не волнуйся, дорогая. Но ты уверена, что у тебя все хорошо? Бобби сказал мне, что на днях к тебе заезжала Кэтрин, но не застала тебя дома.

– Ах, это… Наверняка я в это время была в Гилгиле, только и всего.

– Что ж, коль скоро с тобой все хорошо, тогда до встречи в Сочельник. Мне нужно будет вернуться на службу сразу же после Дня подарков, но я очень надеюсь, что ты отправишься в Найроби вместе со мной и мы сможем побывать на скачках. Думаю, тебе там понравится.

– Давай обсудим все наши планы, когда ты вернешься домой, ладно? – поспешила подвести черту под разговором Сесили, заслышав хныканье Стеллы. – До свидания, Билл.

Сесили положила трубку на рычаг и с тяжелым сердцем направилась к себе в спальню взглянуть на Стеллу, лежавшую в колыбельке. Девочка дремала, закинув ручонки за голову, длинные ресницы отбрасывали густые тени на лицо: в такой расслабленной позе она являла собой картину полнейшего удовольствия и неги.

Сесили присела рядом с ней.

– Ох, девочка моя! И что же нам с тобой делать, когда вернется домой твой папа?

* * *

Кроме походов за молоком, совершаемых в спешке в то время, когда Стелла спит (Сесили покупала свежее молоко у женщины-масаи, торгующей с лотка у дороги, ведущей на Гилгил), все прочие приготовления к предстоящему Рождеству были полностью проигнорированы. Время от времени Сесили пыталась думать, что ей сказать Биллу, когда тот приедет, как объяснить все, что случилось, но потом решила пустить все на самотек – как будет, так и будет.

В вечер Сочельника она поставила на патефон пластинку с записью рождественских гимнов и хоралов, подумав при этом, что трудно почувствовать наступление Рождества, когда на дворе такая жара и температура на термометре буквально зашкаливает. Сесили приняла ванну, вымыла волосы и оставила их распущенными; ведь Билл же сказал ей в прошлый свой приезд, что ему понравилась естественность ее кудрей на голове. Правда, сейчас она сколола их парой заколок. Надела свежую блузку и кремовую юбку, потом покормила и переодела Стеллу и уложила ее в кроватку в детской. После чего приготовила себе большую порцию джина с вермутом и уселась в гостиной ждать возвращения мужа.

Едва Сесили заслышала шорох шин на подъездной дороге к дому, как тут же почувствовала неприятную пустоту в желудке.

«Все хорошо, Сесили. Возьми себя в руки. Ты должна сказать ему, что не позволишь отдать девочку в сиротский приют…»

– Привет! – поздоровался Билл, внося в холл большее дерево с узкими игольчатыми листьями, но при этом и отдаленно не смахивающее на традиционную рождественскую елку, какую устанавливали у них дома в Нью-Йорке. – Взгляни, что я выкопал по пути домой. Сей момент поставлю дерево в ведро, а ты тогда, быть может, нарядишь нашу импровизированную елку.

– Я… Хорошо…

– Мне также удалось достать всяких вкусностей нам к ужину. Сейчас заберу из машины, – добавил он, запечатлев легкий поцелуй на ее щеке. – С наступающим Рождеством тебя, Сесили.

Судя по всему, Билл пребывал в самом отличном расположении духа, что даже немного озадачило Сесили. Она попыталась вспомнить, каким был ее муж в минувшее Рождество, но мало что вспомнила: охваченная собственным горем, она тогда едва заметила праздники, и события тех дней полностью выветрились из ее головы. Что ж, сегодняшнее хорошее настроение мужа ей только на руку.

– Ах да! Совсем забыл! Кики тут передала тебе подарок, корзинку с провизией: Алееки специально привез ее в клуб. Она до сих пор лежит в багажнике, но, судя по запаху, среди даров есть и хороший кусочек копченого лосося. Пожалуй, с ним стоит разделаться в первую очередь. Я бы сказал, безотлагательно…

– Бутерброды с копченым лососем! Какая неслыханная роскошь по нынешним временам! – улыбнулась Сесили, проводив мужа взглядом: Билл снова поспешил на улицу, чтобы забрать дары от Кики.

Сесили налила им обоим по порции джина с вермутом, а Билл в это время принес ведро с землей и вставил в него «рождественское дерево», чтобы можно было начать украшать его.

– Немного коряво получилось, ну да ладно! Как есть! – обронил он, разглядывая плоды своих усилий. – Будем праздновать Рождество как получается, но все равно от души.

– Ты любишь Рождество? – поинтересовалась Сесили у мужа, несмотря на то что ответ был очевиден.

– Очень! И всегда любил этот праздник, можно сказать, с самого детства. Наверное, это и не совсем типично для такого угрюмого субъекта, как я, но в этот день я просто радуюсь тому, что все вокруг меня пребывают в хорошем настроении. Даже мои родители никогда не ругались друг с другом на Рождество. Так, насколько я помню, у нас в сарае должны остаться елочные украшения от прошлого года. Сейчас схожу за ними. – Билл направился к черному ходу.

– Подожди минутку! Я…

– Что такое?

– Да так, ничего. Просто я немного устала. Давай нарядим дерево завтра.

– Сесили, но завтра ведь Рождество, да и дело-то минутное. Сейчас принесу елочные игрушки и сам украшу наше дерево, если ты слишком устала.

Билл скрылся за дверью, а у Сесили не нашлось больше никаких аргументов, чтобы помешать ему. Оставалось лишь надеяться, что он не заметит исчезновения многих вещей из сарая.

Билл вернулся буквально через пару минут с коробкой елочных украшений в руках.

– А из сарая исчезли все вещи, которые ты в свое время собирала для своего будущего ребеночка. Можно поинтересоваться, куда ты их определила?

– О… Я скажу тебе чуть позже. А сейчас идем наряжать нашу елку, – ответила Сесили, выпив для храбрости еще немного джина, а потом повела Билла в сторону гостиной.

– Знаешь, Сесили, разница между тобой нынешней и той, какой ты была год тому назад, просто поразительная. Помнишь, ведь ты же все Рождество пролежала тогда в кровати? – спросил у нее Билл, когда они вдвоем принялись развешивать шары на рождественском дереве.

– Мне стыдно признаться в этом, но я ничего не помню. Нет, не помню…

– Что и понятно. Ты в то время явно была не в себе.

Внезапно из глубины дома послышался громкий крик.

– Боже милостивый! А это что еще за черт?!

– Я… понятия не имею, – пробормотала Сесили, покраснев до корней волос.

Крик повторился, а потом последовал уже самый настоящий, полноценный плач.

У Сесили душа ушла в пятки: она ведь рассчитывала рассказать Биллу обо всем, что произошло у них на ферме, еще до того, как покажет ему Стеллу, но сейчас было уже слишком поздно.

– Однако это кричит кто-то в доме! Ты что, заперла где-то дикого зверька?

– Нет, я…

Но Билл уже не слушал жену, он решительным шагом направился вдоль коридора, чтобы выяснить, откуда раздается это громкое мяуканье.

Сесили нервно поспешала сзади, замирая от страха, а он поочередно открывал двери всех спален и наконец добрался до крохотной комнатки, расположенной рядом с их спальней. Широко распахнул дверь, подошел к колыбельке и склонился над ней, затем распрямился, явно шокированный увиденным.

– Какого черта! Что это такое?! – выкрикнул он, повернувшись к жене.

Она быстро подскочила к колыбели и выхватила из нее Стеллу, словно опасаясь, что Билл может сделать с ребенком что-нибудь ужасное. И также быстро выбежала из комнаты, не выпуская девочку из рук, побежала на кухню, достала из холодильника бутылочку с молоком, поставила ее в кастрюльку с водой и стала подогревать на плите.

– Сесили, ты меня слышишь?! Ради всех святых, объясни же мне наконец, что здесь происходит?! – Билл появился на пороге кухни.

– Потерпи минутку. Сейчас я дам ей соску, а потом все тебе расскажу.

– Мне срочно нужна еще одна порция джина…

Билл повернулся к Сесили спиной и направился в гостиную за своим джином, а она уселась за кухонный стол и принялась кормить Стеллу. Вопли немедленно прекратились, и в доме снова воцарились тишина и покой, пока Стелла энергично сосала свою бутылочку.

– Ну, вот! – В кухне снова возник Билл. Он отхлебнул из своего стакана и уселся на стул напротив Сесили.

Девочка сразу же перестала сосать, и Сесили молча приложила палец к своим губам, прося помолчать.

– И ты еще смеешь утихомиривать меня? – воскликнул Билл, и Сесили увидела, что его буквально трясет от бешенства. Но голос он тем не менее слегка понизил.

– На самом деле все очень просто, Билл. Вскоре после того, как ты уехал в Найроби, я пошла в лес проведать Ньялу. Но не застала там и следов от их лагеря, они исчезли. Однако Вульфи вдруг учуял какой-то запах и побежал в глубь леса, а вскоре я услышала его громкий лай. Вульфи категорически не захотел возвращаться на мой зов, а потому мне пришлось идти за ним. Вульфи и нашел эту девочку. Ее закопали прямо в лесу в груде опавшей листвы. Я поняла, что она появилась на свет всего лишь несколько часов назад. Можно утверждать со всей уверенностью, что ее намеренно оставили там умирать, и тогда я повела себя как христианка, как любой нормальный человек, у которого есть сердце. Я взяла девочку на руки и принесла ее сюда, к нам домой. И с тех пор она живет здесь, у нас.

– О боже! – Билл издал тяжкий стон и обхватил голову руками.

– Ты считаешь, что я поступила неправильно?

– Конечно же, я так не считаю.

– Ты… ты знал, какую участь они уготовили младенцу? Бросили его в лесу умирать…

– Откуда? Конечно, я ничего не знал. И не хотел знать. – Билл тяжело вздохнул. – Меня ведь просто попросил мой хороший друг приютить его дочь, обеспечить ей безопасное место, где она могла бы пожить вплоть до родов. Лешан твердо пообещал мне, что с новорожденным младенцем тоже будет все в полном порядке. Поверить не могу, что они бросили эту кроху умирать в лесу.

– Да, и закопали ее достаточно глубоко. Ведь Вульфи обнаружил ее по чистой случайности. Опоздай мы с приходом туда на пару часов, и девочка была бы уже мертва. Она была такой слабенькой. – Сесили бросила взгляд на Стеллу, и на глаза навернулись слезы.

– Должен признаться, я просто в бешенстве из-за того, что они оставили нам свое грязное белье. Дескать, сами разгребайте всю эту грязь. И потом…

– Не смей называть этого ребенка «грязным бельем»! Она ведь живой человек, такой же, как и мы с тобой!

– Прости, Сесили. Это, конечно, грубость. Ляпнул, не подумав. Прошу прощения. Но и ты должна понять меня правильно, пожалуйста. Я в шоке! Приезжаю домой на Рождество в надежде провести пару дней в тишине и покое, вдали от всех этих треволнений военного времени и обнаруживаю в детской чернокожего младенца.

– А какое значение имеет цвет ее кожи, Билл? Ты же сам провел половину своей жизни среди масаи и даже был готов поменяться с ними местами.

– Конечно, в определенном смысле цвет кожи не имеет никакого значения, в этом ты абсолютно права, Сесили. Но в любом случае сразу же после Рождества мы должны будем отвезти младенца в Найроби и…

– Нет! Я не допущу, чтобы эту девочку отдали в какую-нибудь христианскую миссию или в сиротский приют, где за ней не будет никакого присмотра. Одному Богу известно, какая участь ей будет уготована в подобном заведении. Я не могу позволить, чтобы с ребенком случилось что-то плохое.

– То есть ты предлагаешь оставить девочку у нас? – спросил озадаченный Билл после короткой паузы.

– Почему бы и нет? Своих детей у нас нет и никогда не будет. Почему бы нам не удочерить Стеллу?

Билл уставился на жену ошарашенным взглядом, явно подозревая, что она сошла с ума.

– Ты это серьезно? То есть ты на полном серьезе полагаешь, что мы можем воспитать эту девочку здесь как своего ребенка?

– Да, именно так! У нас есть дом, и денег у нас достаточно… К тому же Ньяла, я думаю, заранее знала, что будет, когда она родит. Вот потому-то она и попросила меня помочь ее ребеночку. Уверена, потому она и оставила ребенка так близко от места стоянки: она хотела, чтобы я нашла ее дочь.

– Прости меня, Сесили, но думается, это все – исключительно твои фантазии. Ты же сама сказала мне, что пес нашел девочку чисто случайно, пока вы с ним находились в лесу, и…

– Последние два месяца мы бывали там регулярно. Вульфи успел уже привыкнуть к запаху Ньялы, который, скорее всего, схож и с запахом Стеллы…

– Ты уже даже успела дать имя ребенку? – Лицо Билла было серым от усталости.

– Но должна же я как-то обращаться к ней, разве не так? Ну, вот! Я ее уже укачала, и она заснула. Хочешь подержать ее?

– Нет, Сесили, не хочу. – Билл больно сжал переносицу двумя пальцами. – Прости, но мы не можем держать девочку у себя.

– Почему?

– Потому что…

– Почему?

– Она черная. В нашей среде не принято удочерять или усыновлять черных. Собственно, такой практики нет нигде в мире.

– И это мне говорит мистер Форсайт, ярый защитник масаи, которые сопровождают его повсюду, куда бы он ни направился. Получается, что в глубине души ты тоже полнишься такими же предрассудками, как и все остальные! Но я уже пообещала этой малышке, что не брошу ее, и я сдержу свое слово! Слышишь меня?! – Сесили поднялась со стула, держа на руках Стеллу, решительным шагом направилась к себе в спальню, громко хлопнула дверью и тут же заперла ее на ключ.

Уложив малышку рядом с собой на постель, Сесили громко разрыдалась.

– Не переживай, маленькая моя, – пробормотала она между всхлипами. – Я умру, но не дам тебя в обиду, клянусь тебе!

* * *

Сесили проснулась от стука в дверь. Она глянула на часы: было уже за полночь. Малышка, лежавшая рядом с ней, слегка пошевелилась во сне и тут же сунула кулачок себе в рот: верный признак того, что она уже проголодалась.

– Сесили, можно мне войти?

Поскольку все равно нужно было идти на кухню за бутылочкой, Сесили неохотно отперла дверь, прижимая девочку к себе. Она даже не глянула на мужа, а, молча миновав его, прошествовала на кухню. Подогрела молоко и, усевшись на стул, принялась кормить своего найденыша.

– Прости меня, Сесили! – промолвил Билл, появившись в дверях. – На самом деле ты не сделала ничего плохого.

– Конечно, не сделала! – фыркнула Сесили. – И любой, кто посмеет утверждать обратное, презренный тип, и только!

– Согласен. – Билл уселся на тот же стул, на котором сидел раньше.

– Я говорю вполне серьезно, Билл. Если ты и дальше будешь настаивать на том, чтобы отправить девочку в приют, то я немедленно упакую свои вещи и покину твой дом вместе с ней. Понятно тебе?

– Я все услышал и все понял. Но и ты должна понять, что наше современное общество пока еще не готово к такого рода межрасовым отношениям, причем в равной степени к этому не готовы и черные, и белые, – твердо ответил муж. – Возможно, когда-нибудь наступит время, и такое случится. И дай бог! Буду только рад.

– Меня не волнует, как воспримет мой поступок современное общество! Думаю, и тебя тоже подобные вещи всегда волновали очень мало.

– Поверь мне, Сесили, меня очень даже волнуют негласные правила, по которым живет наше общество. Хотя бы уже потому, что в противном случае я бы на тебе никогда не женился и у нас с тобой не было бы сейчас этого неприятного разговора. Или ты думаешь, что я силой отберу у тебя девочку и увезу ее с собой в Найроби? Имей же ко мне хоть каплю доверия, в конце концов. Но не о том сейчас речь! Нам всем троим нужно будет жить в этом обществе и подчиняться его требованиям, как бы мы ни пытались что-то изменить. И уж конечно, белая супружеская пара, которая берет себе на воспитание черного ребенка, это неслыханная вещь в нашей среде.

– Я… – Сесили открыла рот, чтобы возразить мужу, но Билл жестом остановил ее:

– Дай мне закончить, пожалуйста. Понимаю, ты уже успела привязаться к девочке. Что вполне объяснимо, с учетом того, что совсем недавно ты потеряла собственного ребенка. Мне же пока вся сложившаяся… ситуация нова. Я ведь узнал о существовании девочки всего лишь несколько часов тому назад. А потому прости мне излишнюю резкость, но я еще только пытаюсь приспособиться к этим совершенно новым для меня реалиям. Одно, Сесили, ты должна понимать совершенно точно: даже если ты уйдешь от меня с девочкой на руках, тебе попросту некуда идти.

– Как это некуда? Есть куда! Я поеду к Кэтрин. Думаю, и Кики не откажется принять меня в свой…

– Возможно, на первых порах они и дадут тебе временное пристанище, но, поверь, они скажут тебе то же самое, что сейчас говорю я. Ты не можешь быть матерью черного ребенка. Такое положение вещей не признают нормальным нигде в мире. И только не говори мне, что ты отправишься жить к масаи, потому что им ты тоже не нужна. – Билл выдавил из себя некое подобие улыбки, пытаясь обернуть все в шутку. – Сесили, ты слышишь меня? Тот мир, который ты нафантазировала себе, пока я был в отъезде, его на самом деле нет, потому что в реальной жизни все обстоит иначе. Неужели ты этого не понимаешь?

Сесили больно прикусила губу: умом она понимала, что в словах мужа есть изрядная доля правды.

– Но я не могу вот так взять и бросить ее, Билл. Мне отдали ее для того, чтобы я о ней позаботилась. И потом, если разобраться, то это ты во всем виноват. Если бы ты не позволил Ньяле поселиться у нас, то мы бы сейчас и не оказались в той ситуации, в какой оказались.

– Вот с этим я полностью согласен, Сесили, и видит Бог, как я казню себя за то, что в тот злосчастный день ответил согласием. Дай-ка мне подержать ее. – Билл протянул руки через стол.

– Но ты точно клянешься, что не увезешь ее ночью в Найроби?

– Клятвенно обещаю, что не увезу, – заверил ее Билл, и Сесили с большой неохотой вручила ему Стеллу.

– Привет, малышка, – поздоровался он с девочкой, внимательно разглядывая ее. – А ты у нас настоящая красотка, копия мамы.

Билл протянул девочке палец, и она тотчас же крепко ухватилась за него своей крохотной ручонкой. Эта картина вызвала слезы на глаза Сесили.

– Боже мой, миссис Форсайт! С тех пор как я женился на вас, вы постоянно держите меня в напряжении. Просто какие-то сплошные американские горки! – Он едва заметно усмехнулся. – Я гоню машину во всю прыть, чтобы побыстрее оказаться у себя дома в надежде, что наконец-то мы с тобой вплыли в относительно спокойную, тихую гавань, поскольку тебе стало заметно лучше, а тут такое…

– Можешь разводиться со мной, если желаешь, – вяло огрызнулась в ответ Сесили.

– Сесили, для того чтобы нам с тобой с честью выпутаться из того положения, в котором мы оба очутились, ты должна повести себя как взрослая умная женщина, а не как капризный и взбалмошный ребенок. И вот о чем мой первый к тебе вопрос. Кто-нибудь знает о существовании Стеллы? К примеру, та же Кэтрин…

– Никто не знает. Поэтому-то я и не открыла тогда Кэтрин дверь.

– Ты полностью уверена?

– Полностью.

– Что ж, это уже кое-что. – Билл снова глянул на девочку. – Дай мне какое-то время, чтобы все хорошенько обдумать, как будет лучше для всех нас…

– Но я…

Билл приложил палец к губам:

– На сегодня разговоров хватит, Сесили. Я все понял. Пора спать. Я страшно устал с дороги.

Билл поднялся со стула и вручил малышку жене, потом поцеловал ее в лоб.

– С Рождеством тебя, моя дорогая жена! Хороший же ты мне подарочек преподнесла! Ничего не скажешь…

* * *

К своему немалому удивлению, Сесили проспала почти до пяти часов утра, когда ее разбудила своим плачем Стелла. Испугавшись, что плач может разбудить и Билла, она схватила малышку на руки и поспешила на кухню, чтобы покормить ее.

– С Рождеством тебя, милая, – обратилась Сесили к девочке, глянув в окно на великолепный солнечный восход, занимавшийся на горизонте. – И не переживай, я за тебя еще повоюю, чего бы мне это ни стоило.

Покормив Стеллу, Сесили снова уложила ее в колыбельку, и девочка тотчас же заснула, а она, нацепив на себя фартук, занялась выпечкой свежего хлеба. Не будешь же использовать для бутербродов с копченым лососем хлеб двухдневной давности; а зачерствевший хлеб, который она принесла из кладовки, отлично подойдет для начинки тех цыплят, которых привез с собой Билл. Закончив с приготовлением праздничного обеда, Сесили переоделась в свое любимое платье изумрудного цвета, слегка припудрила лицо, чтобы скрыть темные круги под глазами, нанесла немного румян на бледные щеки. И снова вернулась на кухню, чтобы почистить овощи. В следующем году она планировала еще более расширить свой огород, а потому сейчас ничто не мешает ей срывать столько свежих овощей, сколько хочется…

И тут же Сесили мысленно одернула себя. С чего это она вдруг так развеселилась? Вот сейчас Билл проснется и заявит ей, что Стелла должна покинуть их дом, а это означает лишь одно: ей тоже придется паковать свои вещи…

– Доброе утро! – поздоровался с женой Билл, заходя на кухню. Как говорится, легок на помине… – Прекрасно выглядишь. Можно мне чашечку чая?

– Конечно. Сию минуту. – Сесили поспешно поставила чайник на плиту.

– Как ты… как она спала?

– Спасибо, все очень хорошо. Стелла по ночам, как правило, не капризничает и хорошо спит.

– Но наверняка просыпается вместе с жаворонками, еще на восходе солнца, да? Спасибо, – поблагодарил Билл, беря из ее рук чашку с чаем. – Хорошо, как ты знаешь, к полудню к нам приедут Бобби и Кэтрин. Сейчас я быстро совершу свое утреннее омовение, а потом жду тебя в гостиной. Нам надо поговорить, Сесили.

Спустя пятнадцать минут Сесили с замиранием сердца вошла в гостиную. Вскоре появился и Билл, уже полностью при параде, и уселся в кресло напротив нее.

– Признаюсь тебе, что почти всю ночь я провел в размышлениях о том, как нам следует поступить в сложившейся ситуации, – начал первым Билл. – Я отдаю себе отчет и в том, что вся ответственность за… случившееся лежит исключительно на мне. Ведь это же я, в конце концов, дал согласие на то, чтобы Ньяла поселилась в нашем лесу.

– Я более чем уверена, что она оставила бы себе ребеночка, если бы ей это позволили. Но ей не позволили… И поэтому она попросила меня помочь ей…

– Давай, дорогая, еще раз пройдемся с тобой по всем имеющимся у нас фактам и оценим все как есть. Могу понять твое обостренное чувство ответственности за эту девочку, но на самом деле никакой твоей вины в том, что произошло, нет. Понимаю также и твое эмоциональное состояние, твою привязанность к малышке, вплоть до того, что ты готова уйти вместе с ней, если я и дальше буду настаивать на том, что девочку нужно увезти отсюда.

– И это правда, Билл. Мне очень жаль, но…

– Пожалуйста, избавь меня от излишнего театрального пафоса, Сесили, и выслушай до конца, договорились? Как я уже вчера сказал тебе, ни под каким соусом невозможно, чтобы ты и, конечно, я стали приемными родителями девочки. Не хочу даже думать о том, что сказали бы твои отец и мать, если бы ты рискнула представить им Стеллу как свою дочь. Пора тебе стать реалисткой и посмотреть на жизнь без розовых очков. Во всяком случае, реалистом приходится быть мне… вместо тебя. И все же, как мне кажется, у меня получилось найти решение, которое, надеюсь, устроит и тебя, а главное – сделает Стеллу счастливой. Ты готова выслушать меня?

– Да.

– Отлично! Помнишь, в свой прошлый приезд домой я перед тем, как отбыть в Найроби, сказал тебе, что нам пора обзавестись помощницей по дому?

– Да.

– Так вот, мой план таков. С помощью Найгаси мы подыщем подходящую женщину, которой расскажем все как есть, и она поселится у нас в доме на правах кухарки или служанки. Я уже прикинул, что часть сарая можно будет легко преобразовать в нормальное жилье для прислуги, и сделать это не составит особого труда. Когда женщина поселится у нас, мы объявим всем о том, что у нас появилась новая служанка с грудным младенцем. Впрочем, в зависимости от возраста этой женщины может статься, что нам придется выдать ее за бабушку, приехавшую со своей внучкой. Таким образом, Стелла останется здесь, у нас на ферме, и будет расти под нашей защитой. В подобном сюжете нет ничего необычного: многие служанки живут у своих господ вместе с детьми. К тому же, и это тоже очень важно, Стелла не окажется отрезанной от собственной культуры, от традиций и обычаев своего народа. Не забывай об этом, Сесили.

– Выходит, Стелле придется жить в сарае, да? – ужаснулась Сесили подобной перспективе.

– Если честно, Сесили, то детали меня пока не сильно занимали. Все остальное можно будет уладить и отрегулировать потом. Гораздо больше меня сейчас волнует другое: как сделать так, чтобы ты сдержала слово, которое дала Ньяле, и исполнила свой христианский долг, и чтобы Стелла осталась с нами.

– Но, Билл, я хочу воспитывать ее… растить как свою родную дочь… Хочу стать ей матерью. – Сесили больно прикусила губу.

– И ты всенепременно ею будешь, особенно когда рядом не будет никого из посторонних.

– А служанка не сочтет такое мое поведение странным? Белая леди и хозяйка дома желает проводить столько времени с чернокожим ребенком…

– Прислуге, моя дорогая, платят вовсе не за то, чтобы она обсуждала поведение своих хозяев и решала, что странно, а что – нет. Ты можешь делать все, что твоей душе угодно, а вот если у нас будут гости, тогда Стелле придется какое-то время провести вместе со служанкой.

Сесили принялась внимательно разглядывать свои ноги.

– Понимаю, предложенный мною вариант далеко не идеален, – тихо обронил Билл. – Но это все, что я смог придумать. Даже мои возможности, Сесили, далеко не безграничны, в чем я имел возможность убедиться и сам за последний год. Но я хорошо понимаю всю коллизию: с одной стороны, невозможно разлучить тебя со Стеллой, с другой – невозможно растить ее как наше собственное дитя. Так вот, хочу, чтобы ты знала: ради твоего блага и ради блага девочки я готов согласиться с тем, чтобы она и впредь жила в нашем доме, но лишь при одном условии – ты полностью соглашаешься с моим планом. Ты готова?

Сесили продолжала упорно разглядывать свои ноги.

Билл вздохнул.

– Сесили, вчера вечером я попросил тебя не вести себя как капризный ребенок и снова прошу о том же. Сделать нечто большее – увы! – не в моих силах. Так ты принимаешь мои условия?

Наконец Сесили оторвала свои глаза от пола и взглянула на мужа:

– Принимаю.

– И слава богу! А сейчас, думаю, самое время начать праздновать Рождество. – Билл махнул рукой на рождественское дерево: – Взгляни, что там под ним.

Сесили поднялась с кресла и подошла к дереву. Внизу лежала небольшая коробочка.

– Ах, Билл! Мне так неловко, право… Ведь мой подарок тебе находится в той посылке, которую родители отправили из Штатов, но она еще не пришла и…

– О, это пустяки, дорогая! Открой же коробочку.

Сесили снова вернулась к креслу и принялась развязывать ленту, которой была перевязана коробка, потом сняла с нее оберточную бумагу и увидела небольшую бархатную коробочку. Сняла с нее крышку: на бархате лежала изящная золотая цепочка с кулоном – великолепный изумруд квадратной формы в обрамлении множества бриллиантов.

– Ой, какая красота, Билл! Ты не должен был… Я… я не заслужила такого великолепного подарка. Я не заслуживаю тебя…

– Позволь мне надеть это на тебя. Думаю, кулон будет отлично гармонировать с твоим зеленым платьем. У меня этот изумруд провалялся бог знает сколько лет – один парень из Южной Африки когда-то расплатился им со мною за оказанную ему услугу. Вот я и подумал: хватит ему пылиться в ящике комода, тем более что на тебе… он будет смотреться особенно красиво. Вот! Отлично! Ступай, полюбуйся на себя в зеркало.

Сесили снова поднялась с кресла и со слезами на глазах подошла к зеркалу, висевшему над камином, чтобы взглянуть на собственное отражение.

– Великолепно! Спасибо тебе, Билл. Большое спасибо. И отдельное спасибо за то, что позволил мне оставить Стеллу.

– Иди же сюда, глупышка моя. – Билл привлек Сесили к себе. – У нас с тобой были не самые простые времена после свадьбы, – продолжил он, когда она устроила голову на его плече. – Да и сейчас дела не стали проще: идет война, и у нас наметилось некоторое пополнение в семье. Но я искренне надеюсь, что наступившее Рождество ознаменует для нас с тобой начало новой эры в наших отношениях. – Он взял ее за подбородок и слегка приподнял его. – Что скажешь, старушка моя?

– Думаю… Да, я согласна с тобой.

– Вот и прекрасно!

Билл наклонился к ней и впервые после дня их бракосочетания нашел ее губы. Сесили никто не целовал уже целую вечность, она даже забыла, что это такое, однако, ощутив вкус его губ на своих губах, она вдруг почувствовала, как волна радостного возбуждения затопила ее тело своим теплом.

И в этот момент из детской послышался плач. Она неохотно оторвала свои губы.

– Боже правый! Знала бы ты, как долго я ждал этого поцелуя. И вот тебе, пожалуйста! Даже не успел поцеловать толком. – Билл с улыбкой глянул на нее сверху вниз. – Ну, беги же к своей малышке! Скорее…

39

Сесили знала, что она никогда не забудет это Рождество. Правда, она немножко расстроилась, когда Найгаси пришел, чтобы забрать Стеллу и унести ее в лес подальше от дома. Особенно когда увидела, как он был шокирован тем, что они с Биллом вручили ему девочку и несколько бутылочек с молоком, чтобы малышка не умерла с голоду в те несколько часов, которые проведет вне дома. Билл убедил жену, что Найгаси и пальцем не тронет девочку.

– Я предупредил его самым строгим образом, что, если, не дай бог, с ней что-то случится, я немедленно заявлю в полицию на него и Ньялу за то, что они бросили новорожденную в лесу, – поведал Билл жене, когда они вместе возвращались в дом. – Ты же понимаешь, что Стеллу никто не должен пока видеть… Ни одна живая душа… пока к нам не приедет служанка…

– Понимаю. Все понимаю. Спасибо тебе, Билл, огромное спасибо. Обещаю, она не доставит тебе никаких хлопот и…

– Ты же не хуже меня понимаешь, Сесили, что без хлопот с маленьким ребенком в доме никак не обойтись, но я ценю твою признательность, – обронил Билл, закрывая парадную дверь. – И потом, все это я делаю только для того, чтобы ты была счастлива, дорогая. Что ж, иду открывать шампанское, а ты поторопись на кухню. Кэтрин и Бобби приедут с минуты на минуту.

День промелькнул как во сне. Сказочный день! Сесили все еще не могла поверить, что Билл не только поцеловал ее, но и преподнес ей самый лучший подарок из всех: позволил Стелле остаться у них дома. Больше она не будет с завистью разглядывать увеличивающийся в объеме живот Кэтрин, потому что отныне у нее самой тоже есть дитя, которое она любит. Конечно, жаль, что все складывается не совсем традиционным образом, но, с другой стороны, разве еще год тому назад, когда случилась ее трагедия, Сесили могла мечтать о такой радости? Подарок Билла вызвал неописуемый восторг у Кэтрин, о чем она не преминула сообщить подруге, отправившись вслед за ней на кухню, чтобы помочь с обедом.

– Ты просто чудеса творишь, – констатировала она, разглядывая праздничные угощения. – Особенно если вспомнить, Сесили, что все это ты приготовила одна, хотя вполне можешь позволить себе нанять прислугу, – добавила она, помешивая на сковороде картофель, неизменный гарнир к традиционному английскому ростбифу.

– Мы с Биллом уже пришли к выводу, что пора нам нанять в дом прислугу. Постараемся сделать это в самом ближайшем будущем.

– Рада за тебя всей душой! И очень надеюсь, что и у нас с Бобби получится сэкономить из его армейского жалованья, присовокупив также кое-какие доходы от фермы, чтобы тоже нанять помощницу, когда я рожу. Должна заметить, Сесили, что сегодня ты буквально вся светишься от счастья, – заметила Кэтрин, окинув взглядом подругу. – Наконец-то ты вышла из своей затяжной депрессии, и так приятно видеть, что вы с Биллом счастливы. Хотелось бы и мне, что мой Бобби увивался так за мной, но мы же с ним знаем друг друга сто лет, а порой мне вообще кажется, что он до сих пор продолжает видеть во мне все ту же вредную маленькую девочку, которая ему когда-то проходу не давала.

– А по-моему, Кэтрин, у вас с Бобби один из самых счастливых браков, которые мне только доводилось видеть.

– Не уверена, что он будет сохнуть по мне, когда я раздамся вширь после родов. Честно, Сесили, я уже и так увеличилась вдвое. Думаю, к концу беременности я стану похожей на одну из его драгоценных телок!

После обеда, который прошел оживленно и весело, они еще поиграли немного в карты, а потом Кэтрин заявила, что им пора возвращаться домой.

– Я уже просто разваливаюсь на части, – призналась она. – Но день был замечательный. Самый замечательный из всех! Спасибо вам, дорогие мои, – поблагодарила она Сесили и Билла. – Что ж, в следующем году наш черед. Обещаю непременно! – Они с Бобби сердечно обняли хозяев, прощаясь с ними.

Пикап Бобби скрылся за поворотом, а Билл крепко обнял жену за плечи, удерживая ее на месте.

– Подождем еще пару минут, Сесили. Никогда ведь не знаешь, что может произойти. А вдруг Кэтрин что-то забыла у нас и сейчас они снова вернутся?

Но вот прошло минут десять, Сесили снова вышла на улицу и громко окликнула Найгаси по имени.

– Точно хочешь забрать Стеллу обратно? – спросил у нее вышедший во двор Билл. – А я думал, что сегодняшний вечер ты будешь всецело моя.

Но Сесили была уже далеко и не услышала последних слов мужа.

Уже позже, ближе к ночи, когда Стелла наконец благополучно заняла свое место в детской, совершенно не пострадав от того, что почти целый день провела в обществе дяди Найгаси, Билл развел огонь в камине. Не потому, что вечер был прохладным, а лишь потому, что так атмосфера в гостиной стала еще более по-рождественски праздничной.

– Расскажи мне, а как вы праздновали Рождество, когда ты был ребенком, – попросила его Сесили, свернувшись клубочком в кресле напротив мужа.

– О, наше Рождество было до безобразия английским. Поутру чулок с подарками, затем поход в церковь по снегу… Не то чтобы каждый год у нас выпадал снег на Рождество, но именно так я запомнил свои детские рождественские праздники. Словом, все совсем иначе, чем здесь… – Билл снова вздохнул и глянул на жену: – Сесили, у меня… такое чувство, что мы с тобой с самого начала повели себя неправильно.

– Что ты имеешь в виду?

– Мне кажется, ты вообразила, что я женился на тебе исключительно для того, чтобы спасти твою репутацию и взять в дом женщину, которая вела бы мое домашнее хозяйство, впрочем, его у меня никогда и не было. Словом, ты решила, что наш брак – это такая взаимовыгодная сделка для нас обоих.

– Но ты же сам так говорил, Билл. Или я тебя неправильно поняла?

– Не совсем. Точнее, нет… Видишь ли… Я увлекся тобой с нашей самой первой встречи. Ты очаровала меня, потому что была совершенно непохожа на тех женщин, которых я видел вокруг себя. Ты была настоящей, понимаешь меня? В тебе не было ни грана притворства, ничего искусственного. Тебя не волновало, какой на тебе наряд или видели ли тебя на том или ином вечере, где собирался весь наш местный бомонд. Ты была неординарной, раскованной, живой. Притягательной во всех отношениях. – Билл улыбнулся. – А потом мы поженились, и с каждым днем ты открывалась мне все с новой и с новой стороны. Твое спокойствие, выдержка, ты никогда ничего не требовала от меня, принимая меня таким, какой я есть. А я влюблялся в тебя все сильнее и сильнее. Само собой, я понимал, что будет неправильно с моей стороны… настаивать на физической близости с тобой, пока ты беременна, но я хочу, чтобы ты знала. Моя холодность к тебе объяснялась вовсе не тем, что я не хотел тебя. – Шея Билла покрылась легкой краской, он явно был смущен. – А потом случилось то страшное, что случилось, и меня в тот момент, когда я был так нужен тебе, не оказалось рядом. Я понимаю, Сесили, я проявил непростительную беспечность, бросив тебя совсем одну накануне родов и даже не обмолвившись ни словом о том, где меня искать в случае чего. А когда я наконец добрался до больницы и нашел тебя, можно сказать, на грани жизни и смерти, до меня наконец дошло, какой же я страшный эгоист… А еще в эту минуту я понял, как сильно… я люблю тебя. Я сидел возле твоей постели, Сесили, и плакал навзрыд. А последний раз я плакал много-много лет тому назад, когда Дженни, та девушка, которая разбила мое сердце, объявила мне, что разрывает нашу помолвку.

Билл замолчал, он был взволнован, все переживания отразились на его лице.

– Ну, а потом все пошло наперекосяк, но было уже слишком поздно. Ты была больна, к тому же буквально раздавлена своим горем. И ты считала, что меня ни капельки не волнует все, что с тобой происходит. Хотя с другой стороны, а как ты могла считать иначе? Ведь после женитьбы на тебе я продолжал жить своей прежней жизнью, как будто ничего и не изменилось. А потом началась война, и мне снова пришлось оставить тебя одну, хотя, видит Бог, мне этого страшно не хотелось, но у меня не было выбора. К тому же, как я понял, мое присутствие тяготило тебя. Ты была только рада, когда я уезжал, хотя я и пытался, пусть довольно неуклюже, продемонстрировать тебе, как ты мне дорога. Но ты не замечала всех этих моих знаков внимания, так ведь?

– Ты прав, Билл, не замечала. Я была уверена, что ты совсем не любишь меня.

– Словом, мы оба с тобой оказались в тупике, и, признаюсь тебе честно, я не видел выхода из сложившейся ситуации. А потом здесь появилась Ньяла, и свинцовое облако, висевшее над тобой, стало мало-помалу рассеиваться. Я даже изредка замечал улыбку на твоем лице, а в тот вечер, когда к нам приехали Джосс, Диана и Джок, ты вообще была само очарование. И потом, когда мы с тобой танцевали, я вдруг понял, что у наших с тобой отношений еще есть будущее. А ты сама, Сесили, как считаешь?

– Я… Я думаю, что мы с тобой оба, каждый по-своему, отрезали себя от внешнего мира.

– Согласен. Так оно и есть. А самое главное – мы отрезали себя друг от друга. Но самый важный для меня вопрос в другом. Ты… испытываешь ли ты хоть какие-то чувства ко мне?

– Признаться, Билл, я просто боялась начинать чувствовать к тебе хоть что-то. – Сесили смущенно покачала головой. – Я ведь, как и ты, привыкла во всем полагаться только на саму себя. Не хочу… не хочу снова пережить ту боль, какую мне довелось уже испытать. Еще одна неудачная попытка после всего того, что было, может окончательно сломить меня.

– Понимаю. Понимаю тебя, как никто. Так, может, вернемся все же в самое начало наших с тобой отношений и попытаемся заново? – Глаза Билла заблестели от слез. – Хочу попытаться стать для тебя по-настоящему хорошим мужем.

– И хорошим отцом для Стеллы.

– Да, и для Стеллы тоже, – кивнул он в знак согласия. – Так что? – Билл протянул жене руку. – Попытаемся начать все сначала?

После короткой паузы Сесили взяла протянутую руку мужа.

– А почему бы нам и не попытаться?

– Вот и хорошо. – Билл поднялся с кресла и помог Сесили тоже встать на ноги. А потом притянул к себе и поцеловал.

* * *

Утром Сесили проснулась от громкого пронзительного плача. С трудом открыла глаза и увидела Билла. Он стоял у ее изголовья со Стеллой на руках.

– Наверное, она заболела. Я хотел дать ей бутылочку, но она выплюнула соску. Что мне делать?

Сесили подхватилась с постели, и только тут до нее дошло, что она лежит голая.

– Дай мне ее сюда! – Она протянула к мужу руки и взяла хнычущую девочку к себе. – Фи! Как же от тебя воняет, милая. Так говоришь, она не взяла соску?

– Нет, не взяла. Я достал бутылочку из холодильника, но она наотрез отказалась от молока.

– А ты его подогрел?

– Нет… О, теперь понятно, почему она не стала сосать.

– Пожалуйста, передай мне халат.

Билл снял халат с крючка на двери и подал его жене. Сесили положила малышку рядом с собой, а сама выпрямилась на постели, чтобы набросить на себя халат, чувствуя себя страшно непривычно: она голая и перед мужем. Билл наклонился к ней и поцеловал в плечо, затем прошелся по ее шее.

– Минувшая ночь была изумительна, дорогая.

– Да, однако мне надо покормить малышку, иначе она не успокоится, – улыбнулась она в ответ, плотно запахивая на себе халат и снова беря ребенка на руки.

Билл проследовал за ней на кухню и стал молча наблюдать за тем, как она достала из холодильника бутылочку с молоком, поставила ее в кастрюльку с водой и начала подогревать на огне.

Как только девочка принялась сосать теплое молоко, причем с явным удовольствием, Билл уселся напротив жены. На нем были только шорты, и при виде широкой мускулистой груди мужа Сесили почувствовала, как у нее защипало внизу.

– Великолепно выглядишь сегодня. Просто потрясающе! – заметил Билл, разглядывая жену.

– Уверена, что совсем нет! – ответила Сесили, шутливо округлив глаза. – Я ведь даже не успела причесать волосы.

– А тебе это и ни к чему. Мне гораздо больше нравится вот так, когда они самым естественным образом рассыпаются по твоим обнаженным плечам…

– Прекрати, Билл! – невольно хихикнула в ответ Сесили.

– В любом случае, миссис Форсайт, заявляю со всей ответственностью, что я намерен как можно скорее насладиться вами еще раз. Но вначале хочу спросить тебя вот о чем: так ты согласна отправиться со мной на скачки в Найроби? Думаю, пора нам засветить свои физиономии в клубе Мутаига. Ведь там же соберутся все, а рядом с тобой, думаю, я тоже получу истинное удовольствие от всего мероприятия.

– Да, но что нам делать со Стеллой?

– Мы с Найгаси уверены, что сумеем найти для нее подходящую няньку.

– Так скоро?

– Да, так скоро. Ты ведь знаешь ту женщину, которая торгует молоком на дороге, ведущей в Гилгил?

– О да, знаю.

– Так вот, именно Найгаси помог ей, когда она оказалась в таком же затруднительном положении, как и Ньяла. Она его двоюродная сестра, и он тогда даже попросил меня выделить пару коров из своего стада, чтобы она могла продавать молоко белым людям вроде нас с тобой. У нее подрастает сын, ему сейчас лет десять или около того, а ютятся они в хижине возле дороги, кое-как зарабатывая себе на пропитание. Найгаси клянется мне, что его сестра – честная, порядочная во всех отношениях женщина и даже немного говорит по-английски: научилась, постоянно обслуживая белых клиентов, которые покупают у нее молоко.

Сесили постаралась мысленно представить себе эту женщину.

– А сколько ей лет?

– Точно не уверен. Пожалуй, чуть больше двадцати. А коль скоро у нее есть ребенок, то она наверняка знает, как обращаться с младенцами.

– Она переедет к нам вместе со своим сыном?

– Конечно, само собой. Мальчишка, кстати, сможет стать тебе помощником в саду и на огороде. Найгаси уже с ней поговорил, и она вполне понимает всю ситуацию, сложившуюся со Стеллой.

– Но она ведь никому не проболтается?

– Конечно нет! Что за разговоры? Она уже считает тебя святой за то, что ты спасла дитя. Да ты и есть святая женщина, дорогая моя. Мне стыдно и горько сознавать, что я давал тебе повод думать, будто я отношусь к тебе иначе.

– Хорошо! Тогда я сейчас подмою Стеллу, потом оденусь сама, и мы встретимся с этой женщиной, ладно? – согласилась Сесили.

Спустя час с небольшим они с Биллом заняли свои места в гостиной. Вскоре появился Найгаси в сопровождении ужасно худенькой молодой женщины, которую Сесили сразу же узнала, и мальчика с выпирающими от худобы ребрами. Мальчишка смотрелся явно младше своих десяти лет, наверное от постоянного недоедания. Мать и сын замерли на пороге гостиной, зачарованно оглядываясь по сторонам.

– Пожалуйста, присаживайтесь, – пригласила их Сесили, махнув рукой на диван.

Они оба в ужасе отпрянули назад, но тут Найгаси сказал им что-то на своем языке, и они с видимой неохотой уселись на самый краешек дивана.

– Это – Ланкенуа, а это – ее сын Квинет, – представил их Билл своей жене, а потом перешел на язык масаи и обратился к матери и сыну: – А это – моя жена Сесили.

– Рада с вами познакомиться, – вступила в разговор Сесили и добавила: – Таквена, Ланкенуа.

– Давай мы с Найгаси будем переводить твои вопросы к Ланкенуа, – предложил ей Билл.

– Но я… Но я не знаю, о чем спрашивать, – растерялась Сесили.

Она окинула внимательным взглядом молодую женщину, сидевшую перед ней. В глазах застыл страх, как у испуганного оленя, готового в любую минуту сорваться с места и убежать прочь. Внешне не очень привлекательна: волосы обриты почти до самого черепа, слишком большой нос для ее лица и зубы желтые и неровные. Сын был более привлекательным, гордая осанка безошибочно выдавала в нем кровь его предков масаи.

– Ланкенуа представляет себе свою будущую работу и очень счастлива заполучить ее. Очень счастлива, – снова повторил Билл. – Наверное, проще всего принести сейчас сюда Стеллу, и посмотрим, как она с ней станет управляться.

– Хорошо, – согласилась с мужем Сесили и поднялась с кресла. Через пару минут она вернулась в гостиную с маленькой девочкой на руках и вручила Стеллу Ланкенуа. У той глаза вспыхнули от радости при виде малышки. Она что-то пробормотала себе под нос и расплылась в улыбке, а потом стала нежно шептать какие-то слова Стелле, которая спокойно лежала на ее руках.

– Что она говорит? – спросила Сесили у Найгаси.

– Говорит, что девочка очень красивая, настоящая принцесса.

– Что ж, по меркам масаи, она действительно принцесса, – согласился с ним Билл.

– Ланкенуа – мудрая женщина, – вставил слово Найгаси. – Очень умная.

Стелла стала хныкать, и Сесили поспешила на кухню за бутылочкой с молоком.

– Пусть Ланкенуа ее покормит, дорогая, – предложил жене Билл.

Сесили послушно вручила бутылочку женщине, и малышка безо всяких капризов взяла соску из рук Ланкенуа и принялась сосать.

– А готовить она умеет? – спросила Сесили.

Найгаси тут же перевел ее вопрос на язык масаи.

– Говорит, что еду для белых она готовить не умеет, но она быстро всему учится.

Сесили обратила внимание на то, с какой нежностью Квинет склонился над Стеллой, ласково улыбаясь девочке.

– А еще есть стирка и кое-какая работа для мальчика в саду, – добавила Сесили.

– Мальчик сильный, он уже самостоятельно приглядывает за коровами, – пояснил ей Найгаси.

Ланкенуа что-то сказала на своем родном языке, обращаясь к Найгаси, тот лишь молча кивнул.

– Что она сказала?

– Я сказала, что вы – хорошая женщина, – ответила Ланкенуа, медленно подбирая нужные слова, и улыбнулась Сесили. – Мне нравится работать у вас.

Билл бросил вопросительный взгляд на жену.

– Итак? – коротко поинтересовался он.

Она все еще продолжала смотреть на Ланкенуа.

– Хорошо, – наконец промолвила Сесили. – Мне тоже нравится, что ты будешь работать у меня.

* * *

Вечером того же дня Ланкенуа вместе с сыном и в сопровождении двух своих сильно отощавших коров обустроились на новом месте, заняв часть сарая.

– Знаешь, мне кажется, что им совсем не нужно что-то там перестраивать и менять, – обратился к жене Билл. – Ведь они будут там только ночевать, да и то лишь когда идет дождь. А так они были на седьмом небе от счастья, когда увидели свое новое жилище.

– Но какие-то удобства мы все же должны им обеспечить, Билл. Скажем, ту же уборную или водопроводный кран… Ты уверен, что мы им можем полностью доверять?

– Уверен на все сто. К тому же, пока мы будем в Найроби, здесь на хозяйстве останется Найгаси. Он присмотрит за всем.

– Ах, Билл, но я никак не могу уехать в Найроби прямо завтра. Все же я хочу своими глазами убедиться, что она обращается со Стеллой как положено.

– Чутье подсказывает мне, что этой женщине можно доверять. В прошлом у нее были непростые времена, и она хорошо понимает, что такое жизнь. Знаешь, что я предлагаю? Давай уже сегодня оставим Стеллу в ее детской на попечение Ланкенуа. А сами уляжемся пораньше. – Билл с улыбкой взглянул на жену. – Вот утром и посмотрим, как она справилась со своими обязанностями.

– Ладно! – Сесили безошибочно поняла скрытый намек мужа и стеснительно кивнула в знак согласия. Билл обнял ее за плечи, и они оба медленно побрели в сторону дома.

40

Так в жизни Сесили началась новая эра. Убедившись в том, что Ланкенуа уже души не чает в Стелле, она отправилась вместе с Биллом на скачки в Найроби. Ее ничуть не тревожило то обстоятельство, что все ее наряды двухлетней давности уже давно вышли из моды, тем более что, по словам Билла, она выглядела в них превосходно. Долгими теплыми ночами они с мужем ненасытно занимались любовью в его крохотной комнатке в клубе Мутаига. Просыпаясь по утрам, Сесили чувствовала себя такой же неотразимой и желанной, как и Диана, любовная интрижка которой с Джоссом уже давно стала общеизвестным фактом. Однажды они с Биллом присоединились к их компании за ужином, угрюмый Джок сидел рядом с Сесили, постепенно, но неуклонно напиваясь, типичный такой рогоносец, как обозвал его Билл. Однако никто из завсегдатаев клуба не обращал ровным счетом никакого внимания на то, что творится у них под носом.

– Да здесь все просто привыкли к беспутствам Джосса, дорогая, – пояснил жене Билл, равнодушно пожимая плечами. (Сесили ужасно нравилось, когда муж обращался к ней именно так: «дорогая».)

Билл уговорил жену остаться в Найроби на встречу Нового года, сказав, что у нее будет возможность повидаться со своей крестной, поскольку в клубе планируется устроить грандиозный прием по случаю такого праздника.

– Да ты вся просто светишься от счастья, милая! – констатировала Кики при виде крестницы, немедленно укутав ее в облако из парфюма и сигаретного дыма. Потом наклонилась к Сесили поближе и прошептала ей на ухо: – Однако, девочка моя, тебе нужно срочно обновить свой гардероб. Я дам тебе один адресок: такое укромное местечко, где торгуют самыми шикарными нарядами, фасоны которых скопированы с самых последних моделей, продемонстрированных на парижских подиумах. А еще я хочу, чтобы ты обязательно познакомилась с Фицпаулем и великой княгиней Ольгой из Югославии, они как раз сейчас гостят у меня, пока в Европе продолжается эта ужасная война. Приезжай ко мне в ближайшие выходные, и мы устроим шикарную домашнюю вечеринку.

Сесили ответила согласием, хорошо зная, что уже к пятнице Кики начисто забудет о своем приглашении. Несмотря на всю свою внешнюю веселость, joie de vivre, как говорят французы, ее крестная сильно сдала за минувшие два года: темные круги залегли под ее прекрасными глазами, эти круги не скрыл даже самый превосходный макияж, да и рука ее заметно дрожала, когда она подносила мундштук к своим губам.

– Неужели тебе нужно обязательно вернуться домой? – спросил Билл у Сесили, когда они лежали нагими на его кровати, прислушиваясь к бурному веселью наверху, ибо встреча Нового года затянулась в клубе почти до рассвета.

– Ты же знаешь, Билл, мне надо. Я уже столько дней не видела Стеллу. Она, наверное, совсем забыла меня.

– Главное – чтобы младенец был накормлен и ему своевременно поменяли пеленки, а кто кормит и кто за ними ухаживает, это для них не столь уж важно. Во всяком случае, так всегда говорила моя старая няня, – заметил Билл.

– И она, безусловно, в чем-то права. И все же я верю, что Стелла по мне скучает. И потом, завтра тебе снова на службу, и что прикажешь мне здесь делать одной целыми днями?

– Все верно, ты права, – ответил Билл, нежно целуя жену в лоб. – Что ж, возвращайся к своему младенцу и к своей капусте, а я примчусь к вам, как только сумею вырваться.

Сесили покинула Найроби на следующее утро, предварительно загрузив доверху багажник пикапа Кэтрин (она возвращалась домой вместе с подругой) готовыми нарядами, которые она приобрела в том бутике, что порекомендовала ей Кики.

– Ну что? Повеселились на славу? – вопросила у нее Кэтрин, слегка зевнув, когда они выехали за пределы Найроби. Кэтрин вела машину, упираясь своим объемным животом в руль.

– Может, давай я поведу машину? – предложила ей Сесили.

– Зачем? Не обращай внимания на мое пузо. Основное место в нем занимает не ребеночек, это все жировые отложения, и только, – отмахнулась Кэтрин от предложения подруги. – Но в любом случае должна сказать, я рада, что мы едем домой. Вся эта бесконечная череда вечеринок и приемов вымотала меня донельзя. Зато Билл, судя по его внешнему виду, наслаждался жизнью на полную катушку. А ведь раньше его силой было не заманить на всякие светские мероприятия. Глядя на вас двоих, сразу можно сделать вывод, что у вас сейчас все просто замечательно. У твоего муженька физиономия как у кота, которому дали полную миску сливок. Пожалуй, ты – это самое лучшее, что случалось в его жизни до сих пор.

– А он – самое лучшее, что случалось в моей жизни, – улыбнулась в ответ Сесили. – Я буду страшно скучать без него.

– Впервые слышу от тебя подобное заявление! Что ж, повторяю еще раз, я безмерно счастлива за вас обоих.

И действительно, когда они наконец подъехали к «Райскому уголку» и Кэтрин выгрузила ее из машины вместе со всеми покупками, а Сесили, в свою очередь, познакомила подругу с Ланкенуа, Квинетом и Стеллой – девочку Кэтрин тотчас же взяла на руки и принялась аукать и гукать над ней, так вот, Сесили, провожая подругу уже со Стеллой на руках, долго махала ей вслед, а сама при этом думала, что она очень и очень счастлива. Как еще никогда в жизни.

* * *

В последующие недели Билл при первой же возможности спешил домой. Иногда он вырывался буквально на несколько часов: приезжал уже за полночь, а утром, еще на рассвете, возвращался назад в Найроби. В такие ночи Сесили обычно устраивала Ланкенуа и Стеллу в одной из свободных спален, она по-прежнему и в мыслях не допускала возможности того, чтобы служанка забрала девочку к себе в сарай, а так и ребенок в доме, и им с Биллом никто не мешает.

Чем ближе Сесили узнавала Ланкенуа, которой было приблизительно столько же лет, сколько ей самой, тем больше она ей нравилось и тем сильнее росло ее доверие к служанке. Ланкенуа действительно схватывала все на лету и уже менее чем через месяц могла вполне сносно приготовить на ужин жаркое из курицы и карри, правда, с одним досадным упущением: она, вместо того чтобы взять тушку курицы из холодильника, свернула шею одной из драгоценных курочек Сесили, которых та так лелеяла и берегла. Словом, ошибочка вышла, но ничего не поделаешь. Квинет тоже охотно помогал Сесили в саду и на огороде, а она учила его, как правильно надо ухаживать за различными растениями и овощами. Пожалуй, лишь однажды он получил от нее нагоняй: это когда она вышла на веранду и увидела, как две худющие коровы, принадлежащие служанке, мирно пасутся посреди лужайки и жуют в собственное удовольствие газонную траву. Но в целом Квинет оказался хорошим мальчиком, а регулярное питание сделало свое дело: он посвежел, и щечки его заметно налились и округлились. Ланкенуа обращалась со Стеллой выше всяких похвал, заботилась о ней, как о родном дитяти, и это позволяло Сесили и самой изредка отлучаться в Найроби, когда у мужа не получалось вырваться со службы домой.

В один из дней в самом конце января Ланкенуа разбудила Сесили рано утром, постучав в дверь ее спальни.

– Миссис Сесили, идите сюда! – Она жестом изобразила телефонную трубку, приложив ее к уху. Сесили быстро набросила на себя халат и пошлепала босыми ногами по коридору, чтобы ответить на телефонный звонок.

– Доброе утро, дорогая, это я, Билл, – услышала она голос мужа в трубке. – Хочу предупредить тебя, что сегодня я вернусь домой очень поздно. Тут случилась страшная вещь.

– Что?

– Джосс попал в автомобильную аварию неподалеку от той виллы в Карене, где живут Джок и Диана. Судя по всему, он сломал себе шею… О боже, Сесили… Джосс погиб!

– Нет! Только не это! – вскрикнула Сесили и больно прикусила губу. Она прекрасно знала, как сильно Билл привязан к своему другу, можно сказать, он его просто обожал, несмотря на все беспутства, которые Джосс позволял себе в отношениях с женщинами. – Я… Чем я могу тебе помочь сейчас?

– Да, собственно, ничем… Само собой, мне придется взять на себя все те функции, которые исполнял Джосс, пока начальство во всем не разберется и не примет какое-то решение. Сейчас я направляюсь прямо в морг… Хочу взглянуть на старину Джосса и попрощаться с ним… – добавил Билл, и Сесили услышала, как дрогнул у него голос.

– Ах, дорогой, мне искренне жаль Джосса. Я очень, очень сожалею о случившемся. Хочешь, я приеду к тебе?

– Думаю, с похоронами тянуть не станут… Постараются упокоить беднягу поскорее. Война ведь, тут не до соблюдения всех обрядов и церемоний. А потому, если хочешь, приезжай. Так даже будет лучше. Увидимся тогда вечером в клубе. Только прошу тебя, Сесили, будь предельно осторожна за рулем.

Сесили положила трубку на рычаг и снова направилась на кухню, чтобы заварить себе чашечку крепкого кофе. Потом, стоя у окна, стала медленно пить свой кофе, любуясь еще одним великолепным солнечным утром и невольно содрогаясь при мысли о том, что Джосс, такой жизнелюб, такой непоседа, переполняемый энергией и всевозможными желаниями, уже не увидит этого прекрасного утра. Она вдруг вспомнила слова отца, любившего часто повторять странную на первый взгляд мысль о том, что тот, кто живет, помогая себе мечом, от меча же и погибнет. Джосс сам превратил свою жизнь в некое подобие балагана, любил жить напоказ, все время бежал куда-то, не желая остановиться даже на секунду, чтобы перевести дыхание. И вот его больше нет. Ушел навсегда!

На кухне появилась Ланкенуа с маленькой Стеллой на руках.

– Все хорошо, миссис Сесили? – поинтересовалась она у своей хозяйки.

– Мне надо срочно ехать в Найроби. А ты тут присмотришь за Стеллой, ладно?

– Ладно.

Сесили упаковала в дорожную сумку свое единственное черное платье и шляпку и сразу же после полудня отправилась в путь на запасном пикапе Билла. Поначалу она заметно нервничала, сев за руль, но уже вскоре почувствовала невероятную свободу, радуясь тому, что одна, самостоятельно, ведет машину и едет, куда хочет.

Атмосфера в клубе Мутаига была подавленной, если не сказать больше. Глянув в небольшое оконце, Сесили увидела, что почти все обитатели мужского пола, проживающие в гостинице, столпились сейчас в баре для джентльменов, потягивают виски и о чем-то разговаривают приглушенными голосами. На террасе сидели несколько женщин, они пили шампанское не чокаясь, поминая Джосса. Сесили сразу же прошествовала к себе в номер, чтобы переодеться с дороги. Весь путь она проделала в клубах пыли. И почти сразу же дверь в комнату снова распахнулась.

– Добрый день, дорогая. Мне уже сообщили, что ты приехала. – Лицо Билла было серым от усталости и переживаний. Он буквально на глазах постарел лет на десять. Сесили бросилась к нему навстречу.

– Мне очень, очень жаль, Билл, что все так получилось. Я знаю, что для тебя значил Джосс.

– Все так. Несмотря на все его недостатки и прегрешения, без него здешняя жизнь уже никогда не будет прежней. Однако, Сесили, на самом деле дела обстоят много хуже, чем я тебе рассказывал. Я был в морге, беседовал с суперинтендантом Поппи. Пока об этом еще не заявлено публично, представители правительства сделают такое заявление завтра, но, похоже, старину Джосса убили.

– Убили?! О боже! Но как? При каких обстоятельствах это случилось?

– Он убит выстрелом в голову. Судя по всему, пуля прошла через ухо и дальше прямо в мозг. Шансов выжить у него не было.

– Но кому понадобилось убивать Джосса? Ведь его все так любили! Правда ведь?

Сесили внимательно посмотрела на мужа, словно стараясь прочитать ответ на свой вопрос по выражению его лица.

– Ах, боже мой! – снова прошептала она.

– Да, именно так! Скорее всего, остальные такого же мнения. Тем более что все случилось почти рядом с домом Джока и Дианы. Наверное, Джосс подвозил Диану, она вышла из машины и… Бог его знает, что там произошло на самом деле, но на данный момент для бедняги Джока Бротона все складывается не слишком хорошо.

– Знаешь, Билл, по правде говоря, хотя я и знаю, как сильно ты любил Джосса, но я не могу винить в случившемся Джока, даже если он и застрелил его.

– Знаю, дорогая, знаю. – Билл тяжко вздохнул и сел на кровать. – Но пока все, о чем я сообщил тебе, тайна за семью печатями. Завтра состоятся похороны, и уж затем полиция займется расследованием произошедшего и допросит Джока по всем правилам.

– А ты как считаешь, это он убил Джосса?

– Во всяком случае, мотивы у него точно были. Тем не менее пока о нашем разговоре никому ни слова. Вот забежал, чтобы специально предупредить тебя. А сейчас мне надо срочно к себе на службу. Там тоже полно дел, которые требуют личного присутствия. Побудешь пока одна?

– Конечно, побуду, – согласно кивнула Сесили. – Какие проблемы?

– Постараюсь вернуться к ужину. – Билл уныло махнул рукой и исчез за дверью.

* * *

Похороны Джосса Виктора Хэя, двадцать второго графа Эрролла, прошли на следующий день в церкви Святого Павла в пригороде Найроби Киамбу. Сесили, сидя с Биллом в первом ряду, оглянулась назад и увидела, что на службу пришел весь здешний бомонд. Разве что Дианы не было видно. Минувшим вечером, вернувшись после службы к себе в гостиницу, Билл рассказал жене, что буквально за несколько часов до гибели Джосса Джок согласился дать Диане развод, чтобы она могла выйти замуж за Джосса. Он даже якобы провозгласил тост за их будущее семейное счастье вечером того же дня в ресторане клуба на глазах у всех остальных посетителей ресторана.

– Пожалуйста, имей в виду, что пока только полиция знает, что Джосс был убит, – снова напомнил Билл жене, когда они собирались на траурную церемонию. – Все вокруг продолжают считать, что его смерть – это результат несчастного случая, автомобильная авария.

Однако за поминальным обедом, который был накрыт в ресторане клуба Мутаига, Сесили поняла, что слухи об истинных причинах гибели Джосса уже успели просочиться в широкую, так сказать, публику. Его верные подруги Алиса и Айдина были в полном отчаянии, а про Диану никто и слова хорошего не сказал. На обеде присутствовал и Джок; выглядел он подавленным, хотя был изрядно пьян. Его приятельница Джуни Карберри постаралась поскорее увести его прочь, чтобы «не позорил себя перед остальными», как она успела шепнуть Биллу.

– Эти поминки – словно завершение эры, – обронил Билл, помогая Сесили усесться в пикап. – Джосс был олицетворением Долины Счастья, и даже я, который всегда считал, что он ведет себя неподобающим образом, понимаю, что окружающий мир без него станет совсем иным. Пожалуйста, будь осторожна за рулем и немедленно позвони мне, как только вернешься домой.

– Обязательно, – пообещала мужу Сесили.

Всю дорогу домой Сесили продолжала размышлять о гибели ближайшего друга Билла, искренне надеясь на то, что эта страшная для мужа утрата не омрачит их дальнейшую семейную жизнь и никак не повлияет на их взаимоотношения, которые в последнее время складывались просто идеально.

* * *

Спустя три недели Джок Бротон был арестован по подозрению в убийстве Джосса Эрролла. Вся эта история наделала много шума, все ведущие газеты мира пестрели сенсационными заголовками, даже Доротея позвонила дочери из Нью-Йорка, чтобы уточнить кое-какие детали.

– То есть ты знала Джосса лично? – страшно удивилась она.

– Да. Он… он был очень близким другом Билла. Они все трое, он, Диана и Джок, приезжали к нам на выходные в декабре минувшего года.

– Не может быть! – На другом конце провода повисла взволнованная тишина. – И ты знакома с Дианой? Она и правда такая же красавица, как на тех фотографиях, что публикуют в газетах?

– О да. Она очень привлекательна.

– Ты полагаешь, его застрелил сэр Джок?

– Не знаю, мама, но Джосс и Диана не делали тайны из своего романа.

– Поверить не могу, что эти люди останавливались под крышей твоего дома…

Сесили невольно улыбнулась: несмотря на всю серьезность ситуации, ее мать продолжает витать в своем вымышленном мирке, очень далеком от реальной жизни.

– И эти двое любили друг друга, как о том пишут в газетах? – продолжала сыпать вопросами Доротея.

– Да, любили. – «Или испытывали вожделение друг к другу», – подумала про себя Сесили. – Мамочка, мне надо идти, – сказала она, заслышав плач Стеллы, верный признак того, что малышку пора кормить. – Передавай от меня привет нашим. Люблю вас всех.

– Подожди минутку… Я не ослышалась? Где-то в доме плачет ребенок?

– Да, это маленькая Стелла, дочь моей служанки. Ужасно милая и смышленая девочка.

– Как только закончится война, я сразу же сяду на пароход и отправлюсь к тебе в гости, дорогая моя. Судя по всему, эта Кения – очень интересная страна.

– О да, мамочка. Ты права. Очень интересная. Всего тебе доброго, – ответила Сесили, вешая трубку.

* * *

На время все разговоры на военные темы, преобладавшие в гостиных в последние несколько месяцев, отошли в сторону на фоне пикантных сплетен, которые реяли вокруг судебного разбирательства по делу об убийстве Джосса. Хотя Сесили сейчас днями напролет с упоением занималась маленькой Стеллой, сердце ее рвалось на части всякий раз, когда она думала о муже: Билл безвылазно торчал в Найроби, не только взвалив себе на плечи все прежние обязанности Джосса, но и погрузившись с головой в разбор уже личных дел своего друга.

Кэтрин звонила в «Райский уголок» постоянно. Большую часть своего времени она проводила сейчас вместе с Алисой на ее ферме Ванджохи, стараясь хоть как-то притупить горе Алисы, продолжавшей скорбеть о смерти Джосса.

– Я очень за нее переживаю, – призналась Кэтрин подруге в одном из разговоров. – Недавно у нее умер отец, а уж убийство Джосса окончательно выбило ее из колеи… Ей сейчас очень плохо, Сесили. Даже не знаю, что с ней делать.

В конце мая в Центральном суде Найроби начался судебный процесс над Джоком Бротоном.

– Такое впечатление, дорогая, что народ собрался поглазеть на какое-то представление, – со вздохом сообщил жене Билл, разговаривая с ней по телефону после первого дня заседания суда. – Весь бомонд Долины Счастья явился в суд в полном составе, конечно, все разодеты в пух и прах, куча репортеров со всего света, которые освещают процесс. По крайней мере, Диана внесла хоть какую-то лепту, чтобы помочь своему несчастному мужу, она наняла ему талантливого и опытного адвоката. Представь себе, сегодня утром она явилась в суд, одетая во все черное, готовая разыгрывать из себя безутешную вдову. Я страшно не люблю говорить о ком-то плохо, но, как мне кажется, эта особа просто наслаждается тем, что оказалась в центре внимания.

«А чему тут удивляться?» – подумала про себя Сесили.

– Если хочешь, можешь приехать в город и своими глазами взглянуть на весь этот цирк, хотя, по правде говоря, зрелище не из веселых, особенно если вспомнить, что идет война.

– Нет уж, лучше я останусь дома, – ответила мужу Сесили, понимая, как сильно она разочарует свою мать, когда та узнает, что ее дочь пропустила самое сенсационное судебное разбирательство последних лет. А Сесили гораздо больше нравилось наблюдать за тем, как растет Стелла, ей ведь уже почти шесть месяцев. За минувшие месяцы тщедушный заморыш уже успел превратиться в прелестное пухлое создание, каждое движение которого несказанно умиляло Сесили. Резвая, смышленая девочка… Сесили клала ее на одеяло, которое расстилала в саду под кроной хинного дерева, а потом часами любовалась живыми глазками Стеллы, так похожими на глаза ее матери. Девочка внимательно следила за тем, как плывут по небу облака, вслушивалась в веселое щебетанье птиц, доносившееся с ветвей дерева. Вульфи, тот просто обжал малышку и по ночам бдительно караулил ее, укладываясь под дверями детской.

– Ты так много времени проводишь со Стеллой, – заметила как-то раз Кэтрин, которая должна была родить буквально со дня на день, а потому ее визиты к подруге становились все реже и реже. Вот и сейчас малышка удобно устроилась на коленях Сесили, пока обе подруги разговаривали, сидя на веранде.

– У Ланкенуа полно работы в доме, надо же кому-то в это время присматривать за ребенком. А таскать ее повсюду за собой в переноске неудобно, она ведь тяжеленькая, – быстро нашлась в ответ Сесили.

Кэтрин бросила на подругу внимательный взгляд.

– Имя довольно необычное для масаи – Стелла, ты не находишь?

– Вообще-то ее настоящее имя Ньяла, что означает «звезда». Красиво звучит, да? А Стелла – это латинский вариант имени, – с легкостью соврала Сесили.

– Смотри, не привязывайся к ребенку слишком сильно, иначе кончишь тем, что будешь заниматься ею день и ночь. А сейчас получается, что ты просто сменила работу по дому на обязанности няньки. Я права?

– О, я совсем не против понянчиться с девочкой какое-то время. В конце концов, это гораздо легче, чем скоблить полы, – улыбнулась в ответ Сесили.

* * *

– Ну, вот! Суд наконец удалился, чтобы посовещаться касательно своего вердикта, – сообщил Билл жене пару месяцев спустя в очередном телефонном разговоре. – Честно говоря, меня сейчас уже мало занимает, каким будет их приговор. За минувшие месяцы процесс превратился в самый настоящий цирк, и я страшно рад, что весь этот балаган наконец закончится.

– А как ты думаешь, какое они примут решение? – осторожно поинтересовалась Сесили у мужа, отправив очередную ложечку тертого яблока в ротик Стеллы, а другой рукой придерживая возле уха телефонную трубку.

– Улик против него более чем достаточно, но его защитник Моррис произнес просто блистательную речь на заключительном заседании. Воистину, он заслужил весь свой гонорар, который положила ему Диана, заслужил до последнего пенса. В любом случае я тут же перезвоню тебе после оглашения приговора. Надеюсь, что хоть сейчас душа бедняги Джосса упокоится наконец-то с миром.

– И я тоже очень на это надеюсь, – пробормотала Сесили и положила трубку на рычаг. А про себя подумала: и что Билл тоже наконец успокоится.

* * *

– Его оправдали! – Очередной звонок Билла прозвучал в десять часов вечера того же дня. – Словом, его не повесят после всех этих месяцев неопределенности.

– Чудеса, да и только! – согласилась с мужем Сесили. – Думаю, большинство людей ожидали, что его признают виновным.

– Ожидали, да, но… Если честно, то после того, как я выслушал всех свидетелей, я, признаюсь, тоже стал сомневаться в его виновности. В любом случае я страшно рад, что все наконец закончилось. Дорогая, на эти выходные я снова не смогу вырваться домой. Мне нужно посетить лагерь для интернированных в Момбаса.

– О боже! Надеюсь, ничего опасного там нет?

– Пока нет, там сейчас вполне спокойно. Я должен проверить, как обращаются с военнопленными и все ли у них в порядке. Перезвоню тебе, как только смогу. А пока выше голову, все эти безобразия не могут ведь продолжаться вечно.

Сесили повесила трубку и с тяжелым чувством вышла на веранду. Несмотря на чистое небо, на дворе царила необычная для июльского вечера влажность; воздух был буквально пропитан ароматами цветов, благоухающих в саду. И Сесили невольно вспомнила тот вечер, когда Джосс и Диана танцевали вот здесь, на этой самой веранде…

Вернувшись в дом, она решила, что маме сообщит эту новость завтра. Хотя в глубине души Сесили по-прежнему считала, что Джок повинен в смерти Джосса, тем не менее она обрадовалась, узнав, что он не окончит свои дни с петлей на шее. Сесили улеглась в постель и уже в который раз мысленно взмолилась о том, чтобы война поскорее закончилась. В последние несколько месяцев она практически не виделась с Биллом. Если бы не Стелла рядом, то от одиночества можно было бы сойти с ума.

Впрочем, Кэтрин была точно в таком же положении. В конце мая она родила сына Мишеля и изредка наведывалась в «Райский уголок». Вместе с Сесили они вязали носки, мастерили кисеты для солдат на фронте, а Стелла и Мишель в это время дружно лежали на ковре перед ними. Стелла к этому времени уже сидела, Сесили усаживала малышку на ковер, и та неотрывно глядела на Мишеля своими прекрасными глазами.

– Скорее бы уж закончилась эта война и мы с Биллом снова стали бы нормальной супружеской парой, – вздохнула вслух Сесили, выключая ночник на прикроватной тумбочке.

41

Однако прошло еще долгих четыре года, прежде чем желание Сесили исполнилось. И то были самые трудные годы в ее жизни.

Когда Сесили услышала новость о том, что японцы атаковали Перл-Харбор, после чего Соединенные Штаты тоже вступили в войну, она тут же разрыдалась, тесно прижимая к груди Стеллу. Ее ужасало все, что может сейчас случиться с ее близкими в Нью-Йорке. Между тем нехватка продуктов питания давала о себе знать все острее, спасал лишь огород, который радовал своим изобилием, а также яйца и молоко с их скромного подворья. Ее красавица кобылка Белле была экспроприирована на нужды фронта. Помнится, в тот день, когда Билл вывел лошадь из стойла и повел прочь со двора, Сесили выплакала все глаза.

Хотя их ферме непосредственно ничего не угрожало, Сесили жила в постоянном страхе за жизнь мужа. Приняв на себя командование Африканским стрелковым полком королевских военных сил, Билл оказался верен своему слову и принимал участие во всех боевых действиях, как того требовала обстановка. Поначалу эти действия носили ограниченный характер, но в 1943 году Билла и весь его Одиннадцатый дивизион погрузили на корабль и отправили воевать в Бирму, что привело Сесили в ужас. Она места себе не находила, изнывая в полной неизвестности, в ожидании редких весточек с фронта, но неделями не получала никаких известий, разве что пару коротеньких писем, в которых Билл сообщал жене, что в джунглях сейчас стоит невероятная жара и такая же невероятная влажность, а все остальные предложения были тщательно вымараны цензорами. После Бирмы он, исхудавший и ставший похожим на привидение, заскочил на пару деньков в «Райский уголок» и вскоре снова отправился на фронт.

Телефон и радио стали для Сесили единственной связью с остальным миром. И все же, готовясь к еще более трудным и сложным временам, она изо всех сил старалась поддерживать в доме атмосферу уюта и семейного тепла для Стеллы, которая уже заметно подросла и превратилась в необыкновенно красивую и милую девочку.

* * *

В начале мая 1945 года на них обрушился поистине тропический ливень, и в этот момент зазвонил телефон.

Звонил Билл, он сообщил Сесили новость, от которой у нее чуть сердце не выскочило из груди, когда она клала трубку на рычаг.

– Закончилась! Все закончилось! Ланкенуа, она закончилась! – крикнула во весь голос Сесили и бегом помчалась по коридору на кухню: четырехлетняя Стелла сидела за столом и что-то рисовала, а служанка в это время наводила чистоту на кухне. – Окончилась наконец! – Сесили громко рассмеялась и крепко обняла растерявшуюся Ланкенуа.

– Что закончилось, миссис Сесили? – уставилась она непонимающим взглядом на свою хозяйку.

– Война! Она наконец закончилась, – пояснила Сесили и подошла к Стелле, чтобы забрать ее. Девочка была уже на целую голову выше Мишеля, хотя разница в возрасте составляла всего лишь полгода. – Все кончено! – Она поцеловала свою ненаглядную девочку в макушку, в ее аккуратно заплетенные косички. – Скоро Билл вернется домой, и мы снова заживем одной семьей.

– Но почему же ты плачешь, если ты счастлива? – спросила у нее недоумевающая Стелла.

– Потому что это самая чудесная новость из всех! Наконец-то я смогу взять тебя с собой на родину, показать Нью-Йорк и… и еще много всяких разных вещей. Целый миллион всего и всякого! А сейчас я собираюсь в Найроби. Там планируются всякие праздничные торжества. Ланкенуа, пожалуйста, погладь мое голубое платье, то, которое с воланами, ладно? Пожалуй, моя старая соломенная шляпка тоже пригодится.

– Можно мне поехать с тобой? – с некоторой грустью в голосе вопросила у нее Стелла.

– Не сегодня, милая. Сегодня в городе будут толпы народа, и ты можешь легко потеряться. Но вот в другой раз, обещаю, я обязательно возьму тебя с собой.

– Но мне так нравится ходить по магазинам вместе с тобой и Йейо.

– Знаю, дорогая, знаю. Впрочем, сегодня полки во всех магазинах пусты. Но скоро все изменится, и тогда мы поедем с тобой в город и накупим тебе много всяких красивых платьев. А пока, – Сесили протянула девочке руку, – пойдем со мной, поможешь мне собраться в дорогу.

Стелла устроилась на кровати, а Сесили принялась закалывать заколками свои кудри.

– А почему у нас с тобой разные волосы? – неожиданно поинтересовалась Стелла.

– В разных местах у людей разные волосы.

– Но мы же с тобой живем в одном месте, – продолжала упорствовать Стелла.

– Да, но ты же помнишь, что я родилась и выросла в Соединенных Штатах Америки. Я тебе еще в атласе показывала, где находится эта страна. Она на другом конце света, через огромный океан. А ты и Йейо родились здесь, в Кении.

В свое время они с Биллом решили, что для Стеллы будет лучше, если она станет расти, воспринимая Ланкенуа как свою родную мать. Едва научившись говорить, девочка стала звать служанку Йейо, что на языке масаи означает мама, а к Сесили она обращалась, называя ее Куйя, такой сокращенный вариант от Накуйя, или тетя. Стелла с легкостью щебетала на языке масаи с Ланкенуа, с дядей Найгаси и со своим «старшим братом» Квинетом, который уже успел превратиться в рослого и сильного парня, без устали работающего по хозяйству и помогающего Сесили содержать в порядке сад и огород. Стелла также легко усвоила нью-йоркский акцент Верхнего Ист-Сайда, на котором разговаривала Сесили, что заставляло Билла весело смеяться, когда он изредка бывал дома и слышал эту забавную английскую речь, особенно смешную в детских устах.

– Я ненавижу свои волосы! – призналась Стелла, дернув рукой свои косички, которые Ланкенуа умело заплела ей накануне. – У меня волосы словно проволока, а у тебя они такие мягкие и пушистые. И почему ты красишь себе лицо? Если я накрашу свое, у меня будет дурацкий вид, да? – продолжала щебетать Стелла, глядя, как Сесили наносит немного румян на свои щеки.

– У меня же кожа бледная и бесцветная, вот мне и нужно ее немного раскрасить, а у тебя такая красивая и ровная кожа, что тебе не требуются никакие ухищрения. Хорошо! – подвела Сесили черту под разговором, пряча в свою косметичку румяна и прочие мелочи. – Пожалуйста, подай мне из комода ночную сорочку персикового цвета, – попросила она малышку.

Стелла выдвинула верхний ящик комода, но вместо сорочки извлекла оттуда один из бюстгальтеров Сесили.

– А зачем ты это носишь? Йейо такое не носит. Мне тоже придется это носить, когда я выросту?

– Если тебе захочется, то будешь носить. Так! Где моя ночная сорочка? Мне нужно срочно ехать в Найроби.

Ланкенуа и Стелла проводили Сесили и долго махали руками ей вслед, а она клятвенно заверила их, что постарается уже завтра вернуться домой. Шоссе, ведущее в Найроби, было запружено машинами. Она встроилась в хвост длинной вереницы автомобилей, битком забитых людьми: все торопились в город, чтобы отпраздновать победу. Сесили еще раз мысленно прокрутила в голове свой утренний разговор со Стеллой. Вне всякого сомнения, девочка обожает свою так называемую «маму», но в последнее время она все чаще стала задавать вопросы, недоумевая, почему она спит в одной из свободных спален (в которой Сесили постаралась создать настоящий райский уголок для малышки), в то время как ее Йейо спит вместе с Квинетом в сарае. И потом, Ланкенуа одета всегда очень просто, а Стелла щеголяет в красивых платьицах. Квинет не проявляет особого энтузиазма в учебе, предпочитая урокам работу по хозяйству, а Стелла между тем уже умеет читать и писать – Сесили занимается с ней каждое утро, и девочка демонстрирует недюжинные способности, схватывая все просто на лету.

– Придется тебе, дорогая, выпроваживать ее в университет, когда ей исполнится десять лет, – пошутил однажды Билл, когда появился в доме на выходных, получив краткосрочный отпуск. – Смотри, постарайся не забивать ей голову всякими идеями, несовместимыми с ее положением.

Последняя реплика мужа послужила поводом к одной из самых серьезных стычек, которые хоть и изредка, но случались в их семье. Сесили тут же обвинила мужа в приверженности к двойным стандартам и стала запальчиво доказывать ему, что, дескать, вот у них в Штатах чернокожие девушки могут запросто обучаться в колледжах.

– Все может быть, – уклончиво ответил Билл. – Но мы-то с тобой живем в Африке, а здесь таких возможностей для Стеллы нет.

– Тогда мне придется отвезти ее в Нью-Йорк! – огрызнулась Сесили.

Билл извинился за свои слова, но все же Сесили постепенно начала понимать всю серьезность ситуации и озабоченность мужа в этой связи. Стелла росла и все более недоумевала по поводу собственной принадлежности: кто она, какого рода-племени и почему с ней все не так, как у других. И ответов на эти вопросы у Сесили пока не было.

– Не буду пока о грустном. Подумаю об этом завтра, – решила Сесили уже на подъезде к Найроби, снова пристроившись в хвост длиннющей колонны из автомобилей, оглушающих окрестности ревом своих сирен и радостными воплями пассажиров, которым не терпелось поскорее попасть в город. Безоблачное лазурное небо над головой тоже способствовало праздничному настроению. Очередная пробка случилась уже на главной улице Найроби – авеню Деламер. До Сесили долетели бравурные звуки духового оркестра: неподалеку шел военный парад в честь дня победы. Потеряв всякую надежду отыскать в этой круговерти Билла, Сесили выбралась из машины и оставила ее прямо там, где сделала вынужденную остановку, а сама влилась в ликующую людскую толпу, радостными криками приветствующую воинов-победителей, пока те бравым строем маршировали мимо них.

* * *

Спустя месяц Билл демобилизовался и вернулся наконец домой. Сесили попросила Квинета укрепить рядом с парадным входом государственный флаг Великобритании «Юнион Джек», флаг она стащила, присутствуя на параде победы в Найроби. В гости к ним приехали Кэтрин и Бобби со своим сынишкой Мишелем. Стелла возбужденно прыгала вокруг «дяди Билла». Билл сильно сдал за минувшие годы: волосы посеребрила седина, а еще в его взгляде появилась какая-то обреченность, чего до войны не было.

– За встречу друзей, – провозгласил он свой первый тост. – И за всех, кого больше с нами нет, но кого мы помним.

– За светлую память тех, кого больше нет с нами, – откликнулись все остальные.

Сесили понимала, что Билл, провозглашая тост, имел в виду не только своих боевых товарищей, павших на полях сражений, но и Джосса, и Алису, которая покончила жизнь самоубийством, застрелилась спустя всего несколько месяцев после того, как оправдали Джока Бротона, обвиняемого в убийстве ее ненаглядного Джосса. Снова поползли упорные слухи, что именно Алиса и была причастна к этому убийству, хотя подозревали и многих других. Словом, список потенциальных убийц Джосса был весьма обширным. Но Сесили уже давно научилась не прислушиваться к пустым сплетням, а потому она искренне скорбела по Алисе.

– За начало новой эры в нашей жизни! – провозгласил свой тост Бобби и, глянув на жену, привлек ее к себе. – Пусть войны никогда более не омрачат нашу жизнь.

– За мир! – хором присоединились к нему все остальные.

* * *

– Как же я счастлив! Лежать в одной постели с такой нежной американской миссис! – пошутил Билл уже ночью, когда они с Сесили улеглись наконец в кровать и Билл обнял свою жену.

– Ну, что? Здравствуй, жена!

– Здравствуй, муж, – ответила Сесили, откидывая прядь волос с его лица. – Надеюсь, ты устроишь себе небольшой отдых на следующей неделе и у нас появится какое-то время и для себя, – добавила она шепотом.

– Отдых? Моя дорогая девочка, значение этого слова мне совершенно непонятно, впрочем, как и любому нормальному мужчине. Сейчас, когда эта проклятая война наконец закончилась, самое время заняться своими стадами. Могу лишь только догадываться, сколько голов мы недосчитаемся и сколько коров утеряно, пока хозяин отсутствовал. Но это я выясню прямо на месте уже завтра.

– Но хотя бы один денек подари нам со Стеллой! – взмолилась Сесили. – Девочка ведь тебя совсем не знает. А мне так хочется, чтобы ты провел с ней хоть немного времени. И со мной тоже.

– Посмотрим, как у нас получится. Но в любом случае я не намерен прохлаждаться дома, сидеть в четырех стенах и строить догадки, что там творится в моих стадах.

– И надолго ты собрался уехать?

– Пока еще и сам не знаю, но ты же понимаешь, что мне необходимо ехать.

«Тебе всегда необходимо куда-то ехать…» Сесили больно прикусила губу и сглотнула комок, подступивший к горлу. Ей не хотелось плакать в самую первую ночь по возвращении Билла домой.

– Я тут подумала, может, нам удастся наконец навестить моих родителей в Америке, – перевела она разговор на другое. – Ты ведь никогда не был в Нью-Йорке. Там много чего можно посмотреть. И Стеллу возьмем с собой.

– Сесили, я понимаю, как тебе хочется повидаться с родными, но и ты должна понять меня: мне нужно как можно скорее навести порядок в хозяйстве и снова взять все под свой контроль. Ведь ферма – это то, что нас кормит. Она дает нам хлеб наш насущный, а за последние несколько лет на мой счет не поступило ни единого пенса. Все то, что я продал правительству, тоже обернулось совсем ничтожной прибылью. Сегодня нам на полном серьезе грозят разорение и долги, если я не примусь немедленно исправлять ситуацию.

– Но у меня же есть немного своих денег, Билл. Голодная смерть нам точно не грозит.

– Зато я точно знаю, что не хочу жить за счет своей жены! – Лицо Билла потемнело от гнева. – Я прежде всего фермер, а не джентльмен, постоянно пребывающий в праздности, как многие другие здесь. Окончание войны вовсе не означает, что я отойду от дел и буду до конца своих дней просиживать задницу в баре, попивая джин вместе с остальной публикой. Этого не будет никогда! Я уже дождаться не могу, когда снова вернусь на равнины… – Билл повернулся к жене: – Хочешь, присоединяйся ко мне на следующей неделе, когда я отправлюсь на охоту?

– Пожалуй, – ответила Сесили без особого энтузиазма в голосе.

– Боже, как же я устал! – воскликнул он, целуя ее в лоб. – Спокойной ночи, Сесили. Сладких тебе снов.

Он повернулся к ней спиной, и буквально через пару секунд Сесили услышала его ровный храп. Она выключила ночник и тоже откинулась на подушку. Слезы, которые она с таким трудом сдерживала, беззвучно полились по ее щекам. Она уже забыла, когда они с мужем занимались любовью.

Те бурные ночи четырехлетней давности, еще до гибели Джосса, еще до того, как Билл отправился воевать в Бирму, уже давно превратились в смутное воспоминание.

– Жизнь такая жестокая штука, – прошептала Сесили, смахивая слезы рукой. – Спасибо тебе, Господи, что Ты послал мне Стеллу.

* * *

Первый послевоенный год не внес никаких перемен в жизнь Сесили. Она по-прежнему коротала время в полном одиночестве, все более и более привязываясь к Стелле и черпая в ней свое утешение. Однако сейчас стало еще хуже, чем это было в годы войны. Физически Билл присутствовал, ложился с ней в одну кровать, но это был совсем другой Билл, не похожий на себя прежнего. Он был молчалив и необычно холоден с нею, а то мрачное настроение, в котором он постоянно пребывал, отравляло и без того гнетущую атмосферу в их «Райском уголке». Да и на Стеллу Билл почти не обращал внимания.

Мама звонила каждый месяц и все вопрошала, когда же дочь наконец соберется на родину, но стоило Сесили начать разговор на эту тему с мужем, как тот немедленно отвечал ей своим стандартным набором аргументов: дескать, сейчас не самое подходящее время, и он не может оставить ферму, бросить свой скот на самотек.

– Дай мне еще один год. Постараюсь за эти двенадцать месяцев полностью наладить свое хозяйство, поставить, так сказать, дело на прежние рельсы. Вот тогда и подумаем о поездке к твоим родным, – пообещал Билл.

А Сесили между тем изнывала от тоски. Ведь она не виделась со своими родными уже более шести лет. Всем сердцем она рвалась домой, на родину.

42

Наступил ноябрь 1946 года. Сезон тропических дождей превратил сад Сесили в настоящий цветущий рай. В среду, ближе к полудню, к ней приехала Кэтрин с маленьким Мишелем. Мальчику уже исполнилось шесть лет, и он просто обожал свою лучшую подружку Стеллу. Сесили с девочкой как раз сидели за кухонным столом, Сесили учила Стеллу арифметике. Малышка очень любила арифметику, и Сесили, хотя и понимала, что никакой родственной связи между ними нет, была в глубине души горда тем, что эту страсть к цифрам Стелла унаследовала от нее. Но после появления Мишеля цифры сразу же были забыты: малышка бросилась к другу, чтобы обнять его.

– Боже мой! – улыбнулась Кэтрин, глядя на детей: Мишель стремглав ринулся по влажной садовой земле, размахивая руками и изображая аэроплан и одновременно пытаясь догнать Стеллу, убегающую от него с веселым громким визгом. – Он даже поесть не может спокойно. А уж заставить его сконцентрироваться на математике… Нет, это выше моих сил.

– Если Мишель захочет учиться, я с радостью стану заниматься с ним, – предложила свои услуги Сесили.

– Очень может статься, что я воспользуюсь твоим предложением, – ответила Кэтрин, когда они обе уселись на веранде, попивая прохладный лимонад. – Все же ты очень привязалась к Стелле, как я посмотрю.

– Конечно, привязалась, а как иначе? Она ведь выросла под моей крышей, – поспешила возразить Сесили.

– Наверное, тебе пойдет на пользу, если в ближайшие месяцы ты станешь чаще забирать к себе Мишеля. Дело в том, что я снова беременна. – Кэтрин выразительно вскинула бровь.

– Как здорово! Замечательная новость! Ты рада?

– Наверное, буду рада, когда он или она появится на свет. Однако сама беременность доставляет мне мало удовольствия.

– А Бобби рад?

– Понятия не имею. Он после возвращения с фронта очень отдалился от меня. Скажу честно, не перестаю удивляться тому, что нам вообще удалось сообразить это дитя. В последние несколько лет эта сфера супружеских отношений его совсем не интересует.

– И Билла тоже, – призналась Сесили, слегка покраснев от смущения. – Он все время ходит какой-то мрачный, подавленный…

– Я все еще не теряю надежды, что время зарубцует душевные раны Бобби, – вздохнула Кэтрин. – Наверное, видеть, как на твоих глазах человека разрывает на части, пережить столько смертей очень страшно, все это не могло не сказаться на их психике. Но, как известно, время лечит все. Однако прошел уже год с небольшим, а заметных перемен в муже я пока не вижу. А мне так хочется видеть рядом с собой прежнего Бобби, того Бобби, которого я люблю.

– Я рада, что Бобби все же не совсем похож на моего мужа.

– Все так резко изменилось после войны, все стало другим, не правда ли, Сесили? Даже здесь, в Долине Счастья, все поменялось. Думаю, многие кенийцы, сражавшиеся на фронтах, верой и правдой служа королю и своей родине, искренне верили в то, что, когда они вернутся после войны домой, у них начнется совсем иная жизнь. Однако для них никаких перемен так и не наступило. Более того, поскольку многие фермы попросту разорились и исчезли, аборигенам стало еще труднее найти себе работу, чем это было до войны.

– А я вот все еще надеюсь на что-то лучшее, как последняя дурочка.

– Быть оптимистом – это хорошо. Разве не оптимизм помог нам выжить в годы войны? – заметила Кэтрин. – Знаешь, а меня почему-то в последнее время со страшной силой потянуло в нашу старую добрую Англию. Там ведь медицина на должном уровне, не то что у нас здесь. На родине я смогла бы заниматься работой по специальности – трудиться ветеринаром. В Кении это практически невозможно. Стоит только фермеру взглянуть на меня, и он видит во мне лишь женщину, а потому никогда не согласится вверить моему попечению своих драгоценных коров. Тут же со всех ног убежит прочь! А еще последнее время я страшно скучаю по туманам. – Кэтрин издала невеселый смешок.

– Я отлично понимаю тебя, – сказала Сесили. – Я и сама хочу на Рождество податься к своим в Америку. Я ведь не видела родных уже почти семь лет.

– Тогда ты должна обязательно ехать! Всенепременно!

– А что, если Билл откажется поехать вместе со мной?

– Ну, так и оставляй его дома, что за проблема! – пожала плечами Кэтрин. – Господи! Да если бы мне только представился случай выбраться из Африки и хоть ненадолго съездить в Америку, так я бы помчалась туда быстрее ветра.

– А я бы с удовольствием пригласила тебя за компанию, если бы… – Сесили бросила выразительный взгляд на небольшой, но уже заметный бугорок на животе подруги. – Если бы не твое положение. Так что с Америкой тебе придется пока повременить.

– Ты права! Не сейчас… Но после того как родится ребеночек, можешь смело приглашать меня, и я с готовностью отвечу тебе «да». Ах, Сесили! Поезжай, не раздумывая! Ведь это же такое счастье – встретить Рождество на Манхэттене, в кругу семьи. Возьми с собой служанку, если не хочешь отправляться в дорогу одна.

– И Стеллу тоже.

Кэтрин бросила на подругу внимательный взгляд.

– Конечно, и Стеллу тоже.

* * *

Спустя несколько дней Билл вернулся домой с пастбищ. Понимая, что решать надо немедленно, поскольку на носу уже декабрь, Сесили приготовила мужу его любимое мясное рагу с клецками и откупорила последнюю бутылку кларета.

После того как Билл поужинал и выпил бокал вина, Сесили наконец собралась с духом, чтобы начать разговор о главном.

– Билл, я… видишь ли… Я бы хотела навестить своих родителей на Рождество.

– Прямо сейчас?

– Да, прямо сейчас, не откладывая встречу на потом. Само собой, я была бы счастлива, если бы ты поехал вместе со мной. Я ведь терпеливо ждала целый год, как ты попросил меня об этом. Понимаю, на ферме нужно твое постоянное присутствие, много работы и все такое… Ведь тебе надо восстановить все, что было утрачено за годы войны. Но… – Она сделала глубокий вдох. – Но мне нужно повидаться со своими родными. Я ведь не виделась с ними столько лет. А речь идет о людях, которых я люблю, о моих близких. Кто знает, сколько нам еще осталось на этой земле. Одному Богу известно…

Билл допил вино и снова наполнил бокал. Сесили молча слушала, как барабанит дождь по крыше, и ждала, затаив дыхание. Билл сделал глоток и взглянул на нее через стол.

– Я тебя отлично понимаю, понимаю твое желание повидаться с родными, но лично я никак не могу бросить ферму именно сейчас. Однако и тебе мешать не стану. Поезжай, обязательно поезжай.

– Ты меня отпускаешь? Правда?

– Правда.

У Сесили защипало в глазах от подступивших слез. Она подхватилась со стула и поцеловала мужа.

– Спасибо тебе, дорогой! Большое спасибо! А поскольку мне не хотелось бы отправляться в дорогу одной, то, думаю, будет правильным, если я возьму с собой Ланкенуа и Стеллу.

– Почему именно их? Наверняка на пароходе будет полно твоих соотечественников, возвращающихся домой.

– Я уже тут поспрашивала. Нет, пока никто не собирается. Кики уже в Нью-Йорке, а больше тут и американцев-то почти нет.

– Тогда, конечно, бери с собой Ланкенуа.

– Уверена, Найгаси справится с домом, пока нас не будет. А Квинет будет ухаживать за садом и огородом…

– О, за это можешь не волноваться, Сесили. Ведь до того, как ты появилась в моей жизни, я и сам отлично справлялся с домашним хозяйством.

– Билл! – Сесили взяла руки мужа в свои. – Прошу тебя, подумай еще раз. Ведь ты же не раз повторял, что Рождество – это твой любимый праздник. На Манхэттене нас ждет настоящее Рождество, со снегом, иллюминацией… даже с индюшкой. Поехали! Хотя бы на пару недель!

– Возможно, когда-нибудь в другой раз. Или ты забыла, что я столько лет и носа не высовывал из Африки? В плане всяких светских контактов, я имею в виду. Боюсь, я совсем забыл, как надо вести себя в приличном обществе. А ты, дорогая, смело отправляйся в путь и не обращай внимания на своего старого уставшего мужа.

Сесили уже мысленно пожалела о том, что открыла бутылку с кларетом. От вина Билл сделался еще мрачнее и угрюмее, чем обычно.

– Билл, я люблю тебя, пожалуйста, не говори о себе так. Но мне так хочется, чтобы мои родители познакомились наконец со своим зятем.

– Прости, Сесили, но пока я говорю тебе «нет». А ты поезжай с богом. Что ж… – Билл поднялся из-за стола. – Что-то меня клонит в сон.

Сесили молча проводила мужа взглядом, и глаза ее снова наполнились слезами.

43

– Мы уже подплываем к Америке, Куйя? – спросила у нее Стелла, жадно припав к иллюминатору в их каюте.

– Да, милая, мы уже совсем рядом, – ответила Сесили, глядя, как Ланкенуа укладывает в чемодан последние мелочи из их багажа. Сесили нажала на кнопку вызова стюарда и продолжила разговаривать с девочкой. – Сейчас мы поднимемся на палубу, и ты своими глазами увидишь знаменитую статую Свободы. Она приветствует путешественников, прибывающих в Америку со всех концов света.

В каюту вошел стюард, чтобы забрать их багаж, Сесили заплатила ему чаевые, после чего еще раз проверила свою сумочку, все ли их дорожные документы на месте.

Перед отплытием в Америку было много суматохи; ведь Ланкенуа и Стелле потребовались документы, по которым они смогут попасть на территорию Штатов, а для этого нужно было получить свидетельства о рождении, паспорта, поручительства, выданные британскими властями и прочее. Оставалось только благодарить небеса за то, что у Билла оказалось полно связей во властных структурах. Вместе с Найгаси они выбрали подходящую фамилию для малышки и ее якобы матери, чтобы в Нью-Йорке ни у кого из них не возникло никаких проблем при проверке документов иммиграционной службой.

– Мы уже вошли в Гудзон, мэм, – сообщил им стюард. – Статуя Свободы будет видна минут через десять.

– Тогда пошли, – обратилась Сесили к Ланкенуа и Стелле. – Поднимемся на палубу и будем ждать ее появления!

– Я лучше останусь здесь, – отрицательно покачала головой Ланкенуа. Ее уже сотрясал озноб при одной только мысли, что надо выходить на такой холод, и это несмотря на то, что на ней было теплое пальто из твида, которое отдала ей Сесили.

– Хорошо, как хочешь. – Сесили подала руку Стелле. – Ну, а мы, пожалуй, пойдем.

На палубе первого класса пассажиров было немного. Мало кто рискнул покинуть свою каюту и выйти на такой мороз. Зато когда Сесили глянула вниз, то увидела десятки протянутых рук и веселые возгласы тех, кто плыл в Америку в каютах низшего класса.

– А вот и она! – воскликнула Сесили, махнув рукой влево, туда, где густой туман стелился над заливом.

– Где? Я ничего не вижу, – заявила Стелла.

– Да вот же она! – Сесили показала на монумент. Знакомые очертания статуи Свободы тут же вызвали слезы у нее на глазах, но она проворно смахнула их рукой, чтобы они не примерзли к лицу. Свобода радушно приветствовала утомленных пассажиров, держа в руке зажженный факел и, словно маяк, освещая всем путь в этом густом тумане. Еще никогда сердце Сесили так не ликовало при виде статуи.

Стелла взглянула на нее с недоумением.

– Но она же такая маленькая! А ты рассказывала мне, что в Америке все очень большое.

– Но она очень важна для всех нас, американцев. Это наш национальный символ, особый символ, которым мы очень гордимся. – Сесили вздохнула. – Подожди немного. Вот рассеется туман, и тогда ты сможешь увидеть небоскребы.

– А это что такое? – Стелла протянула ей свою раскрытую ладошку, на которую упало несколько снежинок.

– Это снег! Помнишь, я показывала тебе рождественские открытки? Снег всегда идет у нас перед тем, как приезжает Санта-Клаус. Ты еще увидишь много снега.

– Санта-Клаус живет на Манхэттене? – Глаза у малышки расширились от удивления.

– Нет, он живет на Северном полюсе. Но перед Рождеством обязательно посылает сюда снег, чтобы ему было легче добраться к нам на своих санях и вручить рождественские подарки всем хорошим маленьким деткам.

– Ох, ну и холодина же тут! – Стелла начала энергично растирать свой нос. – Вернемся лучше опять в каюту, да?

– Пошли, милая. Но, заверяю тебя, Манхэттен тебе очень понравится, вот увидишь, – откликнулась Сесили. Девочка взяла ее за руку, и они снова направились вниз, в свою каюту.

Уже который раз Сесили мысленно порадовалась, что у нее есть возможность путешествовать первым классом, а не тесниться в самых дешевых каютах третьего или четвертого класса. Наконец их лайнер причалил к пирсу и бросил якорь. Вручая свои документы представителю иммиграционной службы, Сесили улыбнулась и кокетливо помахала ресницами.

– Ах, я так счастлива снова оказаться дома, сэр. Ведь я не была в Штатах долгих семь лет, – заговорила она первой, пока чиновник внимательно изучал их документы.

– Как долго собираетесь пробыть у нас, мисс Хантли-Морган?

– О, совсем недолго. Меня ждет жених в Кении. В феврале у нас свадьба, так что к этому времени я должна буду вернуться назад в Кению, – пояснила она так, как ее научили, потому что в ее американском паспорте еще не было отметки о том, что она замужем.

– Следовательно, миссис Анкуну и ее дочь Стелла вернутся на родину в Африку вместе с вами?

– Разумеется. Вы же видите, у нас и обратные билеты имеются. То есть я хочу сказать, маловероятно, чтобы кто-то забыл забрать с собой служанку и ее дочь, верно?

– Согласен, это действительно маловероятно, – ответил мужчина, глянув на Ланкенуа и Стеллу. – Они говорят по-английски?

– Не очень хорошо, точнее, совсем плохо. Но ведь все равно им будет очень интересно увидеть Манхэттен своими глазами. Это же так здорово, правда? – затараторила в ответ Сесили.

– Да, им будет очень интересно, – согласился с ней чиновник, ставя печати в паспортах Ланкенуа и Стеллы. – Добро пожаловать в Соединенные Штаты. Желаю счастливого Рождества всем вам.

Сесили перевела дух, когда они наконец покинули служебное помещение. Она мельком глянула на длиннющую очередь тех, кто еще только ждет проверки своих документов. Бог знает, сколько часов придется простоять на морозе всем этим людям, только что спустившимся по сходням на пирс.

– Ладно! – промолвила она, когда они втроем вошли в зону прибытия. – Наконец-то мы добрались до цели! Видит Бог! Я так взволнована! О, а вот и мои! – Сесили весело рассмеялась, увидев маму, отца и их шофера Арчера. Она приветственно помахала им рукой. – Ну, идем знакомиться с моей семьей! – обратилась она к Стелле и Ланкенуа.

Сесили с удовольствием констатировала, что за минувшие семь лет ее родители совсем не изменились; после эмоциональных объятий и восклицаний Арчер повел их к машине, стоявшей неподалеку.

– А это кто? – поинтересовалась Доротея, впервые обратив внимание на Стеллу, стеснительно жавшуюся за спиной Ланкенуа.

– А это – Стелла, моя любимая подружка. Я права, милая? – Сесили улыбнулась девочке.

– Никак не предполагала, что у нас появится еще один пассажир, – недовольно бросила Доротея. – Служанка, конечно, сядет впереди, рядом с Арчером, а вот ребенка…

– Мама, она прекрасно устроится у меня на коленях; в салоне места для нас троих с половиной более чем достаточно, – непреклонно отрезала в ответ Сесили и взяла Стеллу за руку.

Всю дорогу до дома Сесили делала вид, что не замечает демонстративного неудовольствия мамы, а вместо этого рассматривала вместе со Стеллой городские виды, мелькавшие за окном авто, показывала ей всякие разные здания, а малышка охала и ахала, разглядывая изумленными глазами небоскребы, мимо которых они проезжали.

В семейном особняке на Пятой авеню Сесили встречали все остальные члены их семейства, собравшиеся в гостиной. Присцилла стояла рядом со своим мужем Робертом, рядом с ними – их семилетняя дочь Кристабель. Гюнтер полуобнял свою жену Мейми с младенцем на руках, еще два ребенка стеснительно спрятались за спины своих родителей. На самом почетном месте в гостиной возвышалась огромная красавица елка, украшенная свечами и разноцветными шарами, камин был декорирован многочисленными красными чулками с рождественскими дарами для всех членов семьи.

– Мэри, отведи служанку и ее ребенка в их комнату наверху, а мисс Сесили пока познакомится с новыми членами нашего семейства, – приказала Доротея экономке.

Сесили с большой неохотой отпустила руку Стеллы, понимая, что ей следует предупредить мать о том, что Стелла будет спать на одном этаже с ней, вот только в какие слова ей нужно облечь это свое пожелание, она пока и сама толком не знала.

– Сесили! – Мейми и Присцилла бросились к сестре и стали тискать ее в своих объятиях, потом началась процедура знакомства. Сесили по очереди представили Кристабель, Адель, маленького «Трикса» и Джимми. Сесили потискала каждого из своих племянников. Девочки немного оробели, увидев наконец своими глазами эту таинственную «тетю из Африки», а трехлетний Джимми сразу же переключился на игрушки, разбросанные по всему ковру.

– Выглядишь просто обалденно, Сесили, – одобрительно заметила Присцилла. – За эти годы ты превратилась в самую настоящую красавицу.

– То есть до отъезда в Африку я ею не была, да?! – пошутила в ответ Сесили и весело рассмеялась.

– А, вечно ты все истолкуешь по-своему! Ты никогда не могла должным образом реагировать на комплименты. Правда, Мейми?

– Чистая правда, – подтвердила та.

Сесили бросила мимолетный взгляд на Мейми: бледное личико, ярко накрашенные губы, короткая стрижка, общее впечатление очень стильной и модной дамы. Присцилла, как всегда, имела цветущий вид и блистала красотой, разве что немного пополнела и раздалась вширь за минувшие годы.

– Ну, как вы тут? – обратилась Сесили к обеим сестрам.

– Замучилась до слез со своими нескончаемыми беременностями. Впрочем, чем еще нам, девочкам, заниматься? – пошутила Мейми, закуривая сигарету в мундштуке. – Кажется, у меня этот процесс стал уже постоянным.

– Не обращай внимания на ее шуточки, Сесили. Ты же ведь пошутила, дорогая, правда? – подал голос Гюнтер. Он подошел к жене и встал рядом с ней.

– Ну, если тебе так хочется думать! – Мейми с чувством вздохнула.

– Присаживайся, Сесили, – сказала Присцилла, увлекая ее к дивану. – Садись и начинай немедленно рассказывать нам, как ты жила все эти семь лет.

– О, боюсь, одного вечера нам будет мало для всех моих рассказов. За эти годы в моей жизни столько всего случилось, но я постараюсь.

– Конечно, за один вечер ей никак не управиться, – сказала Доротея. – Глядя на тебя, доченька, я вообще удивляюсь, как за эти годы ты не превратилась под тамошним солнцем в такую же черномазую, как твоя служанка и ее дочь.

– Я постоянно носила широкополую шляпу, мамочка. Тем и спасалась, – ответила Сесили, внутренне поежившись от последних слов матери.

– Итак, – Доротея взяла бокал шампанского с подноса, – добро пожаловать домой, родная моя! Мы все страшно соскучились по тебе, правда ведь?

– Истинная правда, – согласно кивнул головой Вальтер и тоже взял бокал с шампанским. – А в следующий раз, когда надумаешь отправиться с краткосрочным визитом в какой-нибудь экзотический уголок земли, мы тебя попросту не отпустим. Вот и все!

– Папочка, я же не виновата в том, что началась война, она и спутала все наши планы. Разве не так? – возразила отцу Сесили.

– Ты права, война внесла свои коррективы. И как вы там пережили эти годы лихолетья? Были ли у вас проблемы с продовольствием?

– Да, перебои с продуктами были, это факт. Но у меня свой огород, он нас и спасал.

– У тебя свой огород? – Присцилла уставилась на сестру изумленным взглядом. – Ты что, сама выращиваешь на грядках морковь и капусту?

– Представь себе, да, сама. Правда, мне помогает старший сын Ланкенуа Квинет. А если голод уж совсем донимает нас, то я просто иду в самый конец своего сада, пристреливаю там какую-нибудь антилопу, а потом мы ее зажариваем на вертеле прямо на костре.

Десять пар ошарашенных глаз вперили в Сесили свои взгляды, даже Джимми перестал на какое-то мгновенье возиться со своей игрушечной машинкой.

– Ты шутишь, да? – переспросила у нее Присцилла.

– Ну, может быть, я немного преувеличила, но только самую малость. Конечно, на антилоп мы охотимся не у себя в саду. На самом деле если мы с Биллом отправляемся на сафари, то без трофеев, как правило, не возвращаемся. Билл очень опытный охотник и отличный стрелок. Он, кстати, спас меня в свое время от перспективы быть съеденной голодным львом.

– Бах-бах! – громко выкрикнул Джимми, сидя на ковре.

– Именно так, Джимми! – подтвердила Сесили. – Только в жизни этот звук еще громче. – Она невольно улыбнулась, взглянув на взволнованные лица своих близких.

– Ты нас, наверное, разыгрываешь, Сесили, не иначе, – снова вставила слово Присцилла.

– По правде говоря, совсем нет. Разве что немного сгустила краски. – Сесили издала короткий смешок. – Я уж не стану живописать вам всякие ужастики про змей, огромных таких блестящих гадов типа кобры, которые могут запросто заползти к тебе в спальню в ночное время. Я привезла с собой кучу фотографий, потом все вам покажу.

– Какое счастье, что у нас на Пятой авеню никаких пресмыкающихся пока не замечено и нам не надо отправляться на охоту, чтобы обеспечить себе ужин, – несколько натянуто заметил Вальтер.

– Кстати, мы пригласили сегодня на ужин и Кики, – сказала Доротея. – Надеюсь, ты в курсе, что ее сын погиб на фронте?

– Да, знаю. Я даже специально ездила тогда в Мундуи-Хаус, чтобы повидаться с нею, но ее слуга Алееки сказал мне, что она никого не принимает, – грустно обронила Сесили. – Как она сейчас? Немного отошла?

– Я общаюсь с ней только по телефону. Она сейчас проживает в отеле «Стэнхоуп» вместе со своей матерью и Лилиан. Это ее компаньонка. Если судить по голосу, так дела у нее пока неважные. Вряд ли она оправилась после всех трагедий, обрушившихся на нее. – Доротея вздохнула. – Эта ее ближайшая подруга… Алиса… Кики была очень привязана к ней.

– Да, Джос и Алиса ушли буквально друг за другом. Кики была безутешна, когда Алиса покончила жизнь самоубийством. Собственно, мы все тогда очень переживали, – сказала Сесили.

– Я читала в прессе, что она свела счеты с жизнью, потому что этот красавчик граф Эрролл был любовью всей ее жизни, – снова вставила слово Присцилла. – Ты и правда танцевала с ним на своей свадьбе? Скажи, Сесили, он действительно был так хорош собой, как расписывали все газеты?

– Да, он действительно был очень красив и вообще обворожителен. Безукоризненные манеры и все такое, – ответила Сесили, уже немного подустав от всеобщего внимания, в центре которого она оказалась. – А сейчас я хочу послушать вас. Расскажите мне, что интересного было здесь.

* * *

После ужина Сесили отказалась от чашечки вечернего кофе и почти ползком пробралась к себе в спальню. Кики так и не появилась за ужином, чему Сесили ничуть не удивилась, зная, сколь непредсказуемым характером обладает ее крестная. Остановившись на лестничной площадке напротив своей комнаты, Сесили глянула на лестницу, которая вела выше, в мансардные помещения, где обитала прислуга. Сбросив с ног туфли на высоких каблуках – за годы, проведенные в Кении, она уже отвыкла расхаживать по дому в такой обуви, Сесили преодолела лестничный пролет босиком. Наверху слегка пригнулась под карнизом и прошествовала по коридору к комнате, в которой разместили Ланкенуа и Стеллу.

Осторожно постучала в дверь и услышала в ответ протяжный кашель Ланкенуа. Бедняжка успела подцепить простуду еще в Саутгемптоне, где они делали пересадку на атлантический лайнер, который должен был доставить их в Нью-Йорк. В комнате стоял зверский холод, переступив порог, Сесили зябко поежилась в своей легкой шелковой блузке, в которой чувствовала себя вполне комфортно в пышущих жаром комнатах внизу.

– Куйя, это ты? – услышала она тихий голосок, окликнувший ее с узкой железной кровати.

– Да, это я. – Сесили на цыпочках прошествовала по голому деревянному полу к кровати Стеллы. Несмотря на то что окно было закрыто, из него сильно сквозило. – С тобой все в порядке? – Она глянула на девочку. Та, свернувшись в клубок, пыталась согреться под тонюсеньким одеялом.

– Мне холодно. Я з-з-замерзла, – пролепетала та, содрогаясь всем телом. – Как же здесь холодно, в этом Нью-Йорке! Вот и Йейо говорит, что ей сильно нездоровится.

– Дай-ка я обниму тебя покрепче и прижму к себе, – сказала Сесили.

– А где ты была? – спросила у нее Стелла.

– Внизу. Ужинала вместе со своими родителями и сестрами.

– А можно я завтра тоже пойду с тобой на ужин? Нам на ужин дали только по одному сэндвичу, но хлеб такой невкусный! Совсем не такой, какой печешь ты дома.

– Наверное, – согласилась с ней Сесили, сообразив, что Стелла уже привыкла ужинать вместе с ней, когда Билл отсутствовал дома, что случалось практически постоянно.

– И мне совсем не нравится жить под самой крышей, – пожаловалась девочка. – Тут страшно.

– Потерпи немножко, ладно, милая? Завтра я все улажу, обещаю. А сейчас давай мы с тобой тихонечко спустимся вниз и ты поспишь в моей кровати. Но только надо соблюдать величайшую осторожность, потому что мистер и миссис Хантли-Морган уже спят. Нельзя их потревожить. Они очень осерчают, если мы их ненароком разбудим. Понятно?

– Да, понятно.

Сесили взяла одеяло с кровати Стеллы и поплотнее укутала им Ланкенуа: пусть хоть немножко согреется. Потом взяла Стеллу за руку и повела ее по узенькому коридорчику и далее вниз по лестнице. Шла, затаив дыхание. А вдруг сейчас она столкнется носом к носу со своими родителями? И только переступив порог собственной комнаты, Сесили облегченно вздохнула.

– Ну же! Ныряй поскорее под одеяло и устраивайся поудобнее, а я переоденусь ко сну и тоже лягу.

– Хорошо, Куйя. Мне здесь нравится гораздо больше, чем наверху, – откликнулась Стелла. Она мигом вскарабкалась на кровать и улеглась по центру. – Здесь так красиво и тепло.

– В этой комнате я спала, когда была маленькой девочкой, – отозвалась Сесили, укладываясь в постель рядом со Стеллой, после чего выключила ночник. Стелла протянула к ней руки, чтобы обнять, но Сесили сама заключила малышку в свои объятия. – Так лучше?

– Да, лучше.

– Сладких тебе снов, дорогая.

– И тебе тоже, Куйя.

* * *

Сесили специально завела будильник, чтобы утром проснуться пораньше, успеть отвести Стеллу наверх и одеть ее там еще до того, как в ее спальне появится Эвелин с завтраком. Когда Сесили поднялась в мансарду, она обнаружила, что у Ланкенуа начался жар. Она бегом спустилась вниз, нашла там салфетки, смочила одну из них водой, чтобы положить ее на лоб Ланкенуа и хоть немного сбить температуру.

В холле Сесили столкнулась с Доротеей, которая посмотрела на дочь с нескрываемым удивлением.

– Куда это ты так торопишься, милая? И зачем тебе эти салфетки?

– Моя служанка заболела, мама. Она простыла еще в Англии и всю дорогу сюда кашляла. А сегодня утром я обнаружила, что у нее сильный жар. Вот хочу попытаться хоть немного сбить температуру.

– Полагаю, Мэри или Эвелин вполне могут позаботиться о ней. Скорее всего, это самая обычная простуда.

– Я совсем не удивляюсь, мама, что ей стало намного хуже. Наверху зверски холодно.

– Слуги никогда не жаловались на то, что они замерзают.

– Но ведь твои слуги приехали не из Африки, мама. Пожалуйста, прикажи кому-нибудь, пусть принесут в ее комнату ведро угля, и я растоплю там печку.

– Йейо поправится? – спросила у нее Стелла, пока Сесили протирала влажными салфетками потное, горячее тело Ланкенуа. Удушающий кашель стал еще сильнее, все ее тело сотрясалось от очередного приступа, она едва слышно шептала что-то нечленораздельное.

– Конечно, поправится, милая, – заверила девочку Сесили. – Если к вечеру ей не полегчает, я пошлю за доктором. Не волнуйся.

Стелла подошла к окну и стала смотреть, как на улице валит густой снег. Сесили закутала девочку в один из своих старых шерстяных кардиганов, чтобы та не замерзла.

– Будем надеятся, – ответила Стелла с недетской серьезностью. – Я ее очень люблю, Куйя.

– И я тоже ее очень люблю, дорогая. Обещаю, скоро ей станет легче. А когда она немного окрепнет, мы с тобой отправимся по магазинам, не возражаешь? Нам ведь надо купить тебе новые одежки. А еще там есть специальный магазин игрушек. А потом мы покатаемся на лошадях по Центральному парку…

– В такой повозке, в которой приедет Санта-Клаус? Но он же едет на оленях. – Лицо Стеллы засветилось радостью в предвкушении столь приятных событий. – Снега здесь хватает, чтобы его санки нигде не застряли, правда ведь? – Она взволнованно хлопнула в ладоши, а Сесили тем временем подбросила еще пару совков угля в небольшую железную печурку. – Осталось еще… – Девочка принялась загибать пальчики на своей руке. – Целых пять дней, пока он приедет к нам!

– Все верно, еще пять дней надо подождать, – согласилась с ней Сесили и вспомнила, как недоволен был Билл, когда она стала рассказывать Стелле истории про Санта-Клауса.

– Санта-Клаус – это ведь не часть ее культуры, а теперь она все свое детство будет ждать, когда Санта-Клаус на Рождество спустит ей подарки через дымоход, – заметил он.

– И что тут плохого? Африканцам позволили поверить в Иисуса Христа, разве не так? И многие из них уже обратились к нашей вере.

– Что я тоже категорически не одобряю, – резко возразил муж. – Не вижу ничего хорошего в том, чтобы разрушать исконные культурные традиции народов, которых они придерживались многие сотни лет. Неужели ты не понимаешь этого, Сесили?

Конечно, Сесили все прекрасно понимала, но, с другой стороны, в этом году Стелла впервые осознанно подошла к празднованию Рождества, она с нетерпением ждала Санта-Клауса, что было видно по ее взволнованному личику, и эта детская радость, такая непосредственная и явная, притупляла чувство вины у Сесили. В конце концов, Санта-Клаус – это всего лишь еще один герой из сказки, как и многие другие. А какой же вред может быть от сказок? Не говоря уже о том, что Билл сейчас так далеко от них, в Кении, можно сказать, на другом конце света…

* * *

– Мама, мне нужно срочно вызвать врача к Ланкенуа. Жар у нее не спадает, и я боюсь, как бы у нее не случилась пневмония. – Встревоженная Сесили ворвалась в гостиную, где Доротея чаевничала с какой-то своей приятельницей.

– Одну минутку, Мод, – извиняющимся тоном обратилась мать к даме и вывела дочь в холл.

– Пожалуйста, дай мне номер его телефона, и я сама позвоню ему, – попросила Сесили мать.

– Но мы не приглашаем доктора к слугам, милая. Если кто-то из них заболевает, то они обращаются в клинику, где лечат бесплатно, и там им оказывают нужную помощь.

– Зато я, мама, всегда вызываю врача для своих слуг. Тем более что я сама приволокла Ланкенуа сюда. И, следовательно, несу за нее ответственность. Как же ты этого не понимаешь?

– Пожалуйста, Сесили, прошу тебя… не кричи так! Мод – очень богатая вдова, и я сейчас пытаюсь уговорить ее сделать крупное пожертвование в наш комитет, который занимается негритянскими детьми-сиротами.

– Знаешь, мама, если мы срочно не вызовем доктора к Ланкенуа, то, вполне возможно, сиротка-негр может появиться и под твоей собственной крышей!

– Хорошо-хорошо! Будь по-твоему… Номер телефона доктора Барнса в адресной книге на письменном столе твоего отца.

– Спасибо, мама. И не волнуйся, я заплачу за вызов сама! – крикнула Сесили вдогонку матери, когда та поспешила обратно в гостиную к своей собеседнице, богатой вдове.

Разговаривая по телефону с секретаршей доктора Барнса, Сесили намеренно опустила то обстоятельство, что речь идет о чернокожей пациентке. Доктор появился у них в особняке где-то через час с небольшим, и, открыв ему дверь, Сесили обрадовалась всей душой, увидев перед собой молодую копию старика Барнса. Скорее всего, это его сын, догадалась она, глянув на добродушное лицо, значительно более доброе, чем у его отца.

– Спасибо, доктор, что приехали, – поблагодарила она врача. – Пройдемте сейчас наверх, и я покажу вам больную.

Преодолев шесть лестничных пролетов, Сесили распахнула дверь в крохотную каморку в мансарде.

– Эту женщину зовут Ланкенуа. Она приехала вместе со мной из Кении буквально несколько дней тому назад, – сообщила она доктору и глянула на его лицо в ожидании ответной реакции.

– Хорошо. Для начала давайте я осмотрю ее.

Сесили взяла Стеллу за руку, и они тихонько отошли в сторону, чтобы не мешать доктору Барнсу проводить осмотр больной.

– Однако, прежде чем я стану прослушивать ее, один вопрос к вам. Этот судорожный кашель, очень похожий на коклюш… У многих иммигрантов, прибывающих в Нью-Йорк издалека, уже замечен именно такой кашель.

– О нет, доктор. Это точно не коклюш. Думаю, у нее очень сильная простуда, и я боюсь, как бы она не переросла в пневмонию.

– О, мисс Морган-Хантли, вы рассуждаете очень компетентно, почти как заправский врач, – улыбнулся доктор Барнс.

– Вообще-то я – миссис Форсайт. А что касается моих познаний в области медицины, то, знаете, когда огромную территорию, не уступающую по своей площади Манхэттену, обслуживает всего лишь один врач, приходится учиться многому, – ответила Сесили. – Да и Ланкенуа много чего рассказывала мне обо всяких лекарственных травах, которыми они лечат своих больных. Ее мать была очень опытной знахаркой, думаю, многие ее снадобья приносили пользу.

– Уверен, что так, миссис Форсайт. – Доктор Барнс извлек из своего саквояжа стетоскоп и стал прослушивать грудную клетку Ланкенуа. – Хорошо! А сейчас помогите мне усадить ее и подержите, пока я прослушаю спину.

– Сию минуту! Когда я вам звонила, то думала, что с визитом к нам придет ваш отец.

– Мой отец уже отошел от дел, и сейчас вся его практика уже на мне. Мне жаль, если я вас разочаровал…

– О нет! Совсем даже напротив! – Сесили покачала головой. – Ну, как ее грудь?

– Сильные хрипы, что мне категорически не нравится. Думаю, ваш предварительный диагноз верен, миссис Форсайт. Ваша служанка на грани воспаления легких. Хорошо, что вы вовремя обратились ко мне.

– У вас есть какие-то лекарства, чтобы облегчить ее состояние?

– Конечно, есть. Новое чудодейственное средство под названием «пенициллин». В настоящее время этот препарат применяется исключительно в больницах и прописывается в форме инъекций. Однако у меня была пара пациентов со сходными симптомами, как и у вашей служанки, и мне удалось выпросить немного пенициллина в одной из клиник. И все мои больные поправились самым чудодейственным образом.

Доктор Барнс снова засунул руку в свой саквояж и, пошарив там, извлек наружу небольшую бутылочку и несколько шприцев.

– Рекомендуется ежедневно по четыре инъекции на протяжении пяти дней. Вам когда-нибудь приходилось самой делать уколы, миссис Форсайт?

– О да. Я умею делать уколы. Несколько лет тому назад моего мужа сильно поранил умирающий гепард и наш врач прописал ему морфий для успокоения. И он же научил меня, как надо правильно делать инъекцию, чтобы облегчить боль пациенту, пока идет процесс выздоровления.

– И вам позволили самостоятельно колоть больному морфий? – Доктор Барнс был явно шокирован признанием Сесили.

– Повторяю, когда живешь в отрыве от всего остального мира и на десятки миль вокруг ни одной живой души, то приходится быть самодостаточным во всем, – ответила ему Сесили. – Так что уколы я делать умею.

– Это очень кстати, – заметил доктор Барнс. – Самое подходящее место для инъекции – ягодица. Сейчас я лично прослежу за тем, как вы сделаете первый укол, а дальше, напоминаю еще раз, четыре укола ежедневно. Думаю, первые признаки улучшения вы заметите уже через сорок восемь часов. А еще нужны горячие компрессы и ингаляции, чтобы очистить дыхание.

Доктор Барнс помог Сесили отмерить нужную дозу, а затем стал наблюдать за тем, как она делает укол Ланкенуа. Он одобрительно кивнул головой, когда она уколола.

– Все сделано правильно, миссис Форсайт. Вы самая настоящая медсестра. Что ж, завтра я снова загляну к вам, проверю, как идут дела.

– Может, не стоит так себя обременять, доктор?

– Но это же моя работа, миссис Форсайт. И потом, разве мы не хотим, чтобы все вы были в полном здравии к Рождеству? Ведь это же ваше первое Рождество на Манхэттене после столь долгого отсутствия. Обязательно поправляйтесь, – обратился он уже непосредственно к Ланкенуа, и та лишь слабо кивнула головой в ответ. – Итак, до завтра. Всего вам доброго. – Доктор Барнс улыбнулся им всем на прощание и вышел из комнаты.

* * *

– Завтра я поведу Стеллу в универмаг «Блумингдейл», – объявила Сесили матери за очередной трапезой. – Надо купить девчушке теплые вещи, а заодно пусть полюбуется там на Санта-Клауса. Ей ведь скучно сидеть целыми днями у постели больной матери.

– Она всегда может спуститься на кухню, и там о ней позаботятся наши слуги. А ты очень привязана к этой девочке, как я посмотрю. – Доротея окинула дочь внимательным взглядом. – Но она ведь тебе никто, дочь служанки, и только.

– Наверное, у них там, в Африке, все по-другому, – возразил жене Вальтер.

– Может, и так, но что-то я лично не наблюдала, чтобы белая женщина прогуливалась по «Блумингдейлу», держа за руку черного ребенка. А ты видел такое?

– Все меняется в этом мире, дорогая, – осторожно заметил Вальтер. – Вот я буквально на прошлой неделе прочитал в «Нью-Йорк Таймс», что в этом году несколько чернокожих абитуриентов смогли поступить и в Йельский университет, и в Гарвард.

– А девушки среди них были? – пробормотала Сесили.

– Что ты сказала, дорогая? – переспросила мать.

– Да так, ничего. Кстати, Мэри уже подготовила для Стеллы свободную комнату рядом с моей спальней? Если еще нет, то тогда я займусь этим сама.

– Ты же прекрасно знаешь, Сесили, что у нас все комнаты всегда наготове. Хотя не вижу никакой необходимости в том, чтобы переселять эту девочку из мансарды вниз.

– Но я же тебе говорила, мамочка, очень велик риск заразиться. Доктор Барнс предупредил меня, чтобы я изолировала Стеллу от ее матери, пока та окончательно не поправится, – бодро солгала Сесили. – Да, я собираюсь сегодня позвонить в отель «Стэнхоуп», в котором остановилась Кики. Хочу отвезти ей рождественский подарок.

– Я уже им звонила сегодня днем, и мне ответили, что Кики и ее мать никого не принимают.

– Тогда я оставлю свой подарок у администратора. Спокойной ночи, мама. Спокойной ночи, папа.

Сесили поднялась из-за стола и покинула столовую. Наведавшись в комнату Ланкенуа, она увидела, что женщина спокойно спит, дыхание у нее ровное и лоб не такой горячий. В десять часов вечера Сесили ее разбудит, чтобы сделать очередной укол.

Стелла, которую Сесили оставила у себя в комнате, пока взрослые ужинали, сидела на кровати уже в ночной сорочке, всецело поглощенная разглядыванием картинок в старой книге под названием «Это было в ночь перед Рождеством».

– Как там Йейо? – сразу же спросила Стелла, заметив входящую Сесили.

– О, ей уже намного лучше, милая. А сейчас давай я отведу тебя в твою спальню. – Сесили взяла девочку за руку и повела в соседнюю комнату. Она заранее попросила Мэри растопить там камин, и сейчас в комнате стояла почти африканская жара. – Ложись в кровать, детка, – сказала Сесили, помогая девочке устроиться на постели.

– Йейо тоже будет здесь спать, когда выздоровеет?

– Посмотрим, милая. Хочешь, я почитаю тебе сказку перед сном? – сказала Сесили, присаживаясь на кровать со старой книгой в руках.

* * *

На следующее утро Ланкенуа действительно стало намного лучше. Больше не было жара, и, хотя кашель еще остался и был сильным, она смогла даже выпить немного воды, чему Сесили искренне обрадовалась.

– Простите меня, миссис Сесили. Я вам столько хлопот доставила, – обронила Ланкенуа с тяжелым вздохом.

– Никаких хлопот! – возразила Сесили. – Загляну к тебе днем, чтобы сделать очередной укол. А сейчас мы со Стеллой отправляемся в поход по магазинам.

– Мне уже хорошо, – кивком головы подтвердила Ланкенуа. – Можете заниматься своими делами.

– Хорошо, а ты пока отдыхай и набирайся сил, – ответила Сесили, подбрасывая очередную порцию угля в огонь. – Попозже мы навестим тебя и расскажем, как прошла наша вылазка в город.

Приехав в универмаг «Блумингдейл», первым делом Сесили и Стелла направились в отдел детской одежды. У Стеллы глаза расширились от изумления при виде бесконечных рядов с самыми разнообразными платьями и детскими фартучками, как говорится, на любой вкус. Продавщица при появлении Сесили с чернокожим ребенком за руку бросила на нее немного странный взгляд и потом следовала за ними по пятам, когда они стали прохаживаться вдоль рядов, выбирая для примерки те наряды, которые приглянулись Стелле.

– Ты просто картинка! – восхитилась Сесили, с улыбкой наблюдая за тем, как Стелла крутится возле зеркала, примеряя на себя платье бледно-оранжевого цвета с юбочкой, украшенной множеством воланов из тюля. – Отличный наряд для рождественского Сочельника. И так гармонирует с цветом твоей кожи! – Сесили даже прихлопнула в ладоши, не обращая ровным счетом никакого внимания на неодобрительный взгляд продавщицы. – Хорошо! А сейчас давай подберем тебе кое-что из теплых одежек, ладно?

Все обновки сложили в два объемных пакета и отправили вниз к Арчеру, в его машину. А Сесили со Стеллой, на которой сейчас уже было теплое красное пальтишко из натурального твида с бархатным воротничком и блестящими золотистыми пуговичками спереди и в тон к нему беретка, направились в отдел игрушек. Туда уже выстроилась длинная очередь из желающих посмотреть на Санта-Клауса. Такое впечатление, будто все родители, проживающие на Манхэттене, сговорились и привели своих ребятишек именно сегодня.

– Мама, взгляни! – воскликнул мальчик, стоявший перед ними. – Какая черная! Как негр! – Он ткнул пальцем в Стеллу.

– А ты белый, как моя Куйя! – огрызнулась в ответ Стелла и тоже ткнула в него пальцем. Судя по всему, обидные слова мальчика ее ни капельки не задели. А мать и сын в спешном порядке покинули очередь.

Сесили затаила дыхание в ожидании новых выпадов в адрес Стеллы, а девочка между тем с восхищением разглядывала кукол, выставленных на полках. Потом ее внимание привлек огромный медведь, почти в натуральную величину, который сидел возле колонны с колпаком Санта-Клауса на голове.

– Взгляни! – воскликнула Сесили. – Вон видишь, лев? Совсем такой, как у нас дома! – Девочка оторвалась от созерцания кукол и подбежала ко льву. Сесили неотступно следовала за ней.

– Но он ведь не настоящий, да?

– Конечно нет, – ответила Сесили, и Стелла тут же обхватила голову льва обеими руками.

– Мне всегда так хотелось пообниматься со львом, – весело хихикнула девочка, не обращая внимания на то, что мамаши и их детки в очереди тут же уставились на нее во все глаза.

– Знаешь что, милая? – обратилась Сесили к Стелле. – Давай не будем стоять в этой длинной очереди, чтобы увидеть Санта-Клауса именно сегодня. Пойдем-ка лучше купим подарки для Ланкенуа и моих родителей, вернемся домой и примемся за письмо Санта-Клаусу с нашими пожеланиями, напишем и положим его в печную трубу, как мы обычно делали. Не возражаешь?

Стелла бросила сокрушенный взгляд на мужчину, облаченного в красно-белый костюм, который восседал на специальном помосте, и тяжело вздохнула.

– Ты права, тут такая длинная очередь, – согласилась она.

Сесили не стала оглядываться назад, чтобы перехватить неодобрительные взгляды всех тех, кто внимательно проследил за их отступлением.

* * *

Вернувшись домой, Стелла уселась писать письмо Санта-Клаусу, Сесили устроилась рядом, запоминая все пожелания девочки. Первым в этом списке, конечно же, фигурировал огромный лохматый лев.

– Не представляю, как Санта-Клаус сможет спустить тебе этого льва через каминную трубу, – заметила Сесили, глянув на камин в своей спальне, возле которого они устроились, лакомясь сморсами, с некоторых пор эта сладость – шоколад и зефир вперемешку с крекерами Грэма – стала любимым лакомством Стеллы.

– Ты права, – согласилась с ней Стелла, сняла с вилки, которую держала перед ней Сесили, очередную клейкую зефирку и впихнула ее между шоколадкой и двумя крекерами, как научила ее Сесили. – Хотя Мишель рассказывал мне, что в прошлом году Санта-Клаус спустил ему по дымоходу велосипед. Значит, как-то же смог.

– Хочешь, я открою тебе один секрет? Я знаю одно местечко в Центральном парке, где обитает самый настоящий живой лев, – прошептала Сесили с заговорщицким видом.

– Правда?! Но ему, бедняжке, должно быть, очень холодно жить здесь среди снега, – воскликнула Стелла, подбегая к окну.

– О нет! Ничуть! В его распоряжении целый большой дом. А сейчас давай займемся упаковкой наших подарков. Подай мне вон ту красивую бумагу.

Искупав Стеллу перед сном, Сесили снова поспешила наверх, чтобы сделать Ланкенуа еще один укол пенициллина. Она поняла, что ее служанке действительно стало намного лучше, это было видно уже хотя бы по тому, что Ланкенуа закатила самый настоящий скандал, увидев иглу, и особенно протестовала против того, что Сесили собиралась уколоть ее в ягодицу.

– Ну, вот! Все сделано! – удовлетворенно констатировала Сесили, опуская ночную сорочку Ланкенуа. А потом пошла за Стеллой, чтобы привести ее к служанке.

– Знаешь, милая, мне надо отлучиться ненадолго, проведать одну свою старинную подругу, – объяснила Сесили девочке, поднимаясь вместе с ней в мансарду. – А ты пока побудешь с Йейо, ладно? Может, захочешь почитать ей какие-то забавные истории из той новой книжки про Винни-Пуха, которую мы тебе купили?

– Да, с удовольствием почитаю, – немедленно согласилась Стелла. – Только не задерживайся там долго, ладно, Куйя? – бросила она вдогонку, когда Сесили уже выходила из комнаты.

* * *

Снегопад наконец прекратился. Сесили вышла на улицу и уселась на заднее сиденье их семейного «Крайслера». Машина плавно покатила по Пятой авеню, обилие снега на тротуарах и проезжей части скрадывало шум движущегося транспорта. Пар из подземки, поднимающийся по вентиляционным трубам, растапливал снег, скопившийся на вентиляционных решетках. Они подъехали к отелю и остановились возле центрального входа. Сесили, выходя из машины, попросила Арчера подождать ее здесь.

– Я вернусь через полчаса, если не раньше, – сказала она, поднимаясь по ступенькам крыльца и вступая под зеленый балдахин, установленный над парадным входом в отель. Едва переступив порог, она тут же услышала джазовую музыку, доносившуюся из бара, и отметила про себя, что это не запись, а живое исполнение. Сесили подошла к дежурной на ресепшене и попросила ее сообщить Кики Престон о своем приезде. Сесили уже приготовилась услышать, что Кики никого не принимает, но каково же было ее удивление, когда дежурная сказала, что она может прямиком отправляться в номер Кики, который расположен на пятом этаже. Подойдя к номеру, Сесили осторожно постучала в дверь и услышала в ответ незнакомый женский голос.

– Здравствуйте, Сесили. Меня зовут Лилиан Тернер, – представилась женщина, открывая дверь. – Я – приятельница Кики. Пожалуйста, проходите. Кики чувствует себя сегодня не очень хорошо, но она сказала, что хочет увидеть вас, – добавила Лилиан шепотом, препроводив Сесили в огромную роскошную гостиную. Кики полулежала в кресле-качалке возле камина. Впервые за много лет Сесили увидела свою крестную без какого-либо макияжа. Но, несмотря на необыкновенную бледность лица, рассыпавшиеся по плечам темные волосы, изрядно тронутые сединой, она по-прежнему была очень хороша собой.

– Моя дорогая Сесили! – воскликнула Кики слабым голосом при виде крестницы. – Прости, что не встретила тебя как положено, но в последние несколько недель я чувствую себя крайне скверно. – Кики протянула руку Сесили, а другой загасила сигарету. – Ну как ты, милая?

– О, со мной все в порядке. Спасибо. Радостно снова очутиться на Манхэттене. Тем более после столь долгой разлуки.

– А я вот умираю, хочу назад в Кению. Этот мрачный город нагоняет на меня депрессию. Здесь никогда не увидишь голубого неба! – Кики подавила тяжелый вздох. – Лилиан, приготовь нашей гостье что-нибудь выпить. Что будешь пить, Сесили? Шампанское?

– Спасибо, ничего. Не хочу вас беспокоить, тем более что вам нездоровится. Я ведь заскочила буквально на минутку, чтобы вручить вам свой рождественский подарок.

– О, как это мило с твоей стороны, моя дорогая девочка! В последнее время у меня появилось ощущение, что Нью-Йорк полностью забыл про меня. Можно я открою и посмотрю, что там внутри?

– Конечно, можно. Хотя, наверное, можно отложить и до Рождества, – предложила ей Сесили.

– Ах, мой ангел! – Кики дрожащей рукой тронула ее за локоть. – Вот единственный урок, который я хорошо усвоила за свою жизнь: никогда и ничего не надо откладывать на потом, ибо где гарантии, что мы увидим завтрашний день? – Глаза Кики заблестели от слез. – Так все же давай посмотрим, что за сюрприз ты мне приготовила.

– О, сущий пустяк. Я просто подумала…

– Но ты же не хуже меня понимаешь, что в подарке важен не его размер, разве не так? – Кики хитровато улыбнулась и вдруг стала похожа на себя прежнюю. Развернула упаковочную бумагу, взяла в руки небольшую продолговатую коробочку и открыла ее.

– Это фотография, на которой мы с вами запечатлены на фоне Мундуи-Хауса накануне моей свадьбы с Биллом. Алееки щелкнул нас тогда моим фотоаппаратом, – пояснила Сесили.

Кики внимательно глянула на фото, сделанное на закате солнца, на заднем фоне виднелась водная гладь озера Наиваша.

– Боже, как это мило! Какой чудесный подарок ты мне преподнесла! – Кики бережно прошлась пальцами по фотографии. – И мы обе здесь такие молодые, не правда ли? – Кики слабо улыбнулась, но в ее глазах снова заблестели слезы. – Большое тебе спасибо, Сесили. Ты такая славная девочка, и я очень тебя люблю. И всегда любила. Лилиан, поставь, пожалуйста, фотографию на каминную полку, чтобы я могла видеть ее.

Лилиан послушно сделала то, о чем попросила ее Кики, а та схватила Сесили за руку:

– Скажи мне, милая, ты счастлива?

– Думаю, да. Я счастлива.

– Послушай мой совет, девочка моя, и дай мне слово, что ты воспользуешься им. Всегда поступай так, чтобы и ты сама, и те, кого ты любишь, были счастливы. Потому что… потому что наша жизнь так скоротечна и все мы в любой момент можем покинуть сей бренный мир. А потому, Сесили, не растрачивай свою жизнь на пустяки, ладно? Реши для себя, кто тебе важнее всего, и немедленно прилепляйся к этим самым дорогим тебе людям. Обещаешь мне?

– Конечно, обещаю, Кики. Но вы уверены, что с вами все в порядке? Я знаю одного очень хорошего врача…

– О, за меня можешь не волноваться, милая. Я в полном порядке. Ступай сюда и крепко обними свою крестную.

Сесили наклонилась к Кики, и та сама обняла ее с такой силой, что буквально вонзилась в ее ребра своими длинными пальцами с ярко-красным маникюром.

– С наступающим Рождеством тебя, милая. Будь счастлива, – промолвила Кики, разжимая объятия, и снова ее глаза наполнились слезами. – Обязательно постарайся быть счастливой, договорились?

– Договорились. И вам, Кики, тоже счастливого Рождества.

Лилиан проводила Сесили до дверей.

– Вы уверены, что с ней все в порядке? – снова повторила свой вопрос Сесили, слегка понизив голос, когда они вышли в холл. – Она… она производит впечатление подавленного и крайне удрученного человека.

– Да, она все еще скорбит по своему сыну, – шепотом ответила Лилиан. – К тому же она никогда не любила Рождество. Потому что этот праздник особенно остро напоминает ей, скольких близких она потеряла за последние годы. Всех тех, кто уже никогда не сможет встретить Рождество вместе с ней. А в остальном… Можете не беспокоиться. Думаю, как только отшумят эти праздники, ей сразу же полегчает. Всего вам доброго.

– До свидания.

44

На следующее утро Сесили проснулась с радостным предвкушением наступающего Рождества и сегодняшнего Сочельника. Совсем как в детстве. В холле на серебряном подносе для писем она с удивлением обнаружила приглашение, адресованное лично ей.

МИССИС ТЕРРЕНС ДЖЕКСОН ИМЕЕТ ЧЕСТЬ

ПРИГЛАСИТЬ миссис Билл Форсайт

НА ВСТРЕЧУ ВЫПУСКНИЦ КОЛЛЕДЖА ВАССАР.

Встреча состоится у нее дома, во вторник, 3 января 1947 года

по адресу:

18, улица Джоралемон, Бруклин, Нью-Йорк 11021

Просьба ответить.

Сесили крайне удивилась, получив приглашение, ибо никогда не числилась среди близких подруг Розалинды. Та в годы учебы в колледже водилась с девчонками, которых больше интересовали вопросы политики и всякие интеллектуальные темы, чем губная помада или мальчики. Сесили всегда чувствовала некоторое превосходство Розалинды, державшейся если и не надменно, то с явным отчуждением по отношению к остальным, а потому она с самого начала решила, что не подходит для их компании.

– Вот так да! Тебе оказана невиданная честь! Суаре, которые устраивают у себя дома Розалинда и ее муж, считаются одними из самых престижных в Нью-Йорке, куда мечтают попасть буквально все. На одном из таких вечеров у нее присутствовала даже сама миссис Рузвельт, – тут же прояснила сестре всю картину Мейми, которая специально заскочила к ним домой на пару минут, чтобы оставить большой пакет с подарками. – Кстати, ее у нас почитают как самую рьяную феминистку. Обязательно сходи!

– А знаешь что, Мейми? Пожалуй, я схожу, – улыбнулась в ответ Сесили и, распрощавшись с сестрой, поспешила наверх, чтобы сделать очередной укол Ланкенуа.

Оставив Стеллу на кухне под присмотром Мэри и поварихи Эсси, которая как раз готовила самые разнообразные угощения к сегодняшнему Сочельнику, Сесили поспешила к себе в спальню, чтобы приготовить чулки с подарками для Стеллы и Ланкенуа. Отдельно в сторонке лежала уменьшенная копия того кудлатого льва, который привел в такой неописуемый восторг Стеллу, когда они посещали универмаг «Блумингдейл». Его она завернет в подарочную бумагу. Сесили напомнила себе не забыть позвонить Биллу, который ранее сказал ей, что собирается встречать Сочельник в кругу своих старых армейских друзей в клубе Мутаига. Оставалась еще одна деликатная проблема: как убедить родителей, чтобы те позволили Стелле присутствовать на завтрашнем рождественском обеде.

Негромкий стук в дверь вывел Сесили из ее размышлений.

– Кто там? – спросила она.

– Это я, мама. Мне надо срочно переговорить с тобой!

– Входи, мама!

Доротея вошла в комнату, на ее лице читался неприкрытый ужас.

– Что случилось, мама? У тебя такой вид, будто ты только что столкнулась с привидением.

– Боже мой, Сесили! Боже мой! – Доротея издала глубокий вздох. – Кики… Она мертва!

– Что?! Не может этого быть, мама! Я только вчера виделась с ней, и она прекрасно выглядела, правда, была немножко не в настроении, но… Что случилось?

Доротея подошла к креслу и опустилась в него.

– Несколько минут тому назад мне позвонила ее мать. Кики нашли мертвой, лежащей на земле на заднем дворике за отелем «Стэнхоуп». Она… – Доротея нервно сглотнула слюну. – Она, скорее всего, выпрыгнула из окна своей спальни. На ней была ночная пижама.

– О боже! О боже мой! Но ты точно уверена, что это Кики?

– Еще как уверена! Или ты думаешь, что Хелен не узнает свою родную дочь?

– Прости, мама, но я настолько потрясена, что сама не понимаю, что несу.

Но так ли это на самом деле, подумала Сесили про себя, обхватив безутешно рыдающую мать за плечи и что есть силы прижимая к себе. Внезапно ее осенило… Получается, что вчера вечером Кики, можно сказать, попрощалась с ней…

– Они постараются сохранить эту новость в тайне, по крайней мере до наступления Рождества. Но, уверена, газетчики уже давно обо всем пронюхали! Не пройдет и пары минут, как во всех газетах появятся публикации, посвященные Кики, и все набросятся на эту новость, словно стая стервятников, начнут с упоением копаться в ее прошлом, а вскоре уже вся Америка сможет сполна насладиться чтением за завтраком захватывающих историй о скандалах, в которых когда-то была замешана Кики. Ах, Сесили, я ведь обожала Кики. Нас столько лет связывали самые сердечные дружеские отношения. И к тебе она была необыкновенно добра, правда ведь?

– О да, мама. Кики была очень добра ко мне, – ответила Сесили, отчаянно пытаясь не расплакаться.

– И как это ужасно, что мы с ней так и не встретились! А ведь я – одна из самых старых ее подруг. Если бы я только знала, что она пребывала в таком миноре, я бы сделала все от мебя зависящее – да именно так! – все от мебя зависящее, чтобы помочь ей, – пробормотала Доротея сквозь слезы.

– Мама, я сейчас позвоню, чтобы Эвелин принесла нам сюда немного бренди. Надо же как-то успокоить свои нервы, хоть немного.

– Ах, Сесили! Не представляю, как я переживу нынешнее Рождество, зная, что ее больше нет с нами! Какие уж тут праздники…

– Знаешь, мамочка, а я вот уверена, что Кики захотела бы, чтобы мы отпраздновали встречу Рождества как обычно. Она ведь была одной из самых известных светских красавиц здесь в Нью-Йорке, обожавшей всякие развлечения и праздники. И только вчера вечером она напутствовала меня, сказала, что я сама должна решить, что делает меня счастливой, и смело идти вслед за своим счастьем. А потому завтра мы принарядимся в свои самые лучшие платья, в том числе и в память о ней. – У Сесили дрогнул голос. – Будем праздновать в память о ее жизни. Ладно?

Доротея уныло кивнула в знак согласия, потом взяла у Сесили носовой платок, вытерла слезы и поднялась с кресла. Мать медленно побрела к дверям неуверенной походкой, будто двигаясь во сне.

– Я сейчас пойду к твоему отцу, – вздохнула она, открывая дверь. – Надо же рассказать ему о случившемся.

* * *

Вечером Сесили отправилась к себе в спальню, понимая, что сейчас не самое подходящее время для того, чтобы начинать разговор с мамой о том, позволит ли она Стелле присутствовать завтра за их семейным праздничным обедом. Всю ночь Сесили снились какие-то кошмары, будто Кики разговаривала с ней, сидя в своей пижаме на облаке, и призывала определиться наконец с тем, что действительно важно в этой жизни. Сесили проснулась на рассвете и сразу же ощутила подступившие к глазам слезы, стоило ей только вспомнить, какая трагедия случилась накануне. Несколько минут Сесили собиралась с силами, чтобы встать с постели. Наконец она сползла с кровати и, нацепив на себя халат и приклеив на лицо самую лучезарную улыбку из всех, что она могла изобразить, поплелась в спальню Стеллы. Девочка сидела на постели и самозабвенно сосала леденец, губы ее были перемазаны шоколадом, которым она уже успела полакомиться, достав его из рождественского чулка.

– Привет, Куйя! – приветствовала она Сесили со счастливым личиком и немедленно показала ей игрушечного льва, который лежал у нее на коленях. – Наверное, Санта-Клаус специально уменьшил его, чтобы он пролез через трубу, – рассудительно заметила Стелла. – Как думаешь, он потом подрастет? – спросила она, широко распахнув глаза в ожидании ответа.

– Не знаю, милая, но все может быть, ведь это же не просто лев, а волшебный лев.

– Я решила назвать его Счастливчиком. Потому что я и сама счастливчик! – весело рассмеялась она и потянулась к Сесили, чтобы обнять ее, а та в ответ крепко сжала ее в своих объятиях.

– Ой, Куйя! Ты меня сейчас задушишь! – Стелла глянула на Сесили. – А почему ты плачешь? Тебе грустно, да?

– Нет-нет! Все замечательно! Вот собираюсь сейчас пойти позвонить дяде Биллу, поздравить его с Рождеством. Я уже соскучилась и по нему, и по нашему дому.

– Я тоже соскучилась, но и здесь мне очень нравится, – откликнулась Стелла, снова переключив свое внимание на Счастливчика.

Не переодеваясь и не снимая халата, Сесили пошла вниз, в кабинет отца, чтобы позвонить оттуда: ей вдруг отчаянно захотелось услышать голос Билла, сообщить мужу страшную новость о Кики. Через какое-то время ее соединили с клубом Мутаига. Трубку снял Али, и Сесили невольно улыбнулась, услышав знакомый голос.

– Здравствуйте, Али. Это миссис Форсайт вас беспокоит. А мистер Форсайт у вас?

– С Рождеством вас, миссис Форсайт, – откликнулся Али. – Хотя спешу выразить вам и свои соболезнования. Мы уже наслышаны об ужасной смерти миссис Престон.

– Спасибо, Али, – ответила Сесили, мысленно поразившись тому, как быстро распространяются новости, и хорошие, и плохие. – Я хочу поговорить с мистером Форсайтом. Вы не могли бы пригласить его к телефону?

– К сожалению, не могу. Несколько часов тому назад мистер Форсайт отбыл на охоту.

Сесили почувствовала, как свинцовая тяжесть сдавила ей грудь.

– Пожалуйста, передайте ему, когда он вернется, что звонила жена и что ей очень нужно переговорить с ним. Он знает мой телефон в Нью-Йорке. Спасибо, Али. Я тоже поздравляю вас с Рождеством, всего вам самого доброго.

Она положила телефонную трубку на рычаг и уселась в папино кожаное кресло, чтобы немного успокоиться и взять себя в руки. Все повторяется снова. Вот и опять именно тогда, когда ей так нужен муж, его невозможно нигде отыскать.

* * *

В полдень, незадолго до того, как на обед должны были приехать сестры со своими семьями, Сесили отвела Стеллу на кухню, перепоручив ее заботам слуг, которые уже вовсю хлопотали над рождественским угощением.

– Ой, вы только посмотрите на нее! Не девочка, а картинка! – воскликнула повариха Эсси и широко улыбнулась Стелле. – Ступай-ка сюда, будешь помогать тете Эсси раскладывать эти пирожки.

Стелла в своем нарядном оранжевом платьице, совершенно не подходящем для кухонных работ, тем не менее с готовностью ринулась помогать Эсси.

– Поздравляю всех с наступившим Рождеством! – обратилась Сесили к присутствующим. – Кто-нибудь может отнести немного бульона моей служанке наверх? Она сегодня впервые изъявила желание хоть что-то поесть.

– Конечно, сейчас отнесем. Что за проблемы? – откликнулась Эсси. – И не волнуйтесь, мисс Сесили, за девочку. Мы тут за ней присмотрим и накормим как положено. Правда, Стелла?

– Очень на это надеюсь, – ответила Стелла.

– Ты только посмотри на нее! Ни дать ни взять, разговаривает и ведет себя, словно белая леди! – рассмеялась в ответ Эсси.

* * *

Несмотря на призыв Сесили постараться отпраздновать Рождество без излишнего уныния, рождественский обед в их доме очень был похож на траурную трапезу. Мейми и Присцилла приехали на обед вместе со своими семьями, и все сестры старались, как могли, поднять настроение Доротеи, но та была безутешна.

И сразу же по завершении трапезы уединилась у себя в комнате.

– По-моему, мама совершенно сломлена этим несчастьем, – заметила Мейми, обращаясь к Сесили.

– Что и понятно, Кики ведь была ее лучшей подругой.

– Все так, но в последние годы они виделись крайне редко, считаные разы, можно сказать. А вот ты после переезда в Африку прожила рядом с ней столько лет. К тому же в последний раз виделась с ней в тот самый роковой вечер, когда она решила свести счеты с жизнью. И что? Ты сильно убиваешься?

– Вне всякого сомнения, Мейми, для меня это тоже очень страшная потеря, хотя… Видишь ли, мне кажется, что у Кики просто не осталось никаких надежд. А когда умирает надежда… Ну, ты же понимаешь…

– Понимаю, – ответила Мейми. – Тогда у человека больше ничего не остается. Что ж, нам пора домой. Самое время уложить этих маленьких чудовищ в постель.

Сесили тепло распрощалась с сестрами и их мужьями, Вальтер отправился к себе в кабинет немного подремать после обеда, а она снова вернулась в гостиную. Подошла к огромной рождественской елке, так обильно украшенной шарами и прочими игрушками, что из-за них невозможно было даже разглядеть лапы ели.

Сесили снова подумала о своем муже: ведь он сейчас один посреди африканских равнин. Но почему-то образ Билла никак не вязался с красивой обстановкой этой гостиной. Да, здесь, на Манхэттене, он точно был бы инородным телом.

«А для меня этот дом по-прежнему родной? – задалась она резонным вопросом. – Или я уже всецело принадлежу Африке и мое место рядом с Биллом?» Вот вопрос, ответа на который у нее пока не было.

* * *

На следующий день после Рождества Доротея по-прежнему сидела взаперти в своей комнате наверху, продолжая скорбеть о гибели подруги. А Сесили решила воспользоваться ситуацией и показать Стелле Нью-Йорк.

И первой остановкой в ознакомительной экскурсии по городу стал Центральный Парк. Сесили купила Стелле кулек жареных каштанов и показала девочке, как их надо правильно чистить и есть еще горячими. В зверинце, расположенном на территории Центрального Парка, Стелла пообщалась со львом в вольере и даже обратилась к нему на своем родном языке масаи.

– В конце концов, это же его родной язык, – наставительно заметила она Сесили, которая с трудом удержалась от смеха, услышав аргументацию девочки.

Потом они проехались по оживленным улицам Нью-Йорка. Стелла ахала от восхищения, любуясь красивой иллюминацией на Таймс-сквер, с не меньшим интересом разглядывала величественные небоскребы типа Эмпайр-стейт-билдинг или здания офиса компании «Крайслер». С наступлением сумерек они полакомились в одном из кафе горячим шоколадом со взбитыми сливками, а потом Сесили повела Стеллу на открытый каток в «Рокфеллер Центре». Ухватившись за руки, они неспешно заскользили по льду, весело хихикая и объезжая толпы людей, заполнивших весь каток.

В этот вечер Сесили заново открыла для себя свой родной город, взглянув на него глазами Стеллы. И снова почувствовала, как же она любит Нью-Йорк и эту его неповторимую, совершенно волшебную атмосферу рождественских праздников. Наверное, ее чувства обострились еще и потому, что впереди уже маячила скорая разлука с Нью-Йорком: ведь в конце января они собираются в обратный путь, а потому Сесили решила воспользоваться оставшимся временем, чтобы насладиться любимым городом.

У себя на ферме «Райский уголок», в глуши, вдали от всех культурных благ цивилизации, ей так не хватало именно культуры. Зато сейчас она вместе с сестрами постаралась просмотреть все последние бродвейские шоу. С огромным удовольствием обновила весь свой гардероб, благо у нее появилась возможность продемонстрировать свои обновки на публике. Сестры в один голос не уставали повторять в разговорах с ней, что «выглядит она просто потрясно». А уж после того как Сесили сделала себе модную стрижку у личного стилиста Мейми, даже она сама, разглядывая себя в зеркале, была вынуждена признать, что не такой уж она гадкий утенок, каким всегда привыкла себя считать.

– На тебя же все оборачиваются, – отметила Присцилла с явной ноткой зависти в голосе, когда на Мэдисон-авеню на Сесили, как говорится, «положили глаз» сразу несколько весьма привлекательных джентльменов. А сама Сесили, столько лет проведшая в заточении в Африке, сейчас чувствовала себя как тот лев, которого наконец выпустили из клетки на волю.

Единственной печальной нотой, омрачившей общую радость и веселье первой недели после Рождества, стали похороны Кики. Народу пришло немного, потому что многие представители высшего нью-йоркского общества проводили свои рождественские каникулы за пределами города. К тому же Кики слишком долго прожила за границей, и круг ее общения в Нью-Йорке сузился до предела. Сесили вместе с отцом вывели Доротею из церкви, поддерживая ее с обеих сторон, да и потом, во время поминального обеда, тоже не отходили от нее ни на шаг. Впрочем, Сесили не преминула отметить про себя, что за обедом мама изрядно приложилась к спиртному. Сама же она уже в который раз подумала о том, что со смертью Кики закончилась целая эпоха не только в жизни ее матери, но и в ее собственной жизни.

* * *

После обеда Сесили вернулась от модистки, к которой ездила для того, чтобы обновить свои уже давно вышедшие из моды старые шляпки. Вошла в холл и услышала веселый смех, доносившийся из кабинета отца. Постучала в дверь, зашла в кабинет и увидела отца, сидящего со Стеллой на коленях.

– Добрый день, Сесили, – поздоровался с ней отец. – А мы тут со Стеллой разглядываем мой географический атлас. Я даже постарался показать ей, как рычит лев, а потом она попросила меня озвучить зебру, и я издал звук, как мне кажется, очень похожий на те, что издают зебры, но, судя по всему, вы, маленькая мисс, так не считаете, да? – закончил Вальтер, улыбнувшись девочке, а та тут же сползла с его колен и бросилась навстречу Сесили.

– Ты, Стелла, не сильно тут надоела мистеру Хантли-Моргану?

– Ничуть она мне не надоела, – ответил вместо девочки Вальтер. – Я ее обнаружил в своем кабинете за разглядыванием книг на стеллажах, и мы чудесно провели время вместе. Кстати, я попросил ее впредь называть меня просто Вальтером. Верно?

Стелла стеснительно кивнула головой.

– Она очень славная девочка, Сесили. И очень смышленая к тому же. Когда вы вернетесь в Кению, наверное, мать отправит ее в школу?

– Папа, в Кении пока нет школ для таких детей, как Стелла, но я стараюсь заниматься с ней индивидуально, учу ее читать и писать.

– Она обучает меня арифметике, – подала голос девочка, и ее лицо моментально стало серьезным.

– Вот как? Тогда давай поиграем в одну игру, в которую мы когда-то играли с Сесили, когда она была маленькой. Не возражаешь? Дважды два – сколько будет?

– Четыре.

– А три плюс четыре?

– Семь.

– Восемь и пять?

– Тринадцать, – без запинки ответила Стелла.

– Молодец! – улыбнулся Вальтер. – А давай-ка я усложню немного свои вопросы, ладно?

Через двадцать минут Вальтер шутливо поднял руки вверх, демонстрируя свое полное поражение, а Стелла продолжала горячо настаивать на том, чтобы он продолжил спрашивать ее.

– У меня, милая, уже закончились все вопросы, но ты действительно большая умница. На все вопросы дала правильные ответы. – Вальтер бросил взгляд на дочь. – А теперь обе ступайте к себе. Я тут ожидаю с минуты на минуту одного посетителя.

– Мне нравится Вальтер, – разоткровенничалась Стелла, когда они вместе отправились на кухню в поисках Ланкенуа. – Во всяком случае, он мне нравится гораздо больше, чем миссис Хантли-Морган, – добавила она, слегка пожав плечами, и тут же вперила свой взгляд в шоколадный торт, стоявший посреди кухонного стола. – А вот это мне нравится больше всего! – хихикнула она, указав пальчиком на торт.

– Как ты себя чувствуешь, Ланкенуа? – поинтересовалась Сесили.

– Хорошо, – кивнула в ответ Ланкенуа. – А когда мы вернемся домой, миссис Сесили?

– О, уже совсем скоро, через несколько недель, – ответила та и посмотрела на Мэри: – Ты бы не могла подать мне кофе в комнату? Ровно в пять я снова уезжаю, а мне еще надо переодеться.

– Конечно, мисс Сесили. Сейчас подам.

У себя в комнате Сесили замерла возле зеркала, прикидывая, что бы ей сегодня надеть на встречу бывших выпускниц колледжа Вассар. Насколько она помнит, Розалинда всегда была равнодушна к моде, а потому в итоге Сесили остановила свой выбор на простеньком черном платье для коктейлей. Быстро выпила свой кофе и попросила Мэри, чтобы та велела Арчи подать машину к подъезду. По дороге в Бруклин Сесили заметно нервничала, так как по-прежнему не представляла себе, с какой целью Розалинда пригласила ее к себе. Адрес, по которому она проживала в Бруклине, стал, по словам Присциллы, в последнее время очень модным, особенно среди молодежи. Правда, как заметила Доротея, там до сих пор полно ирландцев. Их семьи продолжают жить в своих старых домах и после того, как было завершено строительство Бруклинского моста.

– В этом районе много красивых старинных особняков, – заметил Арчер, когда они проезжали по улицам Бруклина. – Одно время здесь царило некоторое запустение, но сейчас сюда переезжают многие состоятельные люди, такие как ваша подруга, которые, имея достаточно денег, могут позволить себе любой дом по своему вкусу. Нью-Йорк постоянно меняется, не правда ли, мисс Сесили?

Машина остановилась возле опрятного каменного особняка, гораздо более презентабельного, чем обветшалые дома по соседству. Сесили вышла из машины.

– Я пробуду не больше часа, – сказала она Арчеру и направилась по ступенькам крыльца к парадной двери.

– Сесили! Как же здорово, что ты все же смогла вырваться! – воскликнула Розалинда, приветствуя ее у входа. Ее темные волосы были коротко подстрижены, как у Мейми. Розалинда радушно улыбнулась своей гостье и провела ее в красивую гостиную, где уже было полно молодых женщин, причем многие явились на встречу в брюках. На их фоне Сесили показалась себе страшно старомодной и чересчур разодетой.

– Что будешь пить? Пиво? Шерри? – спросила у нее Розалинда, подводя к тележке с напитками.

– Если можно, шерри, пожалуйста. А я тут кого-нибудь знаю?

– Конечно. Тут же все наши, за небольшим исключением. Последние нью-йоркские сплетни донесли до меня, что ты совсем недавно вернулась из Африки? – спросила Розалинда. – Мы тут все просто сгораем от нетерпения послушать тебя. Я права, Беатрикс?

Чернокожая женщина скользнула по Сесили доброжелательным взглядом широко расставленных глаз.

– Ты права, Розалинда, – согласилась она с хозяйкой дома. – Особенно если вспомнить, что наши предки родом из Африки.

Сесили уставилась на женщин непонимающим взглядом.

– Не смущайся, Сесили! – хохотнула Розалинда. – Большинство людей не принимают меня за негритянку, какой я являюсь на самом деле. Наверняка среди моих предков имеются и какие-то белокожие бродяги и мошенники, но зато цвет моего сердца такой же черный, как и у Беатрикс. В колледже об этом никто не подозревал до тех пор, пока я не получила степень. Ты же не хуже моего знаешь, Сесили, какие у них там взгляды в Вассаре. Если бы им дали волю, то такие, как мы, мыли бы полы, а не сидели бы в аудиториях рядом с такими, как вы. Правда, времена меняются, медленно, но все же меняются, имей эту в виду. Так, хоть и с большой неохотой, но в 1940 году они были вынуждены принять Беатрикс в свои стены, а в других колледжах квоты для обучения цветных студентов стали еще выше. Так что можешь самолично поприветствовать негритянку, которая официально первой получила степень в нашем колледже Вассар.

– Надеюсь, я стану первой из многих других, кто последует за мной, – улыбнулась Беатрикс. – Сейчас я учусь в Йельском университете на медицинском факультете. И там я столкнулась с другими проблемами, не связанными с цветом моей кожи. На первый план выходит уже то обстоятельство, что я – женщина. Получается такой двойной удар, да, Розалинда?

– Думаю, ты со всем этим справишься, – ответила Розалинда и показала на укромный уголок в дальнем конце комнаты. – Пошли туда, Сесили, и мы с удовольствием послушаем твои рассказы об Африке. Ты ведь в настоящее время живешь в Кении, да?

Для начала Сесили поведала собравшимся уже ставшие для нее традиционными истории о сафари, львах, ядовитых змеях и прочей экзотике, но очень скоро Розалинда прервала ее:

– Расскажи нам, какие права имеют негры в колониальных странах. Есть ли там какие-то партии активистов, выступающих в защиту этих прав?

– Насколько я знаю, нет.

– И это притом, что Кения – страна с преимущественно черным населением. Выходит, что белое меньшинство продолжает управлять коренным населением страны. Я права? – спросила у нее Беатрикс.

– Да, именно так все и обстоит в действительности. Хотя, как мне известно, после войны, когда многие кенийцы добровольно отправились воевать за короля и за родину…

– За свою родину, а не за короля, – перебила ее Беатрикс.

– Да, конечно, – поторопилась согласиться с ней Сесили. – И при этом многие из них искренне верили в то, что их жизнь станет лучше, если они сумеют защитить свою страну. Но когда все эти люди вернулись с фронта, то увидели, что, в сущности, ничего в их жизни не поменялось. На самом деле, по словам моего мужа, их жизнь стала еще хуже, чем была до войны.

– Как, по-твоему, напряжение в стране растет? – спросила у нее Розалинда.

– Несомненно, – ответила Сесили, вспомнив о разговоре, который состоялся у них с Биллом пару месяцев тому назад. – Так, к примеру, кикую – это самая большая по численности народность в Кении – больше не намерены мириться с вопиющим отношением к ним со стороны белых господ. Ведь в Кении практически отсутствует медицинская помощь для местного населения. Лично мне известна лишь одна больница для чернокожих в том регионе, где я живу, да и то она финансируется не за счет государства, а из благотворительных фондов. А уж если говорить об образовании…

– Расскажи нам об этом поподробнее, – прервала ее Розалинда. В ее глазах вспыхнул неподдельный интерес к предмету разговора. – Думаю, у вас с образованием чернокожих дела обстоят точь-в-точь, как и у нас в Штатах, хотя здесь, по крайней мере на словах, декларируется право на образование и для белых, и для черных, и дети с разным цветом кожи учатся вместе за исключением пока южных штатов. Но, разумеется, количество белых учеников в разы превышает число темнокожих, к которым и отношение откровенно недоброжелательное, особенно со стороны преподавательского состава. Я это сполна прочувствовала на себе, когда училась в старших классах.

– Я занимаюсь с дочерью своей служанки. Учу ее читать и писать, мы с ней решаем всякие арифметические задачки… Она очень способная девочка.

– Это хорошо. – Розалинда бросила выразительный взгляд на Беатрикс, потом снова повернулась к Сесили: – У меня пятилетняя дочь, и мне очень не хотелось бы, чтобы она столкнулась с теми же проблемами, которые были и у меня в годы учебы. Хочу, чтобы моей девочке ничего не угрожало, чтобы она училась в доброжелательной среде, где бы ее ценили и понимали, чтобы обошлось без разного рода издевательств со стороны ее одноклассников или предвзятого отношения к ней со стороны учителей. Так вот… Сейчас я как раз занимаюсь организацией небольшой школы прямо у себя на дому. Мы с Беатрикс уже отобрали группу способных чернокожих детей, которых мы знаем и которым намерены дать образование с последующим поступлением в один из колледжей так называемой «Лиги плюща», объединяющей в одну ассоциацию восемь частных университетов на северо-востоке США.

– Нашим детям необходимо изучать ролевые модели поведения в современном обществе, если они сами захотят стать частью этого общества. Но для начала они должны поверить в себя, поверить в то, что им по плечу любая задача, а мы уж постараемся на деле показать им, что они это могут, – добавила Беатрикс с горячностью в голосе, выразительно сверкнув при этом глазами.

– Так ты говоришь, что обучаешь дочь своей служанки? – переспросила Розалинда у Сесили.

– Да, и Стелла – так зовут девочку – впитывает в себя знания словно губка.

– А ты не могла бы привести ее к нам? По-моему, она подходящий кандидат для нашей будущей школы. А если тебе интересно, то я с радостью приму дополнительную помощь по обучению детей. Беатрикс очень загружена в своем Йельском университете, где изучает медицину, так что я в основном пока верчусь одна, решая все организационные и прочие вопросы.

– Для меня все то, о чем ты рассказала мне, Розалинда, звучит как самая настоящая фантастика, – выпалила Сесили на одном дыхании. – Я и мечтать ни о чем подобном не могла для Стеллы.

– А мы в равной степени были бы очень рады заполучить тебя в качестве нашего педагога. Насколько я помню, ты в колледже специализировалась по истории, да?

– Да, но экономические дисциплины привлекали меня гораздо больше. Скажу без ложной скромности: у меня голова хорошо варит в математике.

– Зато Розалинда – гуманитарий в чистом виде. Вот вы двое плюс я, когда сумею вырваться из университета и мы сможем распределить между собой все предметы. – Беатрикс издала короткий смешок. – Не забывайте, в свободной стране все возможно, особенно если мы сами постараемся.

– А когда мне можно будет привести к вам Стеллу?

– Как можно скорее. Официально учебный семестр стартует уже на следующей неделе. Давай договоримся на пятницу, – предложила Розалинда.

– Отлично! – воскликнула Сесили.

Беатрикс и Розалинда проводили ее до дверей. Прощаясь, Розалинда вдруг бросила на Сесили загадочный взгляд.

– Как смотришь, Сесили? Может, хочешь поучаствовать в нашей акции протеста?

– Я… Я не знаю… А против чего вы протестуете?

– Жилищная проблема в Гарлеме просто ужасающая. Собственно, с попустительства властей там сейчас образовалось самое настоящее негритянское гетто. Жуткая скученность людей, перенаселение, не говоря уже о постоянном проявлении избыточной силы со стороны полиции, пытающейся удержать ситуацию под контролем. Нынешний мэр Нью-Йорка мистер О’Дуайер с пониманием относится к нашему сообществу…

– В противном случае ему не заполучить наши голоса на выборах! – подала голос Беатрикс.

– Ну, это как будет, хотя кое-что он нам пообещал, и мы сейчас заставляем его выполнять обещанное. На следующей неделе мэр собирается выступить перед прихожанами Абиссинской баптистской церкви, мы там тоже будем присутствовать, а заодно и напомним ему, что сейчас стоит на кону, – продолжила Розалинда. – Было бы замечательно, Сесили, если бы ты тоже подтянулась к нам. Ты бы стала бесценным пополнением в наших рядах.

– Я… Хорошо, я подумаю, ладно?

– Да о чем здесь думать? – возмутилась Беатрикс. – Все ведь проще простого: вот это – плохо, а это – хорошо; вот это – жизнь, а это – смерть. Вам-то, живущей в Африке, это известно еще лучше, чем нам. Так что присоединяйтесь к нам, Сесили. Нам нужны представители белого населения, поддерживающие нашу борьбу за равноправие.

– Хорошо, я приду, – согласилась Сесили. – Но сейчас мне действительно уже пора домой. До свидания.

– Я позвоню тебе на днях, сообщу, где встретимся! – крикнула ей вдогонку Розалинда.

Арчер открыл дверцу автомобиля, и Сесили уселась на заднее сиденье.

– Прости, Арчи, я немного задержалась.

– Все в порядке, мисс Сесили. Ну как прошел вечер? – поинтересовался он, когда они миновали Бруклинский мост и поехали в сторону Манхэттена.

– Все было… все было просто изумительно! – негромко воскликнула она в ответ.

45

В следующую среду Сесили оделась поскромнее, как они о том и договорились с Розалиндой, и отправилась на встречу с ней. Стеллу она оставила на попечение Ланкенуа, которая уже совсем оправилась после болезни. Сесили села в машину и попросила Арчера отвезти ее в Гарлем.

– Прошу прощения, мисс Сесили, куда? – переспросил он, открывая ей заднюю дверцу «Крайслера».

– Ты не ослышался, Арчер. В Гарлем. Остановишься возле Абиссинской баптистской церкви. Адрес: 138-я Западная улица, дом 132, – зачитала Сесили по бумажке, адрес она записала во время телефонного разговора с Розалиндой.

– А ваши родители в курсе, куда вы сейчас едете? – спросил шофер после короткой паузы.

– Конечно, – бодро солгала Сесили, немного разозлившись на то, что Арчер обращается с ней, взрослой замужней женщиной, как с маленьким ребенком.

– Как скажете, мисс Сесили.

Сесили с некоторым страхом уставилась в окно автомобиля, который вез ее в Гарлем, потому что, несмотря на всю свою браваду, с которой она только что продиктовала адрес Арчеру, она еще никогда не бывала в этом районе Нью-Йорка. Небоскребы Пятой авеню и Мэдисон-сквер уже остались позади, машина медленно ехала по авеню Ленокс. Белых лиц почти не видно, публика преимущественно цветная: все оттенки черного и коричневого. Внезапно Сесили почувствовала себя в родном городе словно рыба, выброшенная на берег. Чернокожие ребятишки сидели на крылечках каких-то заброшенных лачуг и с любопытством пялились на проезжающий мимо «Крайслер», витрины многих магазинчиков и лавчонок были заколочены досками, мусорные баки на улице переполнены ржавыми железными банками и прочим мусором. Несмотря на то что шел уже 1947 год, складывалось такое впечатление, будто снова окунаешься в тяжелую атмосферу начала тридцатых, во времена Великой депрессии.

Но вот Арчер остановил машину. Сесили увидела впереди красивое здание церкви в готическом стиле. Прямо перед церковью уже собралась большая толпа протестующих. Арчер вышел из машины и открыл дверцу.

– Я припаркуюсь в самом конце улице, на углу Ленокс авеню, что напротив, – сказал он. – Если возникнут какие-то проблемы, бегом ко мне, я вас буду ждать, договорились? Но вы уверены, что здесь все нормально?

– Да, Арчер, уверена. Большое спасибо. У меня здесь назначена встреча с подругами, – ответила Сесили, стараясь говорить уверенно, хотя в глубине души особой уверенности не испытывала. Она отошла от машины и направилась к толпе.

Многие из митингующих держали в руках самодельные плакаты с различными лозунгами типа «РАВНЫЕ ПРАВА ВСЕМ!» или «ЖИЛЬЕ ДЛЯ ВСЕХ!». Заметно нервничая, Сесили вплотную приблизилась к собравшимся, которые стояли лицом к помосту, установленному прямо на тротуаре рядом с церковью.

– А вот и ты! – услышала Сесили знакомый голос Розалинды, повернулась и увидела спешащую к ней подругу, облаченную в брюки и какую-то мужскую куртку. – Рада видеть тебя, – добавила Розалинда. – Тут у нас многие даже пари заключали между собой, делали ставки, придешь ты на наш митинг или нет. А вот это мой муж Теренс. – Розалинда показала на высокого чернокожего мужчину, стоявшего рядом с ней.

– Рад познакомиться с вами, Сесили, – тепло улыбнулся он и обменялся с Сесили крепким рукопожатием. – Мы высоко ценим ваше участие.

Сесили совсем не удивилась, увидев, что она одна из немногих белых, которые здесь присутствовали, но собравшиеся встретили ее доброжелательными улыбками, вежливо расступаясь перед ней и давая дорогу. Некоторые митингующие держали в руках термосы с кофе, пытаясь таким образом согреть себя на холоде. Сесили заметила одну молодую женщину с маленьким ребенком, которого та привязала к своей груди.

– Как долго все это продлится? – шепотом спросила Сесили у Розалинды.

– О, не более часа, я думаю, – жизнерадостно ответила та. – А получилось все очень здорово, да? Но это уж Беатрикс постаралась. Она у нас мастер по части мотивации народа. А вот и она сама! Легка на помине!

Рядом с ними возникла Беатрикс, глаза ее светились радостным блеском, волосы были заплетены в аккуратные косички и туго уложены вокруг головы.

– Сесили! Как хорошо, что вы пришли! Я…

Толпа вдруг зашумела, и Беатрикс глянула в ту сторону: на помост поднялись трое мужчин. В одном из них Сесили узнала по фотографиям из «Нью-Йорк Таймс» мэра города господина О’Дуайера. Рядом с ним стояли еще двое белых мужчин, один из них в форме начальника полиции внимательно разглядывал плакаты в руках митингующих.

– Гарлем! Для меня большая честь быть здесь сегодня вместе с вами! – начал свое выступление мэр, заговорив с сильным ирландским акцентом, и толпа приветствовала его радостными криками. Сесили глянула на лица собравшихся и неожиданно для себя тоже почувствовала, как ее охватывает возбуждение от всего, что происходит вокруг. Ведь эти люди пришли сюда, одержимые одной благородной целью: сделать мир лучше и добрее. Пожалуй, в последний раз она переживала такое же радостное воодушевление, когда приехала в Найроби на празднование дня победы. Беатрикс сунула ей в руку плакат, который гласил: «ГАРЛЕМ – ЭТО НЕ ГЕТТО!», и Сесили с гордостью вскинула его вверх. Она внимательно выслушала речь мистера О’Дуайера: он обещал уже в ближайшем будущем провести жилищную реформу, а также значительно улучшить финансирование школ. Мимо прошмыгнул какой-то фоторепортер, Сесили бросила быстрый взгляд в его сторону, когда совсем рядом с ней вдруг сверкнула вспышка его фотокамеры.

Толпа стала нажимать сзади, всем хотелось пробраться поближе к импровизированной сцене, чтобы получше разглядеть оратора. Кто-то сильно стукнул Сесили локтем в спину, и она едва не оступилась, но в эту минуту ее подхватила Розалинда и удержала от падения. Несмотря на свежий морозный воздух, Сесили почувствовала, как у нее вспотела спина, и поняла, какая теснота царит вокруг.

Но вот к микрофону подошел шеф полиции, и тотчас же в толпе послышался недовольный гул, Сесили зябко поежилась. Она вытянула шею, чтобы посмотреть, сколь велика собравшаяся масса людей, и с ужасом увидела, что они со всех сторон окружены плотным кольцом полицейских, у всех стражей порядка руки на дубинках, а лица невозможно разглядеть из-под синих форменных фуражек.

– А почему тут полиция? – шепотом спросила Сесили у Розалинды.

– Держись меня и Теренса, ладно? И тогда с тобой ничего не случится, – прошептала ей в ответ Розалинда.

– Убийцы! – вдруг неожиданно выкрикнула Беатрикс. – Эти копы напали на Роберта Бенди и застрелили его, хотя на тот момент он был без оружия и просто пытался спасти женщине жизнь. Грязные ублюдки!

По толпе прокатился рокот возмущения. Между тем полиция продолжала теснить собравшихся. Сесили жадно глотнула ртом воздух, чувствуя, как на нее напирают со всех сторон. Она уже не слышала, о чем говорят ораторы с трибуны, потому что рядом с ней не переставала выкрикивать что-то злое та женщинам с маленьким ребенком в переноске, а сам младенец стал громко плакать, мать отчаянно пыталась защитить его от пресса человеческих тел.

В воздух понеслись громкие вопли. Какой-то мужчина оттолкнул Сесили в сторону, чтобы избежать столкновения с полицейским, который двигался прямо на него с дубинкой наперевес, но не успел. Тогда он поднял плакат, отгораживаясь им, словно щитом, но полицейский сбил его с ног, и мужчина упал лицом в грязь, обхватив голову руками, защищаясь от сыпавшихся на него сверху ударов. Раздался пронзительный свист, следом послышалось лошадиное ржание. Сесили подняла глаза и увидела конных полицейских, приближающихся к протестующим, многие из которых уже стали разбегаться в разные стороны.

– Сесили! Держись рядом со мной! – Беатрикс схватила ее за руку и потащила туда, где виднелся просвет в цепи полицейских. Сесили послушно следовала за ней, уже ничего не видя вокруг. Они перешли на бег, лавируя среди других людей, тоже пытавшихся вырваться из западни и убежать в какое-нибудь безопасное место. Сердце колотилось как бешеное, но Сесили из последних сил старалась не прислушиваться к диким крикам боли, к глухим звукам ударов дубинками по человеческим телам. Внезапно ее кто-то сильно дернул и сбил на землю, она упала, но боковым зрением успела заметить, как Беатрикс схватили двое полицейских. Она отчаянно сопротивлялась, словно пойманная в силки дикая кошка, косички растрепались, густые пряди кудряшек выбились наружу, но полицейские потащили ее куда-то в сторону.

– Нет! Беатрикс! – крикнула Сесили во весь голос, пытаясь подняться с земли: резкая боль пронзила лодыжку. – Остановитесь! Она не сделала ничего плохого!

Сесили в ужасе огляделась вокруг. То, что еще совсем недавно начиналось как мирная демонстрация, мгновенно превратилось в дикий хаос.

– Арчер! – пробормотала Сесили, отчаянно пытаясь вспомнить, где именно он будет поджидать ее. Она сделала еще одну попытку встать на ноги, но лодыжка не слушалась, а к ней уже приближалась очередная волна митингующих.

«Наверное, сейчас меня схватят прямо здесь, на том самом месте, где я сижу», – подумала Сесили, и в этот момент услышала глубокий мужской баритон у себя над головой.

– Идти сможете? – спросил у нее какой-то белый мужчина, склонившийся над ней.

– Моя лодыжка…

– Обопритесь на мою руку.

Сесили взяла его за руку, и он рывком поставил ее на ноги, потом обхватил одной рукой за талию и потащил вперед, пробираясь сквозь толпу.

– Мой шофер… Он ждет меня на углу Ленокс авеню, где-то в конце этой улицы, – выдохнула она, неожиданно вспомнив все.

– Тогда идем туда, и как можно быстрее. Судя по всему, здесь сейчас начнутся уже более серьезные разборки.

И действительно, к этому моменту уже вовсю шли ожесточенные стычки между участниками митинга и полицейскими.

Когда они приблизились к перекрестку Западной 138-й улицы и Ленокс авеню, Сесили увидела свой «Крайслер» и показала на него.

– Там Арчер! – взвизгнула она, стараясь перекричать рев рукопашной схватки, завязавшейся позади них.

Мужчина схватил ее на руки и поволок к машине, добежал и тут же рывком открыл заднюю дверцу.

– Слава богу, вы живы, мисс Сесили! – воскликнул Арчер, включая двигатель. – Немедленно уезжаем отсюда!

– Берегите себя, мэм, – обратился к ней незнакомец, бережно укладывая ее на заднее сиденье. Он уже приготовился захлопнуть дверцу, но Сесили остановила его, увидев, что к машине приближаются двое полицейских с дубинками в руках.

– Арчер, подожди минутку! Сейчас же садитесь в машину, – крикнула она мужчине и, собрав остатки сил, схватила его за руку и почти силком втащила в салон автомобиля, как раз вовремя, потому что один из полицейских уже приготовился пустить в ход свою дубинку. – Арчер, трогай! Трогай, трогай, трогай!

Арчер прибавил газу, и машина рванула с места.

Но вот «Крайслер» отъехал достаточно далеко, и все кошмары остались позади, и только тогда все трое одновременно перевели дух.

– Не знаю даже, как мне отблагодарить вас за оказанную помощь, – вымолвила Сесили после некоторой паузы.

– Пустяки. Тем более что я тоже должен поблагодарить вас за то, что вы помогли мне только что, – ответил мужчина, откинувшись на спинку сиденья и полузакрыв глаза.

– Куда вас подвезти? Где вы живете? – спросила она у него.

– Пожалуйста, высадите меня возле ближайшей станции метро.

– Мы сейчас как раз подъезжаем к станции на 110-й улице, – подал голос Арчер.

– Вот и прекрасно. Это меня вполне устраивает, – откликнулся мужчина.

Арчер остановил машину.

– Могу я хотя бы узнать, как вас зовут? – спросила Сесили.

Какое-то мгновение мужчина колебался, потом сунул руку во внутренний карман, извлек оттуда визитку и вручил ее Сесили. После чего выбрался из автомобиля, громко хлопнув дверцей.

46

Спустя два дня Сесили проснулась поздно, лодыжка продолжала ныть и болеть, несмотря на все компрессы со льдом, которые она исправно прикладывала к больному месту на ночь. По дороге домой Сесили, вся в грязи, с прихрамывающей ногой, тем не менее взяла с Арчера слово, что он никому не проболтается об ее участии в митинге протеста в Гарлеме. И тот пообещал, правда с большой неохотой, что ничего не скажет ее родителям.

– Позвольте сказать, мисс Сесили, хотя это и не моего ума дела, что впредь я бы посоветовал вам держаться подальше от подобных мероприятий, – обронил Арчер, останавливая машину у парадного подъезда их особняка, и Сесили, собираясь с силами, чтобы выйти из машины, прочитала в его глазах нескрываемую тревогу и озабоченность.

– Спасибо, Арчер, за добрый совет, но я уже достаточно взрослый человек и отдаю себе полный отчет в том, что делаю, – ответила она ему с явным вызовом в голосе.

– Да, но только до тех пор, пока это не угрожает вашей собственной безопасности. Говорю же, вам не место в таких потасовках. Вы ведь леди.

Доротея все еще пребывала в состоянии глубочайшей меланхолии, продолжая скорбеть по Кики, а потому Сесили не составило особого труда прямо на ходу придумать убедительную версию случившегося: дескать, она просто не заметила вентиляционную решетку метрополитена и неудачно зацепилась за нее каблуком. Превозмогая боль, она кое-как вскарабкалась по лестнице в мансарду и обнаружила Стеллу в комнате Ланкенуа. Стелла тотчас же бросилась к ней навстречу, и Сесили крепко обняла девочку.

– Почему ты такая грязная, Куйя? Где ты была? – поинтересовалась у нее девочка.

– Да так, в одном месте, милая, – улыбнулась Сесили. – Я очень рада снова увидеть тебя.

* * *

В дверь ее спальни тихо постучали, и на пороге появилась Эвелин с кофе и тостами. Она поставила поднос на колени Сесили, а потом осмотрела ее ногу, лежавшую на подушке.

– Лодыжка выглядит сегодня намного лучше, мисс Сесили, – удовлетворенно констатировала Эвелин.

– Спасибо, Эвелин, – ответила Сесили, взглянув на служанку совершенно иными глазами. – Эвелин?

– Да, мисс?

– Тебе нравится работать на нашу семью?

– Что за вопрос, мисс Сесили! Я ведь работаю у вас столько лет, еще с тех самых пор, как вы были маленькой девочкой.

– Знаю, Эвелин, знаю. Но мне просто интересно… Может, ты мечтала о каких-то других возможностях в своей жизни?

Последовала долгая пауза, а потом Эвелин жизнерадостно ответила:

– Какие другие возможности, мисс Сесили? Я счастлива и безмерно благодарна судьбе за то, что имею эту возможность. Я действительно по-настоящему счастлива работать на вашу семью. И я всем довольна, мисс Сесили. А вы довольны моей работой?

– Конечно, довольна! – поспешила заверить ее Сесили и беспомощно добавила, понимая, что доверительной беседы не получилось: – Прости меня, Эвелин, пристаю тут к тебе с всякими глупыми вопросами. Но я просто…

– Если вам что-то потребуется, позвоните в колокольчик, мисс Сесили.

Эвелин вышла из комнаты, а Сесили снова откинула голову на подушку. После всех тех ужасов, свидетелем которых она оказалась, участвуя в недавнем митинге протеста, весь мир для нее одномоментно перевернулся вверх дном. Она не могла забыть искаженные от страха и боли лица протестующих, которых полиция силком тащила куда-то… Да и вообще все происходящее было вопиющим попранием всех человеческих норм, поражала именно эта полнейшая несправедливость и безнаказанность. Вчера ей позвонила Розалинда и сообщила, что Беатрикс и еще несколько десятков задержанных уже выпустили из тюрьмы.

– Правда, пришлось внести солидный залог, да и наш адвокат, представлявший их интересы в суде, тоже грамотно выполнил свою работу. Но как бы то ни было, а для Беатрикс это уже второе задержание. В будущем ей следует проявлять особую осторожность, – завершила свой рассказ Розалинда.

– Но ведь точно так же они могли бы напасть и на Стеллу, и все только потому, что она чернокожая. Боже, в каком страшном мире мы живем! – выдохнула Сесили, размышляя вслух.

«Ты живешь в мире, который в первую очередь обслуживает таких, как ты», – немедленно подсказал ответ мозг. Все привилегии в современном обществе для таких, как она, богатых, избранных, а самое главное – белых.

«Встань рядом с нами, пожалуйста», – вспомнила она слова Беатрикс, обращенные к ней.

Сесили глянула в окно своей спальни, откуда открывался прекрасный вид на Центральный парк, раскинувшийся внизу. В эту январскую пору он был усыпан снегом, который укутал своим белым пушистым покрывалом все вокруг. Все в этом небольшом уютном уголке Нью-Йорка дышало покоем и умиротворением. Но сейчас Сесили столкнулась и с оборотной стороной этой внешне безмятежной жизни, она своими глазами увидела, как творится насилие, как страдают ни в чем не повинные люди, и мир для нее уже никогда не будет прежним. Она невольно вспомнила фотографии немецких концлагерей, сделанные сразу же после того, как их освободили американские солдаты уже в самом конце войны. Тогда в ее голове тоже не укладывалось, что можно творить такое неслыханное зло и с такой беспримерной жестокостью. Но зато сейчас она уже знала точно: и в Америке, как и в Кении, всего лишь в каких-то паре сотен метров от ее дома люди живут совсем иной жизнью, чем она сама, и каждый день все они сталкиваются с точно такой же несправедливостью и попранием всех норм морали.

– А ведь многие наивно полагают, что Америка – это страна свободы, между тем никто из нас и палец о палец не ударил, чтобы исправить все те безобразия, которыми полнится наша повседневная жизнь и которые уже на собственной шкуре чувствуют все те, кто устремляется сюда, в эту якобы свободную страну, – прошептала Сесили.

Она наспех проглотила тост и неожиданно почувствовала необыкновенный прилив энергии и сил. Ей вдруг страстно захотелось снова встретиться с Розалиндой и Беатрикс, поговорить с ними по душам. Она и подумать не могла, чтобы обсуждать подобные темы с сестрами или с отцом, не говоря уже о матери. Можно только представить себе, какова бы была реакция Доротеи, узнай она, что ее дочь участвовала в протестах, стоя плечом к плечу с «этими неграми», для детей которых она старательно собирает деньги во всякие благотворительные фонды. Но при этом и помыслить не может, чтобы какой-то там негр переступил порог ее собственного дома. Для матери это равносильно тому, что впустить себе в дом жирную крысу из сточной канавы.

– Но я ведь не такая, как они, и это правда, – напомнила себе Сесили, допивая кофе. Откуда в ней эта неуемная жажда борьбы за справедливость, борьбы против всего, что она увидела два дня тому назад в Гарлеме? Почему в ее душе полыхает этот огонь возмездия?

«Потому что ты любишь дитя, которое называешь своей дочерью, – снова услужливо подсказало ей собственное сознание. – И именно поэтому ты должна бороться за ее будущее и будущее таких же детей, как она, потому что она не может…»

* * *

Днем Сесили попыталась сделать несколько робких шажков, опираясь на больную ногу, и почувствовала, что лодыжка встала на место и снова держит вес ее тела.

Пока мама предавалась в своей комнате послеобеденному отдыху, который в последние недели после смерти Кики с каждым днем становился все продолжительнее и продолжительнее, Сесили быстро нарядила Стеллу у себя в комнате и подвела ее к большому зеркалу, чтобы та могла полюбоваться на себя.

– А куда мы сейчас пойдем, Куйя? – спросила у нее девочка, поправляя ворот своего красного пальтишка.

– Мы сейчас поедем в одну школу, где полно таких же смышленых деток, как и ты. Хочешь познакомиться с ними?

– Хочу! – радостно взвизгнула Стелла. – А можно я возьму с собой Счастливчика? Пусть он тоже познакомиться с ребятами. – Она ухватила своего игрушечного льва за гриву.

– Можно, – разрешила Сесили.

* * *

Арчер остановил машину возле дома Розалинды. Снегопад только что прекратился, и выпавший снег еще не успел превратиться в грязную слякоть. Стелла залилась радостным смехом, ступая своими аккуратными ножками по чистому снегу и оставляя на нем крохотные следы.

– Спасибо, Арчер, – поблагодарила Сесили.

– Не за что, мисс Сесили. Я вас подожду. Буду ждать столько, сколько надо. – Он неожиданно весело подмигнул ей, а Сесили подумала, что общая тайна странным образом сблизила их.

Она слегка приподняла Стеллу, чтобы та смогла дотянуться до тяжелого бронзового молоточка. Дверь открыла Розалинда и тепло обняла Сесили.

– Добро пожаловать, сестра, – прошептала она ей на ухо. – А это, должно быть, Стелла? – Розалинда опустилась на корточки и подала девочке руку.

Стелла немедленно застеснялась и спряталась за спину Сесили.

– Все хорошо, милая, – подбодрила та девочку. – Розалинда – мой хороший друг, и сейчас она познакомит тебя с другими детьми.

Стелла робко взяла Розалинду за руку, и они втроем направились в самый конец большого дома. Вошли в просторное помещение с французским окном, откуда был выход в небольшой садик. Эту комнату хозяева уже успели преобразовать в некое подобие школьного класса с доской на стене и пятью небольшими деревянными партами, установленными напротив доски. На стеллажах вдоль одной из стен стояли самые разнообразные учебники и буквари, тут же были разложены канцелярские принадлежности и детские игрушки, на другой стене висело расписание уроков, карта Нью-Йорка и множество детских рисунков, на которых были изображены всякие животные.

– У тебя есть друг, Стелла? – спросила Розалинда.

– Да, Счастливчик, – ответила девочка и слегка приподняла своего игрушечного льва.

Розалинда с чувством погладила его мех.

– Он у тебя красивый. Для меня большая честь, что ты приехала ко мне не одна, а со своим другом. А скажи мне, ты бывала в школе?

– Нет, никогда. Меня обучает Куйя. – Стелла бросила быстрый взгляд на Сесили, и та одобрительно кивнула.

– Куйя – это тетя, – пояснила она Розалинде.

А та взяла девочку за руку и повела в угол комнаты, где был обустроен небольшой уголок для чтения. На полу лежал ковер для игр с разбросанными на нем подушками. Они уселись прямо на ковер. Сесили не без гордости наблюдала за тем, как оживилась Стелла, когда Розалинда начала задавать ей вопросы. Потом она сняла с книжной полки какую-то книгу с картинками и попросила девочку почитать ей вслух. Стелла начала уверенно читать вслух те абзацы, которые отмечала ей Розалинда.

Сесили уселась за одну из парт, а Розалинда продолжила экзаменовать Стеллу: несколько арифметических задачек, всякие логические вопросы, девочка отвечала на все вопросы без запинки. Минут через тридцать Розалинда предложила Стелле присоединиться к другим детям, и та с радостью подхватилась с ковра. Они спустились в огромную кухню, там за столом устроились четверо ребятишек и с аппетитом уплетали бутерброды с повидлом и ореховым маслом.

– Прошу любить и жаловать! Это Стелла! Познакомьтесь с ней! – Дети, мальчики и девочки, как по команде, встали и стеснительно поздоровались с новенькой. Стелла широко улыбнулась в ответ, подошла к столу и уселась рядом с дочерью Розалинды, назвавшей себя Гармони. Ее вьющиеся волосы были уложены в два кучерявых хвостика, перевязанных лентами. Девочка с готовностью протянула Стелле половинку своего бутерброда.

– На сегодня у нас тут учителей всего лишь двое, ты и я, – тихо обронила Розалинда, обращаясь к Сесили и наблюдая за тем, как весело смеются дети за столом. – Если наш проект окажется успешным, то тогда школа расширится, на что я очень надеюсь. За финансовой помощью и поддержкой я планирую обратиться к своим более состоятельным друзьям из числа негров, которые мечтают о том, чтобы дать своим детям приличное образование, а потому эти люди не станут возражать против разумной оплаты за их учебу. Что позволит мне, в свою очередь, принять в школу и тех способных детей, родители которых бедны и не в состоянии платить за их обучение.

– Великолепный план! И ты все так тщательно продумала, – искренне восхитилась Сесили своей новой подругой.

– Но коль скоро я все равно сижу дома со своей Гармони, то почему бы мне и не воспользоваться полученной степенью в благих целях? А сейчас расскажи мне поподробнее о Стелле. Несомненно, девочка очень способная и обожает тебя.

Сесили украдкой взглянула на Стеллу, чтобы убедиться, что та не прислушивается к их разговору, но малышка была всецело поглощена общением с другими детьми. Тогда она поманила Розалинду немного подальше, чтобы не мешать детям.

– Вообще-то я нашла эту девчушку в лесу неподалеку от нашей фермы в Кении. Кто-то бросил ее там умирать, на тот момент девочке было всего лишь пару часов от роду. – Сесили вздохнула. – Мне трудно объяснить тебе, но это была, как говорится, любовь с первого взгляда. Поначалу, когда я объявила мужу, что хочу воспитывать девочку и заботиться о ней, как о своей родной дочери, муж воспринял мою идею в штыки. Но потом он все обдумал еще и еще раз, и мы вместе разработали целый план, чтобы осуществить мое желание.

Сесили подробно объяснила Розалинде, как в их доме появилась служанка Ланкенуа и как Стелла поверила в то, что эта женщина является ее родной матерью.

– Разумеется, до сего дня никто, Розалинда, не знает всей правды о Стелле. Думаю, моя мама тут же скончалась бы прямо на месте, узнай она, какого рода отношения нас связывают с этой девочкой на самом деле. Но ничего лучшего мы с мужем пока придумать не смогли.

– Понимаю, – промолвила Розалинда, и Сесили увидела, как в ее глазах блеснули слезы. – Можно я тебя обниму?

– Что за вопрос? Конечно, можно, – ответила Сесили, и Розалинда тут же заключила ее в свои объятия.

– То, что ты сделала для этого ребенка, это самая красивая история из всех, что мне доводилось слышать. И я всем сердцем хочу помочь тебе дать Стелле все, чего она заслуживает, и даже больше.

Сесили почувствовала, что и у нее самой слезы наворачиваются на глаза, потому что впервые с того момента, как она взяла Стеллу на руки, она получила возможность поделиться всей правдой о ней с кем-то еще, кроме Билла и Ланкенуа.

– А что твой муж? Ведь наверняка он ожидает твоего скорого возвращения в Кению? – поинтересовалась Розалинда, бросив на Сесили проницательный взгляд, заглянув, можно сказать, в самую душу.

– Да, все так, но, может быть, мне удастся отсрочить на какое-то время свой отъезд и понаблюдать за тем, как пойдут дела у Стеллы. Тогда я обоснуюсь здесь. Мне ведь, как и тебе, тоже нужна достойная цель в жизни – использовать собственные мозги с пользой для других людей. В Кении круг моих обязанностей, а главное, моих возможностей, очень узок: дом, сад, разумеется, Стелла. И на этом все. А что касается самой Стеллы, то пока в Африке для нее нет будущего.

– Ну что, дети? – Розалинда снова повернулась к детворе, сидевшей за столом. – Не хотите пойти на улицу поиграть в снежки?

– Хотим! Хотим! – хором закричали все. Дети гурьбой побежали из кухни в холл, обе женщины последовали за ними и помогли им облачиться в теплые ботинки и курточки.

– Я еще ни разу не играла в снежки, – тихонько прошептала Стелла, обращаясь к Сесили. – Я даже не знаю, как в них играть.

– Я тебя научу, – подбежала к ней Гармони. – А потом мы будем лепить снежную бабу!

Стелла взяла ее за руку, обе девочки выбежали во двор, и вскоре там завязался самый настоящий снежный бой, с шумом, криками, веселым смехом. После чего дети все вместе принялись лепить снежную бабу. Сесили наблюдала за Стеллой, стоя возле французского окна. Еще никогда она не видела девочку такой довольной и уверенной в себе. Впрочем, никогда раньше она не видела, чтобы Стелла играла с другими детьми. В силу понятных обстоятельств круг общения девочки был крайне узким и весьма ограниченным, а единственным сверстником и товарищем по играм для нее был Мишель. А здесь она наконец может вести себя как нормальный, самый обычный ребенок, общаясь с детворой своего возраста, такими же, как и она сама. Инстинктивно Сесили чувствовала, что это место – самое подходящее для Стеллы. А еще она понимала, что пожертвует всем на свете ради того, чтобы и впредь видеть свою маленькую девочку такой же счастливой, как сегодня.

– Я была бы очень рада, если бы вы обе пришли к нам в школу, – промолвила Розалинда уже позже, во второй половине дня, когда они прощались, стоя на крыльце. – Но тогда тебе предстоит принять очень непростое решение. Можно сказать, судьбоносное. Я права?

– Да, права.

– Обязательно дай мне знать, когда ты все решишь для себя самой.

– Непременно.

Сесили повела Стеллу к поджидавшей их машине и уже готова была расплакаться, увидев, как девочка энергично машет рукой, прощаясь со своими новыми друзьями.

– Пока-пока, до скорого! – крикнула она им напоследок.

Когда машина отъехала, Сесили уже точно знала, что сделает все от себя зависящее, чтобы у ее любимой доченьки скорая встреча с друзьями обязательно состоялась.

* * *

На следующее утро Сесили проснулась с тяжелой головой, и ужасно ныло сердце: ночью ей приснился Билл. Она быстро оделась и тихонько пробралась вниз, чтобы никого не разбудить. Все домочадцы еще спали, на улице было темно, слабые, самые первые всполохи наступающего рассвета едва тронули небосвод. Она поплотнее укуталась в теплое пальто, засунула руки в меховую муфту и заторопилась в Центральный парк. Лодыжка все еще давала о себе знать, а потому Сесили шла медленно, она подошла к скамейке, смела с нее снег рукой и уселась лицом к скульптуре, изображавшей знаменитую Алису из Страны чудес. Статуя была вся покрыта инеем. В парке тоже было тихо, и только несколько худосочных голубей копошились в слякотной лужице, тщетно пытаясь отыскать себе что-то из съестного на прокорм.

Сесили обхватила себя руками и вдруг неожиданно подумала, что с момента своего возвращения на Манхэттен она и сама стала очень похожа на героиню Льюиса Кэрролла, провалившуюся в кроличью дыру. Все опять в диковинку, все внове. Вот и струйка воздуха, вырвавшая из ее рта и отчетливо видимая на морозе, это для нее уже что-то новенькое после стольких лет, проведенных в африканской жаре. Зато нынешняя Сесили, обитающая на Манхэттене, с трудом припомнит, каково это, когда тебя душит и изматывает нестерпимая жара, а та далекая Сесили из Кении представляется ей почти мифической фигурой, если вообще не самозванкой. Интересно, как там сейчас Билл, что делает, чем занимается… Наверняка пропадает на своих сафари. Она звонила домой несколько раз, но ни разу не застала его ни дома, ни в клубе Мутаига. В последний раз Али сказал, что он не видел сахиба с самого Рождества.

Она нутром чувствовала, что судьба Стеллы, ее будущее, здесь, в Америке. Но если она останется с девочкой в Нью-Йорке, то это автоматически означает, что она бросает Билла, оставляет его одного в Кении. И свой дом, и все, что с ним связано, тоже… Ферма «Райский уголок», преданный ей Вульфи, Кэтрин… И еще большой вопрос, согласится ли Ланкенуа остаться с ней здесь. Разве может Сесили потребовать от матери, чтобы та оставила своего сына?

Наверное, придется искать некое компромиссное решение, как она и сказала о том Розалинде. Она напишет Биллу, что на некоторое время отсрочит свое возвращение домой. И ему грех жаловаться на свою жену: ведь она столько лет провела, можно сказать, в заточении, постоянно одна. Да и теперь он не делает никаких попыток наладить с ней связь. Во всяком случае, более долгая разлука даст каждому из них шанс попытаться начать какую-то новую жизнь, не обременяя себя при этом никакими твердыми обещаниями и не принимая никаких судьбоносных решений.

Вернувшись домой, Сесили поспешила в отцовский кабинет. В коридоре и на кухне уже были слышны шаги, наверняка Эвелин понесла наверх утренний кофе для родителей, а потом принялась растапливать камины во всех комнатах. Сесили взяла авторучку, достала чистый лист бумаги из письменного стола и начала писать.

Дорогой Билл!

С Новым годом! С новым счастьем! Надеюсь, ты встретил новый год в праздничной обстановке, где бы ты ни был. Мне очень грустно от того, что мы не встретили его вместе и меня не было рядом с тобой. Как прошли торжества в клубе Мутаига? Я звонила тебе на Рождество, хотела поговорить, но Али сказал мне, что ты уехал на сафари. Кстати, я много раз звонила тебе и домой, на нашу ферму, и в клуб Мутаига, но всякий раз ты был в отъезде. Вот я и решила обратиться к тебе с письмом. Впрочем, тот факт, что тебя постоянно не бывает дома, я воспринимаю как хороший знак: значит, ты постоянно занят и не живешь отшельником дома, пока меня нет рядом.

Как поживают Бобби и Кэтрин? Как продвигается ее беременность? Стелла очень скучает по Мишелю.

У нас в Нью-Йорке рождественские праздники прошли в унылой обстановке: смерть Кики омрачила торжество. Сказать честно, не представляю себе, что Мундуи-Хаус сейчас стоит пустым и Кики больше никогда не переступит порог своего дома.

Я с удовольствием знакомлюсь со своими племянниками и племянницами, снова сблизилась с сестрами. Мы также прекрасно провели время со Стеллой, я знакомила ее с Манхэттеном и другими достопримечательностями Нью-Йорка. Но время летит так быстро, а потому я хотела бы задержаться здесь еще на некоторое время. В конце концов, я ведь не была дома целых семь лет! Надеюсь, ты не станешь возражать, Билл. Ведь дорога сюда такая долгая, и, Бог его знает, смогу ли я еще когда-нибудь вырваться домой после того, как вернусь в Кению. Само собой, все мои и я сама будем счастливы, если ты тоже присоединишься к нам в любое удобное для тебя время. Мама и папа мечтают познакомиться с тобой лично, а я с большим удовольствием показала бы тебе свой родной город, как когда-то ты показал мне Кению.

Я сообщу тебе дату своего возвращения, когда закажу обратные билеты.

Надеюсь, дела у нас на ферме идут хорошо. Пожалуйста, передавай от меня приветы всем нашим. Шлю им свою любовь. И тебе в первую очередь, конечно. Я очень по тебе скучаю.

Пожалуйста, ответь мне или позвони. Я за тебя волнуюсь!

Сесили

Когда она подписывала конверт, дверь в кабинет отворилась, и вошел отец.

– Доброе утро, Сесили, – поздоровался он с ней. – Однако какая ты у нас ранняя пташка, милая. Уже на ногах.

– Да, вот захотела написать письмо Биллу.

– Понятное дело. Наверное, сильно скучаешь по нему. Но ничего, всего лишь через несколько недель вы снова будете вместе.

– Вообще-то… – Она задумчиво постучала конвертом по ладони. – Я решила задержаться в Нью-Йорке еще на некоторое время. Если вы с мамой, конечно, будете не против.

– Что за глупости! С чего бы это нам быть против? – просиял лицом Вальтер. – Вот это замечательная новость! А сейчас составь мне компанию за завтраком, заодно вместе разгадаем свежий кроссворд из «Нью-Йорк Таймс».

Сесили вышла из кабинета вместе с отцом, в холле она положила конверт с письмом на серебряный поднос для корреспонденции.

* * *

С понедельника Стелла пошла в школу. Нарядилась в свое любимое платье в клеточку, волосы завязала лентами в два хвостика, как у ее новой подружки Гармони. Артур отвез их в Бруклин, Стелла пулей выскочила из машины и быстро взбежала по ступенькам крыльца к парадной двери. Сесили отдала Стелле свой старый кожаный портфель, в который они вместе сложили карандаши, ластики, а также кулек с шоколадным печеньем, которое Эвелин специально испекла для Стеллы и ее одноклассников.

Розалинда провела их в классную комнату, и Стелла тотчас же подбежала к Гармони, чтобы обняться с ней, а та указала ей на свободную парту рядом с собой. Сесили устроилась в конце класса и стала наблюдать за тем, как Розалинда ведет урок. Судя по сосредоточенному личику Стеллы, она вся превратилась в слух и сейчас ловила буквально каждое слово, которое произносила Розалинда.

* * *

И потянулись рутинные дни занятий в школе. Всю неделю Арчер исправно подвозил их в Бруклин к девяти утра, когда начинался первый урок. Сесили и Розалинда вели уроки по очереди, каждая свой предмет, одна ведет урок, а другая в это время сидит внизу и готовится к своему занятию или проверяет тетрадки учеников.

Сесили с удивлением обнаружила, что ей очень нравится учить ребятишек. Конечно, поначалу ей не хватало уверенности в себе, но очень скоро она справилась с недостатком педагогического опыта и быстро нашла общий язык со своими учениками, с которыми вела себя строго, но при этом обращалась с детьми ласково. После занятий Арчер отвозил их со Стеллой домой, и они немного гуляли по Центральному парку. Во время прогулки Стелла без умолку тараторила, со счастливым видом рассказывая Сесили о том, что нового она узнала за минувший день в школе. Вечерами они забирались вместе на кровать к Сесили и читали вслух какую-нибудь книгу, а когда девочка наконец засыпала прямо на ее плече, Сесили брала Стеллу на руки и относила в ее комнату, расположенную рядом.

Сесили наконец решилась и позвонила тому мужчине, который, можно сказать, спас ее во время разгона митинга; захотелось еще раз поблагодарить незнакомца, благо, он оставил ей свою визитку. Трубку сняла женщина и ответила ей с явным французским акцентом, после чего передала трубку своему мужу. Сесили пригласила супружескую пару на обед. И все трое прекрасно провели время, общаясь друг с другом в ресторане отеля «Вальдорф». Как выяснилось, супруги Тейнит много путешествовали по всему миру, а всю войну прожили в Европе, так что им было о чем рассказать Сесили. И она лишний раз убедилась в том, насколько же ограниченны большинство американцев ее круга, озабоченные только самими собой. К превеликому сожалению, чета Тейнитов вскоре отбыла в Англию, а Сесили все более и более сближалась с Розалиндой, Беатрикс и их подругами; проводить время в компании этих женщин было гораздо интереснее, чем довольствоваться обществом маминых приятельниц, с которыми Доротея занималась бесконечными поборами на нужды благотворительности. Мир вокруг Сесили стремительно менялся прямо на глазах, и ей страстно хотелось тоже стать частью этого нового мира, устремленного в будущее, а не цепляться отчаянно за прошлое, пытаясь сохранить его любой ценой.

Ланкенуа сдружилась с Эвелин и с недавних пор стала вместе с ней посещать по воскресеньям церковь. Разговоры о возвращении в Кению тоже стали реже, и Сесили была только рада, наблюдая за тем, как ее служанка постепенно акклиматизируется в Нью-Йорке. Отшумели рождественские праздники, и Вальтер теперь целыми днями пропадал в банке, а вечера коротал в своем клубе. Доротея отбыла со своим ежегодным визитом к матери в Чикаго, что тоже вполне устраивало Сесили. В те редкие часы, когда Вальтер бывал дома, он заманивал Стеллу к себе в кабинет и принимался задавать ей все более и более сложные математические задачки; эти игры с маленькой девочкой явно доставляли ему удовольствие. Да и вообще по всему было видно, что Стелла ему очень нравится, и у Сесили уже не раз появлялся соблазн раскрыться отцу и рассказать ему все правду о том, какого рода взаимоотношения связывают ее с этой девочкой.

И по-прежнему никаких весточек от Билла, он так и не ответил на ее письмо и не перезвонил, даже когда она отправила телеграмму в клуб Мутаига. Тогда она еще раз позвонила в клуб, и Али заверил ее, что с сахибом все в порядке, он жив-здоров, но сейчас пребывает на пастбищах в низинах, где пасется его скот. Кэтрин тоже подтвердила эту информацию.

– Наверное, он уже и думать про меня позабыл, – расстроенно прошептала Сесили, кладя трубку на рычаг телефона после очередного безответного звонка.

* * *

Так незаметно для всех подкрался конец марта: весна все настойчивее теснила затянувшуюся зиму с улиц Нью-Йорка. Постепенно мысли о ферме «Райский уголок» стали отходить на второй план, Сесили все реже задумывалась о том, что там и как там; хотя в конце концов ей все же удалось дважды дозвониться до Билла и поговорить с ним. Правда, разговаривал он с ней каким-то отстраненным тоном, и едва ли эту его отчужденность можно было списать на то, что их разделяет огромное расстояние и на линии связи постоянно случаются помехи. Стелла тоже перестала интересоваться, когда же они наконец вернутся «домой». Единственное, что омрачало их счастливое существование, так это возвращение Доротеи из Чикаго; с ее приездом атмосфера в доме сразу же стала натянутой и напряженной.

В самом конце марта вдруг неожиданно разгулялась непогода, и на Нью-Йорк обрушилась последняя зимняя метель: снежные хлопья, подхваченные сильным ветром, барабанили по оконным рамам. Сесили и Стелла устроились на кровати в спальне Сесили в ночных сорочках, с чашками горячего шоколада и с книжкой Бетти Смит «Дерево растет в Бруклине», которая лежала раскрытой на коленях у девочки. Стелла читала вслух высоким чистым голоском, который, правда, немного дрожал от страха всякий раз, когда очередной порыв вьюги обрушивался на дом.

– Мне страшно, Куйя, – прошептала девочка. – А вдруг сейчас ветер ворвется прямо сюда и выметет всех нас из дома?

– Нет, этого никогда не случится. Люди переживают в своих домах любую непогоду: в них всегда тепло, сухо и безопасно. А наш дом был построен много-много лет тому назад и выдержал уже сотни подобных метелей. Ну что? Почитаем еще немножко или ты уже хочешь спать?

Как это бывало каждый вечер, Стелла упрямо продолжила чтение, но Сесили видела, что глаза у нее слипаются и она уже готова вот-вот уснуть. Так оно и случилось. Длинные ресницы мягким веером опустились на темную кожу лица, черты которого разгладились и приобрели умиротворенное выражение. Сесили бережно погладила малышку по голове и сама закрыла глаза, погружаясь вслед за Стеллой в мир волшебных сновидений.

* * *

Сесили разбудил стук в дверь, она рывком подхватилась на постели, не сообразив в самую первую минуту, где она и что с ней. Утренний свет пробивался сквозь задернутые шторы на окнах в ее спальне, она глянула на спящую рядом с ней Стеллу и поняла, что вчера вечером они обе крепко уснули.

– Входите, – откликнулась она на стук в дверь, предполагая, что это, должно быть, Эвелин с завтраком.

Однако, когда дверь распахнулась, Сесили увидела на пороге не Эвелин, а Доротею.

– Сесили, я просто хотела предупредить тебя, что сегодня днем я собираюсь…

Мать вдруг замерла как вкопанная, увидев на подушке рядом с дочерью темную головку Стеллы.

Доротея поднесла руку ко рту и вдруг громко взвизгнула. То был крик, исполненный самого неподдельного ужаса.

– Что она делает в твоей кровати?

– Я… Стелла вчера испугалась метели, прибежала ко мне, мы вместе читали вслух, а потом…

Доротея решительным шагом направилась к кровати и сбросила со Стеллы одеяло. Потом грубо схватила полусонную девочку за руку и стащила ее на пол.

– Ты, негодница, немедленно пойдешь вместе со мной! Прямо сейчас! Марш на чердак, где тебе и место! С меня достаточно, Сесили, твоих экстравагантных выходок. Это уже выходит за все мыслимые и немыслимые рамки! Привести к себе в спальню ребенка своей черномазой служанки и уложить ее в собственную постель рядом с собой. Такое даже представить себе трудно!

– Пожалуйста! – расплакалась Стелла, пытаясь вырваться из рук Доротеи. – Мне больно, отпустите меня!

– Немедленно отпусти ее, мама! – крикнула Сесили.

Она вскочила с кровати и, уцепившись за руку матери, попыталась высвободить Стеллу.

– Я не потерплю впредь подобного безобразия в своем доме! И мне дела нет до того, какие ты фокусы выкидывала под крышей собственного дома в этой Богом забытой стране, которую ты называешь своей новой родиной. Но здесь, у меня, под крышей уже моего дома, эта маленькая грязная негритянка впредь будет жить в мансарде, где ей и место!

– Как ты смеешь обзывать Стеллу грязной! Она такая же чистая, как и я! – вскрикнула Сесили. – Вчера вечером я самолично искупала ее!

– Ты ее сама купала? Боже милостивый, Сесили! Что с тобой? Или от африканского солнца у тебя расплавились мозги? Она – нигер! Дочка твоей черномазой служанки! Это ты хоть понимаешь?

– Не смей обзывать ее «нигером»! Иначе, клянусь, я…

– Ой! – вдруг громко завопила Доротея, когда крохотные белые зубки Стеллы вонзились в мягкую кожу на ее запястье. И только тогда она разжала наконец свою руку и выпустила девочку. Стелла тут же подбежала к Сесили, и та заключила ее в свои объятия.

– Это не ребенок, а какой-то кровожадный дикарь! Ты только взгляни! – Доротея протянула дочери свою руку. – Она же прокусила мне руку до крови! Сесили, я хочу, чтобы эта мерзавка и ее мамаша немедленно упаковали свои вещи и покинули мой дом! А мне нужно срочно вызвать доктора. Наверняка ведь она занесла мне какую-нибудь заразу!

– Мама, не глупи! Стелла такая же здоровая, как и мы с тобой.

– Повторяю тебе еще раз! Я хочу, чтобы эта тварь и ее мамаша немедленно вымелись из моего дома!

– Прекрасно! Тогда я тоже уйду вместе с ними. Не хочу больше ни минуты оставаться в этом доме и слушать твои возмутительные заявления и откровенно расистские высказывания! Стелла ведь еще совсем ребенок, такая же, как и твои драгоценные внуки!

Отзвуки скандала докатились и до спальни хозяина дома, Вальтер появился в коридоре еще в пижаме.

– Что за шум с самого утра? Что случилось?

– Твоя дочь уложила к себе в кровать эту негритянку, и она проспала с ней всю ночь! – воскликнула Доротея с нескрываемой яростью в голосе. – Уму непостижимо!

– Да, вот так! – Сесили подняла Стеллу на руки и направилась к лестнице, ведущей в мансарду. Встревоженная Ланкенуа уже нервно топталась наверху, поджидая их.

– Одевайся, Ланкенуа! Одень Стеллу и упакуй все свои вещи. И как можно быстрее, пожалуйста! Мы покидаем этот дом.

Ланкенуа в полном смятении глянула на хозяйку, потом перевела взгляд на Стеллу, но промолчала и поспешила выполнять данное ей распоряжение.

Сесили вернулась к себе в спальню, оделась, затем швырнула в рюкзачок самые необходимые вещи.

Она встретила Ланкенуа и Стеллу в коридоре, и все вместе они спустились в холл.

– Что ты делаешь, милая? Ничего не понимаю! – вопросил отец, наблюдая сверху за тем, как она, стоя в холле, надевает на Стеллу пальтишко и шляпку, а на ноги девочки обувает теплые сапожки.

– Мама приказала, чтобы Ланкенуа и Стелла немедленно покинули ваш дом. Я ухожу вместе с ними, папа.

Сесили обменялась с отцом короткими взглядами, и у нее на мгновение затеплилась надежда, даже сердце забилось сильнее. А вдруг сейчас отец заступится за них и примет ее сторону? Но Вальтер благоразумно промолчал в ответ, и Сесили с тяжелым вздохом отвернулась от него.

– Мэри, позови сюда Арчера. И пожалуйста, упакуй все мои вещи в чемодан. Чуть попозже я попрошу Арчера подвезти их мне, – обратилась она к домоправительнице, которая тоже вышла в холл, стояла и смотрела на них глазами, полными ужаса.

– Хорошо, мисс Сесили.

Накинув на себя пальто, Сесили повернулась к своим родителям. Мать, вся красная от злости, поддерживала рукой то запястье, которое укусила Стелла. Отец поспешно отвел глаза в сторону.

– Тебе должно быть стыдно, папа, – пробормотала Сесили вполголоса, когда в дверях возник Арчер. – Возьми Стеллу, – приказала она шоферу, – усади ее и мою служанку в машину и подожди меня на улице.

– Слушаюсь, мисс Сесили. – Арчер поманил девочку к себе, и все трое исчезли за дверью.

– Значит, это твой окончательный выбор, да? Ты выбираешь их, а не нас? – воскликнула Доротея.

– Но поскольку, мама, ты не оставляешь мне иного выбора, то да, я выбираю их.

Смахнув рукой слезы, которые градом текли по щекам, Сесили направилась к выходу. И, не обернувшись, вступила на крыльцо, навсегда закрыв за собой двери родительского дома. Морозный воздух обжег ей лицо.

Электра