Сестра солнца — страница 9 из 10

Бруклин, Нью-Йорк

Июнь 2008 года

50

– Итак, как только были найдены подходящие няня и экономка, Сесили вместе с Биллом отправились в Кению, – окончила свой рассказ Стелла.

– Что ж, тогда у этой истории стопроцентно счастливый конец, и, думаю, эта женщина его вполне заслужила, – сказала я. – Особенно, если вспомнить, как ей далась моя мама. Кстати, Роза очень напоминает меня саму в детстве.

– Ничего не могу тебе сказать, Электра, на сей счет. Я ведь не видела, как ты росла и взрослела. Но я никогда не прощу себе, что и с Розой я тоже не оказалась рядом, когда была нужна ей.

– Но ты ведь была работающей мамой, к тому же матерью-одиночкой, что чертовски трудно, трудно вдвойне.

– Да, это было непросто. Но миллионы матерей по всему миру справляются с этой ношей довольно успешно. К сожалению, я не справилась.

– А Сесили с Биллом вернулись обратно в Америку? – спросила я, сгорая от нетерпения получить ответ на свой вопрос, прежде чем мы перейдем к главному и, если судить по выражению лица Стеллы, не самому счастливому продолжению семейной истории. То есть нам с ней предстоит ловить рыбку в еще более мутной воде.

– Нет, сюда они больше не вернулись.

– Почему?

– Вначале причины были весьма позитивные: вернувшись в Кению, Сесили действительно почувствовала себя по-настоящему счастливой. Во всяком случае, такой счастливой я ее никогда не видела. Все же им с Биллом удалось стать по-настоящему счастливой супружеской парой, хотя и ненадолго. Однако, к великому сожалению, ничто в этом мире не длится вечно.

– Билл умер от очередного сердечного приступа, да?

– Да, в конце концов он умер именно из-за проблем с сердцем. Но первой я потеряла свою дорогую и любимую Сесили. Они решили растянуть ее отпуск до полугода и отправились путешествовать по Африке. Они уже были на пути в Египет – Сесили ведь всегда мечтала увидеть своими глазами знаменитые пирамиды, и вот, проезжая через Судан, она почувствовала первые признаки недомогания. Надо сказать, что у них украли их дорожные аптечки и остальные пожитки, и они очутились без ничего, затерянные неизвестно где. Когда Биллу все же наконец удалось доставить ее в больницу, было уже слишком поздно, и Сесили скончалась спустя пару дней.

– Не может быть! – Я даже вздрогнула от неожиданности и увидела, что глаза моей бабушки мгновенно наполнились слезами. – И что это было?

– Малярия, самая обычная малярия. Если бы Сесили своевременно получила необходимую медицинскую помощь, она наверняка бы выжила, но… – Стелла сглотнула комок, подступивший к горлу. – Она умерла у Билла на руках… Перед смертью попросила его, чтобы он сказал мне, как сильно она меня любила… Я… Прошу простить меня…

Я сидела молча, став невольным свидетелем огромного безутешного горя, которое не притупилось с годами, хотя с той поры прошло уже столько лет.

– Когда мне сообщили эту страшную новость, то, помню, в самую первую минуту я хотела тоже умереть, – продолжила после некоторой паузы Стелла. – Мне трудно объяснить тебе, что значила для меня эта женщина… И что она сделала для меня, практически пожертвовав всем… Единственное, что могло послужить, пусть и слабым, но утешением, это то, что она была рядом с Биллом и что до этого они вместе провели чудесных шесть месяцев. Она умерла в своей любимой Африке, куда и мечтала снова вернуться, умерла рядом с человеком, которого любила.

Хотя я никогда не знала эту замечательную женщину, так кардинально повлиявшую на жизнь моей бабушки, да и на мою жизнь тоже, я почувствовала, что и сама на грани слез.

– Через какое-то время Билл снова прилетел в Штаты, привез урну с ее прахом, который мы рассеяли рядом со Статуей Свободы. Я посчитала это правильным, потому что Сесили родилась на Манхэттене и сделала все от себя зависящее, чтобы я тоже стала свободным человеком. Какое-то время Билл пожил вместе с нами; он сильно сдал после смерти Сесили, можно сказать, постарел буквально на глазах за эти несколько месяцев. Но Билл по своей натуре никогда не был городским человеком, шумный Бруклин не мог стать для него родным домом, а потому через какое-то время он снова вернулся в Кению. Продал свою ферму «Райский уголок» и купил себе небольшой дом возле озера Наиваша. Спустя пять лет я получила телеграмму с извещением о его смерти. Меня также уведомили, что Билл оставил мне все, что у него было. В завещании особо оговаривалось, что таково было пожелание Сесили.

– Думаю, он поступил правильно, – согласилась я. – Давай я заварю тебе еще чашечку чая.

– Не надо. Спасибо, милая, со мной все в порядке.

Я замолчала, понимая, что Стелле нужно какое-то время, чтобы успокоиться и прийти в себя. Своим непоказным горем она только что преподала мне хороший урок: кажется, я впервые поняла, что материнская любовь – это не обязательно и далеко не всегда любовь родной матери. Сколько раз я закатывала скандалы Ма, воевала с ней не на жизнь, а на смерть… Помню, даже однажды, охваченная яростью, выкрикнула ей прямо в лицо, что она не имеет права командовать мною и приказывать немедленно идти в свою комнату, потому что она мне не мать. А сейчас вот до меня дошло наконец-то, что любая родная мать повела бы себя точно так же, как Ма, пытаясь обуздать мой неукротимый нрав и положить конец моим в высшей степени возмутительным выходкам. И в эту минуту я почувствовала прилив такой огромной любви и нежности к нашей Ма, которая всегда была воплощением поистине ангельского терпения и безмерного сострадания.

– Прости меня, Электра. Но я готова продолжить, если ты готова слушать.

– Готова, но при одном условии: если ты считаешь, что сможешь продолжать. Что мешает нам отложить разговор до другого раза? Мне ведь совсем нетрудно заглянуть к тебе снова.

– Полагаю, что не стоит нам откладывать это на потом, если ты не возражаешь. Да и конец нашей истории уже совсем близок. – Стелла сделала глубокий вдох. – В первые годы после смерти Сесили в нашей жизни мало что изменилось. Разве что у Розы за это время поменялось множество нянек: все женщины уходили, проработав у нас всего лишь несколько месяцев. Никто из них не смог совладать со столь непослушным ребенком. Если вспомнить, что Билл оставил мне приличное наследство, то я вполне могла бы бросить работу и всецело сосредоточиться на воспитании Розы. К своему стыду, я даже не стала рассматривать такой вариант, заранее зная, что я на это не пойду. Спокойная, размеренная жизнь с чашечкой кофе по утрам и участием в работе родительского комитета – нет, это все не для меня! Я нутром чувствовала: такое существование я не смогу долго выдержать. А если уж говорить совсем начистоту, Электра, то во мне, скорее всего, не было того самого врожденного инстинкта материнства, который присущ большинству женщин. Не то что я говорю это в свое оправдание, на свете много женщин, у которых этот инстинкт тоже отсутствует, однако они исправно выполняют свои материнские обязанности, нравится ли им это или нет, я же предпочла уклониться от этих обязанностей.

Стелла снова замолчала, а я стала мысленно прикидывать, есть ли во мне самой этот самый врожденный материнский инстинкт. До сего момента я как-то никогда не задумывалась над этим. Во всяком случае, желания обзавестись ребеночком у меня никогда не возникало, но тут я вспомнила своего маленького племянника Бэра: от него так приятно пахло, и мне доставляло удовольствие держать его на руках… Наверное, какая-то тяга к материнству у меня все же присутствует.

– Электра, с тобой все в порядке?

– Да, все в полном порядке. Прости, просто задумалась вдруг о своем и выпала на пару секунд.

– Если хочешь, чтобы я прервала свое повествование, только скажи.

– Нет, не хочу. Все хорошо. Продолжай.

– Ситуация окончательно испортилась, когда Розалинда сказала мне, что они больше не могут держать Розу у себя в школе. Дескать, она дурно влияет на других учащихся, к тому же она не может ни на чем сконцентрироваться. Слова Розалинды сразили меня наповал. Ведь она же была крестной матерью Розы, и, коль скоро она напрямую заявила мне, что у нее больше нет доверия к моей дочери, это означало лишь одно: меня ждут очень непростые проблемы с собственным ребенком.

– Как я понимаю из твоих слов, школа, которую посещала Роза, это была такая типичная академическая школа. Может, следовало подыскать какой-то другой тип учебного заведения, который бы ей подошел? – Внезапно мне захотелось встать на защиту своей матери. – Я по собственному опыту хорошо знаю, как трудно приходится в таких школах.

– Собственно, то же самое, только несколько иными словами, сказала мне и Розалинда, в итоге я подыскала для дочери другую школу, в которой и требования были пониже, и нагрузки поменьше. – Стелла невесело рассмеялась. – Разумеется, Роза воспользовалась всеми послаблениями по полной. Помню, вернувшись однажды домой на выходные, я застала прямо в холле ее очередную няню уже в пальто и с чемоданом наготове. Оказывается, Роза проторчала всю неделю дома: целыми днями смотрела телевизор и ела свои любимые хлопья, а няне сказала, что на этой неделе ей в школу ходить не надо. А когда нагрянули из школы, чтобы выяснить, куда запропастилась их ученица, Роза не растерялась и тут же процитировала этим людям одно из правил их же собственного устава, согласно которому все учащиеся обучаются в школе на добровольной основе, и к тем ученикам, которые не посещают уроки, нельзя применять никаких административных мер.

– О, да моя мама очень и очень похожа на меня саму, – пошутила я и улыбнулась. – На ее месте я повела бы себя точно так же.

– Но вся разница в том, Электра, что у тебя была семья, крепкая семья, с женщиной, которая любит тебя, как мать, с отцом, который всегда подставлял тебе плечо, когда ты оступалась и падала. А Роза была всего этого лишена, частично в силу ряда обстоятельств, но еще в большей мере – по моей вине. После смерти Сесили меня захлестнули амбиции и неуемное желание добиться того успеха, о котором она всегда мечтала для меня. Когда Билл оставил мне наследство, я как раз была на подъеме, а потому уже не могла остановиться. Точнее, снедаемая собственным честолюбием, не захотела сделать этого, – поправила сама себя Стелла. – Розе на тот момент уже исполнилось десять лет. За минувшие пять лет она сменила и не упомню, сколько нянь и четыре или пять школ. Правда, один раз я все же взяла отпуск на целый месяц и весь этот месяц провела вместе с ней, пытаясь как-то наладить учебный процесс, но ничего у меня не вышло. Я готова была сойти с ума, настолько неуправляемой была моя дочь. Тогда я снова обратилась за советом к Розалинде, и та порекомендовала мне отправить Розу в закрытую школу-интернат. Мы нашли подходящее место в Бостоне, там как раз занимались обучением трудных детей.

– Проще говоря, тех, кого отбраковали в обычных школах, да?

– Не совсем так, Электра. Выражаясь их слогом, «детей с проблемным поведением». Поначалу Роза восприняла саму идею поехать туда весьма положительно: ей уже до чертиков надоело торчать дома с приходящим учителем и с мамой под боком. Да я и сама была на грани нервного срыва. Мы отправились с ней на собеседование: там ей устроили всестороннюю проверку, включая IQ. Само собой, коэффициент ее интеллекта был гораздо ниже нормы. Как заявили мне тамошние педагоги, с трудными детьми такое случается сплошь и рядом. Они разработали для нее специальную программу ускоренного обучения, и в итоге она-таки отправилась в Бостон. Первые три года дела вроде шли вполне нормально: в школе сумели создать для нее такую атмосферу, что Роза почувствовала собственную востребованность, она ощутила некую стабильность и защищенность и даже обзавелась там друзьями. И в это же самое время мне неожиданно поступило приглашение из Организации Объединенных Наций. Они прочитали мой доклад по проблемам апартеида в Южной Африке, с которым я выступила в Колумбийском университете. На тот момент в ООН как раз занимались созданием специального Центра по борьбе с апартеидом. Словом, меня пригласили на собеседование. Можешь себе представить, Электра, как я была взволнована: сама мысль о том, что я могу стать составной частью самой влиятельной международной организации, борющейся повсеместно за права человека, это, как говорится, был предел моих мечтаний. Они как раз подбирали себе команду, которая в письменной форме обобщила бы все те факты нарушений прав и свобод, которые им удалось собрать, с последующей публикацией их доклада в прессе. С одной стороны, мне предлагали заняться как бы вспомогательной работой, но с другой – я понимала, что работа в ООН откроет для меня совершенно новые перспективы. Так оно и случилось впоследствии. Последующие несколько лет прошли в сравнительно спокойной обстановке. Штаб-квартира ООН располагается на Манхэттене, а это значит, что Роза могла все каникулы проводить дома вместе со мной, и я каждый день самолично готовила ей ужин. Словом, наша с ней жизнь почти наладилась, но тут подоспел подростковый возраст: половая зрелость и все такое прочее.

– О, это все старо, как мир! Твоя маленькая непослушная девочка вдруг превращается в бурлящий котел гормонов, – понимающе кивнула я головой, вспомнив, как буйствовала сама, вступив в период полового созревания и закатывая домашним такие скандалы, которые не шли ни в какое сравнение со всеми теми бесчинствами, которые я вытворяла в детстве.

– Тогда тебе нетрудно представить, что наша квартира превратилась в сущий ад: стены сотрясались, когда Роза принималась стучать ногами об пол, вопить во весь голос или хлопать дверью в своей комнате. А потом мне позвонили из школы и сообщили о том, что она куда-то исчезла; одна из ее подружек сказала, что у нее якобы появился мальчик здесь, в Нью-Йорке, с которым она встречается, когда приезжает домой. Но в конце концов ее все же обнаружили: сидела в парке, курила и пила бурбон. А «мальчик» оказался взрослым парнем лет двадцати, но твоя мама… Надо сказать, что она была редкостной красавицей, даже гораздо красивее тебя, рискну я заявить. У нее были необыкновенные глаза, которые буквально завораживали, источая поистине колдовские чары; и на этот немой призыв немедленно сбегались все окрестные двуногие коты. Одевалась она, да и выглядела как вполне уже взрослая восемнадцатилетняя девица, хотя на самом деле ей было всего лишь четырнадцать. Спустя какое-то время я получила из школы уже официальную бумагу, в которой меня извещали, что они более не могут держать Розу в своих стенах, и она снова вернулась в Нью-Йорк. Ни одна из тех школ, в которых она обучалась ранее, не согласилась принять ее для продолжения учебы, прежде всего, из-за ее плохой успеваемости и провалов по части поведения. Пришлось мне отправить ее в местную школу рядом с домом. Там она быстро связалась с плохой компанией… Впрочем, ее всегда тянуло к плохим ребятам…

– Как и всех нас. – Я шутливо округлила глаза. – Разве не так?

– А когда Розе исполнилось шестнадцать, я полностью утратила над ней контроль. Она бросила школу и днями шаталась по Бруклину в компании своих новых приятелей. Я заподозрила, что дочь подсела на наркотики, потому что она часто возвращалась домой в экзальтированно приподнятом настроении, а потом она и вовсе стала пропадать на всю ночь, и я понятия не имела, где она и с кем. Постепенно я стала замечать, что она стремительно теряет вес, это как раз совпало с появлением на улицах наших городов очень сильного наркотика под названием крэк-кокаин. Клянусь тебе, Электра, я много раз пыталась, изо всех сил пыталась поговорить с ней, объяснить, какую угрозу таят в себе наркотики, но она и слушать меня не хотела.

– Понимаю, – тихо обронила я. – Взгляни на меня! Я ведь тоже никого не хотела слушать.

– В конце концов все закончилось тем, что несколько раз ее приводили домой копы; дальше – больше: Розу обвинили в какой-то мелкой краже. Вроде она подворовывала в супермаркетах, а потом продавала все это на улице, чтобы раздобыть себе деньги. Я внесла за нее залог, чтобы ее выпустили до суда, наняла адвоката, который защищал ее интересы в суде. Перспектива оказаться в тюрьме немного остудила ее, на какое-то время она утихомирилась и даже стала больше времени проводить дома. Немного выпивала, но, как мне казалось, с наркотиками на тот момент она завязала. Суд вынес ей предупреждение, пригрозив, что еще один привод в полицию обернется для нее реальным тюремным сроком в колонии для несовершеннолетних. А потом…

Стелла замолчала, нервно сцепив руки, и в глазах ее отразилась такая невыразимая боль…

– А потом она исчезла. Спустя всего лишь неделю после окончания слушаний в суде вышла вечером погулять и не вернулась. Больше я ее никогда не видела.

– А ты искала ее?

– Конечно, искала! – Стелла повернулась ко мне, и по ее глазам я поняла, что мой вопрос разозлил ее. – Можно сказать, я перевернула вверх дном весь Бруклин и Манхэттен, занимаясь ее поисками! Я побывала практически на всех избирательных участках и везде показывала фотографию Розы, расклеила объявления о ее пропаже на всех столбах в нашей округе, я обошла все гетто, все злачные места, в которых торговали крэком, облазила все притоны с их бурной ночной жизнью, которые мне только удалось найти. Безрезультатно! Все мои поиски не увенчались ничем. Роза словно в воду канула. Я продолжала искать ее в течение двух лет: днями работала в штаб-квартире ООН, а ночами методично обходила улицу за улицей в надежде найти дочь. Мне казалось невероятным, что человек может вот так просто взять и бесследно исчезнуть, раствориться в воздухе, не оставив после себя никаких зацепок. Но именно так и произошло с твоей мамой. Клянусь тебе, Электра, в этом городе не осталось ни одного камня, который бы я самолично не перевернула, чтобы посмотреть, что там под ним.

– Я верю тебе, Стелла. – Я старалась говорить как можно мягче. – И что потом? – Я уже поняла, что мы приближаемся к развязке нашей истории и собралась с силами, чтобы выслушать самое страшное. – Когда ты узнала, что Розы больше нет?

Стелла судорожно сглотнула слюну.

– По правде говоря, только год с небольшим назад, когда твой отец вышел со мной на связь и попросил о встрече здесь, в Нью-Йорке. Тогда он рассказал мне, что долгое время пытался напасть на след твоих кровных родственников. Он сказал, что знает о том, что скоро умрет, а потому торопится. Ему хотелось оставить тебе прощальное письмо с подробностями, откуда ты родом и где твои корни. Он снова наведался в Хейл-Хаус, где и нашел тебя когда-то, встретился с дочерью Клары Хейл, а та, в свою очередь, свела его с женщиной, которая работала в приюте как раз в то время, когда тебя туда доставили. Кстати, именно та женщина, как выяснилось в разговоре с ней, и приняла тебя в ту роковую ночь. Она даже помогла найти регистрационную книгу с записью, в которой точно указывалось время твоего прибытия. Но и здесь тоже не было никаких подробностей о твоей матери. Единственное, что удалось ей вспомнить, так это то, что тебя привез мужчина. Она не раз видела его шатающимся по округе и знала, что он тоже из наркоманов. Твой отец спросил у нее, не помнит ли она, как звали этого парня, и она ответила, что, если ей не изменяет память, его звали Мики. Твой отец провел интенсивные поиски и в итоге вышел на его след через Абиссинскую баптистскую церковь в Гарлеме. Этот человек полностью преобразился, пришел к вере и к Богу и в настоящее время подвизается в качестве проповедника-мирянина при этой же церкви. Но я, Электра, на тот момент ничего об этом не знала, – снова напомнила мне Стелла. – Так вот, Мики, или Мишель, как его теперь называют, рассказал твоему отцу то немногое, что помнил о твоей матери.

– Мишель – мой отец? – спросила я с надеждой в голосе.

– Нет. Так получилось, что они вместе с Розой тусовались в одном наркопритоне. На момент их знакомства Роза уже была беременна. Полиция регулярно совершала рейды по всем этим злачным местам, а потому наркоманы были в постоянном поиске надежных укрытий, перемещаясь из одного места в другое. Чаще всего они находили себе пристанище в заброшенных домах, которых полно вокруг Манхэттена. В одном из таких домой они и оказались вместе, и тут у Розы начались роды. Подробностей он, конечно, не помнит, так как в тот момент пребывал в наркотическом опьянении, но хорошо помнит, что ты начала громко верещать. По его словам, орала как оглашенная, он испугался, что на твои крики нагрянет полиция, а потому схватил тебя на руки и поволок в Хейл-Хаус.

– А что… – Я запнулась, не в силах закончить фразу. – А что случилось с моей матерью?

– Я… – Бабушка взяла меня за руку и крепко сжала ее. – Прости меня, Электра, за все! И за то, что я собираюсь сказать тебе. Когда Мики вернулся назад, он обнаружил, что Роза истекает кровью. Он сразу же понял, что она умирает, а потому он вместе с другими наркоманами… Они просто взяли и… ушли. Оставили ее умирать в одиночестве. Правда, он сказал, что зашел в ближайшую телефонную будку и сделал анонимный звонок на номер 911. Но он считает, что, скорее всего, Роза уже умерла на момент прибытия «Скорой помощи». Господи, прости, что я вынуждена говорить тебе такое… И прости за то, что меня там не было, ведь я должна была быть рядом со своей любимой дочерью.

– Но ведь ты же не знала, Стелла, где она.

– Спасибо за слова поддержки, Электра, но это слабое утешение. Когда твой отец поведал мне всю правду, я думала, что сойду с ума. Сама мысль о том, что моя маленькая девочка умирает одна, на грязном полу в каком-то вонючем притоне…

– Да, это ужасно…

Мы обе погрузились в затяжное молчание. Я нарушила молчание первой.

– Получается, что конец у этой истории несчастливый.

– Да, для Розы – очень несчастливый, но я надеюсь, очень надеюсь, что тот факт, что мы с тобой в конце концов обрели друг друга, послужит нам хоть каким-то утешением. Право же, мне очень жаль, что я вынуждена поделиться с тобой этой грустной историей в такой момент, когда тебе и самой приходится очень непросто.

– Но как папе удалось узнать, что мы с тобой родственники?

– Это все Мишель. Все же он несколько недель тусовался с Розой в одной компании. Вначале он вспомнил ее имя, а потом припомнил, как она рассказывала ему, что ее мама занимается какой-то очень важной работой в ООН. И даже вспомнил, что она называла ему имя матери: Стелла. А имя он запомнил потому, что так называлась марка его любимого пива. – Стелла грустно улыбнулась. – И вот, вооружившись полученной информацией, твой отец снова занялся поисками. Год твоего рождения он знал, ему его сообщили в Хейл-Хаусе, оставалось только навести справки в штаб-квартире ООН, работала ли у них женщина по имени Стелла в 1982 году. Спасибо Сесили за то, что она дала мне такое редкое имя: в отделе кадров твоему отцу сообщили, что, по их записям, у них числятся только две женщины с именем Стелла, причем одна из них уже умерла. Как только он узнал мою фамилию, остальные мои данные он нашел через интернет и написал мне. Все остальное ты уже знаешь.

– Я… – Оставалась не проясненной еще одна деталь. Мне было тяжело спрашивать об этом, но я знала, что должна задать свой вопрос.

– Но после того как они обнаружили ее тело и… – я запнулась, задыхаясь от нехватки воздуха, – и отвезли ее в морг, должны же они были попытаться отыскать ее родственников?

– В те годы, Электра, что ни день, в окрестностях Манхэттена обнаруживали тела молодых наркоманов. А по закону власти могут хранить неопознанное тело только сорок восемь часов. И если в течение двух суток не объявляется никто из родни, чтобы забрать тело и предать его земле, они сами хоронят его.

– Боже мой, так быстро! – выдохнула я. – И где же ее похоронили?

– Мы с твоим отцом посетили несколько контор, занимающихся актами записи гражданского состояния, что находятся на Уорт-стрит, чтобы прояснить картину. Дату смерти Розы мы знали, потому что она умерла в день твоего рождения, зафиксированный в книге поступления в приют Хейл-Хаус. В одной из контор клерк подтвердил нам, что действительно в ту ночь, согласно полицейским сводкам, неопознанное тело молодой чернокожей женщины было доставлено в городской морг. Поскольку… поскольку я на тот момент не могла участвовать в опознании тела, то, согласно существующему положению, полиция штата Нью-Йорк осуществила захоронение неопознанного тела наряду с другими такими же телами на кладбище острова Харт-Айленд в Бронксе. По правде говоря, у меня пока так и не хватило духу наведаться туда.

– Понятно, – коротко обронила я, растерянно соображая, чего мне больше хочется в эту самую минуту: заплакать или проблеваться. Кажется, я сыта по горло всем, что только что узнала. – Стелла, ты не возражаешь, если я сейчас вызову такси и отправлюсь к себе домой? Мне надо… мне надо какое-то время, чтобы все обдумать…

– Конечно, конечно, – поспешила согласиться со мной Стелла. Я взяла свой мобильник и сделала соответствующий звонок. – Ты уверена, что с тобой все в порядке?

– Да, уверена. Во всяком случае, я должна держаться, разве не так? Особенно теперь, когда я знаю всю правду.

– Что я могу для тебя сделать? Только скажи мне! Пожалуйста… Только скажи!

– Хорошо, если что-то понадобится, скажу. Один последний вопрос. Ты сказала, что в тот момент, когда я появилась на свет, ты была в Африке?

– Да, так оно и было. Меня пригласили поучаствовать в одной строго конфиденциальной, можно сказать, секретной миссии ООН по сбору информации о фактах апартеида в Южной Африке. На тот момент Роза уже числилась пропавшей более двух лет, и, как ты понимаешь, я согласилась. Конечно, если бы я знала, где она и что с ней, то, клянусь тебе, Электра, я была бы рядом с ней… ради нее и ради тебя. А так… Жизнь продолжалась, мне надо было двигаться вперед, и я… я уехала.

– Ладно! – кивнула я в знак согласия. В дверь позвонили, значит, приехало такси.

– Пожалуйста, сообщи мне, когда ты снова захочешь увидеться со мной. Понимаю, тебе потребуется время, чтобы переварить все услышанное, но я просто хочу быть рядом с тобой, и мне важно, чтобы ты об этом знала, – сказала Стелла, провожая меня к входной двери. – Просто позвони и скажи, что хочешь встретиться со мной.

– Обязательно позвоню.

Стелла протянула руки, чтобы обнять меня, но я поспешно отвернулась и открыла дверь. Мне хотелось поскорее выйти на воздух: хотя бы один глоток чистого воздуха, и я снова готова вернуться в день сегодняшний.

– До свидания, Стелла, – бросила я, не поворачивая головы, и сбежала по ступенькам крыльца к поджидавшей меня машине.

51

Дома меня ждали на кухне Мариам и Лиззи.

– Привет, – устало поздоровалась я с ними.

– Все нормально, Электра? – спросили они одновременно, немедленно подхватившись со своих мест, и поспешили вслед за мной, а я решительным шагом направилась к себе в спальню.

– Да, все хорошо, – коротко бросила я в ответ. – Но мне нужно немного поспать.

С этими словами я захлопнула дверь прямо у них перед носом. Да, конечно, непозволительно грубо, но я просто физически не вынесла бы даже одной лишней секунды разговоров. Я кое-как сбросила с ног кроссовки, стянула с себя джинсы и рухнула на кровать, потом нажала на кнопку пульта управления, чтобы опустить жалюзи, и закрыла глаза.

* * *

– Электра? – услышала я чей-то знакомый голос, окликающий меня, и даже застонала, пытаясь очнуться от, пожалуй, самого глубокого сна в своей жизни.

– Да, – пробормотала я в ответ.

– Это я, Лиззи. Вот зашла проверить, все ли с тобой в порядке.

– Все в порядке… просто спать очень хочется…

– Хорошо! Но только уже двенадцатый час.

– Ночи?

– Нет, дня. Ты проспала где-то около четырнадцати часов, и мы с Мариам уже начали беспокоиться.

– У меня все хорошо. Я прекрасно себя чувствую, – ответила я с некоторым нажимом в голосе, испугавшись того, что они, быть может, заподозрили, что меня снова потянуло на наркотики.

– Полежишь еще? Или принести тебе кофе? Я тут купила свежих рогаликов и копченого лосося.

Лежа в постели, я вдруг почувствовала, что страшно проголодалась. Просто умираю с голоду.

– О, звучит заманчиво! Спасибо, Лиззи.

Я подняла жалюзи и зажмурилась от яркого солнца. За всю свою жизнь не припомню, чтобы я спала так долго. Может, это мой мозг постарался, решил отключить меня на время, чтобы я немного отдохнула и привела себя в порядок после всего, что услышала вчера. К своему вящему удивлению, я обнаружила, что моя реакция на вчерашние откровения весьма даже позитивная и в целом я чувствую себя гораздо лучше, чем можно было бы ожидать. Собственно, я даже ощутила некоторое облегчение после того, как узнала правду. И, несмотря на то что правда оказалась страшной, я тем не менее мысленно возрадовалась тому, что мне повезло жить уже совсем в другое время, когда цвет кожи не является тем решающим фактором, который определяет твое будущее. А самое главное – что мне все же как-то удалось сойти с той дорожки, по которой когда-то шла моя мать.

Так я лежала на кровати, размышляя о своей наследственности: где-то я читала, что всякого рода зависимости могут тоже передаваться по наследству. И тут же подумала про Стеллу: у нее ведь в жизни одна зависимость – это ее работа. Всю свою жизнь она посвятила тому, чтобы сделать лучше окружающий нас мир. Лишний раз я напомнила себе о том, какая сильная личность моя бабушка, как она всегда спокойна и хладнокровна. Остается лишь надеяться, что какие-то ее гены передадутся и мне. А если что-то я унаследовала и от своей родной мамы, то ведь тут стоит напомнить себе, что в глубине души я всегда хотела быть хорошей девочкой, а не плохой. Конечно, мой бурный темперамент время от времени давал о себе знать… Получается, что в моем характере намешено и от матери, и от бабушки. Что ж, такая смесь меня вполне устраивает.

Что же до того мужчины, который оплодотворил мою мать и поспособствовал моему появлению на свет… Полагаю, я вряд ли когда-нибудь узнаю о том, кто он такой, и это тоже меня очень устраивает. В конце концов, у меня же с самого начала был отец, самый фантастический отец на свете. Человек, который приложил столько усилий, чтобы отыскать моих кровных родственников. Па Солт хотел, чтобы мне было на кого опереться, когда его не станет. И он сделал все как положено, добившись успеха и в этом своем предприятии.

– А вот и ваш завтрак, мадам. Прямо в постель. Но вы вполне заслужили такую привилегию, – пошутила Лиззи, входя в мою спальню с подносом, на котором стоял кофейник с горячим кофе, чашка, тарелка с двумя кусочками копченого лосося и вазочка со свежайшими рогаликами с творогом и сливками.

– А почему заслужила? – озадаченно переспросила я.

– Тут твоя бабуля оборвала телефон. Вчера звонила по крайней мере раз десять, и сегодня с утра уже было три звонка от нее. Разумеется, посвящать меня во все подробности она не стала, только попросила, чтобы я присматривала за тобой. Но голос у нее, Электра, был очень озабоченный.

– Да, понятное дело. Вчера она мне много чего порассказала неприятного о моей маме, да и про других моих предков тоже. – Я подавила тяжелый вздох.

– Что ж, когда созреешь, – сказала Лиззи, наливая мне в чашку кофе, – я к твоим услугам и готова выслушать в любое время. Рогалик будешь?

– Буду. А почему сама не берешь? Я ведь все это не осилю.

– Кто знает, может, войдешь во вкус и съешь оба. И потом не забывай, это я тебя кормлю, а не наоборот. – Лиззи шутливо подмигнула мне. – Кстати, тут Мариам рассказала мне, что тебя вчера в парке ограбили. Ты уже связалась с полицией?

– А какой смысл? Да они и ухом не поведут, когда узнают, что у какой-то богатенькой девчонки сорвали с руки «Ролекс», будто ты сама не знаешь? А потом еще и сами же купят у преступников мои часы за одну сотую от их реальной стоимости.

– Думаю, Электра, тебе пора всерьез озаботиться тем, чтобы обзавестись собственным охранником. Ты же знаменитость, селебрити мирового уровня. У нас в Лос-Анджелесе такие люди, как ты, и носа не кажут на улицу без сопровождения охраны. Прости, если мой назидательный тон покажется тебе не совсем уместным, и все же, прошу тебя, подумай над моим предложением хорошенько. А сейчас оставляю тебя завтракать в тишине и покое. Если что понадобится, зови меня.

Я с наслаждением выпила чашку кофе и, вопреки собственным прогнозам, с большим аппетитом умяла оба рогалика. И снова подумала, как же это хорошо, что у меня появилась жиличка: к тому же, Лиззи, как никто другой, умеет мастерски создать вокруг себя атмосферу материнского тепла и домашнего уюта. Рядом с ней я чувствую себя в полной безопасности, знаю, что нахожусь под должным присмотром. Надеюсь, она еще долго пробудет у меня, потому что ее постоянное присутствие в моем доме мне очень нравится. Потом я подумала над ее словами и пришла к выводу, что она абсолютно права. Сюзи уже сто раз повторяла в разговорах со мной, что мне нужен телохранитель. Однако сама мысль о том, что рядом со мной будет неотступно находиться какой-то посторонний человек, который станет отслеживать каждый мой шаг, всегда приводила меня в ужас. Но тут я вспомнила одну свою идею и, воодушевленная, поспешила в душ. Помывшись, натянула на себя спортивные штаны и майку и направилась на кухню. Мариам, как всегда, прилежно трудилась за своим ноутбуком.

– Доброе утро, Электра, – поздоровалась она со мной. – Вернее, добрый день, – улыбнулась она. – Скажете мне, когда у вас найдется минутка, чтобы поговорить пару минут о делах. На меня сегодня вышла та женщина, у которой есть свой кооператив по производству эко-тканей. Ее очень обрадовала перспектива возможного сотрудничества с вами.

– Замечательная новость! – воскликнула я. – Кстати, – я взглянула на Лиззи, которая зашла на кухню, держа в руках поднос с моим завтраком, – кто-нибудь из вас видел сегодня утром Томми?

– Я не видела, – откликнулась Лиззи. – И когда спускалась вниз, чтобы забрать провизию, которую нам привезла служба доставки, на улице тоже никого не было.

– Я уже начинаю немного волноваться, – встревоженно обронила я. – Лично я не видела Томми уже почти неделю. Это на него совсем не похоже. А мне надо срочно переговорить с ним, хочу предложить ему одну работу.

– Какую работу? – тут же поинтересовалась у меня Лиззи.

– Хочу, чтобы он поработал моим телохранителем. Собственно, он и так, по своей доброй воле, выполнял эти обязанности. Думаю, не откажется продолжить делать то же самое, но уже за деньги. Хотя, конечно, насколько я знаю, он военный ветеринар, наверняка не бедствует и…

Я замолчала, потому что в эту минуту Мариам вскочила со своего стула и опрометью выбежала из кухни в холл. Послышался громкий стук дверью в гостевой ванной комнате.

Я ошарашенно уставилась на Лиззи.

– Я что-то не так сказала?

– Хм… Может… – Лиззи замялась, явно чувствуя себя не в своей тарелке.

– Что?

– Да ничего. Но, думаю, тебе лучше самой поговорить с Мариам. Не моего ума это дело. Хорошо! Я пошла в гостиную. Буду ждать звонка от адвоката, которого мне подыскал Майлз. До скорого.

Я в смятении уставилась в окно, но тут меня осенило.

– Электра! Какая же ты круглая дура! – выругала я себя, потому что все вдруг встало на свои места. Как говорится, пазл сложился сам собой. Ведь то признание из уст Томми, которое я услышала на собрании анонимных алкоголиков и приняла его в свой адрес… – Мисс самовлюбленная дурочка! Вот кто ты! – прошептала я, выразительно вращая глазами. Все правильно, я вспомнила, как резко мне ответила Мариам, когда несколько дней тому назад я спросила у нее номер телефона Томми, да и все ее необычное поведение, которое она демонстрирует в последнее время. Ведь даже я, при всей своей ненаблюдательности, догадалась, что с моей пресс-секретаршей творится что-то неладное.

Я вышла в холл, подошла к ванной комнате и осторожно постучала в дверь.

– Мариам, это я, Электра, – проговорила я негромко. – Простите мне мою черствость. Нам уже давно надо было поговорить обо всем начистоту. Почему вы ничего не сказали мне раньше?

Спустя минуту дверь распахнулась, и я увидела заплаканное лицо Мариам.

– Это вы меня простите, Электра. Я повела себя в высшей степени непрофессионально. Обещаю, впредь такого не повторится. Все хорошо, – бросила она, проходя мимо меня, чтобы снова вернуться на кухню.

– Да слепому же видно, Мариам, что ничего хорошего! И сколько это у вас с Томми длится? – спросила я, последовав за ней на кухню и присаживаясь за стол напротив нее.

– Да не было никакого «этого». В любом случае, все кончено…

Мариам негромко всхлипнула.

– Прошу простить меня.

– Перестаньте вы извиняться! Это мне надо просить у вас прощения… За собственную невнимательность, за собственный эгоизм, за то, что всецело зациклилась только на своем драгоценном мирке и даже не замечала того, что творится у меня под носом.

– Да, собственно, и замечать-то было нечего. Все началось после того, как вы уехали в реабилитационную клинику «Рэнч» и… Мы с Томми действительно сблизились, – призналась Мариам, вытащила носовой платок из своего рукава и громко высморкалась. – Он ведь такой добрый человек и так печется о вас… И, хотя мы с ним принадлежим к абсолютно разным мирам, как-то… между нами образовалась некая… духовная связь. Я приходила сюда, на вашу квартиру, чтобы поработать здесь без каких-либо помех, а он, несмотря на ваше отсутствие, продолжал дежурить возле дома. Говорил, что ему нравится такой распорядок дня. Потом мы стали вместе ходить на прогулку в Центральный парк, просто сидели на скамейке, болтали о том о сем, пару раз пообедали вместе. Вот так, одно за другое… и вскоре мы поняли, что нравимся друг другу.

– Но разве это не прекрасно, Мариам? Разумеется, я не знаю Томми так хорошо, как сейчас узнали его вы, но я точно знаю, что он чудесный парень и что у него за спиной были трудные времена.

– Нет, Электра, ничего прекрасного в этом нет. Томми на десять лет старше меня, он был женат, у него есть ребенок. Он – алкоголик, который еще только на пути к своему исцелению. Сейчас он живет на свою военную пенсию по инвалидности: врачи признали у него ПТСР – посттравматическое стрессовое расстройство… К тому же, – Мариам нервно сглотнула слюну, – он не моей веры.

– Но, как мне помнится, однажды в разговоре со мной вы обронили, будто ваш отец считает, что надо признавать и уважать страну, в которой ты родился, – возразила я ей.

– Я и признаю, и уважаю, как, впрочем, и мой отец. Но, когда встает вопрос о том, чтобы выйти замуж за человека другой веры… Столь далеко наша толерантность пока не простирается. Тем более что женщине-мусульманке запрещено выходить замуж не за мусульманина.

– Даже так? А я этого и не знала.

– Да, это так. Хотя мужчины-мусульмане могут брать себе в жены женщин другой веры. Получается не совсем справедливо, правда ведь?

– Мой отец не раз говорил мне, что все древние библейские тексты написаны мужчинами. Получается, Мариам, что мужчины всегда могут приспособить этот мир к своим нуждам, – пошутила я, пытаясь разрядить обстановку. – А что, если вам двоим обойтись обычной гражданской регистрацией брака?

– Я старшая дочь в семье, Электра. И с детских лет я привыкла, что вся наша жизнь и жизнь всей нашей общины строится вокруг веры. Гражданский брак у нас не признают, да я и сама не решусь на такой шаг, означающий, что я выступаю против тех принципов, на которых меня воспитывали.

– Ну и дела, – бросила я задумчиво. Не будучи верующим человеком в привычном понимании этого слова или глубоко образованной в религиозном плане, я не могла сформулировать собственное отношение к сложившейся коллизии, но одно я знала точно: для Мариам все это очень важно. – А что, если Томми перейдет в вашу веру? – ухватилась я за последнюю надежду.

– Теоретически, да, он может принять ислам, но надо помнить, что он воевал в Афганистане. И хотя он никогда не затрагивал эту болезненную тему напрямую, я отлично понимаю, что там он насмотрелся предостаточно на дела наших экстремистов. Там погибли многие его товарищи, кого убили, кто подорвался на минах, кто попал под бомбы… Ах, все так сложно в нашем мире!

– Но любовь есть и сегодня, разве не так? – вздохнула я в ответ. – То есть любовь – это, конечно, не решение всех ваших проблем… Но что, если вы просто будете жить вместе, так сказать, во грехе?

– Нет, Электра, никогда. Грех прелюбодеяния – это самый страшный грех из всех, – твердо отчеканила Мариам.

– А что сам Томми думает по этому поводу? Что он говорит?

– Ничего. Как я уже сказала вам, мы с ним порвали отношения неделю тому назад.

«Наверное, это случилось именно в тот самый день, когда я услышала его исповедь на собрании анонимных алкоголиков», – мелькнуло у меня.

– Так вот почему он больше не дежурит у нас на входе…

– Да, поэтому.

– А он знает, в чем причина?

– Догадывается, я думаю.

– Но, как я понимаю, пока вы не спросили у него напрямую о том, готов ли он принять ислам. Согласится ли он на такой шаг, так как это ваш единственный шанс быть вместе?

– Конечно, ни о чем таком я его не спрашивала. Да и он, собственно, не предлагал мне выйти за него замуж. Но, как я вам уже объяснила, я не вижу будущего для нас обоих, а потому просто решила положить конец нашим отношениям.

– Да, все ужасно запутано, – согласилась я, стараясь говорить сдержанно и ничем не выдавать своих истинных чувств. – Но, поверьте мне, Мариам, жизнь всегда была сложной и запутанной, во все времена. Я тоже хочу кое в чем признаться вам, хотя для этого мне придется нарушить одно из правил, установленных в нашем клубе анонимных алкоголиков. Так случилось, что я стала невольным свидетелем исповеди Томми на прошлой неделе. Он тогда прилюдно признался, что влюбился, но женщина, которую он полюбил, никогда не сможет быть вместе с ним. Мое тщеславие, раздутое сверх всякой меры, тут же подсказало, что Томми говорил обо мне. – Я улыбнулась. – Но теперь-то я хорошо понимаю, что он имел в виду именно вас. Он любит вас, Мариам, любит по-настоящему. А если вы тоже любите его, то, уверена, выход для вас обязательно найдется. Но для начала вам нужно просто сесть вместе и поговорить обо всем. Расскажите ему то, что только что рассказали мне.

Мариам сидела какое-то время молча, уставившись с отрешенным видом в кухонную стену.

– В любом случае, я за него волнуюсь. Дайте мне хотя бы номер его телефона, чтобы я смогла с ним связаться и проверить, все ли у него в порядке.

– Ладно, – согласилась она наконец. – Я удалила его номер из своего мобильника, чтобы у меня не появился соблазн позвонить ему, но я помню его наизусть.

Я записала цифры номера на клочке бумаги и снова глянула на Мариам.

– Послушайте, Мариам, я – не вы, и у меня была куча мужчин, как вы догадываетесь, а потому я не буду сидеть тут перед вами с умным видом и раздавать советы. Но вот кое-что из той истории, которую поведала мне моя бабушка, запало мне в память, и я мысленно постоянно возвращаюсь к ее словам. Она рассказывала про одну женщину… Ее звали Кики Престон… Так вот, эта Кики в разговоре с одной моей… родственницей сказала приблизительно следующее. Первым делом надо самой определиться, кто для тебя в этой жизни важнее всего, и потом уже крепко держаться за этого человека или за этих людей. Вот и вам следует сделать все от себя зависящее, чтобы быть счастливой. И чтобы были счастливы и все те, кого вы любите. Потому что жизнь очень коротка, и она может оборваться в любой момент. Думаю, эта Кики Престон была абсолютно права. Я и сама сейчас пытаюсь как-то наладить свою жизнь, руководствуясь ее словами.

– Простите меня, Электра. Мне страшно неловко, что я гружу вас своими проблемами, когда у вас и собственных предостаточно. Я ведь знаю, какое непростое время вы сейчас переживаете. Признаюсь, никогда ранее я не путала свои профессиональные обязанности с личной жизнью. Если вы захотите взять к себе Томми в качестве своего телохранителя, я, само собой, не смогу помешать или как-то остановить вас. Но я справлюсь, я со всем справлюсь. Обещаю.

– По-моему, Мариам, тот этап в наших с вами отношениях, когда нас связывали исключительно профессиональные вопросы, остался уже в прошлом. Все это закончилось в тот самый вечер, когда я устроила вам тут бучу накануне своего отъезда в реабилитационный центр. Вы замечательная девушка, Мариам, вы повели себя со мной выше всяких похвал, а потому я тоже обещаю вам, что не сделаю ничего такого, что огорчило бы вас или как-то негативно повлияло на будущее наших с вами отношений.

– Вы очень добры, Электра, но не забывайте, я – профессионал, а потому вам нет нужды принимать в расчет какие-то мои личные чувства или переживания. А сейчас давайте лучше поговорим о вашем дизайнерском проекте, – предложила Мариам, нацепив на лицо одну из самых своих ослепительных улыбок.

* * *

Вчерашний инцидент в парке изрядно напугал меня, а потому сегодня я решила позаниматься на тренажерах. Усиленно работая ногами на бегущей дорожке, я предавалась размышлениям о том, как же кардинально поменялась моя жизнь за последние несколько недель. Ведь раньше что в ней было? Я непрестанно перемещалась от одной съемки к другой, и так было каждый день, что ни день, то новая съемка. А сейчас у меня съемки только раз в десять дней, а все остальное время заполнено тем, что называется «личной жизнью». И какие бы трудности ни возникали у меня по части этой личной жизни, одно я знаю точно: я справлюсь со всем. Ведь мне удалось собрать вокруг себя команду таких замечательных людей. Среди них есть и моя родная кровь… Все они искренне переживают за меня и желают мне только добра…

И тут мои мысли сами собой перекочевали на Майлза.

Я соскучилась по нему. Не то чтобы это была пустая банальность типа «Ах, мне так не хватает тебя!», но у меня постоянно ныло сердце в разлуке с ним. Странное такое чувство, которое я не могу даже описать словами. Такое ощущение, что, когда его нет рядом со мной, будто отсутствует какая-то часть меня самой. Звучит довольно причудливо, но на самом деле все очень серьезно.

Может, Лиззи и права, и я настолько подавляю его своим имиджем, что он даже не осмеливается заговорить со мной о своих чувствах. Вдруг и правда я сама виновата во всем? Ни разу не продемонстрировала в открытую, что я чувствую к нему…

Однако я тоже боюсь, как и он. В свое время я открыто демонстрировала свои чувства к Митчу, и что получила в итоге? А ведь мне тогда так отчаянно нужно было его присутствие. Ох, меня сейчас стошнит, какой я была в то время, когда встречалась с Митчем. Но нельзя, чтобы это повторилось снова. Не могу я дважды наступать на одни и те же грабли…

Позже, уже сидя в машине, увозившей меня на очередное собрание анонимных алкоголиков, я вдруг спохватилась и круто поменяла свой маршрут, приказав водителю подвезти меня к Флэтайрон-билдинг, двадцатидвухэтажному небоскребу на Манхэттене неподалеку от моего дома, которое известно жителям Нью-Йорка как «здание-утюг». Сегодня там проходит аналогичное собрание анонимных алкоголиков. Почему-то интуиция подсказывала мне, что, если у Томми действительно возникли какие-то серьезные проблемы, а скорее всего, так и есть, то я обязательно найду его там.

Так оно и случилось. Я сразу же узнала его: сидел на несколько рядов впереди меня в своей красной бейсболке, которая выделала его из общей массы. На сей раз он не выступал; я тоже воздержалась от речей. Я ведь еще только начала осмысливать все, что услышала накануне из уст бабушки, и мне надо время, много времени на обдумывание. Но, как говорится, всякому овощу свое время. По окончании собрания я намеренно замешкалась в конце зала, чтобы дождаться того момента, когда Томми будет проходить мимо.

– Привет, Томми! – окликнула я его. – Рада встрече с тобой.

– О, привет, Электра. Как поживаешь?

Бледное лицо, покрасневшие глаза, будто он не спал уже несколько ночей. Однако, когда он заговорил со мной, я не уловила запаха спиртного в его дыхании.

– Мне тебя не хватает на твоем постоянном месте рядом с моим домом, – пошутила я. – Куда ты пропал?

– Да так, всякие разные дела были, – ответил он неопределенно.

– Кофе будешь? – спросила я у него. – Но только не этот. – Я махнула рукой на кофейник.

– Есть другой? – переспросил он удивленно.

– Да, а почему бы и нет?

– Тогда… Ладно! Буду.

Мы зашли за угол дома и уселись на лавку.

– С тобой все в порядке, Томми? – спросила я у него.

– По правде говоря, – Томми слегка подул на свой эспрессо, – дела мои на данный момент не то чтобы очень…

Кажется, можно отпасовать мяч назад, решила я.

– Видишь ли, я немного в курсе. Того, что у вас произошло с Мариам.

– Правда? – удивленно воскликнул он. – Но как?

– Ну, если в двух словах, то так. Вчера во время утренней пробежки в парке меня ограбили, и тогда все в один голос стали говорить, что мне нужно немедленно обзавестись телохранителем. И конечно, я сразу же подумала о тебе и поделилась своими соображениями с Мариам, а она расплакалась, убежала и закрылась в ванной комнате. Вот так оно все и вышло наружу.

– Ах, Электра, меньше всего на свете я хочу причинять тебе какие-то неприятности. Прости, что все так получилось. – Он глянул на меня, и я увидела, что в его глазах затеплилась слабенькая надежда. – Так, говорите, она закрылась в ванной комнате и плакала?

– Да, плакала. Она любит тебя, Томми, а ты, судя по всему, любишь ее… Собственно, твое признание я слышала собственными ушами на собрании анонимных алкоголиков на прошлой неделе. Я сидела в самом конце зала. И конечно, в самую первую минуту я и подумать не могла, что ты говоришь о Мариам, решила, что это…

– Как бы то ни было, но все кончено. Она меня, что называется, отшила.

– А ты знаешь, какова причина, по которой она порвала с тобой?

– Нет. Но я догадываюсь. Ты только взгляни на меня, Электра! Кто захочет встречаться с таким типом, как я? У меня же все в жизни наперекосяк, – закончил Томми, и на его глаза навернулись слезы.

– Мариам хотела бы встречаться с тобой! – уверенно отрезала я. – Твои беды не имеют никакого отношения к истинной причине ее решения порвать с тобой. Напротив! Она считает тебя замечательным человеком. Но все упирается в другое. Она ведь мусульманка. А женщины-мусульманки не могут выходить замуж за человека другой веры. Видишь, как все просто?

– Ты меня разыгрываешь, да? – Томми вытаращился на меня, словно я какой-то инопланетянин, случайно залетевший на Землю и абсолютно не понимающий людей. – Она никогда даже речи не заводила об этом.

– Как она сама сказала мне буквально пару часов тому назад, ты тоже не беседовал с ней ни о чем таком конкретном… Не делал ей предложения, не признавался в своих чувствах. Вот она и решила, что будет неуместно заводить весь этот разговор о вере. Но, клянусь тебе, главная причина именно в этом.

– То есть вы хотите сказать, что если бы я был мусульманином, то тогда она бы изъявила желание выйти за меня замуж?

– Именно так. Причем, судя по ее настроениям, хоть завтра. Она порвала с тобой, потому что не видит выхода из сложившейся ситуации. Мы с тобой не способны оценить в полной мере все ее переживания, потому что мы не мусульмане, а для Мариам вся ее земная жизнь, ее семья, ее друзья, все-все-все крутится как раз вокруг веры. К тому же она знает, что у тебя есть ребенок, что еще более усложняет и без того очень непростую ситуацию.

– Да, это правда, у меня есть дочь. Но моя бывшая жена недавно познакомилась с одним парнем и хочет перевезти дочь в Калифорнию, чтобы она жила вместе с ними. Кстати, это одна из причин, по которой я снова вернулся в клуб анонимных алкоголиков. Без дочери, без Мариам… Совсем один… Ах, Электра, я борюсь изо всех сил…

– Конечно, борешься, я все понимаю, Томми. Но давай по сути: если для того, чтобы быть вместе с Мариам, тебе придется принять ее веру, ты готов к такому шагу?

– Трудный вопрос. Ведь вы сейчас задаете его человеку, который воевал в Афганистане. Те бесчинства, та жестокость, которую я там видел своими глазами и которая творилась именем аллаха… Перейти в ислам – это для меня все равно что пройти босиком по горящим углям. Понятное дело: там мы имели дело, главным образом, с экстремистами всех мастей, но все равно для меня стать одним из правоверных… – Томми сокрушенно покачал головой. – Даже не знаю, что сказать.

– Мариам знает, через что тебе пришлось пройти там. Она не раз и не два думала об этом. Наверное, это одна из причин, по которой она так и не решилась начать с тобой разговор о вере. Боже, как же все сложно в этой жизни!

– И это ты говоришь мне, Электра! Наконец-то я встретил девушку, которая подходит мне по всем параметрам, и вот вам пожалуйста!

– Послушай меня, Томми. Я ведь в ваших делах всего лишь посредник, а решать все равно придется вам самим. Мне понятна дилемма, перед которой ты сейчас оказался. Но разве любовь не стоит того, чтобы пересечь запретную зону? Ведь когда вы останетесь наедине друг с другом, то вы просто мужчина и женщина, и ничего больше. Хорошо, что ты теперь знаешь истинную причину, почему она от тебя отвернулась. Да, все очень сложно, запутанно, вот и разбирайтесь вдвоем с этими хитросплетениями, ищите выход из тупика. Все, мне пора! И последнее, – сказала я, вставая. – Мое предложение насчет работы телохранителем, оно вполне серьезное. Однако я понимаю, что, пока вы с Мариам не разберетесь между собой, оно как бы немного преждевременное, да?

– Да. Но в любом случае большое спасибо.

– Будь со мной на связи, Томми. Я волнуюсь за тебя.

– Спасибо за кофе, Электра… И за то, что уделила мне время, – добавил Томми на прощание. Я так и оставила его сидящим на скамейке со стаканчиком эспрессо в руке.

Проезжая по улицам Нью-Йорка, я невольно глянула на тротуары, запруженные толпами народа. И у каждого из этих людей, подумала я, есть своя драма в жизни, о которой мы, спешащие мимо, даже не подозреваем. Почему-то от этой мысли мне полегчало; так легко поверить в то, что жизнь прекрасна и все без исключения ведут безоблачное существование, о чем, собственно, и трубят каждый день все наши средства массовой информации (достаточно вспомнить меня саму, выпархивающую из роскошного лимузина, разодетую в пух и прах, спешащую на очередную вечеринку, где тусуются исключительно одни селебрити), но ведь на самом деле реальная жизнь так далека от этой гламурной картинки.

Что ж, мелькнуло у меня, я, как могла, постаралась сыграть роль доброй феи-волшебницы для этих двоих, а теперь пусть разбираются сами.

* * *

– Электра?

– Привет, Стелла, – бросила я в трубку, уже укладываясь в постель вечером.

– Вот решила позвонить, узнать, как ты.

– У меня все хорошо.

– Я… я немного нервничала вчера, когда ты уехала. То, что я рассказала тебе, может травмировать любого человека, особенно если речь идет о человеке, который совсем недавно вернулся после курса реабилитации. Мне даже страшно представить себе, что вольно или невольно я нарушила процесс твоего восстановления.

– А у меня, напротив, такое чувство, что знание собственного прошлого тоже стало частью моего восстановительного процесса. Конечно, сведения малоприятные, но ведь я, по сути, не знала своей матери, что несколько упростило мое положение, хотя все равно было тяжело узнать все подробности того, как она умирала. Словом, особых поводов для волнения нет, – добавила я, уловив озабоченность и даже страх в голосе бабушки.

– Ты – невероятная молодец, Электра, и я… – Голос Стеллы дрогнул, и она замолчала на мгновение. – И я так горжусь тобой. Собственно, это я и хотела тебе сказать.

– Спасибо, – коротко поблагодарила я, понимая, сколь велика опасность того, что я сейчас и сама расчувствуюсь.

– Можно мне заглянуть к тебе завтра? У меня есть разговор. Что, если я заеду вечером, скажем, часов в семь?

– Ладно. Тогда до встречи.

Лежа в постели, я уже в который раз отметила про себя, что моя неуемная тяга к водке за последнее время сильно ослабла, так что напрасно бабушка переживает за меня, хотя, конечно, эта ее забота, не скрою, очень трогательна. Мне и самой Стелла стала нравиться гораздо больше, особенно после того, как она раскрылась с совершенно неожиданной для меня стороны, не побоявшись открыто продемонстрировать, какая на самом деле ранимая у нее душа. Пожалуй, если бы мне пришлось подыскивать пример, с кого делать свою жизнь, то более подходящей кандидатуры, чем Стелла, на эту роль и нет. Достаточно лишь проследить ее общественную деятельность, что я уже и сделала посредством интернета. Такое впечатление, что моя бабуля успела высказаться по всем самым злободневным темам нашей современной жизни. Воистину, для нее не существует запретных тем, как, наверное, нет и такой страны, которую бы она не посетила в качестве представителя международной неправительственной организации «Международная амнистия». Не счесть тех наград и добрых слов в свой адрес, которых она удостоилась. Чувствуя, что меня уже клонит в сон, я вдруг подумала, что, судя по всему, моя карьера в модельном бизнесе почти наверняка подходит к концу. Мне тоже хочется заниматься чем-то таким, что меняет нашу жизнь…

Я уже почти заснула, но в эту минуту раздался звонок мобильника.

– Электра?

– Привет, Майлз, – ответила я сонным голосом.

– Вот незадача! Я что, разбудил тебя? Прости! Я только что вернулся с работы и хотел сообщить тебе, что нам разрешили навестить Ванессу на этих выходных.

– Замечательно! – воскликнула я. – А как ты сам?

– Ох, завален делами сверх всякой меры… Я уже даже стал подумывать о том, что пора менять работу. Мне больше не приносит удовлетворения то, чем я занимаюсь.

– Какое совпадение! Представь себе, и меня посетили точно такие же мысли.

– Знаешь, я тут решил устроить себе небольшой перерыв. Какие у тебя планы на завтрашний вечер?

– Никаких. Разве что прогуляемся где-нибудь вместе с Лиззи.

– А не хочешь вместо прогулки поужинать со мной?

– С удовольствием, – ответила я, чувствуя, как забилось мое сердце, не иначе как сто ударов в минуту.

– Отлично! Тогда я заеду за тобой часов в восемь. Идет?

– Вполне. Тогда до завтра.

– Спокойной ночи, Электра.

– Спокойной ночи, Майлз.

Я закрыла глаза и возбужденно заерзала на постели, чувствуя, как бурлит во мне кровь от радостного предвкушения. Заснула я с улыбкой на лице.

52

Уж и не припомню, когда я с такой тщательность выбирала себе наряд, готовясь к встрече с Майлзом, хотя даже не была уверена в том, что он пригласил меня на свидание. Я не имела ни малейшего представления, куда именно он поведет меня на ужин – в какое-нибудь ближайшее кафе по соседству или в небольшой ресторанчик где-то в городе. Очень жаль, что я уже успела показаться перед ним в своих кожаных брючках. Но ничего не поделаешь! В конце концов я решила предстать перед ним сегодня в винтажных брюках от Версаче ярко-оранжевого цвета и в шелковой блузке, придающей элегантность всему образу. На шею я нацепила бусы в этно-стиле из тяжелых оранжевых камней. Все! Кажется, я готова к выходу в свет.

– Потрясающе выглядишь, Электра, – одобрила мой наряд Лиззи, заглянув ко мне в спальню. – И брючки мне твои очень нравятся, хотя для такой старушки, как я, они немного ярковаты.

– А что скажешь о тех фасонах, которые я набросала сегодня днем? – спросила я, сгребая в охапку все те наряды, что я перемерила, прежде чем сделала свой окончательный выбор. Затолкала все в шкаф, пусть служанка завтра сама наводит там порядок.

– Некоторые просто великолепны, – ответила Лиззи. – Так ты все же решила заняться этим всерьез?

– Да, решила. А всю прибыль перечислю на развитие реабилитационного центра для подростков. Вот хочу попросить Сюзи, чтобы она уже в ближайшие несколько дней организовала для меня встречу с пиарщиками прямо здесь, у меня дома, а потом еще и несколько интервью. Мариам уже подыскала компанию, которая берется воплотить мои фасоны в жизнь; сама-то я, как ты догадываешься, и понятия не имею, как все это делается. Мы уже заказали экологически чистую ткань для будущих моделей. Как видишь, все мои мысли сейчас крутятся только вокруг этого.

– Одним словом, новый проект, – понимающе улыбнулась Лиззи. – Между прочим, если тебе понадобится какая-то помощь по части бухгалтерии, имей в виду, я хорошо в этом разбираюсь. Только скажи, и я с удовольствием подсоблю.

– Очень даже может быть, что я специально найму тебя именно для этой цели.

– Знаешь, Электра? Ты сегодня… буквально светишься… Так приятно видеть тебя такой.

– Да, наверное, так оно и есть. Ведь я – это новая я. Вот постепенно привыкаю к себе самой, – ответила я, и в эту минуту в дверь позвонили. – О, это Стелла! Пожалуйста, открой ей дверь.

Лиззи направилась к дверям, а я забежала в ванную комнату, чтобы еще раз внимательно глянуть на свое лицо. В гостиную я вошла, полностью владея собой, невозмутимая и спокойная. Поздоровалась с бабушкой, она тут же обняла меня и стала восторженно осыпать комплиментами, повторяя слова Лиззи. И хотя я сто тысяч раз слышала, какая я необыкновенно красивая, однако в устах моей лучшей подруги и собственной бабушки они звучали совсем иначе и значили для меня много больше.

– Даже не буду спрашивать тебя, Электра, как ты, – промолвила Стелла, усаживаясь на свое привычное место в кресле. Я налила немного воды и протянула ей стакан.

– Да у меня все хорошо. Недаром в той цитате, которую оставил мне папа, сказано, что жизнь можно понять, только оглядываясь в прошлое, но при этом надо все время двигаться вперед.

– Хотя мое знакомство с твоим отцом было до обидного коротким, у меня сложилось впечатление, что он очень мудрый человек. И много чего повидал в этой жизни.

– Сегодня я и мои сестры, мы все очень хотели бы узнать, что именно он повидал. Мы ведь практически ничего не знаем о его жизни, где он бывал, куда ездил, почему собрал по всему свету нас, девочек, под крышу своего дома. Но – увы! – поздно. Папы больше нет, и мы уже никогда ничего так и не узнаем.

– Ты сильно скучаешь по нему?

– Да, сильно. Особенно сейчас, когда от моей прежней злости на него не осталось и следа.

– В любом случае я знаю одно. Кем бы ни был твой отец, но он бы тобой гордился. Что, кстати, дает мне повод перейти непосредственно к тому вопросу, ради которого я и приехала сегодня повидаться с тобой. Ты помнишь мое выступление по телевидению, в котором я рассказывала о том страшном кризисе, который мы сейчас наблюдаем в Африке в связи с колоссальным ростом инфицированных СПИДом?

– Разве такое можно забыть?

– Так вот, меня попросили выступить перед зрителями на концерте в защиту Африки, который состоится в Мэдисон-сквер-гарден. Чтобы я рассказала собравшимся о том, что видела собственными глазами, когда была там. И я… я хочу, чтобы ты вышла на сцену вместе со мной, чтобы ты тоже обратилась напрямую к аудитории, а это будут миллионы и миллионы людей по всему земному шару, чтобы ты затронула тему наркозависимости молодежи не только у нас в Нью-Йорке, но и по всему миру. Ведь грязные шприцы – это одна из основных причин стремительного роста числа ВИЧ-инфицированных людей. Насколько мне известно, Обама тоже выступает в поддержку этой кампании. А ты? Что скажешь?

– Я…

Я настолько растерялась, что, открыв рот, тут же молча закрыла его.

– Но почему я, Стелла? – выдавила я наконец из себя после долгой паузы. – То есть пойми меня правильно, я ведь всего лишь модель. Я никогда, ни разу за всю свою жизнь не выступала с речами. Я просто тягловая лошадка, увешанная тряпками… И голоса у меня нет… Да и потом…

– Неправда, Электра! У тебя есть голос, да еще какой! Да и потом, вся твоя жизненная история, то, как наркотики едва не погубили тебя саму, разве это не самый мощный и эффективный посыл, который ты можешь отправить молодым? Ведь ты скажешь им напрямую, что подобное несчастье может случиться с каждым. С каждым! Понимаешь меня, Электра?

– Ой, господи! Да у меня голова уже пошла кругом от одной только мысли.

– За эти несколько месяцев в Африке я насмотрелась на всякое. Своими глазами видела барыг, торгующих небольшими партиями наркотиков, сутенеров всех мастей и проституток, которых они опекают, и все, как одна, в наркотическом опьянении и плохо соображают, чем они занимаются и с кем. И большинство этих молодых женщин, а среди них и совсем еще девочки лет десяти или одиннадцати, кончат тем, что подхватят ВИЧ-инфекцию и будут умирать медленной и мучительной смертью. А ведь у многих из них уже есть дети. Подумай о них, Электра. Подумай о своей матери, о том, какой ужасной смертью она умерла. Я…

Я посмотрела в глаза своей бабушки, они полыхали огнем истинной страсти, и я поняла, что сделало ее своеобразной иконой для многих и многих ее сторонников. Ведь ей даже меня почти удалось уговорить выступить перед многомиллионной аудиторией и рассказать всем и вся о своей наркозависимости.

– Стелла, но ведь это же концерт в защиту Африки. И потом…

– Да, он в защиту Африки! Ты права. А разве твои предки, Электра, не из Африки родом? А я, по-твоему, откуда? Люди, которые живут там, в Африке, и особенно это касается женщин, не имеют тех возможностей, которыми мы располагаем здесь. У них нет той трибуны, с которой можно обратиться ко всем остальным людям. Вот поэтому мы все, кто живет здесь, и должны говорить в том числе и от их имени. Неужели непонятно?

– Хорошо, хорошо, Стелла! Но, ух ты! – Я сделала несколько глубоких вдохов. – Дай мне немного подумать, ладно? Я просто не вполне уверена пока, что готова поделиться со всем миром… своими проблемами. Мне кажется, что если я так сделаю, то за мною сразу же потянется шлейф сомнительной репутации, и он сохранится до конца моих дней, понимаешь меня?

– Очень даже понимаю, Электра. Но ведь это в равной степени может означать и другое: у тебя есть возможность выйти на принципиально новый уровень публичности, что, кстати, поспособствует и притоку дополнительных средств для того реабилитационного центра, о котором ты мечтаешь. Знаешь, такой шанс выпадает раз в жизни, грех им не воспользоваться.

Внезапно все мои прожекты по моделированию собственной коллекции одежды показались мне такими мелкими и незначительными в сопоставлении с тем, что предлагает мне Стелла.

– Но можно я все же подумаю немного, ладно, Стелла?

– Конечно, можно. И мне очень жаль, что я уже практически на следующий день после того, как ты узнала о том, какой страшной смертью умерла твоя мама, начинаю грузить тебя новыми проблемами. Но мне важно знать, ты согласна или нет, чтобы устроители концерта внесли тебя в список ораторов.

– А когда состоится концерт?

– В субботу вечером.

– Черт! – ругнулась я вслух. – Прости, что опять ругаюсь, но это же так скоро.

– Да, очень скоро. А потому уже завтра мне нужен от тебя однозначный ответ: да или нет.

– Хорошо, я подумаю. Сегодня вечером я встречаюсь с Майлзом, ну, с тем парнем, с которым я познакомилась в реабилитационном центре. Он там, впрочем, был не на лечении, просто приехал, так сказать, для подстраховки. Но это длинная история…

– Видно, этот человек много значит для тебя. Ты сегодня, милая, буквально светишься, – улыбнулась Стелла, повторив те же самые слова, что недавно сказала Лиззи.

– Спасибо, Стелла. Но разве в твоей жизни больше не было мужчин, которые поднимали бы тебе настроение?

– Были, но не в том смысле, как ты подумала. Однако, милая, не забивай себе голову излишними размышлениями обо мне. На сей счет можешь не волноваться: все у меня было в порядке и по этой части тоже. Однако не об этом сейчас речь. Оставим на время тему предстоящего концерта и поговорим о другом. Я хочу в обозримом будущем обязательно свозить тебя в Кению, показать тебе то место, где я родилась и где из века в век жили твои предки из племени масаи и продолжают жить и по сию пору. Я тебе уже рассказывала об этих людях, Электра. Но рассказы – это одно, и совсем другое – увидеть страну собственными глазами. Только тогда ты поймешь ее удивительную красоту. Долгие годы я планировала, когда уйду на покой, вернуться обратно в Кению. Я ведь по-прежнему являюсь владелицей дома на берегу озера Наиваша, который когда-то принадлежал Биллу. Вот только, к великому сожалению, я никак не могу отойти от дел и отправиться на этот самый покой. А уж сейчас-то точно ничего не получится, во всяком случае, до ноябрьских выборов. Ведь в случае избрания чернокожего на пост президента США у меня есть повод гордиться. Пожалуй, это будет самый судьбоносный момент в моей жизни.

– Да, это было бы здорово, – согласилась я со Стеллой. До меня вдруг дошло все колоссальное значение и весь огромный резонанс предстоящего события для всех чернокожих людей в мире. – Я… хочу спросить тебя кое о чем.

– Спрашивай, милая.

– Несколько недель тому назад я купила себе дом, он находится неподалеку от Таксона… Однако в последнее время, когда я все чаще задумываюсь над тем, сколько в нашем мире насилия, нищеты, страдания, мне делается как-то не по себе, и я начинаю чувствовать себя виноватой.

– Вот этого не надо, Электра! Тебе не в чем себя винить. Так уж устроена наша жизнь, и в ней всегда будут богатые и бедные. Даже сам Христос признавал такое разделение, о чем написано в Библии. А потому можешь спокойно наслаждаться своим благосостоянием, но при этом всегда будь готова к тому, чтобы помочь тем людям, которым не так повезло в этой жизни. К тому же ты ведь по натуре абсолютно не жадный человек. И у тебя полностью отсутствует тяга к приобретению всяческих материальных ценностей.

– Ты так думаешь?

– Уверена в этом. Достаточно лишь взглянуть на эти апартаменты, в которых ты сейчас обитаешь. – Стелла широким взмахом руки обвела вокруг себя. – Ну и что в этой комнате есть от тебя? Да ничего! Готова поспорить, ты и к деньгам своим относишься так же равнодушно. Наверняка не считаешь и не пересчитываешь их, как другие. Я права?

– Права. Если честно, то до недавнего времени, пока я не собралась купить себе дом, я вообще понятия не имела, сколько денег на моих счетах.

– Вот и я о том же. А все потому, что сам процесс накопления денег тебя совсем не интересует.

– Ну знаешь ли, очень может быть, такой процесс стал бы мне интересен, если бы у меня вообще не было денег.

– И это правда. Умница ты моя, мисс Мисси, – пошутила бабушка, улыбнувшись, и в эту минуту раздался звонок домофона.

Я машинально глянула на часы, Майлз появился на десять минут раньше срока.

– Кто там? – спросила у меня бабушка.

– Это Майлз приехал. Но ничего! Пусть подождет пару минут внизу, пока мы не закончим.

– Что за ерунда, Электра! С чего бы это бедняге томиться в холле в полном одиночестве? Пригласи его наверх, – приказным тоном сказала бабушка.

Я со вздохом подчинилась, уже заранее предвидя, какая трогательная сцена демонстрации чувств истинного фаната ждет меня впереди. Так, чего доброго, и на ужин не сможем попасть.

– Привет, Майлз, – поздоровалась я с ним, когда он переступил порог моей квартиры. – Ну как у тебя дела?

– Гораздо лучше, особенно сейчас, когда свалил с плеч гору всяких дел и переложил их на свой письменный стол… до лучших, так сказать, времен…

Внезапно Майлз замолчал, оборвав себя на полуслове, ибо, войдя в гостиную, он увидел, кто там сидит. При его появлении Стелла поднялась с кресла, чтобы поздороваться с гостем.

– Добрый вечер. Меня зовут Стелла Джексон. Я – бабушка Электры. А вы, как я понимаю, Майлз?

– Майлз Уильямсон, – поспешно представился Майлз и преодолел огромное пространство гостиной всего лишь за каких-то полтора шага. Он почтительно пожал руку Стелле. – Для меня большая честь, мэм, познакомиться с вами. Я когда-то слушал ваше выступление в Гарварде. Вы столько всего сделали! Лично для меня вы всегда были и остаетесь примером для подражания. Вы вдохновляете всех нас на добрые дела…

«Боже, да он сейчас, того и гляди, расплачется от переизбытка чувств», – мелькнуло у меня.

– Спасибо Майлз, за ваши добрые слова, но надеюсь, вы понимаете, что мой вклад в общее дело – это всего лишь капля в океане.

– О нет, мэм! Не согласен! Какая же это капля, если вы являетесь голосом всех тех, кто пока лишен права голоса, и вы не боитесь говорить все, что считаете нужным.

– Что правда, то правда, – коротко рассмеялась Стелла. – Врагов за минувшие годы я нажила себе предостаточно. Впрочем, и друзей тоже. Но ведь главное – это не бояться говорить и быть услышанным, так ведь?

– Именно так. А потому возьму на себя смелость поблагодарить вас за это не только от себя лично, но и от имени всего моего поколения.

– Кстати, мы тут как раз обсуждали с Электрой мою очередную идею. У меня появилось одно конкретное предложение, так, Электра? – Стелла вперила в меня пристальный взгляд.

– Да, но я не вполне уверена… – промямлила я в ответ.

– Не смею вас задерживать, молодежь, и все же, Майлз, присядьте на пару минут. Было бы интересно услышать и ваше мнение о моем предложении.

– Конечно-конечно! – Майлз послушно уселся в кресло напротив Стеллы, а я встала рядом, скрестив руки на груди и сверкнув глазами на бабушку.

– Разве нельзя поговорить об этом как-нибудь в другой раз? – предложила я.

– Разумеется, можно, Электра. Но Майлз ведь твой друг, а потому его мнение будет для нас особенно ценным.

«Еще бы! – подумала я. – Да он сейчас в лепешку разобьется, звезду тебе с неба полезет доставать, ты его только попроси!»

Стелла в двух словах коротко сформулировала суть своего предложения выступить вместе с ней на концерте. Я уже приготовилась к новой волне энтузиазма со стороны Майлза. Вот сейчас он примется с жаром уговаривать меня дать согласие.

– Ясно, – коротко бросил он, когда Стелла закончила, и повернулся ко мне. – Я хорошо понимаю, Электра, почему ты пока колеблешься. Ведь тебе пришлось за последнее время пройти через столько испытаний. Но это несколько другое. Взять и обнажить свою душу перед миллионами людей – для этого требуется мужество особого сорта. Тебе надо время, чтобы все хорошенько обдумать. Я прав?

– Да, так оно и есть! – ответила я с чувством.

– К сожалению, как я уже говорила Электре, времени у нас крайне мало. Я должна дать ответ уже завтра, чтобы они успели внести необходимые изменения в программу, – возразила Стелла.

– А вот давить на Электру не стоит. Думаю, применительно к ней – это самое последнее средство, мэм. Сейчас я собираюсь отвезти вашу внучку на ужин. Вполне возможно, в течение вечера мы обменяемся мнениями на сей счет. – Майлз поднялся с кресла. – Ты готова, Электра?

– Да.

Он протянул мне руку, я подошла к нему и благодарно пожала протянутую руку. Он повернулся к Стелле.

– Для меня большая честь познакомиться с вами лично, надеюсь, мэм, у нас еще будет возможность побеседовать более обстоятельно. Всего вам доброго.

И с этими словами он вывел меня из квартиры.

Может, на меня так подействовало стремительное движение кабинки лифта вниз, но что-то вдруг в моем животе перевернулось. Что-то очень похожее на то, что называют любовью. А к тому моменту как мы спустились на первый этаж и вышли в холл, на мои глаза сами собой навернулись слезы, причину которых я бы не смогла объяснить.

– Может, мы обошлись с ней чересчур грубо? – осторожно поинтересовалась я у Майлза, когда он, все еще продолжая держать меня за руку, вывел на улицу, где нас встретил теплый июньский вечер.

– О, Стелла со всем этим справится в два счета, – широко улыбнулся Майлз и взмахом руки остановил такси.

– А куда мы едем? – спросила я.

– В одно очень необычное местечко, – бросил он в ответ, искоса взглянув на меня. – И твой сегодняшний прикид как нельзя лучше подходит для этого места.

Дорогой мы в основном молчали. Мы уже больше не держались за руки, хотя в глубине души я была бы совсем не против и дальше чувствовать тепло его ладони. Глянув в окно, я поняла, что мы едем в сторону Гарлема. Такси остановилось у входа в ресторан на главной улице, мы вышли из машины и направились в ресторан.

– Добро пожаловать в ресторан «Саванна», – обратился ко мне Майлз. – Вот решил, что пора тебе уже познакомиться с настоящей африканской кухней.

За вкуснейшей трапезой – рыба, запеченная на гриле, и какая-то экзотическая закуска из подорожника и кус-куса, я вкратце поведала Майлзу обо всем том, что рассказала мне Стелла о матери и о ее трагической смерти.

– Да, Электра, представляю, каким потрясением это стало для тебя. Справишься?

– Думаю, уже справляюсь. Поначалу я тоже волновалась, что не смогу, но, как мне кажется, теперь мое сознание, мой мозг, очищенный от всякой наркотической дряни, работает как часы. Словно внутри меня провели генеральную уборку, почистив все лишнее.

– Говоришь так, будто тебя только что окрестили, окропив святой водой, и ты в мгновение ока переродилась, став совершенно другим человеком.

– Наверное, в чем-то ты прав. Пожалуй, твоя религиозная метафора точнее всего передает то, что произошло со мной. По правде говоря, я предполагала, что ужасная кончина моей матери выбьет меня из колеи и сильно расстроит, но, как я уже сказала Стелле, я ведь ее никогда не знала. А потому трудно даже сопоставить ту скорбь, которую я испытала, узнав о смерти папы, с теми переживаниями, которые вызвал у меня рассказ Стеллы. Я даже решила, что не хочу ехать на это кладбище на Гарт-Айленд: я нашла кое-какую информацию о нем в интернете. Довольно убогое место, где хоронят в общих могилах всех неопознанных покойников. – При последних словах я невольно содрогнулась.

– Согласен. Но может быть, немного погодя переговоришь со Стеллой, и вы обе решите, как лучше всего отметить или увековечить кончину твоей матери.

– Да, наверное. Дельная мысль. Так я и сделаю. Я также часто размышляю о той сперме – так я называю своего биологического отца, о том, что этот человек, вполне возможно, еще жив-здоров.

– Да, такое действительно вполне возможно. И более того, ты даже можешь отыскать его, если захочешь. Я имею в виду анализ ДНК. Сейчас эта наука так стремительно развивается, уверен, у них уже есть банк данных, по которому ты сможешь отыскать своих кровных родственников и по линии отца. Но это в будущем, а не сейчас.

– Конечно, не сейчас. Спасибо тебе, что ты так решительно уволок меня из квартиры.

– Просто я увидел, что твоя бабуля начала потихоньку прессовать тебя, а ты ведь не из тех, кто любит, когда на тебя давят. Она, конечно, очень сильная и властная личность, согласна? И уж когда ей что-то надо, то идет напролом. Впрочем, действуй она по-иному, разве смогла бы она добиться всего, что сделала? Такие, как она, с их глубокой убежденностью и верой в правоту своего дела, горы могут сдвинуть с места.

– А как тебе эта ее идея, чтобы я поделилась своей историей перед многомиллионной аудиторией?

– Вот здесь, Электра, решать уже тебе самой.

– Ты прав, Майлз, решать мне, но могу же я спросить твое мнение, разве не так?

– Лично я понимаю, почему ей так хочется, чтобы ты решилась на этот шаг. Ты ведь публичная фигура, можно сказать, икона стиля для молодежи по всему миру. Да, Стелла, быть может, в тысячу раз опытнее тебя в том, что касается выступлений на публике, однако вряд ли ее выступление привлечет к себе такое же пристальное внимание, как те несколько слов, с которыми обратишься к собравшимся ты.

– Но у меня же одно лицо. Кто знает мой голос?

– Все правильно, сегодня ты действительно только лицо, и, если ты и впредь хочешь существовать именно в этом качестве, тогда откажись от предложения бабушки. В этом, собственно, весь вопрос, Электра. Понимаешь меня?

– Да… То есть нет… Ах, Майлз, я, честно, не знаю, что мне делать, – ответила я со вздохом. – Помнишь, в прошлый раз я рассказывала тебе о том, что решила кое-что изменить в своей жизни? Меня больше не устраивает быть только фотомоделью. Да, наверное, это в моих генах, не иначе, но мне тоже захотелось чего-то большего, чего-то такого, что приносило бы пользу людям. Я бы хотела помогать таким, как Ванесса. Но одно дело – дать пару-тройку интервью журналистам и рассказать им о реабилитационном центре для подростков, то есть всего лишь слегка замочить в воде ноги, и совсем другое – сразу же предстать в качестве активиста перед миллионами людей.

– Конечно, это принципиально разные вещи, и здесь я с тобой полностью согласен.

– Знаешь, если бы я все еще продолжала взбадривать себя наркотиками, то, вполне возможно, я бы и рискнула выползти на сцену, но…

– Не говори глупостей, Электра! Ты не можешь рисковать! И не должна делать ничего такого, чтобы помешало бы твоей дальнейшей реабили-тации.

– Но если мне все же удастся собрать миллионы долларов на наш реабилитационный центр для подростков, то, кто знает, может, моему примеру последуют и многие другие люди по всей Америке? Как думаешь? – Я натянуто улыбнулась.

– Сама по себе идея грандиозная, но ее реализация не должна подвергать тебя опасности. Кто знает, а вдруг ты можешь снова сорваться? Здесь риски слишком велики. А потому скажу так: если ты пока не чувствуешь, что внутренне готова сделать этот важный, быть может, самый важный шаг в своей жизни, тихонько отойди в сторонку и терпеливо дожидайся своего часа. Держи свой порох сухим до тех пор, когда он востребуется и ты будешь готова.

– Со мной проблема в другом. Я не люблю и не могу ждать. И если я собираюсь начать кампанию по сбору средств, а я предполагаю заняться этим уже в ближайшие дни, то тогда с моей стороны будет сущим безумием отказаться от такой уникальной возможности, которую предложила мне бабушка. Ты так не считаешь?

– Нет, я так не считаю. Потому что самое главное в этом деле – это ты сама и то, кем ты станешь в будущем. Я ведь постоянно твержу тебе, что ты еще так молода. Очень молода, и впереди у тебя еще целая жизнь.

– И все же, как мне кажется, я нашла точку приложения для своих сил, тот канал, через который я смогу излить всю ту страсть, весь тот огонь, что полыхают внутри меня. Все это следует пустить на помощь людям, а не глушить в себе с помощью водки. Даже мой взрывной темперамент, мои приступы гнева, их тоже можно обернуть на пользу: если злость, так от имени многих и многих обездоленных, если страсть, так это тоже некая позитивная сила, направленная на скорейшие перемены в нашей жизни.

Я глянула на растроганное лицо Майлза.

– Все правильно! Прости меня, Электра, – обронил он.

– Что? Я сказала что-то не так?

– Напротив! Ты все сказала правильно. И я страшно горд тобой, можно сказать, горд до слез.

– Ах, Майлз! Перестань! Иначе я сейчас сама разревусь! – Я принялась обмахиваться рукой, и в эту минуту к нашему столику подошла молоденькая темнокожая девушка и уставилась на меня застенчивым взглядом. – Привет! – улыбнулась я, обрадовавшись ее появлению как удобному предлогу сменить тему разговора.

– Добрый вечер, Электра. Я… я просто хотела сказать, что я – ваша фанатка… Потому что вы, чернокожая девушка, добились всего… Успеха, славы. Ваш пример вдохновляет меня и многих моих подруг.

– О, спасибо. Мне приятно это слышать.

– И ваша новая прическа мне ужасно нравится. Скорее всего, я тоже подстригусь в стиле афро… Потому что мне до чертиков надоело возиться со своими волосами. Да и денег на все эти укладки не наберешься. Все эти тоники, релаксаторы для распрямления кудряшек… Ну, вы понимаете, о чем я…

– Да, можете смело следовать моему примеру, дорогая. Честно скажу вам, это мое самое лучшее решение в жизни.

– А можно мне с вами сфотографироваться?

– Конечно, можно. Присаживайся рядом. Сейчас мой друг заснимет нас на память.

Майлз послушно щелкнул смартфоном девушки, и та, довольная, отошла от нашего столика с улыбкой до ушей.

– Вот это было круто! – призналась я. – Может, мне стоит провести специальную фотосессию, последнюю в своей карьере, чтобы запечатлеть себя с прической «афро»? Вдруг это сподвигнет молоденьких девочек по всему свету отказаться от тирании парикмахеров и стилистов?

– А по-моему, Электра, мы с тобой только что получили наглядное доказательство того, что ты не просто фотомодель, а самый настоящий образец для подражания, твой образ и каждое произнесенное тобой слово отслеживаются молодежью во всем мире.

– Что ж, остается только надеяться, что она не растрезвонит папарацци, что видела нас с тобой вместе. В противном случае тебе следует приготовиться к тому, что твое лицо тоже замелькает на газетных полосах.

– Ужас! Даже представить себе не могу, как ты справляешься со всем этим… Я бы точно не вынес такого прессинга.

«Если бы ты был рядом со мной, то тебе пришлось бы привыкать ко всей этой шумихе…»

– Хорошо, но давай сейчас поговорим о чем-нибудь еще, – резко сменила я тему разговора. – Я тут хочу кое-чем поделиться с тобой. Это касается моего пресс-секретаря. Мне было бы интересно выслушать твои соображения на сей счет.

Я коротко описала суть проблемы, возникшей у Мариам и Томми, Майлз внимательно выслушал меня.

– Да, задача не из простых, – согласился он со мной. – У девушки – вера, а у него за плечами – Афганистан и все, что с ним связано… – Майлз сокрушенно покачал головой. – Ну что мы за люди такие? Вечно влюбляемся в тех, кто создает нам кучу всяческих дополнительных проблем, зачастую неразрешимых…

– Но они действительно любят друг друга. И они хотят быть вместе, вот только как это устроить? Не скрою, здесь мною движет еще и самый откровенный эгоизм… Представь, если бы у них все срослось, какая бы у меня была замечательная команда! Томми – прекрасный парень, поверь мне, Майлз. Ну, а Мариам ты знаешь и сам. Она – чудесная девушка. Ты же хорошо сечешь во всех этих религиозных вопросах. Вот, скажем, ты сам… Если бы ты познакомился с какой-нибудь мусульманкой или даже с какой-нибудь атеисткой, это остановило бы тебя? Ты бы порвал с ней отношения? Или как?

– Знаешь, Электра, тут есть два очень важных момента. В Библии нигде и ничего напрямую не сказано о том, что нельзя жениться на иноверных или выходить за них замуж. А в исламе, в той религии, которую исповедует Мариам, это категорически запрещено. А второй момент, причем самый важный, – это уже социально-культурный аспект такого союза. Исповедовать ту или иную религию – это значит осознавать свою национальную идентичность, принадлежность к сообществу, исповедующему те же моральные принципы, что и ты сам. Все мы свидетели того, что в современном мире мораль размывается у нас на глазах что ни день, а потому такие сообщества с четко выраженным моральным кодом, с пониманием тех принципов, которые лежат в основе их идентичности, начинают играть все более и более важную роль. Во всяком случае, так мне кажется. Перед Мариам стоит практически неразрешимая коллизия. Для нее привести чужака в свой, так сказать, «клуб» – это нечто из ряда вон, и замуж она за него выйти не может в силу существующих в их религии запретов на такие браки. Переходим к Томми. Он прошел Афганистан… Тяжелый опыт. Потом взрыв башен-близнецов и всплеск той ненависти, которой сопровождался этот чудовищный теракт… А потому ответ мой предельно прост: я не знаю, что им можно посоветовать. Чрезвычайно сложная ситуация. Послушай, а может, мне поговорить с Томми? Я бы постарался объяснить, рассказать ему, откуда Мариам родом. Мне известно кое-что об исламе, во всяком случае, о тех положительных моментах, которые присутствуют в этом вероисповедании, а положительного там много. Пусть он хотя бы узнает, что и как.

– О, Майлз! Это было бы просто здорово! Спасибо тебе большое! Я тебе крайне признательна.

А потом мы оба замолчали, какая-то пронзительная тишина вдруг опустилась над нашим столиком, мне даже стало как-то не по себе. Майлз с отрешенным видом уставился в стенку за моей спиной, я бесцельно вертела в руках салфетку, нутром чувствуя, как неуловимо поменялась сама атмосфера вокруг нас.

– Послушай, Электра, – неожиданно нарушил затянувшееся молчание Майлз. – Может, сейчас и не самый подходящий момент для такого разговора, но… – Я увидела, как у него на горле заходил кадык. – Я… Видишь ли, у меня состоялся недавно разговор с моим пастором, я попросил у него совета, и он посоветовал мне поговорить с тобой начистоту, открыть, так сказать, свою душу. Что я и делаю сейчас. Наверняка для тебя не осталось незамеченным то, какое удовольствие мне доставляет общение с тобой. А вся правда в том, что, как я ни старался соблюдать дистанцию, несмотря на все мои наилучшие намерения и вопреки им, у меня к тебе возникло чувство. Беда лишь в том, надеюсь, ты это тоже усвоила, пока лечилась в «Рэнч», что когда двое наркозависимых людей пытаются выстроить какие-то отношения друг с другом, ничего путного из этого не получается. К тому же ты еще только в самом начале пути к полному и окончательному выздоровлению, что в нашем с тобой случае делает подобные контакты еще более опасными. Всегда существует риск того, что мы снова потащим друг друга в то болото, из которого с таким трудом выкарабкались. К тому же ты – супермодель мирового масштаба, а я – всего лишь второразрядный адвокатишка, который с трудом сводит концы с концами, тем более живя в таком чертовски дорогом городе, как наш Нью-Йорк. Плюс я должен честно признаться тебе, что совершенно не готов к той жизни селебрити, которой живешь ты сама. Да, я могу сто раз повторить тебе, что меня ни капельки не волнует, что ты зарабатываешь в миллион раз больше моего, но на самом деле мое уязвленное мужское самолюбие никогда с этим не смирится. Словом, я высказал тебе все, что хотел сказать, но вполне возможно, сейчас ты заявишь мне, что тебя вполне устроят чисто платонические отношения, а остальное тебя попросту не интересует, и тогда весь наш этот разговор ни к чему.

Он наклонился ко мне предельно близко, стараясь, чтобы никто из посторонних не смог услышать все, о чем он сейчас говорил. По его лицу я поняла, что он ждет от меня ответа.

– Ладно! Спасибо, что поделился со мной своими переживаниями, как выражаются у нас на собраниях анонимных алкоголиков. И да! – Я утвердительно кивнула. – Я все поняла.

– И?

– И что? Успокойся, Майлз! Какого рода признания ты от меня ждешь? Как будто это и так не очевидно, что я на тебя запала?

– Да, я знаю, что нравлюсь тебе. Вопрос в другом: вполне возможно, ты видишь во мне только своего друга и ничего более, такой уровень чисто дружеских отношений, возникший благодаря нашим совместным усилиям по спасению Ванессы.

– Да, и друга тоже! Но… – Я запнулась. – Но не только друга.

– Хорошо! – Я увидела, как Майлз просветлел лицом, откинувшись на спинку стула. – Даже не знаю, радоваться ли мне этому или, наоборот, печалиться.

– Ты это серьезно? То есть ты хочешь сказать, что даже не догадывался о тех чувствах, которые я испытываю к тебе?

– Послушай, девочка! Именно это я и пытаюсь втолковать тебе! – Он улыбнулся. – Ты только посмотри на себя! Ты известная, богатая женщина, и весь мир лежит у твоих ног. Ты можешь заполучить кого угодно и заполучала кого угодно…

– Эй, поосторожнее на поворотах! – перебила я его с негодованием в голосе. – Никого я не заполучала!

– Но ты же встречалась с такой суперзвездой, как Митч Дагган и этот великосветский щеголь… Как его? С такой дурацкой фамилией…

– Зед Эсзу, ты хочешь сказать?

– Да, именно он. Ты уж прости, если я скажу, что выглядит он как самый настоящий ублюдок. Придурок какой-то…

– Такой он и есть на самом деле, но это уже совсем другая история. Но в одном ты прав. В моем лице ты не найдешь девственную весталку, а если тебе нужна именно такая, тогда можешь не стучаться в мою дверь.

– А я и не собираюсь обсуждать твой моральный облик, Электра. Ты свободная женщина и вправе делать все, что считаешь нужным. Другое дело, если бы мы с тобой были вместе и ты бы меня обманула… Тут уже совсем другой разговор.

– Хорошо, хоть предупредил заранее! – Я шутливо округлила глаза. – Ты прямо законченный крючкотворец, Майлз! Расписал все возможные проблемы в наших гипотетических отношениях, которые, между прочим, еще даже не начинались. Браво, адвокат! Уж не потянешь ли ты меня силком в свою церковь, чтобы я принесла там обет целомудрия?

– Вполне возможно, что я заставлю тебя принести такой обет. – Майлз широко улыбнулся. – Во всяком случае, в идеале так и должно быть. Впрочем, после того как ты рассказала мне о Мариам и Томми, я понял, как незначительны все те проблемы, которые меня волновали, в сопоставлении с их бедой. Скажу просто: я не могу жить без тебя. Ты для меня как солнце, которое освещает все вокруг. Всякий раз дождаться не могу той минуты, когда снова заговорю с тобой…

– И я тоже! – улыбнулась я в ответ. Так мы и сидели, молча улыбаясь друг другу.

Но вот Майлз протянул через стол свою руку, и я взяла ее.

– А все же признайся, Электра… Думаю, что, несмотря на всю мою сдержанность, нам хорошо друг с другом, правда?

– Очень хорошо! И я всегда это знала.

53

В воскресенье утром я проснулась, сама не понимая, на каком я свете. В самую первую минуту я даже не знала, чего мне хочется больше: раздвинуть ночные шторы, распахнуть окна и обнять весь белый свет или же, напротив, бежать поскорее в ванную комнату, чтобы меня вырвало и очистило полностью изнутри. Разумеется, первый вариант был предпочтительнее, но в комнате было так темно, а еще нужно было выбираться из постели, чтобы раздвинуть шторы и попытаться разглядеть, что там делается за окнами. Мысленно вознеся благодарность всему миру и всем высшим силам, которые послали мне Майлза, я снова почувствовала, как все переворачивается в моем животе от одной только мысли, что меня ждет сегодня вечером. Впрочем, сама же согласилась. Руки мои заметно дрожали, когда я взяла текст речи, который вчера помогли мне написать Майлз и Стелла. Держа лист бумаги перед собой, я закрыла глаза и попыталась произнести свой спич вслух по памяти, но голос предательски сорвался на какой-то невнятный писк.

– Черт! Черт! Черт! – выругалась я вслух и натянула себе на лицо одеяло, прикидывая, что надо сделать, чтобы заставить Мариам срочно зарезервировать мне билет на самолет куда-нибудь подальше от Нью-Йорка. Еще никогда в своей жизни я не испытывала такого дикого страха, как сейчас.

Я поднялась с постели, чувствуя, как крутит у меня в желудке и как сильно бьется сердце в груди, и побрела на кухню в поисках кофе. Лиззи уже хлопотала у стола, непривычно бледное лицо без следов какой-либо косметики.

– Доброе утро, Электра. Хорошо выспалась?

– Нет, ужасно! Еще вопросы будут? – рявкнула я в ответ и, схватив рывком кофейник с подставки, налила себе кофе в кружку.

– Не психуй! Я знаю, все у тебя получится. Серьезно! Все будет замечательно.

– Лиззи, ничего у меня не получится! Господи, и зачем я только согласилась на эту авантюру? Чувствую, что я опрометью сбегу со сцены, если у меня вообще хватит духа вскарабкаться на нее и… – Я громко выругалась и что есть силы стукнула кулаком по столу. – Во что я ввязалась?! Как позволила уговорить себя?! – воскликнула я со стоном.

– Потому и позволила, что в глубине души, несмотря на все свои вполне объяснимые страхи, тебе хотелось этого. Ради своей матери, ради бабушки, ради всех тех подростков по всему миру, которым так нужно, чтобы ты выступила в их защиту, – глубокомысленно заметила Лиззи.

– Ну, да! Это если я вообще смогу говорить… Мне нужно повторить свою речь, а я не могу выдавить из себя ни слова. Нет, правда, Лиззи! Вляпалась я по полной! – Я уселась за стол и обхватила голову руками.

– Моя дорогая Электра! Мы все собираемся быть там рядом с тобой, и я просто уверена в том, что у тебя все получится как надо. А сейчас почему бы тебе не отправиться на свою утреннюю пробежку? А я тем временем займусь завтраком.

– Потому, что, во-первых, вы сами категорически запретили мне появляться в парке после того нападения, а во-вторых, не нужно мне никакого завтрака. Меня тут же стошнит, я это чувствую.

– Одевайся, Электра, и ступай вниз. В вестибюле тебя уже ждут. Этот человек и присмотрит за тобой, ладно?

– Правда? А кто это?

– Вот ступай и посмотри сама. И поторопись! – приказала мне Лиззи тоном заправской матери.

Я послушно натянула на себя спортивную форму и потащилась вниз, теряясь в догадках, кто бы это мог поджидать меня. Может, Майлз? Хотя, когда вчера вечером он целовал меня на прощание (замечательный был поцелуй, долгий и такой нежный!), он сказал, что появится у нас вместе со Стеллой не раньше трех часов, чтобы забрать меня и отвезти на концерт.

В вестибюле внизу было пусто. Я выбежала на улицу и едва не лишилась чувств, когда кто-то вдруг похлопал меня по плечу. Прежние страхи после недавнего ограбления еще никуда не улетучились.

– Доброе утро, Электра. Прости, я тебя, кажется, напугал.

– Томми! А ты что здесь делаешь?

– Но ты же сама предложила мне работу – быть твоим телохранителем. Вот я и решил устроить нечто вроде пробного сеанса. Чтобы ты посмотрела, каков я в деле.

– Но ведь…

– Я знаю, какой у вас сегодня суматошный день. А потому давай побеседуем во время бега. Договорились?

– Да.

И мы с ним побежали. Томми с самого начала задал вполне удобный ритм и исправно бежал рядом со мной, рассказывая по пути, что ему позвонил Майлз и они с ним встретились пару дней тому назад за чашечкой кофе. Майлз постарался объяснить ему, что вообще-то сам по себе Коран – очень красивая книга, полная мудрости и добра, но, как и в любой религии или в политической организации, всегда есть экстремисты, люди самых крайних взглядов, которые выхватывают то или иное слово из общего контекста, приспосабливая его уже к собственным нуждам. А потому если переход в ислам поспособствует урегулированию отношений с Мариам, то, по словам Майлза, ничего страшного в таком шаге нет.

– Я пока еще, конечно, ничего не решил… Думаю, пытаюсь разобраться во всем самостоятельно. Вот, даже Коран себе купил. Майлз прав, красивая книга. Но она же такая толстая, а я – не самый завзятый книгочей. Пожалуй, я ее до смерти не осилю, – рассмеялся Томми, и так приятно было слышать его веселый смех.

Потом он сказал мне, что позвонил Мариам, и они даже встретились (представляю, скольких усилий стоило Томми уговорить ее на эту встречу).

– И я напрямую сказал ей, что теперь знаю причину, по которой она порвала со мной отношения. Ну, а что же касается возможного брака, – тут Томми невольно покраснел, попутно сообщив мне, что Мариам будет хранить целомудрие вплоть до своего замужества, – то я сказал ей о том, что подумываю принять ислам. Но пока мы с ней договорились не торопить события. Посмотрим, как оно пойдет дальше. А если предложение работы остается еще в силе, то у меня появится отличная возможность проводить рядом с Мариам больше времени. И это станет хорошим испытанием для нас обоих.

– Что правда, то правда. Вам двоим нужно действительно наладить нормальные отношения. Только мне не хватало каких-то бытовых разборок в своей команде, – сказала я, в глубине души опасаясь именно такого развития событий.

– Клянусь, Электра, все наши внутренние проблемы с Мариам мы будем решать исключительно между собой и в нерабочее время.

– А как сама Мариам относится ко всему этому?

– По-моему, она довольна. То есть я хочу сказать, что ее вполне устраивает такое развитие событий. Но знаешь что? Мы с ней оба согласились с тем, что, как ты правильно заметила, завтра любой из нас может умереть, а потому бессмысленно жить только будущим, а в настоящем чувствовать себя несчастным. Между прочим, в ближайшее время она собирается познакомить меня со своими близкими. Вау! – воскликнул он. – Боюсь, как бы меня не потянуло выпить чего-нибудь покрепче, так сказать, для храбрости, перед этой встречей. Еще, чего доброго, снова запью. Ты же знаешь, как это бывает…

– Еще как знаю, Томми! – воскликнула я с чувством, и снова в животе свело при мысли о том, что ждет меня сегодня вечером. – В любом случае я очень рада за тебя. Как смотришь, если для начала мы с тобой заключим контракт на три месяца? Я сообщу все твои данные своему финансовому менеджеру, и тебя тут же внесут в платежную ведомость.

– Это было бы здорово. Нет, честное слово, Электра, у меня нет слов, чтобы отблагодарить тебя и, конечно, Майлза. Можно сказать, что вы оба спасли мне жизнь. Еще каких-то пару дней тому назад мне казалось, что жизнь моя зашла в тупик, а сегодня я даже вижу для себя какое-то будущее, – признался Томми, когда мы с ним выбежали из парка и задержались на переходе в ожидании зеленого света, чтобы перейти на противоположную сторону улицы, где находится мой дом.

– Хорошо мы сегодня с тобой побегали, – сказала я. – Впредь будем бегать каждое утро. Чувствую, что мне позарез нужна такого рода зарядка.

– Нет проблем. Тогда до скорого.

– Что значит «до скорого»? – переспросила я у Томми, увидев, что он остановился у входа в подъезд. – Ступай за мной, Томми. Для начала тебе нужен душ, а потом я должна уже официально представить тебя, как нового члена своей команды, моей подруге Лиззи.

– Ты уверена, Электра, что так надо?

– Конечно, уверена. Откуда мне знать, а вдруг какой-то грабитель караулит меня в кабинке лифта? Вот ты мне и нужен, защитишь в случае чего, – улыбнулась я в ответ. Не смогла сдержать улыбки, увидев, с какой гордостью он проследовал за мной в холл.

– Какой славный парень, – похвалила Лиззи, когда я познакомила ее с Томми, и он отправился в гостевую душевую.

– Да, он замечательный, я это знаю. И я так рада за них с Мариам. Вот только ему нужно срочно поменять свой гардероб, тем более что уже сегодня вечером он отправится вместе с нами на концерт в качестве моего телохранителя. Словом, ему требуется приличный костюм и все остальное.

– Пожалуй, ты права. Приодеть его не помешает.

– Послушай, Лиззи, а что, если ты сейчас вместе с ним прошвырнешься по магазинам? Сколько я его помню, он все время ходит в одном и том же худи. Ты ему объясни, что для работы куртка эта еще сгодится, а вот для выхода… Отведи его в торговый центр «Сакс Пятая авеню» и подберите там вместе что-нибудь подходящее, ладно? Ему нужна полная смена гардероба плюс приличная стрижка.

– Слушаюсь, мой босс! Уже лечу на помощь! – отсалютовала Лиззи, крайне довольная моей просьбой. Еще бы! Провести утро, шляясь по Пятой авеню и выгуливая Томми, – это же для нее предел мечтаний. Не приходится сомневаться, уж она-то укомплектует его как положено. А у меня появится возможность немного побыть одной, что мне сейчас крайне нужно.

* * *

Я приняла душ и погрузилась в пространные размышления о том, что надеть для сегодняшнего выступления: надо выглядеть достойно, но одновременно мне хотелось остаться самой собой. В конце концов я остановила свой выбор на ярко-оранжевых брючках и шелковой блузке, том наряде, в котором я была, когда мы с Майлзом посещали ресторан в Гарлеме. Переоделась и вышла на террасу, тихонько устроившись на стуле.

Столько всего случилось в моей жизни с той страшной ночи, когда со мной возился Томми и, по сути, спас мне жизнь, а если шире, открыл передо мной будущее, о котором я даже не могла и подумать. Сколько лет я прожила в заторможенном состоянии, мой мозг, одурманенный наркотиками и алкоголем, даже не замечал, как один день плавно перетекает в другой. Да я вообще была не похожа на нормального живого человека, так, жалкое подобие, и только. А уж сколько страданий стоил мне процесс возвращения в нормальное состояние. Иногда я чувствовала, что просто не вынесу той нестерпимой боли, которой сопровождалась ломка в моем организме, но как-то же справилась с помощью любящих меня людей. Да, да! Тех людей, которые любят меня по-настоящему. И вот вроде бы как все плохое уже в прошлом, но я-то прекрасно понимаю, что жизнь может в любой момент послать мне крученый мяч и попытается снова отбросить меня назад, а для того, чтобы противостоять, мне придется собрать в кулак все свои силы и побороть все возможные соблазны.

– Я горжусь тобой, Электра, – неожиданно сказала я вслух. – Да, я тобой горжусь.

Поднялась со стула и, подойдя к краю террасы, глянула на небо.

– Надеюсь, мама и папа, вы тоже гордитесь мной.

* * *

– О боже мой! Я не вынесу этого! – пробормотала я, услышав рев толпы всего лишь в нескольких ярдах от себя. Я и раньше не раз бывала на концертах в Мэдисон-сквер-гарден, сидела в ложе для ВИП-гостей, особенно когда тут выступал Митч, я даже поднималась за кулисы, но никогда не выглядывала оттуда в зал. А сейчас глянула и обмерла: такое впечатление, что сегодня здесь собрался весь Нью-Йорк. Публика неистовствует, топот ног, громкие крики, веселый смех, свист, и все это прямо передо мной.

Неудивительно, что многим рок-звездам требуются наркотики для снятия напряжения, подумала я. У меня сердце колотилось как бешеное, готовое в любую минуту выскочить из груди.

– Привет! Посмотри, кого я тебе привел. – Майлз легонько потрепал меня по плечу, и я отступила вглубь сцены, оставив свой пункт наблюдения.

Я повернулась и увидела Ванессу, стоявшую рядом с Майлзом в подаренной мною бейсболке «Барберри». Здесь же была и Ида.

– Вот так сюрприз! – воскликнула я. – И подумать не могла, что тебя отпустят сюда. – Я подошла к Ванессе и обняла ее.

– Но ведь сегодня особенный вечер, – откликнулась вместо нее Ида. – Вот мы и решили, что вам приятно будет видеть здесь Ванессу.

– Ну, как ты? – обратилась я к девушке, отметив про себя, что нежная кожа на ее лице больше не бледно-землистого цвета, да и ее огромные глаза, похожие на два больших блюдца, блестят от возбуждения, широко распахнуты и с любопытством смотрят на все, что происходит за кулисами и в зале.

– Не сойти мне с этого места, Лектра! – воскликнула она с нескрываемым восторгом. – Я будто в Канзас попала, да? Мне даже показалась, что я мельком увидела четырех моих самых любимых рэперов.

– Никакой это не Канзас. Ты рядом со мной, в Нью-Йорке, Ванесса, и я очень этому рада. – Я бросила короткий взгляд на Майлза и улыбнулась. Потом окликнула свою бабушку, стараясь перекричать рев толпы. – Стелла! Подойди к нам, пожалуйста. Хочу познакомить тебя со своей подругой Ванессой. Она ведь стала для меня тем импульсом, с которого все и началось. Правда, Майлз?

– Абсолютно точно, – согласно кивнул он в ответ.

Стелла отвернулась от какого-то мужчины с планшетом в руке, который, судя по всему, руководил происходящим действом, и направилась в нашу сторону. Как всегда, элегантная и собранная, в красивом брючном костюме черного цвета, яркий шарф небрежно повязан вокруг шеи. Она действительно очень красивая женщина, несмотря на свой возраст. Как же мне повезло унаследовать такие замечательные гены.

– Добрый вечер, Ванесса. Много о вас наслышана. Как у вас дела?

Властная манера общения, присущая Стелле, немного смутила Ванессу, и она заплетающимся языком промямлила в ответ лишь пару слов.

– Все, что происходит здесь сегодня, это в том числе и для вас, для таких как вы, – обронила Стелла.

– Осталось три минуты! – крикнул мужчина с планшетом, повернувшись к Стелле, когда Митч и его группа закончили один из последних своих хитов, который публика встретила такими неистовыми овациями, топотом и свистом, что, казалось, содрогнулась сама земля под нашими ногами.

– Как ты? Все нормально? – тихонько спросил у меня Майлз, кивнув на рок-звезду, стоявшую на сцене.

– Все чудесно, – твердо ответила я.

– И это очень хорошо. Ибо я не собираюсь терпеть никакого соперничества, ты же знаешь.

– Знаю, – ответила я, позволяя ему обнять меня за плечи и привлечь к себе. Мне особенно нравилось то, что он выше меня, это давало мне дополнительное чувство защищенности: в его объятиях я казалась самой себе маленькой девочкой.

– Две минуты! – объявил мужчина с планшетом Стелле, пока зрители продолжали орать во всю мощь своих глоток, скандируя свои восторги в адрес Митча.

– Ну, как вы, Электра? – спросила у меня неожиданно возникшая рядом Мариам в сопровождении Томми (просто красавчик в своем новом элегантном костюме и с новой стрижкой); они заняли места по другую сторону от меня.

– Трясусь как осиновый лист, – честно призналась я. – Но другого я и не ожидала. Однако коль скоро я уже здесь, то хочу, чтобы все это поскорее закончилось.

– У вас все получится, Электра. Я знаю, вы сможете. А мы здесь, рядом с вами, будем все болеть за вас.

– Да, будем, – подтвердила Лиззи.

И в эту минуту за кулисами показался Митч, он направился прямиком ко мне. Майлз по-прежнему обнимал меня за плечи, и вся моя маленькая семья, состоящая из беспризорников и изгоев всех мастей, которых я собрала вместе, окружила меня со всех сторон. И честное слово, в эту минуту я почувствовала, что все они – действительно моя семья.

– Привет, Электра! – поздоровался со мной Митч, взял из рук помощника полотенце и стал вытирать им пот, который струился по его лицу. – Как дела у тебя?

– Все хорошо. Спасибо, Митч. А как ты?

– О, тоже все прекрасно. Рад видеть тебя. – Он скользнул по мне заинтригованным взглядом. Кто этот высокий красивый парень, уверенно обнимающий меня и возвышающийся, словно каланча, над потным рок-звездой, таким тщедушным и хилым на его фоне. – Еще свидимся.

– Непременно! – бросила я в ответ, когда он пошел дальше, испытав в эту минуту пусть небольшой, но все же триумф победителя.

– Стелла! Через тридцать секунд ваш выход.

Бабушка повернулась ко мне.

– Я скажу пару слов, постараюсь объяснить всем этим людям, как мне удалось отыскать свою давным-давно утраченную внучку, а потом ты тоже выйдешь на сцену, и…

– И зал взорвется овациями, – закончил вместо нее мужчина с планшетом. – Ладно! Осталось десять секунд.

– Удачи тебе! – Стелла улыбнулась. – Я горжусь тобой, Электра.

– Пора! – скомандовал ей распорядитель.

Стеллу встретили тепло, хотя зрители еще не успели остыть после того восторженного приема, который они оказали Митчу. Но вот она начала говорить, и в зале мгновенно установилась мертвая тишина. Я не вслушивалась в то, о чем она говорила, мой мозг превратился в сплошную кашу, а каждая клеточка моего тела понукала меня бросить все и бежать отсюда без оглядки.

– Я не смогу! Я ничего не смогу… – с отчаянием в голосе прошептала я на ухо Майлзу.

– Нет, Электра, ты сможешь. Ты сможешь уже хотя бы потому, что в эту самую минуту Па Солт, и твоя мать, и сам Господь Бог – все они сейчас смотрят на тебя с небес. Ведь это же они все вместе привели тебя на эту сцену, потому что верят в тебя и знают, кем ты можешь стать. Так ступай же вперед, и пусть они гордятся тобой.

– Ладно, ладно.

– Тридцать секунд, Электра.

Моя крохотная группа поддержки сгрудилась вокруг меня, все шептали добрые слова напутствия.

– Десять секунд! Она уже объявляет вас…

– Черт! – шепотом выругалась я.

– Электра, ваш выход!

– Я люблю тебя, – прошептал мне на ухо Майлз, легонько подтолкнул вперед, и я пошла на сцену.

Майя