– Любопытно-любопытно! – Он снова глянул на меня заинтригованно. – Я, кстати, тоже был третьим ребенком в семье. Таких, как мы, никогда не слушают и никогда не слышат. Не правда ли?
Я промолчала в ответ.
– Но уверен, в головке у вас полно самых разных мыслей. Я прав? – продолжал атаковать он меня. – Во всяком случае, у меня это было так.
Пусть он и прав, подумала я, но отвечать я ему все равно не стану. И лишь неопределенно пожала плечами в ответ.
– Алли – совершенно уникальное создание. Она многому научила нас с Питером, – подала голос Селия, одарив меня доброжелательной улыбкой. Видно, она расценила мое упорное молчание как негласное противление Питеру и решила дипломатично сменить тему.
– О, да, – тут же согласился с ней муж. – А скоро мы станем дедушкой и бабушкой. Замечательный подарок приготовила нам ваша сестра, Стар. На сей раз постараюсь как можно больше времени проводить рядом с маленьким. Жизнь ведь так коротка, если задуматься. Надо все успеть.
Прозвенел предупредительный звонок. Публика в баре поспешила допить шампанское. Мы потянулись вереницей вслед за остальными в зал к своим местам. Алли уже успела поделиться со мной по электронной почте всеми подробностями своих поисков родовых корней в Норвегии. А потому я принялась пристально изучать Феликса Халворсена, вышедшего на сцену. Внешне Алли на него совсем не похожа, несмотря на столь близкое родство. Я проследила, как он довольно шаткой походкой направился к роялю. Неужели уже успел заложить за воротник, тут же испугалась я и мысленно вознесла молитву, чтобы это было не так. Алли в разговоре со мной сказала, как много значит сегодняшний вечер и для нее, и для ее брата-близнеца Тома. Кстати, сам Том понравился мне с первой минуты нашего знакомства.
Но вот Феликс вскинул пальцы над клавишами и на какое-то мгновение застыл в этой позе. Я почувствовала, как все в зале затаили дыхание. Я и сама замерла в предвкушении чего-то грандиозного. Но стоило его пальцам коснуться клавиш, и напряжение мгновенно спало. Дивные вступительные аккорды «Героического концерта» заполнили пространство вокруг. Первое исполнение концерта на публике. В программке было указано, что концерт написан более шестидесяти восьми лет тому назад. Следующие полчаса все мы, слушатели, внимали совершеннейшему по красоте и глубине интерпретации исполнению пианиста. Воистину буквально на наших глазах творилось самое настоящее волшебство: полное слияние композитора и исполнителя, отца и сына.
Под звуки прекрасной музыки душа моя тоже воспарила к небесам. Я явственно увидела впереди проблески собственного будущего. «Музыка – это любовь, которая стремится обрести свой голос», – мысленно процитировала я Льва Толстого. Вот и мне тоже нужно обрести свой собственный голос. А потом еще найти в себе мужество и начать говорить вслух.
Раздался шквал аплодисментов. Публика стоя приветствовала Феликса нескончаемыми криками «браво» и «бис». Он чинно раскланивался, отвешивая поклон за поклоном, потом поманил к себе из оркестра сына и дочь. Дал знак собравшимся замолчать и обратился к публике с коротким словом. Сказал, что посвящает свое выступление памяти покойного отца и своим детям.
Красивый жест, подумала я. И лишнее доказательство того, что никогда не поздно начать менять свою жизнь к лучшему и двигаться дальше. А главное – это чтобы те, кто рядом с тобой, приняли произошедшие в тебе перемены, хотя порой это бывает очень трудно сделать.
Но вот зрители начали подниматься со своих мест. Ма осторожно тронула меня за плечо и что-то сказала.
Я молча кивнула ей в ответ, даже не вникнув в смысл того, что она говорила. Потом пробормотала, что догоню ее уже в фойе. А сама осталась сидеть на месте. Одна в пустом зале. Я сидела, погруженная в свои мысли, боковым зрением наблюдая за тем, как мимо меня проходят уже последние зрители, торопясь к выходу. И вдруг в этой уже изрядно поредевшей толпе я различила знакомую фигуру.
Сердце мое заколотилось как бешеное, тело буквально выбросило из кресла, и я побежала по пустому залу, устремившись к тем, кто уже толпился на выходе.
Лихорадочно оглядывала публику в надежде еще раз увидеть в толпе знакомые очертания и профиль, который я безошибочно узнала бы среди сотен тысяч других лиц.
Наконец я выскочила в фойе, и ноги сами собой понесли меня дальше, на улицу. Морозный декабрьский воздух обжег лицо. Какое-то время я бестолково суетилась на крыльце, словно желая удостовериться, что не обозналась. Нет, я не могла ошибиться! Однако знакомая фигура исчезла бесследно, растворилась в ночи.
– Вот ты где! – услышала я голос Ма у себя за спиной. – А мы уже испугались, что потеряли тебя, Стар. С тобой все в порядке?
– Я… я только что видела его. Он был в концертном зале.
– Кто «он»?
– Папа. Уверена, это был он.
– Ах, милая моя! – Ма обхватила меня за плечи, а я продолжала оцепенело пялиться вокруг, парализованная только что пережитым шоком. – Как же я сочувствую тебе, девочка моя. Так бывает, когда умирает кто-то, кого мы очень сильно любим. Вот мне, к примеру, твой отец постоянно мерещится в Атлантисе… То он в саду, то гоняет на своем «Лазере» по Женевскому озеру… то мне кажется, что вот он сию минуту должен выйти из своего кабинета.
– Но это был он! Я точно знаю, – прошептала я, уткнувшись в плечо Ма.
– Что ж, тогда будем считать, что его дух присутствовал сегодня на концерте. И он тоже слушал нашу Алли. Ах, как божественно она сегодня играла! Правда ведь? – сказала Ма и твердой рукой повела меня обратно в фойе.
– Да, – согласилась я. – Прекрасный был вечер… до тех пор, пока…
– Постарайся больше не думать об этом. Иначе расстроишься еще больше. Бедняжке Алли в свое время послышался его голос в телефонной трубке, когда она была в Атлантисе. Разумеется, это был всего лишь автоответчик. Идем же! Нас уже ждет машина, чтобы отвезти в ресторан. И родители Тео заждались нас.
Всю дорогу в ресторан я молчала, позволив Ма говорить за нас обеих. Конечно, она была права и я обозналась. Увидела пожилого мужчину, внешне чем-то похожего на Па Солта. Та же фигура… Та же стать… Да и видела я его издалека, толком и разглядеть не успела. А сердце мое сокрушенное сразу же возликовало от одной только мысли, что папа не умер, что он жив.
В ресторане было уютно и тепло. Нарядно горели свечи, освещая зал. Когда наконец появилась Алли в сопровождении своего брата Тома, мы все поднялись из-за стола и стоя приветствовали их аплодисментами.
– Кого-то нет? – посмотрела Ма на пустой стул во главе стола.
– Это место для отца, – пояснил ей Том на безукоризненном английском, присаживаясь за стол рядом со мной. – Но мы очень сомневаемся, что сегодня вечером он присоединится к нам. Как думаешь, Алли?
– Думаю, ты прав. Но сегодня мы с радостью простим ему такое небрежение, – улыбнулась она в ответ. – Когда мы покидали концертный зал, отец все еще стоял в плотном кольце репортеров и восторженных зрителей, продолжавших изливать ему свои восторги. Но он ведь так долго дожидался этого признания. Так что сегодняшний вечер – это его личный триумф.
– Это Алли уговорила меня дать отцу второй шанс, – сказал Том, обращаясь ко мне. – И она оказалась права. Сегодня я гордился им. Ваше здоровье, – добавил он на норвежском, чокаясь со мной своим бокалом с шампанским.
– Мне кажется, каждый человек заслуживает такого шанса, – прошептала я, скорее размышляя вслух, чем отвечая на реплику Тома.
Остаток вечера я с интересом слушала, как Том рассказывал мне всю историю появления Алли на пороге его дома. И как они потом уже совместными усилиями определили, что являются близнецами.
– А все благодаря вот этой безделушке, – завершил он свой рассказ и полез в карман. Достал оттуда крохотную лягушку и положил ее на стол. – Сегодня все наши оркестранты получили в дар такую фигурку в память о великом композиторе Эдварде Григе.
Мы вышли из ресторана уже далеко за полночь. Потом еще долго прощались на улице.
– Когда вы завтра улетаете? – спросила Алли у меня и у Ма, обнимая нас на прощание.
– Мой рейс до Женевы в десять утра, – ответила Ма. – А вот Стар будет здесь еще до трех часов дня.
– Тогда приезжай к нам с самого утра, – предложила мне сестра. – Посмотришь наш дом, пообщаемся как следует. Закажем тебе такси, и оно отвезет тебя прямиком от нас в аэропорт.
– Да и я могу отвезти, – немедленно предложил свои услуги Том.
– Словом, все завтра организуем. Доброй тебе ночи, дорогая моя Стар. Сладких снов. – Алли помахала мне рукой на прощание, усаживаясь в машину, припаркованную на стоянке. Том тут же последовал за ней.
– До завтра, – улыбнулся он мне, и машина тронулась с места.
Я с интересом разглядывала панораму города, когда на следующее утро такси повезло меня к Алли и Тому. Вчера, когда я прилетела в Берген, было уже темно. Невозможно было даже разглядеть белоснежные вершины гор, окружающие город со всех сторон. Зато сегодня они предстали передо мной во всем своем великолепии, будто только что сошли с нарядной рождественской открытки. Машина поднималась все выше и выше в гору, потом покатила по узкой дороге и наконец остановилась возле дома, облицованного дранкой в традиционном скандинавском стиле. Дом недавно покрасили в кремовый цвет с нежно-голубыми ставнями на окнах.
– Стар, проходи же! – радушно встретила меня Алли на крыльце. Мы вошли в просторный холл, который тотчас же обдал меня ласкающим теплом.
– Как у вас красиво, Алли! – восхитилась я, проходя вслед за ней в гостиную. Уютный просторный диван, светлая мебель из сосны, тоже типичный скандинавский стиль. Возле огромного окна-фонаря примостился концертный рояль. Из окна открывался чудесный вид на озеро и заснеженные вершины гор.
– Какой потрясающий вид! – невольно воскликнула я. – Прямо как в Атлантисе.
– Согласна. Мне здешняя природа тоже в чем-то напоминает Атлантис, только здесь она помягче, понежнее, что ли… Впрочем, как и сами жители Бергена. Что будем пить? Чай? Кофе?