Люблю тебя всем сердцем, моя дорогая сестра,
Аурелия.
Флора почувствовала, как заныло ее сердце. Вернее, оно буквально разрывалось от боли, и боль эта была многократно сильнее той, которую она испытывала, когда однажды обварила ногу кипятком, или когда металась в жару от простуды, или когда теряла кого-то из своих питомцев. Аурелия едет в Хай-Уилд. Она первой увидит тот дом, о котором ей рассказывал Арчи. И что особенно больно ранило душу, первой увидит его сады, которые он так любит.
Услужливое воображение тут же нарисовало ей картину того, как все это будет. Аурелия в одном из своих нарядных платьев, в красивейшей шляпке с широкими полями, призванной защитить ее белокурую головку от солнца, в сопровождении Арчи прогуливается по саду. Флора бессильно откинулась на подушки, чувствуя, что еще немного, и ее сейчас стошнит прямо на блестящий черный мех Пантеры.
Когда Сара часом позже постучала в дверь ее спальни, чтобы узнать, что именно приготовить к обеду, Флора притворилась спящей. Вряд ли ей вообще когда-нибудь захочется есть, думала она уныло, лежа с закрытыми глазами.
Мама вернулась домой в первых числах августа. Флоре она показалась чем-то очень сильно расстроенной. Вполне возможно, думала она, что причина дурного настроения матери кроется в том, что ей просто не хотелось возвращаться домой после яркой и насыщенной жизни в Лондоне. Спустя три дня вернулся с охоты и отец. Он тоже был мрачнее тучи. Впрочем, по многолетним наблюдениям Флоры, отец всегда пребывал в таком мрачном расположении духа. Возможно, сказывалось отсутствие в доме младшей сестры. А живое воображение Флоры постоянно продолжало рисовать красочные картинки того, как Аурелия коротает свой досуг в обществе Арчи в его поместье Хай-Уилд. Эти невеселые фантазии тоже в общем-то не радовали душу. Словом, как бы то ни было, но в их доме установилась невыносимо гнетущая атмосфера.
Утешало лишь одно. Наконец-то полностью оправившись после болезни, Флора вернулась к своей привычной повседневной жизни. Вставала рано, чтобы раздобыть корм для своего зверинца, ездила с какими-то мелкими поручениями в Хоксхед. А еще при первой же возможности хваталась за карандаши и альбом для рисования, стараясь запечатлеть все те новые сокровища, которые ей удавалось отыскать в ходе своих ежедневных поездок по округе под целительными лучами нежаркого августовского солнца. Дома она часто слышала приглушенные голоса родителей, которые доносились из папиного кабинета. Зато за обеденным столом разговоры, можно сказать, вообще прекратились. Наступил конец августа. Последние теплые дни уходящего лета. Совсем скоро природа распрощается с летом насовсем, до следующего года. В один из дней Роза попросила дочь зайти к ней после завтрака. Флора направилась в будуар матери со смешанным чувством облегчения и тревоги, тихонько постучала в дверь и замерла на пороге. Однако, что бы сейчас ни сообщила ей мать, думала она, все равно это станет для нее доброй вестью после нескольких недель затяжного и угрюмого молчания, которое буквально давило на нее своей свинцовой тяжестью.
– Доброе утро, мама, – поздоровалась она, входя в комнату.
– Проходи, Флора. Присаживайся.
Флора присела на стул, на который указала ей мать. В ярком свете, льющемся из окон, еще заметнее стали проплешины и поблекшие краски на старинном персидском ковре ручной работы, лежавшем на полу. В камине полыхал огонь, верный признак того, что холода уже не за горами.
– Флора, в последние недели мы с твоим отцом неоднократно обсуждали будущее… нашей семьи.
– Понятно.
– Надеюсь, то, что я собираюсь сказать сейчас, не станет для тебя шоком. Хотя ты по своему обыкновению говоришь мало, но, скорее всего, происходящее в доме не осталось для тебя незамеченным.
– Ты так считаешь, мама? – удивилась Флора такому неожиданному комментарию Розы.
– Да. Ты ведь умная и тонко чувствующая натура.
Флора поняла. Сейчас мама огласит ей нечто ужасное. Ведь никогда ранее с ее уст не срывался столь щедрый комплимент в адрес старшей дочери.
– Спасибо, мама, – тихо проронила она в ответ.
– Словом, говорю тебе все, как оно есть. Твой отец продает Эствейт-Холл.
Флора даже задохнулась от неожиданности. А Роза лишь молча отвела глаза в сторону, стараясь не встречаться взглядом с глазами дочери.
– В последние несколько лет на содержание дома уходили все наши средства, вплоть до последнего пенса. Вот почему мы влачили такое жалкое существование. Но сейчас и эти деньги тоже закончились. Словом, денег больше нет. Никаких. Отец наотрез отказывается влезать в долги, чтобы раздобыть хоть какие-то средства. И правильно делает, замечу я попутно. Но вот нашелся покупатель, который предлагает хорошую цену за дом и обещает восстановить Эствейт-Холл во всем его былом блеске. Отец подыскал нам дом в Шотландском нагорье, рядом с Лоч-Ли. Туда мы переедем в ноябре. Мне очень жаль, Флора, что так получилось. Знаю, ты, как никто в нашей семье, привязана к этому дому. Любишь и Эствейт-Холл, и его окрестности. Но иного выхода из сложившейся ситуации у нас нет.
Флора подавленно молчала. У нее не было сил говорить.
– Понимаю, этот выход далеко не самый идеальный, но… – Флора увидела, как Роза нервно сглотнула слюну, пытаясь собраться с чувствами для продолжения разговора. – Переезд на новое место будет непростым. Я уже заранее предвижу множество проблем. Но ничего не поделаешь… Что касается непосредственно тебя, Флора, то мы с твоим отцом решили, что будет крайне неразумно брать тебя с собой… Везти в такую глухомань. Ты ведь еще молода, тебе нужно общество других людей. Поэтому я нашла тебе подходящее место в Лондоне. Думаю, оно тебя устроит по всем статьям.
Почему-то Флора сразу же представила себя на кухне: скребет плиту или чистит картошку в подсобке.
– И что это за место, мама? – с трудом произнося слова, промолвила она. Во рту у нее стало непривычно сухо.
– Одной моей очень близкой подруге нужна еще одна наставница для двух ее дочерей. Я рассказала ей о твоих способностях к рисованию, к живописи в целом. О том, как ты хорошо разбираешься в ботанике. Вот она и попросила меня переговорить с тобой. Не согласишься ли ты обучить ее дочерей своим навыкам и знаниям?
– То есть я буду у них гувернанткой?
– Нет, не в буквальном смысле этого слова, конечно. Это богатый дом. Там полно прислуги и всякого прочего обслуживающего персонала, чтобы позаботиться о детях или заниматься их образованием. Скорее ты будешь своеобразным наставником для этих девочек.
– Могу я поинтересоваться, как имя этой твоей подруги?
– Ее зовут миссис Алиса Кеппел. Эта дама пользуется огромным уважением в высшем обществе Лондона.
Флора молча кивнула головой, принимая информацию к сведению. Живя в глуши Озерного края, за сотни миль от Лондона, она все равно не знала никого из высшего света английской столицы, будь то уважаемая персона или нет.
– Алиса вращается в высших кругах, принята при дворе. И потому я считаю, что она оказала тебе огромную честь, пригласив к себе в дом. – Странная тень вдруг пробежала по лицу матери. – Ну, вот я сказала все, что намеревалась сказать. В Лондон ты отправишься в начале октября.
– А что же Аурелия? Она поедет вместе с вами?
– Аурелия задержится на какое-то время у тети Шарлотты в Лондоне. Думаю, ненадолго. Мы все надеемся, что уже скоро Аурелия заживет своим собственным домом.
Флора почувствовала, как у нее екнуло сердце.
– То есть она выходит замуж? И за кого же?
– Полагаю, твоя сестра все расскажет тебе сама, как только помолвка подтвердится. А сейчас, Флора, если у тебя больше нет ко мне вопросов, ты свободна.
– Нет, – коротко обронила в ответ Флора. Да и какие вопросы могут у нее быть? И какой смысл задавать их, если ее судьба уже и так решена? Бесповоротно.
– Дорогая моя, – Роза протянула руку к дочери, и Флора увидела, как у нее дрожат пальцы. – Мне очень жаль, очень… Как бы я хотела, чтобы для нас с тобой все в этой жизни сложилось иначе. Но как сложилось, так сложилось. Ничего уж тут не поделаешь… А сейчас нужно просто воспользоваться наилучшим из того, что предлагает нам жизнь.
– Да, мама. – Флора неожиданно почувствовала нечто отдаленно похожее на сострадание по отношению к собственной матери. Вид у Розы был такой же подавленный и растерянный, как и у самой Флоры. – Я постараюсь… приспособиться к этим новым обстоятельствам, мама. Пожалуйста, напиши миссис Кеппел… скажи, что я очень ей благодарна.
Боясь разрыдаться, расплакаться навзрыд и тем самым уронить свое достоинство, она поспешно покинула мамин будуар. У себя наверху она заперлась на ключ, упала на кровать и, натянув одеяло на голову, дала наконец волю слезам. Но и плакать она старалась тихо-тихо, чтобы – не дай бог! – никто и ничего не услышал.
Я все потеряла… дом… сестру… всю свою жизнь…
Котенок пробрался к ней под одеяло и стал тереться о нее своей мягкой теплой шерсткой. Что вызвало новый поток слез.
– Что с тобой теперь будет, Пантера? И с Рози… И со всеми остальными моими питомцами… Я и представить себе не могу эту самую миссис Кеппел! – Она произнесла это незнакомое имя с отвращением, будто назвала какой-то смертоносный яд. – Вряд ли она захочет приютить у себя старую черепаху и крысу, которая испоганит весь ее шикарный дом. Представляешь, Пантера? Я стану учить детей! Ты только подумай! Что я знаю? А тут надо будет учить других. Да еще большой такой вопрос, понравятся ли мне эти детки.
Пантера внимательно слушала свою хозяйку, блаженно мурлыкая ей прямо в ухо.
– И как только мама и отец решили сотворить со мной такое? – Флора отбросила в сторону одеяло и села на кровати, глядя на великолепную панораму озера Эствейт-Уотер, открывающуюся из окна. На смену злости пришли грусть и тоска. Она поднялась с постели и стала возбужденно мерить комнату шагами, прикидывая, можно ли спасти столь любимый ею дом, имея всего лишь одну пару рук. Судя по всему, родители действительно исчерпали все средства.