Упокоив Пантеру с миром и постаравшись по возможности успокоить безутешную Флору, Беатрикс направилась к себе домой, в Касл-Коттедж. Дома она открыла ящик письменного стола, извлекла оттуда письмо, которое получила несколько дней тому назад, и снова перечитала его. Читать письмо без слез было невозможно, хотя, казалось, что все слезы уже давно выплаканы в ходе недавно закончившейся войны, которая обернулась огромным количеством страшных трагедий для многих и многих людей. За ужином она обсудила ситуацию со своим мужем Уильямом.
– Утром я была у Флоры, но посчитала, что пока еще не время заводить с ней разговор на эту тему. Она сейчас убита горем, умерла ее любимая кошка.
Уильям стал неторопливо вытряхивать пепел из своей трубки, обдумывая слова жены.
– В целом, твое предложение кажется мне очень разумным. Но, знаешь, я бы на твоем месте просто взял бы и поставил ее перед фактом. В конце концов, она ведь всегда может отказаться.
– Наверное, ты прав. Так я и поступлю. Спасибо тебе за совет, дорогой.
Неделей позже все еще пребывающая в трауре Флора снова увидела Беатрикс, спешащую по тропинке к ее дому. В руках она держала большой сверток.
– Доброе утро, Флора, – поздоровалась женщина, входя в дом. – Ваши рабатки возле дома выглядят просто восхитительно. Особенно радует глаз «Звезда Персии», отличное дополнение к остальным цветам.
– Спасибо, – вежливо поблагодарила ее Флора. Честно говоря, после смерти Пантеры она совсем забросила свои цветы. Да и все остальное тоже. – А что это… у вас?
Беатрикс слегка приподняла край одеяльца.
– У меня тут младенец.
– Боже мой! – воскликнула Флора, подошла ближе и пристально уставилась в крохотное личико. Глазки у младенца были закрыты. Он безмятежно спал. – А как она оказалась у вас?
– Это он, мальчик. И ему всего лишь две недели от роду. Вы же в курсе, я патронирую местную больницу. Так вот, эту крошку принесли туда спустя всего лишь несколько часов после его появления на свет. Соседка услышала детский плач неподалеку от своего дома. Побежала на крики. К сожалению, мать мальчика умерла при родах, а этот маленький сорванец верещал во весь голос, лежа между ее ног. Еще и пуповина была не разорвана. Какая-то женщина разрезала ее кухонным ножом, потом отправила мужа в похоронное бюро, а младенца потащила прямиком в больницу. Можно, я присяду? Он, оказывается, тяжеленький. Во всяком случае, гораздо тяжелее, чем кажется. Ах ты, мой маленький крепыш! – пропела Беатрикс влюбленным тоном, разглядывая личико спящего ребенка.
Флора проводила подругу на кухню и придвинула ей стул, невольно удивляясь тому, с какой неожиданной стороны вдруг открылась ей сегодня Беатрикс, никогда ранее не демонстрировавшая своих материнских инстинктов.
– А где же отец младенца? – поинтересовалась она.
– О, это печальная история, я бы даже сказала, трагическая. Его отец был пастухом. С началом войны его мобилизовали и отправили во Францию. Это случилось три года тому назад. Последний раз он приезжал на побывку домой в августе минувшего года. А потом снова отправился на фронт. Погиб на поле боя в сражении за французскую деревушку Эпеи 18 сентября 1918 года. Всего лишь за несколько недель до заключения перемирия. Тело его так и не нашли и не отправили домой. – Беатрикс сокрушенно покачала головой, лицо ее исказила страдальческая маска. – И вот ни мать, ни отец так никогда и не увидят своего сынишку. Остается лишь молиться о том, чтобы эти двое встретились там, на Небесах, упокой Господь их души.
– И у малыша больше нет никаких родственников?
– Никто из местных о таких не знает. Соседка, которая нашла малыша, тоже не может сказать ничего конкретного. Единственное, что она сообщила персоналу больницы, так это то, что мать мальчика родом из Кесвика и что зовут ее Джейн. А когда я наведалась в больницу, где в обязательном порядке бываю раз в месяц, то мне рассказали о трагической судьбе этого найденыша. Я пошла взглянуть на него своими глазами. Он тогда был еще совсем слабеньким. Видно, все его силенки ушли на то, чтобы выжить.
– Но сейчас он кажется вполне здоровым, – заметила Флора.
Обе женщины безмолвно уставились на мальчика, наблюдая за тем, как он зашевелился. Вот его крохотные розовые губки недовольно скривились, а потом он издал негромкий чмокающий писк.
– Все! Он просыпается. И его надо покормить. Подайте мне, Флора, бутылочку с молоком. Она в корзинке. Но сначала, пожалуйста, немного подогрейте его. Меня проинструктировали, что деткам нельзя давать ничего холодного.
– Это материнское молоко? – спросила Флора, вытаскивая из корзинки бутылочку, после чего направилась к плите, чтобы подогреть ее в кастрюльке с водой, которую тут же поставила на плиту.
– Если младенца отнимают от груди, то его, как правило, вскармливают потом разведенным животным молоком. Правда, мне сказали, что коровье молоко слишком жирное, и от него у деток случаются колики. Лучше всего для них подходит козье молоко.
– Понятно, – ответствовала Флора с некоторым сомнением в голосе. – Но зачем вы взяли младенца к себе? Или вы с Уильямом хотите его усыновить?
– Конечно же, нет! Боже упаси! Как мне ни грустно при мысли о том, что я никогда уже не стану матерью, но брать на воспитание ребенка сейчас было бы в высшей степени безответственно с моей стороны. Или вы забыли, моя дорогая Флора, что мне уже пятьдесят два года? В моем возрасте женщины уже должны быть бабушками. Сами подумайте! – Беатрикс коротко усмехнулась. – Когда мальчонка достигнет совершеннолетия, нас с Уильямом уже не будет в живых.
– То есть вы его взяли к себе просто на денек-другой?
– Да, именно так. – Между тем младенец уже начал активно ворочаться. Из одеяла показались его крохотные ручонки, потом он сладко потянулся. – Посещая больницу, – продолжила Беатрикс, – я насмотрелась на многих деток, и больных, и слабеньких, но этот кроха – настоящий боец. Несмотря на то что он появился на свет в таких неблагоприятных условиях, малыш, по словам медсестер, уже полностью оправился и сейчас абсолютно здоров. Флора, окажите любезность. Подержите его немного, а то у меня совсем руки онемели.
– Я… Но я никогда не держала раньше младенцев на руках, – растерялась Флора. – Вдруг я его уроню нечаянно? Или как-то причиню ему боль…
– Ничего вы не причините. Мы с вами тоже когда-то были младенцами и ведь выжили же как-то, хотя, уверена, наши с вами молодые мамы тоже не всегда были на высоте положения. Вот, держите. А я возьму бутылочку. – Беатрикс положила мальчика на руки Флоры.
Какой крепенький, поразилась про себя Флора. Такое крохотное существо на первый взгляд, но каждая часть его тела уже живет своей самостоятельной жизнью. Ручки и ножки пришли в движение и зашевелились в разные стороны. Но вот малыш издал громкий писк. Так обычно пищала Пантера, когда была голодна. Явно ребенок был преисполнен решимости выжить любой ценой, и такая жажда жизни невольно вызвала у нее слезы.
– Я пощупала бутылочку. Надо, чтобы она была и не горячая, не обожгла малыша, но и не холодная, иначе он испугается. – Беатрикс протянула Флоре бутылочку.
– И что мне с ней делать? – снова испугалась Флора. Между тем младенец, уловив знакомый запах молока, такой близкий и одновременно такой недоступный, тут же зашелся плачем уже по-настоящему.
– Как что? Суньте ему соску в рот, только аккуратно!
Флора попыталась, но безуспешно. Малыш крепко-накрепко сжал свои губки.
– Он не берет, – пожаловалась она Беатрикс.
– А вы капните каплю-другую молока ему на ротик. Я же помню, как умело вы обращались с маленькими ягнятками, когда учили их пить. В принципе, здесь все то же самое.
Флора послушно повиновалась. Прошло несколько напряженных секунд, но вот ротик сам собой слегка приоткрылся и соска благополучно была вставлена в нужное место. Младенец принялся энергично сосать молочко. Обе женщины одновременно издали облегченный вздох. На кухне снова воцарились мир и покой.
– Что с ним станет, с бедняжкой? – обронила Флора через какое-то время.
– Кто знает. Сейчас-то ему хорошо, все о нем заботятся. Но малыш не может находиться в больнице до бесконечности. Сотрудники обратились ко мне с письмом, просили поспрашивать у местных. Может, какая семья согласится взять мальчика себе. В противном случае его отправят в сиротский приют в Ливерпуле. – Беатрикс зябко повела плечами. – Наслышана, что это самое ужасное место из всех. А когда он подрастет, его обучат какой-нибудь профессии. Если повезет, будет работать на ткацкой фабрике. Но, скорее всего, определят на угольную шахту.
– Неужели это лучшее, на что может рассчитывать это невинное дитя? – ужаснулась Флора, взглянув на мальчика, на лице которого застыло выражение полнейшего удовольствия.
– К сожалению, это так. Может, для крохи было бы даже лучше умереть вместе со своей матерью. А так надежды для него практически нет. Сейчас такое время… Сотни сирот по всей стране. Что ни месяц, то все новые и новые подкидыши и найденыши… Многие женщины в борьбе за собственное выживание избавляются от своих новорожденных, чьи отцы полегли на полях сражений во Франции.
– Разве мало мы видели загубленных жизней и без того?
– Знаете, моя дорогая девочка, одна загубленная жизнь тянет за собой и другую. Но сегодня весь мир как-то приспосабливается к новым условиям. Люди пытаются оправиться от пережитого. Ведь, в сущности, человечество было на грани самоуничтожения. Простите мне, Флора, но я вот что скажу. Мы здесь живем в тепле и уюте, и нам так легко абстрагироваться от всего того ужасного и страшного, что творится за пределами нашего маленького мирка. Но когда я бываю в Лондоне, когда вижу, как просят подаяние на улицах десятки искалеченных солдат-инвалидов, то понимаю, что любая война влечет за собой обнищание людей. Это, так сказать, ее неизбежный эпилог.
– Он высосал всю бутылочку и снова заснул. – Флора поставила пустую бутылочку на стол. – Беатрикс, зачем вы принесли этого малыша ко мне?