– Прости меня! Прости! – долетел до нее чей-то слабый вскрик. Вдруг лицо обдало прохладой, словно ветерок повеял. – Мне нужно было послать тебе телеграмму… Предупредить заранее о своем приезде… Но я боялся, что, получив мою телеграмму, ты точно сорвешься с места и куда-нибудь уедешь.
Звуки знакомого мягкого голоса заставили Флору открыть глаза. Кто-то махал перед ее лицом чем-то похожим на веер из светло-бежевого миткаля. Он напряглась и сфокусировала взгляд. Да это же ее солнцезащитная шляпа, а над ней лицо, похудевшее, в сравнении с тем, каким она его помнила когда-то, почти изможденное, и седина на висках. И глаза больше не сверкают живым блеском. На нее смотрел постаревший и смертельно уставший мужчина.
– Ты можешь встать? Я помогу тебе спрятаться от солнца.
– Сейчас. – Тяжело опираясь на руку Арчи, она поднялась с земли, а потом он кое-как дотащил ее до дома, и они вошли внутрь. Она жестом показала ему, где у нее кухня.
– Но тебе сейчас лучше прилечь.
– Господи, никаких «прилечь»! – воскликнула она, чувствуя всю нелепость ситуации. Просто все точь-в-точь как в каком-нибудь бульварном романчике. – Подай мне, пожалуйста, воды. Кувшин стоит в кладовке.
Он принес воды, и она выпила ее с жадностью, а он все это время не сводил с нее своих печальных глаз. Она вдруг представила себе, что он сейчас видит: женщину с лицом, испещренным морщинами. Свой след на этом лице оставили все ее горести и печали, годы одиночества, суровый климат Озерного края. Волосы, как всегда, растрепаны, выбились из узла на затылке, какая-то безобразная самодельная блузка, перепачканная землей. Весь наряд довершают хлопчатобумажные бриджи в пятнах от зелени и травы и деревянные башмаки на ногах. Короче говоря, настоящее пугало.
– Ты такая красивая, – прошептал Арчи. – Годы не властны над твоей красотой, Флора.
Она слабо улыбнулась. Да он, наверное, тоже перегрелся на солнце. Или яркий солнечный свет ослепил его и притупил зрение? К счастью, к Флоре постепенно возвращались здравый смысл, умение трезво оценивать ситуацию и воля. Собрав в кулак остатки своей разгромленной армии, она приготовилась дать последний бой.
– Что ты здесь делаешь? – резко спросила она. – И как ты нашел меня?
– Сначала я отвечу на твой последний вопрос. Твоя семья, Флора, всегда, все эти годы, знала, где ты обитаешь. Не удивляйся, но Стэнли, работавший когда-то у вас на конюшне в Эствейт-Холл, регулярно сообщал твоей матушке, как ты здесь существуешь. А Роза, не ведая о том, какая драма разыгралась между двумя ее дочерями, так же регулярно сообщала обо всем Аурелии.
– Понятно.
– Однако мы с Аурелией благоразумно воздерживались от контактов с тобой, понимая, что иначе не сумеем сохранить свой брак. Как говорится, не буди лиха, пока оно тихо. Тем не менее Аурелия пристально наблюдала за твоей жизнью все эти годы, хоть и на расстоянии.
– Вот это для меня сюрприз. Настоящий сюрприз.
– Все просто, Флора. Старая истина: время лечит. К тому же каждый из нас за минувшие несколько лет в полной мере ощутил на себе и понял, как мало времени у нас осталось в запасе. – Взгляд Арчи потемнел.
– Ты прав.
Они оба замолчали, отрешенно уставившись куда-то в даль, захваченные собственными воспоминаниями о былом.
– Я приехал к тебе, потому что Аурелия хотела помириться с тобой. Загладить свою вину, – обронил наконец Арчи.
– Но это нам с тобой надо заглаживать свою вину.
– Согласен. Но, так или иначе, именно Аурелия вычеркнула тебя из своей жизни. А когда месяц тому назад у нас родился ребенок, первая ее мысль была написать тебе. Видно, она почувствовала, что пришло время.
– Еще один ребенок? И сколько же их у вас?
– Один. Я…
У Арчи сорвался голос. Флора взглянула на его лицо и все поняла.
– Нет! – прошептала она потрясенным голосом.
– Аурелия умерла три недели тому назад, спустя десять дней после родов. Я глубоко скорблю о ее уходе, Флора. Она всегда была слабенькой, ты же сама знаешь. Видно, беременность фатально отразилась на ее здоровье.
Флора закрыла глаза, стараясь скрыть навернувшиеся слезы. Ее красавицы сестры, такой милой, такой нежной, такой доброй и сердечной, больше нет в живых. И уже никогда больше не заглянуть в ее прекрасные, чистые голубые глаза, в которых всегда искрился смех и которые всегда были так полны надежды на счастливое будущее. Даже в своей добровольной ссылке Флора постоянно ощущала присутствие Аурелии рядом с собой. И вот сестры больше нет. И это ужасало своей неизбежностью и непоправимостью. Оставалось лишь укорять себя за то, что она так бесцельно и впустую потратила столько лет.
– Боже мой, боже, – пробормотала Флора в отчаянии. – Я не вынесу этого. Мы с тобой тоже… способствовали ее уходу, да? О, с какой радостью я бы отдала свою жизнь, всю, до последнего вздоха, только за то, чтобы она оставалась живой.
– Я знаю это, Флора… И понимаю, как никто другой… Ведь ради сестры ты пожертвовала собственным счастьем. Признаюсь честно, на первых порах нашего брака… нам с Аурелией было трудно… Очень трудно. Мы, как могли, пытались скрепить наш союз. А для этого нам отчаянно нужен был ребенок. Первого младенца Аурелия потеряла при родах. Потом последовало несколько выкидышей. Началась война. Я вступил в Королевский летный корпус и последние три с половиной года нес службу вдали от Хай-Уилд. Мы тем не менее пытались завести ребенка, но тщетно. Лечащий врач Аурелии предупредил нас, что ей вообще лучше воздержаться от беременности, но она и слушать об этом не хотела. И вот минувшей осенью она объявила, что снова в положении. Мы… Я… У меня, – поправил он сам себя, – дочь.
– Ах, Арчи! Я… – Флора извлекла из кармана грязный носовой платок и громко высморкалась в него.
– Мне очень жаль, Флора, что я привез тебе такие дурные новости, но Аурелия настаивала…
– На чем?
– На том, чтобы я приехал к тебе лично и вручил вот это. Это была ее предсмертная просьба ко мне. – Арчи достал из кармана пиджака конверт и протянул его Флоре. От одного только вида знакомого почерка у нее снова закружилась голова.
– Ты знаешь, что в этом письме?
– Я… я догадываюсь… приблизительно…
Дрожащими пальцами Флора взяла протянутый ей конверт. Все в душе у нее заиндевело при мысли о том, какими горькими и обидными словами захотела попрощаться с ней сестра, перед тем как уйти навсегда. Но вот она почувствовала прикосновение теплой руки.
– Не бойся, Флора. Письмо не содержит ничего ужасного. Я же говорил тебе, Аурелия захотела повиниться перед тобой. Откроешь его прямо сейчас?
– Прости! – Флора поднялась со стула и торопливо вышла из кухни в прихожую и направилась прямиком в гостиную. Там она села в кресло и сорвала сургучную печать.
Хай-Уилд
Ашфорд, Кент
16 июня 1919 года
Моя дорогая сестра.
Столько бы хотелось сказать тебе, но ты же знаешь, я не обладаю таким красноречием, как ты. К тому же силы мои на исходе, и я слабею с каждым днем. А потому заранее прошу простить меня за то, что мое письмо не оказалось таким длинным, каким могло бы быть.
Как же я по тебе истосковалась, моя дорогая сестричка. Не было дня, чтобы я не вспомнила о тебе. Да, поначалу, не скрою, я тебя ненавидела, но потом начала упрекать уже саму себя за свою ревность и за то, как я повела себя с тобой девять лет тому назад. Столько времени потеряно зря, и его – увы! – уже не вернешь.
Вот сейчас я смотрю на свою дорогую дочурку, которая безмятежно покоится в своей колыбельке рядом со мной, не ведая о том, что скоро ее матери уже не станет и она никогда не узнает меня, когда начнет взрослеть. И вот я смотрю и думаю о том, что должна успеть привести все в своей жизни в надлежащий порядок. Флора, я не хочу, чтобы моя дочь росла без матери. Как сильно Арчи ни любит Луизу, он никогда не сможет окружить ее тем теплом и лаской, что под силу лишь женскому сердцу. Он не станет ей наставником и советчицей, как это делает мать по мере взросления дочери.
Да, наша дорогая Сара будет и впредь заботиться о Луизе, помогать растить ее. Но она уже тоже сильно постарела. К тому же мы с тобой прекрасно понимаем, какой ограниченный у нее кругозор, и в силу воспитания, и в силу полученного образования, в чем, конечно, нет ее вины.
И вот поэтому тоже я прошу тебя об одном одолжении. От своих осведомителей в Эствейт-Хаус я узнала самые последние новости о тебе. Мне сообщили, что ты жива-здорова, но по-прежнему живешь одна. Если так продолжается и сегодня, то не согласилась ли бы ты нарушить свою самоизоляцию и переехать в Хай-Уилд? Умоляю, не откажи мне в моей последней просьбе. Я знаю, ты сможешь вырастить мою дочь, как свое собственное дитя.
Не сомневаюсь, ты полюбишь ее всем сердцем, всей своей благородной душой. К тому же ты сможешь хоть немного утешить моего бедного мужа, облегчить его горе. Флора, ты не можешь себе даже представить, через что ему пришлось пройти в годы войны. А сейчас новая беда. Жена умрет, и ему придется поднимать дочь одному. Не много ли страданий для одного человека? Не могу допустить этого.
Пожалуйста, не руби сплеча. Подумай над возможностью такого варианта. Дай моей измученной душе шанс искупить свой грех, исправить ту ошибку, которую я совершила исключительно в силу собственного эгоизма и себялюбия. Да и ты уже достаточно настрадалась за минувшие годы. Наверное, мое письмо сильно удивит тебя. Но, знаешь, со временем я поняла одну простую истину. Мы не в силах помочь тем, кого мы любим. Арчи, кстати, признался мне, что большая часть вины за то, что тогда случилось, лежит на нем. Он рассказал мне, что сам преследовал тебя и даже ввел в некоторое заблуждение относительно тех договоренностей, которые у него были с нашим отцом, когда они вместе охотились в Шотландии.
Моя дорогая Флора, я уже страшно устала и больше писать не могу. Но верь мне, если я говорю, что в нашем мире в последние годы было столько страдания и горя, то лишь потому, что мое самое заветное и последнее желание – облегчить участь тех, кого я люблю, не причинять им дополнительной боли и страданий в будущем. А еще я надеюсь, что все, кого я люблю, обретут наконец свое счастье.