В окрестностях Алиса-Спрингс
Июнь 1929 года
26
Стояла тихая ночь. Царящую вокруг тишину нарушал лишь отдаленный вой дикой собаки динго. На чистом безоблачном небе ярким светом горели звезды и величаво плыл серебристый диск луны, собственно, единственный источник освещения в этой кромешной тьме. Лошадь неспешно продвигалась вперед по каменистой земле, ловко объезжая низкорослый кустарник и такие же чахлые деревца, пригнувшиеся к самой земле, чтобы хоть как-то защитить себя в этой пустыне от постоянных песчаных бурь. Глаза всадника уже хорошо адаптировались к тусклому свету. Он даже различал густые тени, ложившиеся вокруг неровностей почвы, и темно-синие прожилки на близлежащих скалах. Ночной воздух веял прохладой. Все ароматы и запахи земли, успевшей немного отдохнуть от изнуряющей дневной жары, сейчас витали вокруг всадника густым благовонием. То и дело слышался ровный гул насекомых, легкие звуки несущихся вскачь животных.
Всадник привязал лошадь к каменному выступу, взметнувшемуся вверх прямо из земли, подобно красному сталагмиту. Вообще-то он рассчитывал попасть в Алису еще до наступления ночи, но днем случилась стычка между местным племенем аборигенов и погонщиками табунов. Пришлось задержаться, пока не закончится разборка. Он снял с лошади бурдюк из кожи верблюда, наполненный водой, потом извлек из-под седла миску и плеснул в нее немного воды. Поставил миску на землю перед уставшей кобылкой, чтобы та могла напиться. Затем достал фляжку и вылил из нее себе в горло остатки грога. Снял с лошади поклажу, расстелил прямо на земле грубое одеяло и уселся на него, чтобы перекусить остатками провизии. Судя по всему, раньше завтрашнего вечера ему в Алиса-Спрингс не добраться. Там он пополнит свои запасы и снова двинется на восток управляться со стадами до декабря. А потом…
Он подавил тяжелый вздох. Какой смысл планировать будущее, которого у него нет? Но, хотя он и заставлял себя жить исключительно днем сегодняшним, душа его, тем не менее, стремилась к чему-то неизведанному, что еще может поджидать его впереди. В действительности же ждать ему было нечего, и он сам был в этом виноват. Сам тому поспособствовал.
Он устроился на ночлег и приготовился отойти ко сну, но тут услышал, как где-то поблизости зашипела змея. Взял камень и швырнул его в ту сторону, чтобы прогнать незваную гостью. Даже сам себе он казался ужасно грязным. Чувствовал, как от него воняет кислым, застоявшимся потом. Те редкие водоемы, которыми он обычно пользовался для своих омовений, сейчас были пусты. Страшная сушь установилась на всех территориях, нетипичная засуха даже для этих мест.
Какое-то время он думал о ней. Так он делал каждую ночь, укладываясь спать, потом плотно сомкнул глаза, чтобы лунный свет не тревожил его, и постарался заснуть.
Проснулся он от странного писка, раздававшегося откуда-то неподалеку. Прожив долгие годы в аутбэке, он точно знал: так может пищать только человеческое существо. Это не зверь. Прислушался, чтобы определить, откуда исходит звук. Кажется, плачет ребенок. «Еще одна невинная душа пришла в этот жестокий мир», – подумал он и снова закрыл глаза, стараясь заснуть.
Проснулся с восходом солнца. Надо поскорее отправляться в путь, чтобы попасть в Алису до наступления темноты. А еще успеть найти себе в городе какое-то пристанище, где можно будет хотя бы помыться как следует. Ведь в последний раз он мылся еще в Дарвине. Он вскарабкался на свою кобылку и тронулся в путь. У самой кромки горизонта разглядел караван верблюдов. В лучах восходящего солнца картина представлялась почти библейским сюжетом. В течение часа с небольшим он догнал караван. Люди сделали остановку, чтобы немного передохнуть и поесть. Среди погонщиков оказался один знакомый афганец. Тот дружелюбно похлопал его по спине, предложил место на своем ковре и тарелку с лепешками. Он с жадностью набросился на хлеб, не обращая внимания на то, что лепешки немного заплесневели по краям. Здесь, на этих землях, которые он мысленно окрестил «Никогда-никогда», самое большое удовольствие во время бесконечных странствий по пустыне ему доставляли именно встречи с погонщиками верблюдов. Из всех людей, с коими ему доводилось общаться в аутбэке, они всегда были самыми доброжелательными и открытыми. Про них можно было сказать с полным основанием, что они и есть истинные пионеры аутбэка, скромные герои пустыни, впрочем не воспетые никем и совсем не кичащиеся своим героизмом. Но именно эти люди доставляли провиант, тащились через сотни миль по красной пустыне, чтобы добраться до самых отдаленных ранчо и скотоводческих ферм, разбросанных на огромных пространствах внутри материка. Среди погонщиков встречались и образованные люди, многие разговаривали на хорошем английском. Вот и сейчас он сидел, жадно пил их воду и слушал неспешные разговоры о том, что дело их находится под угрозой. Потому что вскоре планируют открыть новую железную дорогу, которая свяжет Порт Августа и Алиса-Спрингс. А потом дорогу потянут дальше на север, вплоть до самого Дарвина.
– Можно сказать, доживаем все мы тут последние денечки. Нас осталось-то всего ничего. Остальные уже разъехались кто куда. Многие вернулись к себе на родину, – удрученно обронил Мустафа.
– Думаю, для тебя, Мустафа, работа всегда найдется. Едва ли новая железная дорога сможет дотянуться до всех поселений, разбросанных по пустыне.
– Железная дорога, конечно, не дотянется, это точно. Но зато туда скоро можно будет доехать на машине.
Он уже поднялся со своего места, чтобы распрощаться с радушным Мустафой, но в этот момент снова услышал странный писк, который разбудил его минувшей ночью. Звук доносился из корзины, привязанной к боку одного из верблюдов.
– Там что, младенец? – поинтересовался он у своего приятеля.
– Да. Вот появился на свет бедолага пять дней тому назад. А мать его умерла минувшей ночью. Мы ее похоронили как положено. Глубоко закопали, чтобы никакие динго до нее не добрались, – пояснил Мустафа.
– Темнокожий ребенок?
– Если судить по цвету кожи, то скорее всего полукровка. Или даже квартерон. Девчонка прибилась к нам пару недель тому назад. Сказала, что держит путь в миссию Хермансберг, – продолжил рассказывать Мустафа. – Другие погонщики не захотели с ней связываться. Она ведь уже была на сносях. Но, видя ее отчаянное положение, я согласился. И вот что мы сейчас имеем… Сиротку. Плачет день и ночь, молока просит. А где его взять? Может, и умрет, пока мы доберемся до Алисы. Совсем ведь еще кроха…
– Можно взглянуть на него?
– Если хотите.
Мустафа поднялся с земли и повел его в ту сторону, откуда доносился плач. Отстегнул поклажу и вручил корзину приятелю.
Тот заглянул в корзину и увидел, как там что-то шевелится среди пеленок из муслина. Он поставил корзинку на землю, встал перед ней на колени и начал осторожно разматывать пеленки. Когда он снял последнюю пеленку с крохотного тщедушного тельца, в нос ударил запах мочи и фекалий. Кожа у младенца была гладкой, цвета ириски.
Ребенок запищал с удвоенной силой, стал дрыгать ножками, размахивать крохотными кулачками, сотрясая ими воздух. Много чего всадник повидал на своем веку, странствуя долгие годы по пустыне. И все же этот почти заморенный голодом младенец, да еще сиротка, вдруг поднял в его душе волну таких эмоций, которых он не испытывал уже много лет. Он снова замотал младенца в тряпье, оставив все его выделения на прежнем месте. Не хотел касаться их руками. Вдруг какую заразу подцепит? После чего взял младенца на руки. И в этот момент услышал, как в корзинку упало что-то тяжелое.
– Это мальчик, – прокомментировал Мустафа, отходя в сторону. Уж очень сильно воняло от дитяти. – На что этот бедняга может рассчитывать в будущей жизни, даже если выживет, а?
Почувствовав прикосновение к себе чьих-то рук, малыш мгновенно перестал скулить, сунул кулачок себе в рот, открыл глазки и с интересом уставился на Драммонда. А тот невольно вздрогнул, увидев цвет этих глаз. Ярко-синие, с крапинками янтарного цвета. Но даже не необычный цвет глаз поразил его. Скорее их разрез, а еще больше – их выражение. Где-то он все это уже видел. Вот только где и когда? Вспомнить Драммонд не смог.
– Мать как-то назвала своего малыша, прежде чем умереть? – поинтересовался он у Мустафы.
– Нет. Она вообще мало разговаривала.
– Кто отец, не знаешь?
– Она ничего не сказала. Видно, и не хотела. Но вы же понимаете, как это бывает. – Мустафа равнодушно пожал плечами.
Драммонд снова глянул на мальчика, продолжавшего сосредоточенно сосать свой кулачок. И опять что-то в его душе встрепенулось.
– Я могу взять его с собой в Алису. А там отвезу в Хермансберг.
– Боюсь, он уже отходит, приятель. Ну, оно даже к лучшему.
– А вдруг у него еще есть шанс? Что, если его шанс – это я? – обронил Драммонд, скорее машинально, не задумываясь о смысле. – Решено! Я его беру. Если он останется с вами, то точно умрет, как и его мать.
– Что правда, то правда, – подтвердил Мустафа. Черты его лица заметно разгладились.
– Вот только мне бы немного воды сейчас. Есть у тебя?
– Пойду поспрашиваю.
Младенец между тем снова закрыл глазки. Он, видно, сильно ослаб, и у него уже просто не было сил, чтобы продолжать плакать. Его дыхание стало прерывистым. Драммонд инстинктивно прижал мальчика к себе, понимая, что время его истекает.
– Вот! – Возвратившийся Мустафа протянул Драммонду флягу с водой. – Вы взялись сделать доброе дело, дружище, да благослови Господь вас и младенца. Кха сафер валаре. – Он положил свою натруженную узловатую руку на влажный лобик ребенка.
Драммонд отнес корзинку к своей лошади, потом смастерил из одеяла, на котором спал сегодня, нечто похожее на перевязь, и обвязал себя ею. Потом поднял младенца, чтобы положить его туда, и в эту минуту увидел под пеленкой на дне корзины грязную жестянку. Поднял ее и бросил к себе в вещевой мешок. Набрал немного воды из фляги и капнул несколько капель на губы ребенка. Облегченно вздохнул, когда увидел, что малыш, почуяв воду, сделал несколько слабых сосательных движений. Потом Драммонд закрепил пустую корзинку позади седла и пустил лошадь галопом по пустынной равнине.
Солнце палило нещадно, казалось прожигая кожу насквозь. Он скакал и размышлял, какого черта ввязался в столь рискованную авантюру. Вполне возможно, что, когда он доберется до Алисы, младенец, привязанный к его груди, будет уже мертв. Но как бы то ни было, а что-то же толкало Драммонда вперед, требовало поторопиться, ибо он прекрасно понимал, что если снова заночует в пустыне, то сердечко, которое сейчас прижато к его сердцу, перестанет биться.
В шесть часов вечера его кобыла, спотыкаясь от усталости, с трудом втащилась в пыльный двор рядом с домом, служившим ему постоянным пристанищем. Еще не спешившись, Драммонд осторожно пощупал рукой грудь младенца и почувствовал слабое трепыхание его сердечка. Спрыгнул на землю, накачал насосом ведро воды для изнывающей от жажды лошади, снял с себя перевязь и аккуратно положил ребеночка на его прежнее место – в корзину, прикрыв сверху пеленкой.
– Я еще вернусь, – пообещал он кобыле, – и накормлю тебя как следует.
А сам поспешил в дом, где был с радушием встречен хозяйкой, миссис Рэндолл.
– Рада вас снова видеть в наших местах. Вашу обычную комнату?
– Да, если она свободна, пожалуйста. Ну, как вы тут?
– Да сами знаете, каково у нас в этой глуши. Вот начнут ходить поезда, думаю, станет веселее. Что вам еще угодно, мистер Ди? Или все как обычно? – Она слегка подмигнула ему. – В городе объявилась пара новых девчонок.
– Только не сегодня. Поездка выдалась трудной. Долго добирался сюда. Скажите, у вас случайно нет молока?
– Молока? – удивленно вскинула брови миссис Рэндолл. – Конечно, у нас есть молоко. Сами же знаете, сколько тут голов скота бродит вокруг. – Она издала короткий смешок. – Сегодня вместо обычных горячительных напитков вы выбираете молоко, мистер Ди?
– Что-то вроде этого. Хотя к молоку можно присовокупить и стаканчик хорошего шотландского виски. Думаю, не помешает.
– Я специально берегу для вас бутылочку. А что будете кушать?
– Что есть на плите, то и пойдет, миссис Рэндолл. – Он доброжелательно ухмыльнулся. – Организм у меня полностью обезвожен. Кстати, не забудьте принести мне еще и солонку.
– Хорошо. – Она протянула ему ключи от номера. – Я подам все прямо в комнату сию же минуту.
– Премного благодарен вам, миссис Рэндолл.
Драммонд подхватил корзину и свой вещевой мешок и поспешил наверх по грубой деревянной лестнице. Войдя в комнату, он плотно закрыл за собой дверь и тотчас же запер ее на ключ. Потом поставил корзину прямо на кровать и снял пеленку с личика младенца. Приложил ухо к самому носику, но с трудом услышал его дыхание.
Быстро схватил флягу, которую дал ему в дорогу Мустафа, и выцедил из нее последние капли воды на губы ребенка, но тот даже не пошевелился.
– Черт-черт-черт! – выругался вполголоса Драммонд. – Не вздумай помирать прямо сейчас, негодник! Еще, чего доброго, обвинят меня потом в твоем убийстве, – взмолился он, обращаясь к малышу. Потом поставил корзину рядом с кроватью и стал возбужденно расхаживать по комнате в ожидании хозяйки. Потом не выдержал и побежал вниз. Да и в комнате сразу же запахло зловонием.
– Ну что? Готово? – поинтересовался Драммонд у миссис Рэндолл.
– А я уже приготовилась нести вам наверх, – ответила та, выставляя поднос со снедью на узенькую стойку.
Драммонд глянул на поднос и сразу же заметил, что кое-чего не хватает.
– А про солонку забыли, миссис Рэндолл?
– Ой, виновата! Сейчас принесу! – Хозяйка вернулась через минуту, держа в руке, сплошь усыпанной веснушками, солонку. – Она, между прочим, с серебряным покрытием. Мне подарили ее на свадьбу, когда я выходила замуж за мистера Мэйка. Только не забудьте мне ее потом вернуть. Она же стоит кучу денег.
– Можете на меня положиться. Обещаю, все верну в целости и сохранности! – Резким движением Драммонд подхватил поднос, так, что даже посуда, стоявшая на нем, задребезжала, и снова подался наверх. – Чуть позже я спущусь, чтобы помыться.
Войдя в комнату, Драммонд быстро сорвал с себя рубашку, открутил с солонки серебряный колпачок и высыпал всю соль на материю. Потом вырвал из Библии, лежавшей на ночном столике, одну страничку. Сделал из нее рожок, взял стакан молока и перелил его через рожок в пустую солонку. Подхватил младенца на руки, стараясь при этом дышать только через рот, уж очень от малыша воняло, поднес кончик солонки к лицу ребеночка и аккуратно вставил между его губками, похожими на два лепестка розы.
Поначалу никакой реакции не последовало. Сердце Драммонда колотилось с удвоенной энергией, стараясь за них обоих. Тогда он убрал миниатюрный серебряный сосок и капнул несколько капель молока себе на палец. Опять сработал какой-то внутренний инстинкт. Драммонд смазал молоком губки младенца и застыл в томительном ожидании. Через пару секунд губы ребенка пришли в движение. Драммонд снова вставил импровизированную соску ему в рот и впервые за все последние семнадцать лет вознес молитву небесам. А еще через какую-то минуту с облегчением услышал, как его самодельная бутылочка слегка дернулась, а следом послышалось мерное почмокивание: младенец начал уверенно сосать из бутылочки.
Драммонд снова возвел очи к потолку и глухо пробормотал:
– Благодарю Тебя.
Когда малыш полностью осушил всю солонку до самого дна, Драммонд взял таз, налил туда немного воды из кувшина, кое-как размотал дурно пахнущие пеленки и постарался, как мог, обмыть младенца. Хотя бы удалить все присохшие фекалии с его тельца. Потом смастерил подгузник из двух своих носовых платков и приладил его на спинке ребеночка, аккуратно прикрыв его попу. Оставалось лишь надеяться, что в ближайшие пару часов никакого очередного извержения не последует. Перепачканные пеленки Драммонд свернул в один ком, замотал их в простыню, которую снял с кровати, и сунул вонючий сверток в один из ящиков комода. Во вторую простыню Драммонд запеленал ребеночка. Пока пеленал, обратил внимание на то, как сразу же вздулся у него животик. А еще – какие у малыша слабенькие и тонюсенькие ножки. Похожи на лапки лягушонка, но никак не на человеческие ноги. Ребенок между тем крепко спал. Драммонд присел, чтобы наспех проглотить свой успевший остыть ужин – твердое на зуб мясное рагу, изрядно сдобрив его несколькими щедрыми глотками виски. Потом Драммонд спустился вниз и вышел во двор, чтобы покормить лошадь и хоть немного омыться самому в бочке с водой, стоявшей на заднем дворе.
Немного освежившись и почувствовав себя гораздо бодрее после водной процедуры, Драммонд снова побежал наверх, к себе в номер. Ребенок крепко спал и даже не пошевелился во сне. Драммонд опять приложил ухо к его грудке. Дыхание было ровным, и сердечко тоже билось равномерно. Он уже вскарабкался на свой матрас и тоже приготовился отойти ко сну, когда вспомнил про ту жестянку, которую подобрал в корзине с младенцем, а потом сунул ее в свой вещевой мешок.
Жестянка сильно поржавела и была вся покрыта красной грязью. Судя по всему, она долго пролежала в земле. Драммонд с большим усилием открыл ее и увидел внутри небольшую коробочку, обтянутую кожей. Отстегнул замочек и приподнял крышку. И чуть не задохнулся от волнения, увидев, что там. Даже сердце замерло на мгновение.
Жемчужина Розит… Та самая жемчужина, которая забрала жизнь у брата, но спасла его собственную жизнь.
– Но как такое может быть? – ошеломленно пробормотал Драммонд, а глаза его между тем снова уставились на жемчужину, ослепленные ее гипнотической красотой. Точно так же, как и много лет тому назад, когда он увидел ее впервые. И что ему сейчас делать с этой находкой? Ведь он-то знает, жемчужина стоит кучу денег. Сам когда-то вручил двадцать тысяч фунтов продавцу.
После того как Драммонд покинул Брум, не имея возможности снова вернуться на свое любимое ранчо в Килгарра, он стал странствовать по аутбэку и все эти долгие семнадцать лет перебивался случайными заработками. Он целиком ушел в себя, никому не доверял, ни с кем не делился. Долгие годы блужданий по пустыне «Никогда-никогда» превратили его в совершенно другого человека. В человека-изгоя с окаменевшей душой, у которого вместо сердца – кусок льда. А винить нужно было только самого себя. И может, еще вот эту проклятую жемчужину. Однако же что-то шевельнулось в его омертвелой душе, когда он увидел этого младенца.
Драммонд захлопнул коробочку и снова спрятал ее в жестянку. Не будет он больше любоваться пагубным блеском жемчужины.
Однако какое отношение имеет найденный им ребенок к жемчужине Розит? Ведь когда Драммонд видел ее в последний раз, он сам спрятал эту коробочку в один из ящиков письменного стола Китти. Помнится, Камира тогда умоляла не показывать жемчужину своей хозяйке и…
– О боже! Боже правый!
Драммонд вдруг вспомнил, чьи глаза напомнили ему глаза младенца.
– Алкина…
Драммонд вскочил с кровати и подошел к спящему ребенку. Принялся внимательно разглядывать его личико. Впервые за всю свою жизнь Драммонд вдруг почувствовал, буквально всей кожей почувствовал, всемогущество рока. Вот она, судьба! Ее, как говорится, не объедешь. Внутреннее чутье подсказывало, что спящий младенец, в корзине которого была спрятана проклятая жемчужина, каким-то образом связан с ним.
– Спи спокойно, малыш. Завтра я отвезу тебя в Хермансберг. – Драммонд осторожно погладил его нежную щечку, потом снова вернулся к себе на постель. – А потом я поеду в Брум и там узнаю, кем ты мне все же приходишься.
Пастор Альбрехт оторвался от чтения Библии, заслышав цокот копыт на подъезде к миссии. Глянул в окно и увидел, как какой-то мужчина спешился с лошади и огляделся по сторонам, явно не зная, куда ему идти. Пастор Альбрехт поднялся со своего места, подошел к дверям и вышел на улицу. Солнце слепило глаза.
– Гутен таг, – сказал он по-немецки. – Или лучше «Доброе утро»?
– Все равно. Я говорю на двух языках, – ответил незнакомец. Во дворе толклись несколько послушниц, облаченных в белые монашеские одежды. Они с любопытством поглядывали на красивого мужчину. В здешних безлюдных местах любой странник был желанным гостем.
– Занимайтесь своим делом, – тотчас же остудил их интерес пастор, и монашенки снова принялись хлопотать по двору.
– Мы можем где-нибудь поговорить с вами, пастор? – спросил у него незнакомец.
– Пройдемте в мой кабинет. – Священник жестом указал на комнату за своей спиной. И в этот момент услышал жалобный детский писк, раздавшийся из-за перевязи, опоясавшей грудь мужчины. – Пожалуйста, присаживайтесь, – пригласил пастор и плотно прикрыл за собой дверь. Потом захлопнул ставни на окнах. Никаких любопытных глаз!
– Спасибо, сейчас присяду. Но вначале вручу вам вот это.
Мужчина развязал перевязь и осторожно положил ее на стол вместе с содержимым. Там, среди дурно пахнущих тряпок лежал крохотный младенец, совсем недавно появившийся на свет. Мальчик набрал в свои легкие побольше воздуха и громко заверещал, словно умоляя сами небеса, чтобы его наконец покормили.
– И кого мы тут имеем?
– Его мать умерла некоторое время тому назад недалеко от Алиса-Спрингс. Погонщики верблюдов, к каравану которых она пристала, рассказали мне, что она держала путь в Хермансберг. Я предложил им свою помощь. Сказал, что смогу доставить к вам ребенка гораздо быстрее, чем они. Минувшей ночью мне удалось немного покормить малыша, воспользовавшись солонкой в качестве бутылочки с молоком.
– Надо же, до чего додумались! Весьма изобретательно, мой господин.
– Возможно, помогла и соль, оставшаяся на стенках солонки. Во всяком случае, сегодня он выглядит более окрепшим.
– Какой же он маленький! – Пастор Альбрехт осмотрел младенца, проверил его ножки и ручки, убедился, что тот хватается ручонкой за его палец. – Но он, конечно, сильно ослаб от недоедания.
– Слава богу, хоть выжил.
– И за это нужно благодарить вас в первую очередь, да благослови вас Господь, мой господин. Немногие погонщики, которые бродят по нашим местам, поступили бы так, как вы. Как я понимаю, его мать была аборигенкой?
– Не могу утверждать это с уверенностью, так как она умерла и ее похоронили еще до того, как я встретился с этим караваном. Но так уж случилось по воле судьбы, что, может статься, я знаю ее семью.
Пастор глянул на собеседника с явным подозрением.
– То есть вы хотите сказать, что вы отец этого малыша?
– Нет, что вы! Ни в коем случае! Дело в том, что при младенце я обнаружил одну вещицу, которая мне хорошо знакома. – Драммонд достал из кармана жестянку. – Мне нужно будет наведаться в Брум, чтобы подтвердить свою догадку.
– Понятно. – Пастор взял протянутую ему жестянку и слегка повертел ее в руках. – Тогда не сочтите за труд и поставьте меня в известность о том, что вы там узнаете. А пока же скажу вам так: если малыш выживет, то отныне его домом станет наш приют в Хермансберге.
– Пожалуйста, сохраните эту железную банку где-нибудь в надежном месте до моего возвращения. И просьба: ради собственного же блага, не смотрите, что там внутри.
– За кого вы меня принимаете, уважаемый? – Пастор недовольно нахмурился. – Я служу Господу. И мне можно доверять.
– Само собой.
Мужчина покопался в кармане и извлек оттуда несколько мятых бан-кнот.
– Вот мой посильный вклад на содержание вашей миссии и на питание малышу.
– Спасибо, – сдержанно поблагодарил его пастор.
– Наведаюсь к вам снова, как только смогу.
– Последний вопрос. Его мать успела дать ему имя?
– Нет.
– Тогда я назову его Френсис, в честь Франциска Ассизского, святого, который покровительствует животным. Из того, что вы мне рассказали, я понял, что верблюды тоже помогли ему выжить. – Пастор коротко улыбнулся.
– Прекрасное имя, – согласился с ним незнакомец.
– А как вас зовут, мой господин? – поинтересовался у него пастор Альбрехт.
– В здешних местах меня все знают как мистера Ди. Всего вам доброго, пастор.
Незнакомец вышел из кабинета, громко хлопнув за собой дверью. Пастор подошел к окну и открыл ставни. Он увидел, как мужчина снова вскочил в седло и ускакал прочь. Несмотря на то что мужчина был, судя по всему, в отличном здравии, полон сил и энергии, что-то в его облике сквозило беззащитное, что-то такое, что вызывало жалость к нему.
– Еще одна грешная душа, – пробормотал пастор и снова принялся разглядывать малыша, лежавшего перед ним на столе. Мальчик, в свою очередь, тоже посмотрел на него своими огромными синими глазами. – Ты перенес такую дальнюю дорогу, кроха, – ласково обронил пастор. Потом он взял перьевую ручку, открыл какой-то фолиант и записал на чистой странице. Имя – Френсис, следом поставил дату. И сделал примечание: привез погонщик, назвавшийся мистером Ди, из Алиса-Спрингс.
Месяцем позже Драммонд привязал лошадь на небольшой лужайке в полумиле от дома и направился дальше пешком. Стояла темная, беспросветная ночь. Густые облака закрыли собой все звезды, чему он был только рад. Он подошел к въездным воротам и, сняв сапоги, спрятал их в кустах зеленой изгороди. В доме тоже было темно, ни единого огонька в окнах. Только с конюшни изредка доносился какой-то шорох. Драммонд вздохнул, подумав о том, что все лучшее и все самое худшее в его жизни случилось именно под крышей этого дома, когда-то крытой железом, а теперь, судя по тому, что можно было разглядеть в темноте, черепичной. Фред крепко спал на своем привычном месте рядом с конюшней. Драммонд миновал его и направился прямиком к домику Камиры. Только бы она не заперла дверь на ночь, взмолился он мысленно, взявшись за дверную ручку. Дверь легко отворилась. Драммонд зашел в дом и плотно прикрыл за собой дверь. Некоторое время постоял неподвижно, пока глаза не привыкли к темноте. Камира лежала на кровати, подложив руку под голову. Драммонд подошел ближе, боясь напугать Камиру своим неожиданным вторжением. Она может закричать и разбудить всех обитателей дома.
Он опустился перед изголовьем на колени и зажег свечу, стоявшую на прикроватной тумбочке, чтобы Камира сразу же опознала его.
Потом легонько тронул ее за плечо. Она пошевелилась во сне.
– Камира, это я, мистер Драм. Вот приехал, чтобы повидаться с тобой. Это я, правда, но ты только ничего не говори. Ни звука! – Драммонд закрыл ей рот рукой. Камира ошарашенно уставилась на его лицо. Судя по выражению ее глаз, она уже полностью проснулась. – Пожалуйста, только не кричи, ладно?
Страх в ее глазах стал отступать, она попыталась убрать руку Драммонда со своего рта.
– Будешь молчать? Обещаешь?
Она кивнула в знак согласия. Драммонд отнял свою руку и приложил палец к губам.
– Мы же не хотим никого разбудить, верно?
Камира снова кивнула, не произнося ни звука. Потом рывком уселась на постели.
– Что вы здесь делаете, мистер Драм? Вас же уже давно нет в живых, – громким шепотом промолвила она.
– Но мы-то с тобой прекрасно знаем, что я жив-живехонек, не правда ли?
– И зачем вы вернулись сюда?
– Потому что мне есть что тебе сказать.
– Что моя дочь умерла? – Глаза Камиры мгновенно наполнились слезами. – Я уже знаю. Мне моя душа все рассказала.
– К великому сожалению, душа твоя не ошиблась. Мне очень жаль, Камира, очень… Она была… беременна?
– Да. – Она подавленно опустила голову. – Только вы никому не говорите об этом, хорошо? Ребеночек тоже умер.
Драммонд понял, что его догадка оказалась верной. Теперь он знал это точно.
– Что ж, получается, что кое-чего ты все же не знаешь, – прошептал он в ответ.
– Чего же я не знаю?
Он ласково погладил руку Камиры.
– Ребенок Кэт жив. Поздравляю! У тебя есть внук.
Затем Драммонд рассказал всю историю о том, как он нашел малыша. В глазах Камиры застыло нескрываемое удивление. Кажется, история поразила ее до глубины души.
– Это все устроили наши предки. Какой умный план придумали, – пробормотала Камира. – И где же он сейчас? – Она обвела комнату взглядом, словно ища своего внучка, который спрятался от нее.
– Он еще слишком слабенький, и я не рискнул взять его в такую долгую дорогу. Я оставил малыша в хороших руках. Это миссия Хермансберг. Должен тебе сказать, что в его корзинке я обнаружил ту плохую жемчужину. Видно, Алкина нашла ее и…
– Нет! Эта жемчужина проклята. Не хочу, чтобы она находилась рядом с моим внуком! – Камира повысила голос, и Драммонд снова сделал предупреждающий жест, приложив палец к губам.
– Клянусь тебе, я припрятал ее в надежном месте, как можно дальше от малыша. Сейчас тебе самой решать, что ты будешь делать и со своим внуком, и с жемчужиной. Думаю, ты могла бы привезти его сюда, когда он немного окрепнет.
– Сюда ему нельзя! – яростно прошептала Камира.
– Почему нельзя? А я-то полагал, малыш станет для тебя истинным утешением.
Наступила очередь Камиры рассказывать Драммонду свою историю.
– Ну и дела! Получается, младенец – это сын моего племянника? И мой кровный родственник? – совершенно искренне удивился Драммонд.
– Да. В нем течет наша общая с вами кровь. Так что он принадлежит нам обоим, – строго проговорила Камира.
– Во-первых, не нам. Ребенок принадлежит, прежде всего, моему племяннику Чарли. Ведь после того, как мать малыша переселилась к своим предкам, Чарли сейчас его единственный…
– Нет! Для всех будет лучше, если мистер Чарли станет и впредь считать, что его ребенок тоже умер.
– Как ты можешь говорить такое? Ушам своим не верю! Ведь ты же его бабушка…
– Вас здесь давно не было, мистер Драм. И вы не понимаете… Миссис Китти все эти годы работала как проклятая… После того как вы уехали, работа заменила ей все… Старалась ради своего сына.
Драммонд удивленно вскинул брови.
– Да, она была больна. Очень больна, – подтвердила его догадку Камира. – И печалилась.
– А как она сейчас? И где она? – Драммонд повернул голову и бросил взгляд в сторону дома.
– Уехала в Европу. Устроила себе такой вот отпуск. А вместо себя оставила на хозяйстве мистера Чарли. Хотя он и убивается из-за Алкины, думаю, он скоро оправится и придет в себя. Молодость возьмет свое. Может, даже женится на своей секретарше… Очень славная девушка. Вот почему я и говорю, что ему лучше ничего не знать. Понимаете меня?
– А что же Китти? Ведь она приходится малышу такой же бабушкой, как и ты, Камира. Думаю, я даже уверен в том, что она, как и Чарли, имеет полное право знать о существовании ребенка. А что же сам малыш, в конце концов? Лично я не могу вот так просто взять и бросить своего внучатого племянника в какой-то там миссии.
Камира сползла с постели.
– Я поеду вместе с вами. Отвезите меня в эту миссию. Я буду заботиться там о своем внуке.
– И ты, не задумываясь, бросишь здесь все? А что же Китти? Я ведь знаю, как много ты для нее значишь и как во многом она зависит от тебя.
Камира между тем вытащила откуда-то мешок из дерюги. Явно в нем раньше хранились овощи. Потому что от него несло запахом гнилой ка- пусты.
– Я выбираю свою семью. Она тоже выбрала свою семью. Так что все к лучшему.
– Сдается мне, ты сильно недооцениваешь свою хозяйку. В конце концов, позволь напомнить, что она привела тебя в свой дом против воли моего покойного брата. У нее любящее сердце. Уверен, она бы тоже захотела быть членом твоей семьи. Во всяком случае, быть в курсе принятого тобою решения… А еще я уверен в том, что она с радостью бы приняла внука в своем доме.
– Может, и так. Но пока ее нет. Она сейчас восстанавливает свое здоровье, и ей нужен покой. А я не хочу навлекать позор ни на нее, ни на Чарли. Лучше я сама отправлюсь к внуку. И сохраню все в тайне.
Драммонд понял, что Камира действительно ни перед чем не остановится, чтобы защитить от злых наветов свою хозяйку, которая привела ее к себе в дом, и ее сына, к появлению на свет которого Камира тоже причастна. Ради этого она даже готова бросить их и уехать прочь. И спорить тут было бесполезно. Так она решила, нравится ему это или нет.
– А как же Фред? Неужели и ему ты ничего не скажешь?
– Да он не умеет держать язык за зубами, мистер Драм. Тут же всем разболтает. Может, когда-нибудь и скажу, но не сейчас.
Камира бросила выжидательный взгляд на Драммонда. Все ее нехитрые пожитки и самые дорогие ее сердцу вещи были уже сложены в мешок.
– Так вы отвезете меня к моему внуку?
Драммонд покорно кивнул в ответ и открыл входную дверь.