«А если удаётся искоренить, так тебя же ещё и ругают. За снижение показателей. Получается, смысла нет!»
Мари приободрилась. Она была на прямом пути к полномасштабному кризису и оглушительной депрессии.
«Но ведь смысла нет не только в полицейской жизни! Вот, скажем…» Мари пошарила взглядом по залу. На ум сразу пришли две профессии: учёные и скульпторы.
«Вот, скажем, скульптор. Ну старается он, лепит какую-нибудь… Венеру Милосскую. А какой-нибудь дурак — ррраз! — и руки ей отбил. Спрашивается, чего стараться?»
Мари ощутила азарт охотника. Депрессия была где-то рядом, буквально вот-вот!
«А у учёных что, лучше? Всю жизнь изучаешь какую-нибудь Венеру, защищаешь диссертацию на тему “Есть ли жизнь на Венере? Есть, и в своей диссертации я убедительно это докажу”, а потом НАСА отправляет на Венеру робота — и нет никакой жизни! Разве это жизнь?! Всё! Полная бессмыслица существования доказана! Ай да я! Ай да умница!»
Тут Мари поняла, что бодро расхаживает по залу, радостно потирая руки.
«Хм, — подумала она, — какая-то странная у меня депрессия… Надо ещё потренироваться. Но потом. А пока пойду-ка я свидетелей опрошу».
Она прошла по залу, где полицейские, подсаживая друг друга, уже сканировали потолок, и в холле столкнулась с лейтенантом.
— А я свидетелей опросил, — похвастался О.
— Молодец, — сказала Мари.
— Они ничего не видели, — так же гордо продолжил лейтенант.
— Тогда чего они свидетели?
О. на мгновение сбился, но заглянул в блокнот и просветлел:
— Они свидетели того, как учёные входили в зал, как подтягивались опоздавшие, как один вышел раньше времени в ресторан, а потом все свидетели — это персонал отеля — ушли готовить музыкальное поздравление именинникам на обед, а потом грохот, персонал прибежал в зал, а тут уже всё.
— А кто тот свидетель, что вышел раньше?
О. сверился с блокнотом.
— Некий Эдуард. Но он не свидетель, он пострадавший.
— А он пострадал?
— Он и сейчас страдает, — вздохнул лейтенант. — Он, как его коллеги окаменели, так с тех пор в шоке. На все вопросы только экает.
— Ну пусть пока поэкает… — Мари посмотрела на О. — А скажите, лейтенант, вы когда-нибудь теряли смысл жизни?
— В смысле?
— Ну, вам не казалось, что у жизни нет смысла? Зачем мы живём, чем занимаемся, для чего? Ну и другие актуальные вопросы?
— Вот мой дедушка работал философом, — сказал О. — Так он всю жизнь занимался тем, что смысл жизни искал.
— Нашёл?
— Не знаю. Но он всегда говорил: «Не найду, так хоть позанимаюсь».
Двухчасовые брожения отборных полицейских по залу дали результат, близкий к нулю, причём со стороны отрицательных значений. Индикаторы паранормальной активности нехотя признавали, что по залу туда-сюда что-то там прошло, но на все попытки уточнить молчали, словно грамотно запуганные и щедро подкупленные свидетели.
Первым сдался венгр. Он произнёс горестную фразу на диковинном венгерском языке и полез за фляжкой. Окружающие с завистью покосились на него, но сдаться вторыми — сразу за венграми — не позволяла гордость.
Почувствовав, что пьёт в одиночку, венгр, чтобы не позорить нацию, протянул флягу финну, как самому близкому по языку. Финн на мгновение почувствовал себя на пароме, идущем в Санкт-Петербург, не устоял и отхлебнул качественного «Токая». После чего извлёк мерзавчик «Финляндии» и хотел протянуть венгру, но немного промахнулся и протянул мерзавчик венгерскому историческому соседу. Австриец, увидев у своего носа угощение, обрадовался и приложился. Обнаружил, что опустошил бутылочку почти всю, и полез за заначкой…
Когда Мари и О. вернулись в зал, почти все полицейские уже прихлёбывали и угощали друг друга. Сержант пыталась отказаться, но специально ради дамы кликнули француза из свиты Шастеля. Французский адъютант откликнулся бутылочкой такого восхитительного «Бордо», что Мари сдалась. Вино она не столько пила, сколько вынюхивала из бокала, который где-то добыл хозяйственный турок.
Лейтенанту О. достался 85-градусный чешский абсент. Поначалу он растерялся, не имея ничего дать взамен, но быстро сориентировался и начал предлагать всем зелёную жидкость как свою. Абсент оказался неразменным напитком. Все вежливо благодарили О., но пробовать безумную смесь горькой полыни, аниса и лакрицы отказывались.
Один лишь Образцов являл образец трезвости. Все предлагаемые ему напитки он отвергал с решительностью Сократа, которому суют просроченную цикуту, и продолжал водить своей хворостиной.
Остальные мирно попивали спиртное на фоне каменных учёных, пытаясь хотя бы умозрительно понять, что тут произошло.
— Может, НЛО? — предположил маленький колумбиец, сдувая пену с немецкого пива. — От НЛО столбняк иногда случается.
— Ну не такой же долгий и массовый! — возразил португалец.
Ему досталось несерьёзное аргентинское вино, и он ожидал возможности махнуть его хотя бы на текилу, которую варварски, безо всякой соли с лимоном, заливал в себя большой губастый гвинеец.
— Смотря какое НЛО, — глубокомысленно заметил индиец, передавая саке испанцу и принимая ром от корейца.
— Это зомби, вот что я вам скажу, парни, — заявил Джефф, покачивая в руке грелку с чачей.
— На учёных напали зомби? — не понял О.
— Точно. Напали и превратили в себе подобных. Они всегда так делают.
— Что за глупости! — возмутился гаитянин, чуть не поперхнувшись кальвадосом. — Не делают они так! Зомби — это ожившие мертвецы, а у нас — омертвевшие живые…
— Значит, это суперзомби, — невозмутимо парировал Джефф.
— Никогда о таких не слышал!
— Неудивительно. Вы там со своим замшелым вуду даже представить не можете, на что способны прогрессивные американские технологии. Особенно в руках отсталых антиамериканских террористов.
И присосался к грелке, давая понять, что разговор с представителем недоразвитой развивающейся страны окончен.
Наконец Образцов осознал фантасмагоричность происходящего — все пьют и отдыхают, пока трезвый русский вкалывает — и прекратил свои изыскания.
— Это их кондратий хватил, — сказал он и полез во внутренний карман.
— Кондратий?! — встрепенулся венгр. — А это опасно?
— Не то слово!.. Водку кто будет?
И вытащил из кармана здоровенный, литра на два, термос.
— А как он там поместился? — удивился О.
— Это НЗ! — сурово пояснил майор, отвинчивая крышку.
— НЗ? — переспросил бельгиец. — Нервы Залечить?
— Наше Знамя? — уточнил кореец.
— Непрямое Знание? — предположил индус.
— Нанотехнологии Засекреченные? — догадался швед.
— Не закусывая, — сказал майор, то ли расшифровывая загадочную аббревиатуру, то ли характеризуя предстоящее событие. — Незаменимая заначка. Помню, плыли мы как-то по Морю Лаптевых…
— Вы лучше про кондратия расскажите! — загалдели вокруг. — Как его ловить? Где обитает? Меры профилактики?
К вящей зависти Джеффа Образцов оказался в центре внимания.
— От кондратия спасения нет! — важно вещал майор. — Если настиг, всё — карачун.
— Так карачун или кондратий? — уточнил испанец.
— Оба! Или даже кирдык. Место обитания… да везде! А профилактика от кондратия одна — не слишком напрягаться.
— А-а-а, — протянул Джефф, — так это болезнь? Что-то вроде инсульта?
— Что-то вроде кандипупера! — уточнил Образцов, но версию с болезнью опровергать не стал.
Все сразу поскучнели, попрятали ручки с диктофонами и снова принялись за напитки.
— Ну что? — раздался от двери умеренно грозный (порывами до сарказма) голос генерала Шастеля. — Оперативная работа кипит… и булькает?
На конференцию послали действительно лучших из лучших: не успел генерал договорить, как все фляжки, бутылочки и пузырьки исчезли в недрах мундиров, как по мановению волшебной палочки сотрудника автоинспекции.
— Так точно, мой генерал! — ответил адъютант Шастеля, тот самый, который соблазнил Мари отличным вином. — Первичный осмотр закончен.
Мари с уважением посмотрела на его сухопарую фигуру. Интересно, как он ухитрился спрятать на себе бутылку «Бордо»? Да к тому же открытую?
Шастель тоже оглядел адъютанта. «Француз!» — читалось в одобрительном взгляде генерала.
— Отлично, — сказал он уже благожелательнее, — прошу всех в ресторан.
«Вот это да!» — подумали все.
Но в ресторане выяснилось, что «вот это» — пока ещё нет.
«А теперь давайте все вместе позовём Снегурочку…»
Чтобы подчинённые не валяли дурака,
займите их чем-нибудь.
Например, займите у них денег.
Воины скрестили широкие мечи
и остроконечные копья.
Так появилась алебарда.
Ресторан «Южный ноль» оказался на удивление просторным и на зависть роскошным. Старинные кресла в стиле ампир, дубовые столы, начищенные до люминесцентного сияния канделябры, сцена с оркестром из виолончели, арфы и гобоя давали надежду на первоклассное обслуживание и неповторимую кухню.
Но Шастель надежду задушил на корню. За пару часов, пока полицейские обшаривали сканерами остолбеневших учёных, он превратил первоклассный ресторан в оперативный штаб — правда, тоже вполне первоклассный.
Из трёх десятков ромбовидных ресторанных столиков соорудили один круглый стол для совещаний, накрытый подробной картой мира с отмеченными местами и датами нападений кошмаров. На канделябрах, затмевая их своим блеском, торчали антенны спутниковой связи. Бледные и задумчивые офицеры связи шелестели в углах клавиатурами ноутбуков. На столах одиноко белели листы бумаги и чернели чернильные ручки.
— Налить тут не дадут, — неуклюже выразил общее разочарование португалец, который так и не дождался текилы от гвинейца.
— Зато дадут прикурить! — строго сказал Шастель. — Прошу занять кресла. Кстати!