— А кто вы? — спросил Шастель с замиранием печёнки.
— Я переводчица, — сказала Ирэн.
— А я сержант полиции, — сказала Мари. — Просто Ирэн пыталась показать мне, как должна жить сержант полиции. Получилось не очень.
— А это, сестричка, не тебе решать! Правда, мой генерал? У меня ведь получилось? Ну пожалуйста, скажите, что у меня получилось!
— Если бы я был директором Интеркошмарпола, — произнёс Шастель, — я бы сказал, что это безобразие и вы обе заслуживаете административного наказания…
— Значит, получилось! — обрадовалась Ирэн и показала Мари язык. Та пожала плечами с таким видом, будто показала язык в ответ, и спросила француза:
— А вы кто? На самом деле?
— Бывший директор Интеркошмарпола, — с непонятным ему самому облегчением признался бывший директор Интеркошмарпола.
— А на самом деле? — спросила Ирэн.
— И на самом деле тоже. Только что мои заместители проголосовали за мою отставку с формулировкой «за растранжиривание полицейских кадров». А мне до пенсии полгода оставалось…
Все помолчали.
— После этого, — сказала Ирэн, — вы должны сказать «Вот такие дела».
— Вот такие дела, — послушно повторил экс-генерал и сел.
Теперь, когда на плечи не давил груз ответственности, он почувствовал, как на поясницу давит груз прожитых лет…
Джефф из-за пингвиньей спины погрозил Образцову кулаком.
— Крыло опусти! — шёпотом ответил ему русский. — Демаскируешь.
Капитан угрожающе постучал кулаком о кулак.
— Да нормальный способ, — возразил ему майор. — В этой толпе нас налоговая не найдёт, не то что какие-то василиски!
Он толкнул ближайшего пингвина в бок, и многотысячное стадо разразилось клёкотом. Образцов и Джефф втянули головы в плечи. У американца это плохо получалось — окаменевшее лицо всё время тянуло к земле.
Полицейские изо всех сил старались не смотреть на отель, из которого только что с таким трудом и такой скоростью смылись. Где-то там, у главного выхода кружили василиски, высматривая в позёмке утихающей бури беглецов. Прочёсывать большой пингвиний коллектив они не стали, видимо, ожидая, что эту утомительную работу сделает за них антарктический мороз.
Сами пингвины, на которых парализующий взгляд василисков не действовал (и правда, где вы видели пингвина, который испугался бы кошмара?), поглядывали на притаившихся полицейских, прикидывая, сколько пряников с них можно будет содрать за укрывательство.
В свою очередь, на василисков совершенно не действовал японский кошмарогаситель, хотя майор давил зелёную кнопку с такой силой, что та залипла намертво. Джефф покачал головой. Вместе с окаменевшей головой и шеей влево-вправо покачались капитанские плечи. Тёмные очки Ирэн всё-таки принесли пользу и отчасти спасли американца, притормозив процесс окаменения и дав майору те самые доли секунды, в которые тот успел доспасти коллегу.
— Тебе хорошо, — пробормотал русский, — у тебя хоть лицо не мёрзнет.
Американец раздражённо дёрнул плечом.
— Лучше бы спасибо сказал, — обиделся Образцов. — Ну или написал, что ли…
Американец хлопнул себя по лбу, ушиб руку и принялся писать ногой на снегу.
— Сам дурак, — ещё больше обиделся майор. — Я тебя от смерти спас, между прочим. А ты, между прочим, рацию посеял.
Джефф начал суетливо что-то чертить на снегу. Не дождавшись, пока тот дойдёт до точки, Образцов заметил:
— Смерть от обморожения — это совсем другая смерть. А не знаешь, так молчи.
Ему захотелось взглянуть на вход в гостиницу хоть одним глазком. В случае чего, у него всегда оставался бы другой глаз.
Майор прищурился и бросил на здание короткий, как одиночный выстрел, взгляд. Потом глянул ещё раз, уже в оба.
— Слышь, Джефф, есть две новости.
Американец нарисовал на снегу плюс, минус и знак вопроса.
— Да, одна хорошая и одна плохая. Какую сначала?
Джефф ткнул ботинком в минус.
— Василиски ушли и забаррикадировали вход.
Капитан поднялся и через щёлки в каменных веках вгляделся в отель. Сквозь стеклянные двери виднелась гора придвинутой к входу мебели, которую венчал белый рояль. Джефф ничего не выражающим взглядом посмотрел на майора и ткнул в плюс.
— Василиски ушли, — сказал Образцов, чувствуя себя немного глупо.
Американец ткнул ногой в вопрос, а рукой — в майора. Лишившись голоса, он безропотно уступил русскому командирские права, а заодно и командирские обязанности.
— Сейчас осмотримся и…
Образцов встал и осмотрелся поверх пингвиньих голов. Осмотрелся повторно. Потом ещё раз. Хотя смотреть было, в общем-то, не на что. Сверкающее здание антарктического отеля да заброшенная будка метеостанции в стороне.
— А скажи-ка, капитан, — произнес майор. — Зачем бы кому-нибудь понадобилось вместе с новым отелем строить заброшенную метеостанцию?
В комнате Ирэн постепенно погружалась в уныние. Эдуард меланхолично царапал на стене формулы. Шастель время от времени нажимал кнопку рации и безуспешно пытался вызвать Образцова или Джеффа. Ирэн со скорбным лицом читала словарь для продвинутых переводчиков.
Разведчики не вернулись, хотя прошло уже больше двух часов, а до выхода О. из уютного и безопасного континуума в кишащую василисками реальность оставалось меньше часа. Видимо, русский майор и капитан Америка всё-таки пали смертью храбрых… точнее, встали парализацией окаменевших.
Мари почувствовала, что сейчас что-то сделает. Например, бросится на выручку лейтенанту, наплевав на то, что продуманность идеи «бросится на выручку» заканчивалась на слове «бросится».
Но её опередил Эдуард.
— Сингулярность! — заорал он голосом гаишника, у которого угоняют служебную машину.
Это произвело эффект разорвавшейся акустической гранаты. Стало очень тихо.
— Пространственно-временной континуум, наложенный на своё подобие, формирует мнимую сингулярность, которая замыкает дивергентные потоки, пренебрегая синфазными аберрациями! — торжественно сообщил Эдуард. — Получаем диффузный соленоид!
— Э? — выразил общее мнение генерал.
— Э! — радостно подтвердил учёный. — Но только при дельта пси эпсилон, стремящейся к обратному дифференциалу! А иначе… э-э-э… никак! И не… э-э-э… просите!
Шастель умоляюще посмотрел на Ирэн.
— Переведём, — деловито сказала она. Смутить Ирэн обратным дифференциалом не удавалось ещё никому.
Перевод с научного на человеческий был выполнен чрезвычайно ловко. Когда сестра-переводчица сталкивалась с очередным искренним непониманием Эдуарда — какими ещё более простыми английскими словами можно выразить интуитивно очевидный термин «мнимая сингулярность», она предлагала учёному сказать то же самое на французском. А потом на фламандском. А потом на норвежском. А потом на русском — для верности. Языков в таком количестве и совершенстве Эдуард не знал и, наступая на горло научной точности, пытался подобрать похожие слова.
— В общем так, — сказала Ирэн через десять минут. — Если взять шар, в который лейтенант вошёл, и забросить его в тот шар, из которого он выйдет, то время там растянется до бесконечности. Для О. пройдёт час, а снаружи пройдёт вечность.
— Логично, — сказал Мари. — Когда лейтенант выйдет, наступит конец света, и никакие василиски ему грозить не будут.
— Можно светошумовую гранату повесить на выходе, — сказал Шастель. — Лейтенант ослепнет и василисков не увидит.
— Ещё лучше! — рассердилась Ирэн. — Что вы такое предлагаете… мой генерал?
— Да он временно ослепнет, — успокоил её генерал. — А не окаменеет постоянно. И не кричите вы так… мой адъютант, ещё василисков накличете.
И накликал сам.
Пол комнаты содрогнулся от гулкого удара снизу.
Генерал и сестрички замерли, уговаривая себя, что это всего лишь обычное для Антарктиды землетрясение, которых тут почти не бывает. Однако удар повторился, и на сей раз ни у кого иллюзий не осталось.
— Закрыть глаза! — скомандовал Шастель, убедился, что подчинённые и подопечные выполнили приказ ещё до его получения, и зажмурился сам.
Третий удар оказался самым сильным и, судя по треску паркета, катастрофическим для пола. Шорох, шуршание и два грузных тела шагнули в комнату.
— Слышь, Джефф, — сказал один из василисков, — кажется, их тоже… того…
Ирэн тут же развеяла это предположение, повиснув на шеях капитана и майора с писком, достойным матёрого дельфина.
В катакомбах под станцией оказалось неожиданно тепло.
— Наша станция, — гордо заявил Образцов, передвигаясь во главе отряда, — советская! С автономным подогревом! На века делали! Для внуков!
Джефф, который замыкал процессию, громко стукнулся каменной головой о зелёную трубу с выцветшей надписью «Береги голову, враг не дремлет!». Видимо, в знак протеста: наверняка американцу было неприятно чувствовать себя внуком советских антарктических исследователей.
Предположение «Здесь были наши!», озарившее майора при виде заброшенной метеостанции, оказалось верным. Когда-то здесь действительно была советская полярная станция. Более того — секретная полярная станция «Баррикадная», не обозначенная на школьных атласах. В печальные для всего прогрессивного и радостные для всего остального человечества 90-е годы станцию, даже не рассекретив, продали Австралии. Над бывшей «Баррикадной» вырос шикарный антарктический отель «Альбатрос», а под «Альбатросом» осталась аккуратная сеть подземных переходов на случай ядерной войны. Про секретные ходы австралийцам не сказали, то ли из вредности, то ли по разгильдяйству, а скорее всего — по разгильдяйству, для солидности замаскированному под вредность.
Пробравшись по подземному ходу в комнату Ирэн, Образцов на правах героя проигнорировал генерала, собрал команду из дружественных близняшек и бывшего врага, а теперь не пойми кого Джеффа и отправился искать тайный проход к конференц-залу. Полагать, что, копая секретные подвалы, русские не предусмотрели прохода к будущему конференц-залу, может только очень наивный человек, было заявлено Шастелю, которого с собой не взяли. Не взяли и Эдуарда — пусть придумает что-нибудь ещё, не такое отстойное.