Мари оглядела полицейских. Каменное лицо Джеффа, не менее каменное лицо Образцова и всё понимающее лицо Шастеля. Она уже однажды видела такое лицо, когда арестовывала пособника парковых кошмаров — Заманивателя-На-Аттракционы.
— Я буду следить за вами по планшету-локатору, — отчеканила Мари. — Вы должны максимально, насколько это возможно в пределах отеля, удалиться от нашего маршрута и не приближаться, иначе горгоны снимут очки.
— Удаляемся, сержант, — кротко произнёс генерал и увёл отряд.
Предпоследним уходил Джефф, который тайком показал за спиной скрещённые пальцы — знак обмана.
Последним уходил Образцов, который, обернувшись, изобразил лицом такую мятущуюся русскую душу, что Мари содрогнулась.
Она вернулась в ресторан, провела руками по одежде, вытащила из-под воротника похожий на мелкого паука микрофон, бросила его на пол и раздавила.
— Шастель всё знает, — сказала Мари. — И он подготовил засаду.
Титаномахия
Ты покойник — я герой.
Я покойник — ты герой.
До чего дошёл прогресс:
Погиб не Пушкин, а Дантес,
И теперь Дантеса, что ли,
Изучать мы будем в школе?
Они двигались боевым порядком: Сфено впереди, Эвриала позади, Мари за Сфеной, Ирэн перед Эвриалой. Посередине, несколько подавленный этим сдвоенным то ли эскортом, то ли конвоем, шёл Эдуард, прижимая к груди скатерть с заветными уравнениями.
Мари сверилась с планшетом: синие ромбики спецназа под началом нескольких зелёных треугольников честно сгрудились в дальнем углу отеля. А вот и зелёный, но гордый значок О.
— Лейтенант! — окликнула Мари своего старшего по званию подчинённого. — Всё нормально?
— Ага, — пыхтя, отозвался тот. — А мы скоро придём? А то…
— Потерпите!
Мари переключила внимание на фарватер. И вовремя — Сфено уже подходила к холлу перед конференц-залом.
— Стоять! — крикнула девушка.
Перевода не потребовалось. Горгоны застыли, как жена Лота, которой смерть как захотелось хоть одним глазком глянуть на монстров, на которых посмотришь — и окаменеешь.
Мари подошла к входу в холл и присела на корточки. Ирэн пристроилась рядом.
— Спорим, — сказала она, — я первая найду?
Мари достала из кармана лазерную указку и посветила на потолок холла.
— Вот они! — победно закричала Ирэн, указывая на нити, затянувшие потолок мелкой серебристой паутиной.
— Молодец, — сказала Мари и посветила на пол.
Пол померцал тонкой плёнкой.
— А вот и капкан на горгон. Так я и думала.
— А почему только на горгон? А если я ступлю?
— Ступи, — сказала Мари.
Ирэн тут же впрыгнула в холл. Плёнка чуть скрипнула, но больше ничего не произошло.
— Настроено на вес… от пятисот килограммов, я думаю. Сработает, когда и Сфено, и Эвриала там окажутся. Лейтенант! Ваш выход!
Выход лейтенанта О. был обставлен с максимальной торжественностью. Так мог бы выходить король Мадагаскара.
Впереди шествовал сам О., сжимая в руке, как символ верховной власти, здоровенную замороженную рыбину. За ним следовала свита в церемониальных фраках.
— Дай-дай-дай! — почтительно галдели пингвины.
Лейтенант дошагал до центра холла, остановился и оглянулся на Мари. Та кивнула. Лейтенант посмотрел на Ирэн. Та сделала вид, что целует О. Лейтенант счастливо вздохнул.
Пингвины один за другим ступали на пол и дисциплинированно останавливались за спиной О. Плёнка скрипела всё громче и громче, и когда двадцатый пингвин вошел в холл…
— Шшшах!
Тысячи титановых нитей спикировали с потолка и в долю секунды превратили пингвинов и лейтенанта в огромную личинку шелкопряда. В то же мгновение ромбики-спецназовцы на экране пришли в движение.
— У нас полторы минуты! — на бегу напомнила Мари остальным.
Но остальных подгонять не надо было. Даже Эдуард миновал входные двери, как метеор. Возможно, часть заслуги в этом манёвре принадлежала Ирэн, которая придала учёному не очень почтительное, но очень эффективное ускорение тычком в загривок. Сама Ирэн задержалась у свисающего с потолка титанового кокона, где в куче возмущённых нелетающих птиц барахтался О. Она глубоко выдохнула, закрыла глаза и вытянула губы трубочкой. Лейтенант головой распихал посторонние клювы и наконец-то поцеловал настоящую Ирэн.
Когда Ирэн вбежала в зал, там уже происходили рукотворные тектонические процессы. Поскольку шары трогать было нельзя, Горгоны выламывали участок пола под левым шаром.
— Осторожно! — покрикивал Эдуард. — После совмещения преобразователей у вас будет около двадцати секунд! Затем произойдёт перенос!
Для убедительности он встряхивал скатертью, как тореадор мулетой.
Сфено и Эвриала наклонили кусок пола, и левый шар вкатился в правый, образовав в сумме что-то вроде ромбокубооктаэдра[40]. Фигура отчётливо пульсировала, всем своим видом показывая, что в этой вселенной такая сложная геометрия задержится недолго.
— Двадцать… — сказал Эдуард. — Э-э-э… восемнадцать… э-э-э… прыгайте…
Но горгоны прыгнули не сразу. Сначала Сфено обхватила Мари, а потом Эвриала — Ирэн.
Когда запасы воздуха стали подходить к концу, а близкий к истерике Эдуард досчитал до шести, Мари осторожно постучала по чешуйке Сфено:
— Извините… Вам пора.
…В зал размашисто вбегали спецназовцы во главе с разъярённым Шастелем, губы Эдуарда беззвучно вышевеливали цифру «э-э-э-два», Мари закусывала губу, а Ирэн, не скрываясь, замедленно рыдала, когда горгоны совершили величавый нырок с места в бесконечность.
Ромбокубооктаэдр схлопнулся. Хтонические сестрички отправились домой.
— Неудобно как-то, — хихикала Медуза, — всё-таки храм Афины…
— Какая Афина может быть в такой момент?! — Посейдон запутался в костюме пеликана, который надел для первого этапа соблазнения, и теперь злился. — Причём тут вообще Афина? Иди ко мне…
— А ну иди сюда! — рявкнули у Посейдона над ухом так, что тот подпрыгнул.
— Руки от сестрички убрал, да? — гаркнул второй голос, позадорнее.
Олимпиец[41] недовольно уставился на старших Горгон, не забывая пялиться — сестрички были не такие утонченные, как младшенькая, но по-своему ого-го.
— Глянь-ка, — Сфено повернулась к Эвриале, — он ещё и пялится!
— Вали отседа, дедушка, — с ласковой угрозой попросила Эвриала.
— Это моя личная жизнь! — попыталась пискнуть Медуза, но два синхронных подзатыльника окончательно разрушили её причёску и надежду на романтическое приключение с братом самого Зевса.
Посейдон гордо выпятил грудь, втянул живот и двинулся в сторону моря.
— Встретимся ещё, лапушка! — бросил он через олимпийское плечо.
Зря.
Эвриала в два прыжка догнала его и влепила такого пенделя, что олимпиец разом втянул грудь, выпятил живот и достиг моря гораздо раньше намеченного.
Только тогда Медуза решила разрыдаться:
— Теперь он на меня даже не посмотри-и-и-и-и-ит!
— Ну и хорошо! — Сфено уже тянула младшенькую из храма. — Ты красивая, найдёшь кого помоложе!
Медуза позволила себя вести, упираясь совсем чуть-чуть, — чтобы не нарваться на очередной подзатыльник.
— Вы тоже красивые, а до сих пор не замужем!
— А что делать? Перевелись мужики в наше время. Вот раньше были — титаны!
У Сфено затуманился взгляд, а Эвриала томно потянулась, вспомнив о чём-то своём.
— Вот ви-и-и-дите! — не унималась Медуза. — Перевели-и-ись! А Посейдон… он такой… такой… Он просто бог!
— Вот именно, — снова стала строгой Сфено. — Он просто бог. Таких на Олимпе целый пантеон, да не нужны никому. А тебе нужен настоящий мужик. Надёжный. С профессией.
— И дурак! — добавила Эвриала.
Сфено и Медуза удивлённо посмотрели на сестру.
— И Геракл, — поправилась Эвриала.
— Да, по уму не Платон, — согласилась Сфено. — Зато и во всём остальном… не Платон!
И старшие сестрички захохотали так, что даже Медуза заулыбалась, хотя ничего не поняла.
Персей висел над пустым островом и недоумённо озирался. Солнце пекло как горн Гефеста. Руку оттягивал огромный зеркальный щит, подарочек Афины. Крылатые шлёпанцы Гермеса неприятно хлопали по лодыжкам.
«Что я тут делаю? — подумал Персей. — Какого фавна я вообще сюда припёрся?»
Он смутно припомнил, что должен кому-то отрубить голову, смотрясь в зеркало щита, но кому — хоть убей, не мог вспомнить.
Кому вообще можно отрубить голову, глядя в зеркало? Себе, что ли?
— Кидалово какое-то, — проворчал он. — Развели грека как лоха.
Одинокая чайка ехидным хохотом подтвердила этот вывод.
— Афина, — сказал Персей и взмахнул мечом, — ты никуда не уходи, есть базар…
И взмахивая ногами, обутыми в крылатые сандалии, потянулся на восток.
Шастель никогда не бил девушек, особенно таких, которые могут дать сдачи даже старшему по званию. Но сегодня он уже был готов отступить от принципов:
— Сержант Мари! Это! Это!..
— Это самоуправство, — пришёл на выручку Образцов и незаметно для генерала подмигнул Мари.
— Это нарушение приказа, — добавил швед и дрогнул веком.
— Это возмутительно, — сказал Джефф и цыкнул зубом.
— Вот именно! Возмутительно! — Шастель осёкся. — Капитан, вы можете говорить?
Американец с интересом потрогал себя за челюсть.
— Это прикольно, — только и смог сказать он.
По залу прокатился скрежет, как на встрече групп по борьбе с остеохондрозом. Окаменевшие учёные, остолбеневшие полицейские, замерший с занесённой для удара ногой полковник Мрак — все пришли в движение.