Плоскодонка говорила с ней, глядя сверху вниз, словно и правда куда-то там взлетела, и в ее голосе не было ни капли сочувствия.
– У Цянь Сяохун расстройство желудка, посмотрите, какая она бледная, – вступилась за Цянь Сяохун А-Цзюнь.
– Ах, расстройство! Ну давайте все засядем в туалетах, а работать кто будет? – напустилась на А-Цзюнь бригадирша, слегка повысив голос, поскольку тихим голосом всегда создавала обманчивое впечатление кротости.
Но Цянь Сяохун сомневалась, что Плоскодонка станет слишком уж бесчинствовать.
– Вы думаете, я хочу сидеть в туалете? Мне приятно что ли? Почему вы такая черствая? Вы ведь раньше были такой же, как мы? Почему так быстро превратились в пособника капиталистов? – отбрила Цянь Сяохун Плоскодонку.
Из-за поноса энергии почти не осталось, руками и ногами не пошевелить, даже сил в туалет бежать нету, поэтому Цянь Сяохун, замолчав, упала ничком прямо на рабочий стол. Плоскодонка не ожидала, что Цянь Сяохун окажется такой строптивой, она смутилась, а потом выпалила:
– Я обо всем доложу начальнику цеха! – С этими словами она качнула задницей и зацокала каблуками в сторону кабинета начальника цеха.
– А-Хун, сходи купи себе лекарство от поноса. Ой, у тебя температура! – испуганно воскликнула А-Цзюнь, потрогав лоб Цянь Сяохун.
– Да? – Цянь Сяохун пощупала свой лоб. – У меня отродясь не бывало температуры.
– Возможно, это акклиматизация. Ты утром завтракала?
– Съела в ресторанчике по соседству чашку риса.
– Ты зачем туда пошла? Там так грязно!
Глаза А-Цзюнь заняли практически все лицо. Цянь Сяохун обессиленно покачала головой, но не могла вымолвить ни слова. Тут вернулась Плоскодонка.
– У А-Хун жар! Сами потрогайте! – опередила ее А-Цзюнь.
– Понятно. А-Цзюнь, отведи ее в больницу, быстро, туда и обратно. Цянь Сяохун, на вторую половину дня у тебя отгул по болезни, иди! – Плоскодонка написала что-то в карточке Цянь Сяохун.
– А мне койку еще не нашли? Мне жить негде. Вещи оставила в будке охраны.
– Вроде есть пустая кровать. Ты сходи к врачу, потом все решим.
Цянь Сяохун не хотелось идти к врачу, в ближайшей аптеке она приобрела лекарство, приняла его, а потом А-Цзюнь отвела Цянь Сяохун в свое общежитие отдохнуть. Расстройство прекратилось, хотя жар не отступал, и Цянь Сяохун провалилась в сон. Ей казалось, что все ее тело горит, одеяло вот-вот воспламенится. Голова была тяжелой, словно туда плеснули воды, а внутри что-то булькало. Девушка с трудом уснула, а потом ее, сонную, кто-то растолкал:
– А-Хун, А-Хун, к тебе пришли!
Цянь Сяохун спала на верхней койке двухъярусной кровати и, когда открыла глаза, увидела улыбающееся лицо А-Цзюнь.
– А-Хун, это я!
Внезапно рядом появилась еще одна голова, а у Цянь Сяохун перед глазами потемнело.
– Это я, Ли Сыцзян, закончила работать и прибежала тебя проведать.
Цянь Сяохун наконец рассмотрела смеющееся личико в форме яблочка, и на сердце стало тепло.
– Сыцзян, ты как тут очутилась?
– Меня Кунь на мотоцикле подбросил. Хотела посмотреть, как ты живешь. Ой, у тебя нет ли температуры? – Она пощупала подруге лоб.
– А он сам где? Почему не зашел?
– Он снаружи меня ждет. Я тебя еле нашла, собралась уже уйти ни с чем, хорошо, что встретила ее! – Ли Сыцзян ткнула пальцем в А-Цзюнь и улыбнулась ей, а та предложила Ли Сыцзян присесть на кровать.
– А-Цзюнь очень хорошая. Ой, Ли Сыцзян, я сегодня чуть от поноса не померла. – Цянь Сяохун села на кровати. – Ты как? На заводе работаешь?
– Ага! С утра до вечера стоишь, потом ноги как ватные, там даже зад прислонить некуда.
– Ха-ха-ха! Ли Сыцзян, а я с утра до вечера сижу – вот ведь несправедливость.
– Цянь Сяохун, ты в порядке? – В комнату вошла Плоскодонка, оставляя за собой шлейф духов.
– Намного лучше! А с общежитием что-нибудь решилось?
– Решилось! В соседней комнате верхняя койка. Завтра выходи нормально на работу.
Плоскодонка ушла. Она особо не общалась с коллегами, поддерживая свой образ строгой начальницы.
– Тьфу! Хрень какая! – Цянь Сяохун смачно плюнула, а Ли Сыцзян и А-Цзюнь громко рассмеялись.
После ухода Ли Сыцзян А-Цзюнь и Цянь Сяохун отправились покупать одеяло, подушку, таз для умывания и ведро. А-Цзюнь мастерски торговалась и сбивала цену так, что продавцам уже было не до смеха, но нельзя же отказаться даже от ничтожной выгоды. Потратив всего пару десятков юаней, девушки приобрели все необходимое и с тяжелыми пакетами побрели обратно в общежитие.
Перед входом стоял мотоцикл, который показался Цянь Сяохун знакомым. Внезапно она услышала, как со спины кто-то окликнул ее по имени, повернулась и увидела Чжу Дачана одетого в форму, со странной улыбкой на лице. Цянь Сяохун опешила, в носу защипало, но она сдерживалась, чтобы не разрыдаться, хотела было улыбнуться, однако не смогла выдавить из себя улыбку.
– Отнесите вещи, а потом я приглашаю вас по есть! – сказал Чжу Дачан.
А-Цзюнь замотала головой:
– Идите вдвоем, ко мне должен прийти земляк, надо его дождаться. – Она состроила гримасу, глядя на подругу.
– Я тебя отведу поесть свиных ребрышек! – Чжу Дачану нравилось говорить «отведу тебя», в этом слышалась какая-то сердечность, и у Цянь Сяохун на душе потеплело, словно она выпила теплой воды.
– Прости, пожалуйста, что она тебя обидела. Она любит ревновать без причины. – Чжу Дачан немного сконфузился.
– Ну что ты, это я тебе добавила проблем. Я не хотела ничего такого говорить! – Цянь Сяохун не подумала о том, как сильно рассвирепеет та женщина и как это скажется на Чжу Дачане.
– Ой, я ей говорю, что между нами ничего не было, а она, хоть убей, не верит, говорит, что ты во всем призналась, мол, зачем я отпираюсь. В итоге вынудила меня признаться, что я с тобой спал, только тогда отстала. Женщины! Это просто уму непостижимо! – покачал головой Чжу Дачан.
– Если наши показания сходятся, то у вас все кончено? Черт, какую глупость я сделала! Навлекла беду! – Цянь Сяохун выпрямилась, широко распахнув глаза, уголки которых задергались.
– На самом деле ты тут ни при чем, она, как говорится, ловила ветер и хватала тень58 уже много раз. Я уже с трудом ее переношу. Да и не кончено ничего, хоть я и признался, она все равно и верит, и не верит. Не будем об этом, попробуй ребрышки!
– Я очень виновата!
– Глупышка! Работай хорошенько, если что – обращайся ко мне.
Цянь Сяохун обнаружила пропажу бежевого халата, который повесила посушиться снаружи. Хотя А-Цзюнь ее предупреждала, но стирать-то одежду надо, а после стирки сушить, а повесишь сушиться – есть шанс, что украдут, что уж тут поделать. Цянь Сяохун даже не жаловалась особо, понимая, что в этом гнилом местечке у всего мало-мальски ценного могут вырасти крылья и вещи «по неосторожности» улетают и оказываются за пазухой у других людей. На работе и того хуже – скучища прямо как в тюрьме какой-то. Цянь Сяохун прикинула, загибая пальцы: она проработала уже двадцать дней, которые пролетели как один, кроме того раза, когда из-за поноса ее отпустили на полдня отдохнуть. Каждый день пахала, как автомат, утром в восемь приходила на смену – отмечалась, вечером в восемь уходила – отмечалась, и даже в мелочи ошибиться нельзя. Потом она возвращалась в общежитие, где в одной комнате ютились восемь человек, постоянно кто-то сновал туда-сюда, воздух был спертым, в туалете всегда стояла вонь, но еще неприятнее – чтобы справить нужду, приходилось ждать в очереди. Из водопровода текла, разумеется, холодная вода, ополоснуть наспех лицо еще нормально, а вот, чтобы принять душ или помыть ноги, приходится терпеть. Правила на заводе запрещали работникам летом пользоваться вентиляторами, а зимой кипятильниками, хорошо хоть южные зимы не слишком суровы – ничего не обморозишь, да и простуды вечные не мучают. Она возвращалась и приводила себя в порядок, а потом глядь – уже половина одиннадцатого, в общежитии гасили свет. Цянь Сяохун забиралась под одеяло и спала до рассвета, а потом вскакивала, снова стояла в очереди в туалет, умывалась, чистила зубы, одевалась, причесывалась, снова проходила в свою клетку на фабрике, работала и повторяла все то же самое, что делала вчера.
Когда до Праздника весны оставалось полмесяца, ее душу начало охватывать волнение. На улицах внезапно стало больше пестро одетой публики и всяких лакомств. По вечерам они с А-Цзюнь вместе слонялись по улицам. А-Цзюнь покупала одно и другое, собираясь поехать на Новый год домой.
– А-Цзюнь, ты сколько уже времени не была дома? – Глядя на то, что А-Цзюнь сметает все подряд, желая увезти с собой весь рынок, Цянь Сяохун недоумевала: с чего вдруг такая жажда покупок?
– Два года! Мама с папой ждут не дождутся, а еще хочу братьям-сестрам купить одежду.
– Ты самая старшая?
– Да, они еще в школе учатся.
– А-Цзюнь, я что-то не видела, чтобы ты с зарплаты себе какую-то одежду приобрела.
– Да я каждый день на работе, только в спецодежде и хожу!
– А-Цзюнь, ты просто клад! Я была бы ужасно счастлива иметь такую старшую сестру! Но ты себя не обделяй во всем!
Цянь Сяохун вспомнила, что когда они обедали в ресторанчике быстрого питания, то А-Цзюнь всегда выбирала блюда подешевле, типа доуфу59 без ничего или морковку, приговаривая, что ей это по вкусу. Но Цянь Сяохун не верила: ага, нравится, ни капли масла, странно, что ей не хочется мяса. Глядя на высохшее и пожелтевшее лицо подруги, на котором, если речь заходила о домашней еде, загорались огромные глаза, Цянь Сяохун расстраивалась.
Вокруг было много людей, которые сорили деньгами, словно тратили туалетную бумагу, отдавая купюру за купюрой, но, разумеется, тратили исключительно мелкие деньги. Те, кто приехал на юг на работу, тратили с особой радостью. А-Цзюнь тоже попробовала сладость от расставания с мелочью, в итоге накупила столько всего, что вдвоем не унести, и с досадой приговаривала, мол, и вон то еще красивое, завтра надо вернуться и купить.