– Дяденька, я еще девочка, просто интересно было на ваше тело посмотреть. Я с вас одежду сняла, вас не затруднит одеться? Вот вам пятьдесят юаней за труды. – Цянь Сяохун бросила купюру, которую долго комкала в руке, повернулась и пулей выскочила из номера.
– Ну, ты хватила лишку, А-Хун, так мужика унизить! Он тебе чаевые по доброте душевной дал! – ахнула У Ин, выслушав взволнованный рассказ Цянь Сяохун, и в ужасе выпучив глаза.
– Ничего подобного, У Ин, он использовал чаевые как наживку, хотел, чтобы я ему продалась! – Она повторила ту самую рифмованную частушку и продолжила: – Он тем самым унижает женщин, думает, что раз у него есть член, значит, есть какие-то особые права, только вот член не такой твердый, как курс юаня.
В итоге этот почтенный начальник получил щелчок по носу, и вплоть до самого отъезда он даже не взглянул в сторону стойки регистрации.
На поверхности жизнь казалась спокойной и простой, но на самом деле была полна борьбы и скандалов. Взять хотя бы У Ин. В прошлый раз ходила с синяком, как-то раз в ушах три дня звенело, а еще один раз спину повредила – все это последствия сражений с Долговязым Янем. Однако У Ин вернула в жизнь покой и, вопреки всем сложностям, с улыбкой работала и жила. Это был длительный процесс, никто и не видел, как развивалась борьба, не знал, до чего дошла У Ин.
Однажды во время дежурства А-Син и Цянь Сяохун грызли кислые сливы и вели праздные разговоры. И вдруг к стойке подскочила взволнованная У Ин:
– Если вы не заняты, мне нужно поговорить!
– Разумеется, не заняты. Скорее проходи к нам. Что у тебя случилось?
А-Син после того двухнедельного отдыха стала особенно охоча до новостей. Цянь Сяохун шутила, что А-Син превращается в матрону: то ли деградирует, то ли, напротив, делает стремительный скачок вперед.
У Ин первым делом заговорила о поддельных квитанциях на двадцатипроцентную скидку:
– Девочки, квитанций стало слишком много, вы поаккуратнее, не надо все выжимать до капли. И вот еще что: постарайтесь, чтобы большую часть подписывал управляющий Пань, а меньшую – наша управляющая Цянь, чтобы замаскировать получше.
– У Ин, вот не верю, что ты в такое время прискакала, чтобы это сказать! – нахмурилась Цянь Сяохун.
– Вот ведь злючки! Может, у меня эти дни, чем не повод? – со смехом ответила У Ин.
– Да уж, давайте запускать петарды и праздновать, как говорится, если нет красных дней, то наступят черные. Садись давай! – веселилась А-Син.
– Не всем так веселиться, как тебе, ты уж небось замучила бедняжку Ли Сюэвэня? А я давно уже усмирила плоть, как говорится, очистила сердце и умерила желания. Но скоро меня ждет свобода, муж согласился на развод! – наконец У Ин высказала то, что было у нее на душе.
– У Ин, это большая радость!
– Да, мне тоже кажется, что это отлично!
А-Син и Цянь Сяохун наперебой загалдели.
– Но он забирает Ляна, напоследок решил-таки во ткнуть мне нож в сердце, – с грустью добавила У Ин, но тут же рассмеялась: – Но ничего! Ляна все-таки я родила, а кровное родство не разорвешь. А я как раз буду посвободнее, пойду поучусь хоть чему-нибудь.
И впрямь, вскоре У Ин стала такой оживленной, как юная девушка. Она коротко подстриглась, начала носить модную черную сумочку, выпрямила спину, на которую раньше давили семья, ребенок и чувства, выпятила грудь, которая не выпячивалась с тех пор, как ею кормили младенца. Изменения в настроении повлекли за собой изменения во внешности, а по внешности можно было судить, насколько изменилось настроение. Раньше она крутила роман с одиночеством, а теперь завела интрижку с энергичностью. Те, кто не знал подоплеки, считал, что У Ин просто хочет завести любовника. Сама У Ин говорила, что ей нужна «вторая весна»89. Она была словно цыпленок, который вылупился, разбив скорлупу брака, осмотрелся и сразу понял, что делать. Цыплята интуитивно тянутся к солнцу и пище, а У Ин потянулась к знаниям: пошла на курсы компьютерной грамотности, записалась в вечерний университет, чтобы изучать управленческую деятельность. Цыпленок встал на путь взросления.
Мужчины, не считая любителей подглядывать, не в курсе, каких разных Венер можно увидеть в общественной женской бане. Разумеется, можно фантазировать, но фантазии – это только фантазии. В обычной жизни можно лишь рассмотреть, у кого сиськи большие, а у кого маленькие, но это лишь смутные представления о размере. Формы груди весьма многообразны: какая конкретно грудь – в форме чашки, блюдца или отвислая? Так и не рассмотришь. Помещение, где стирали одежду, расположено вплотную к бане и вплотную к фантазиям, а потому тоже обладает таинственной притягательностью. Здесь мокрые молодые женщины обнажают голени и только что намыленные руки, взмахивают мокрыми волосами, вымытыми шампунем, сыплют такими же влажными шутками, и даже их смех отдает сыростью. Иногда они начинают петь, как это делали женщины в деревнях, выколачивая одежду, и груди приходят в движение под свободными сорочками с большим вырезом, стоит женщинам нагнуться, и в этот вырез видно все ниже пупка. Те, кто увидел, удивленно взвизгивают, а те, у кого все видно, подтягивают сорочку и беспечно парируют:
– Что ты удивляешься? У тебя все точно так же устроено!
Помыться и постирать одежду – самый лучший отдых для сотрудниц отеля «Цяньшань», поэтому они неторопливо трут белье, заодно избавляясь от усталости и досады.
После того как однажды в бане Чжу Лие, покачивая своими белоснежными грудями, ляпнула, что у Ли Сыцзян вместо сисек мандаринки, Ли Сыцзян держалась в стороне от всеобщего веселья и избегала ходить в баню, когда там было много народу, а особенно старалась не сталкиваться в бане с Чжу Лие и Цянь Сяохун – обладательницами пышных бюстов. Когда у тебя ребенок уродливый, самому можно об этом говорить, а вот чужим уже не стоит. Ли Сыцзян никогда не считала грудь каким-то особо важным органом и зачастую относилась к своей груди с таким же пренебрежением, как к пяткам, в отличие от Цянь Сяохун и других девушек, которые от нечего делать ощупывали и самозабвенно мяли свою грудь, называя это проверкой сосудов, но в этом был и какой-то привкус хвастовства.
В бане не было никаких перегородок, поверху тянулась шеренга кранов, и вода разбрызгивалась из насадок, напоминавших цветы лотоса, окутывая женщин туманом. Под каждым таким цветком стояло чье-то тело, яростно пытавшееся отмыться. Ли Сыцзян осматривала соседок, кто на кого похож и кто от кого отличается, все казались ей знакомыми и при этом чужими. Обычно она стояла, спрятавшись под самым дальним краном, безразлично намывая себя и при этом внимательно разглядывая других. Такие бани есть не везде, подобным зрелищем не каждому дано насладиться, поэтому в определенном смысле Ли Сыцзян повезло. Она изучила обнаженные тела всех сотрудниц отеля и теперь знала, у кого грудь какой формы и какого размера. Систематизируя полученные знания, девушка пришла к одному умозаключению: грудь и судьба связаны друг с другом. Ли Сыцзян показалось, что ее «мандаринки» не сулят ей ничего хорошего.
Чжу Лие вошла в помывочную, покачивая своими огромными белыми грудями, и Ли Сыцзян подумалось, что Чжу Лие даже голая двигается с уверенностью и надменностью женщины, одетой в самую модную французскую одежду, тогда как Ли Сыцзян, нарядившись в лучшее свое платье, перед Чжу Лие терялась так, словно под ее пристальным взглядом мылась в бане. Чжу Лие и Цянь Сяохун, разумеется, ждала иная судьба, чем обладательниц «мандаринок». Ли Сыцзян сделала соответствующие выводы и с головой ушла в самообразование, книги зачитала до состояния мочалки, без конца писала корявые иероглифы. Ее личико в форме яблока очень сильно похудело. Если кто-то не видел ее пару-тройку месяцев, то при встрече шарахался от неожиданности.
– Ой, Ли Сыцзян, какая ты стала! Теперь хоть видать, какие у тебя красивые глаза, вот бы еще весь тот жир со щек да в сиськи закачать, тогда вообще красотка бы стала! – сделала сомнительный комплимент подруге Цянь Сяохун.
После того как У Ин заняла койку А-Син, стало оживленнее. Чжу Лие шутила, что их комната скоро превратится в студенческую общагу:
– У Ин, ладно, ты у нас новорожденная цыпочка, понятное дело, надо крылышки расправить, но Цянь Сяохун, эта маленькая развратница, тоже вдруг записалась на курсы подготовки к экзаменам. У Ин, как монашка, днями напролет читает свои сутры, запершись в комнате, как будто собирается сдавать императорские экзамены. Вы, девочки, пока надо было учиться, бездельничали, теперь пора крутить романы, влюбляться и наслаждаться всеми прелестями сексуальной жизни, а вы спохватились! Какой-то сдвиг во времени, причем серьезный. Не за тех вы себя выдаете! По мне, так вы должны здесь подзаработать денег, вернуться домой, открыть магазинчик, торговать одеждой или оборудовать косметический салон – вот и заживете припеваючи! – Груди Чжу Лие сотрясались самым немыслимым образом.
– Ах, Пань Цзиньлянь ты эдакая, с утра до ночи думаешь только о сексе, но рано или поздно надоест! Получи диплом, выучи что-нибудь, а потом уже займись сексом, может, и секс другим покажется! Вон, посмотри на У Ин, она устала от семейной жизни и развелась, уж точно знает, что ей теперь делать! – отпор Чжу Лие давала только Цянь Сяохун.
У Ин отвечала излюбленной фразой: «Вы еще слишком молоденькие», но зачастую и вовсе оставляла ее точку зрения без внимания.
В конце декабря Цянь Сяохун, Ли Сыцзян и У Ин в приподнятом настроении отправились сдавать экзамен, а когда вернулись обратно, Цянь Сяохун ощущала себя, как бойцовый петух после драки, и ворчала:
– Какие сложные вопросы, черт побери!
Настроение ее резко ухудшилось, внезапно захотелось с кем-нибудь перепихнуться, чтобы как-то воодушевиться. Кончилось все тем, что она направилась прямиком в офис управляющего Паня. Тот листал книгу, а при виде Цянь Сяохун схватился за ручку, решив, что она опять принесла что-то на подпись.