На койке рядом лежала женщина лет тридцати, по виду зажиточная крестьянка, она вольготно раскинулась на кровати и кормила ребенка грудью. Женщина не могла встать, поэтому малыш, словно поросенок, припал к ее телу и тыкался носом в грудь. Куча родных, присматривавших за ней, сновали туда-сюда непрекращающимся потоком.
– Детка, сначала залечи раны, а не то, если инфекция попадет, проблем не оберешься. А когда оклемаешься, подавай на них в суд, требуй компенсации, минимум сто тысяч юаней, ну, на худой конец восемьдесят.
– Ага, обязательно потребуй денег, если родить не можешь, то, считай, жизнь насмарку. Кто ж на тебе, бесплодной, женится, кто тебя в старости будет кормить? – поддакнула ее свекровь, глядя куда-то вдаль с грустным видом. Договорив, пожилая женщина покачала головой, забрала ребенка, чмокнула его пару раз в щечку и принялась играть с ним.
Слова старухи задели Ли Сыцзян за живое, от нахлынувших чувств она разрыдалась.
– Я на тебе женюсь, Сыцзян, не плачь, а то шрамы никогда не заживут! Я на тебе женюсь! – Очкарик неуклюже вытирал слезы Ли Сыцзян, движения были сильными, словно он пытался стереть с ее лица грязные разводы.
Его спокойный тон потряс Цянь Сяохун, внезапно она ощутила, что этот невзрачный паренек излучал сияние, даже комната внезапно озарилась, и стало намного светлее. Цянь Сяохун поддалась чувствам, и слезы брызнули из глаз с новой силой. Вытерев глаза, она потянула за собой Очкарика:
– Пойдем-ка сходим к главврачу.
Главврач Лэй был неуловим, поскольку он был в центре развернувшейся кампании, посвятив ей всего себя без остатка. Наконец, когда они постучали в двери его кабинета в четвертый раз, то услышали, как из безусого рта прозвучало сказанное низким голосом заветное «Входите!». На голове его красовалась белая шапочка, на одном ухе болталась маска, он прихлебывал воду из термокружки из нержавеющей стали. При виде Цянь Сяохун и Очкарика Лэй Иган на долю секунды обомлел, на излишне бледном лице явственно читалось удивление, словно на него легла тень.
– Это вы! Садитесь! Что случилось?
Цянь Сяохун глазами подала знак Очкарику, чтобы тот рассказывал.
– Вы! Ее стерилизовали! А мы не женаты! Вы! Это слишком! – Очкарику многое хотелось сказать, но не хватало дыхания сложить слова в нормальные предложения.
Главврач выглядел растерянным.
– Господин Лэй, по ошибке операцию сделали его девушке, ее зовут Ли Сыцзян, она еще не замужем, а ей в больнице перевязали трубы!
– Да. Слышал что-то такое. Но это к нашей больнице не имеет отношения, – первым делом главврач снял с себя ответственность.
– Но ведь это случилось в нашей больнице! Это мы делали стерилизацию! – Видя, что Лэй Иган не придает произошедшему особого значения, Цянь Сяохун ощутила, что внутри потихоньку поднимается волна злости, и уже готова была вспыхнуть.
– Вот что я скажу. Ли Сыцзян выдал за свою жену один местный крестьянин, его супруга родила уже четырех дочерей и всеми средствами пыталась скрыться от властей. Кто мог предположить, что они пойдут на такую уловку? Это настоящая подлость! Но успокойтесь, соответствующие органы найдут виновных, а больница лишь сделала операцию. Если после операции возникнут осложнения, то тогда больница возьмет на себя ответственность.
– Я хочу знать, кто делал операцию Ли Сыцзян.
– Да! Кто делал? – поддакнул Очкарик, словно бы обнаружил зацепку.
– Какая разница? Здесь нет виноватых. Подобное происходит впервые, впредь мы будем внимательнее, – отмахнулся от них Лэй Иган.
– Почему бы вам не признаться, что это вы сделали операцию? Я сходила к Сяо Юаню и проверила. Вы тогда дежурили, и операцию вы делали. В тот день вы провели в общей сложности восемьдесят восемь стерилизаций. Побили рекорд, да? – выложила карты на стол Цянь Сяохун.
За день провести восемьдесят восемь стерилизаций, а потом беззаботно выйти из операционной – в этом был весь Лэй Иган.
Лэй Иган удивился, что Цянь Сяохун запомнила цифры из отчета.
– Неужели вы не слышали, как она кричала? Она еще не рожала! Вы не слышали? Неужели все разом оглохли? Не видели, как она из последних сил сопротивлялась? Так безжалостно ее уничтожили! Да вы хуже ветеринаров!
Очкарик вскочил на ноги, представив, как четыре мясника волокут Ли Сыцзян на операционный стол, а потом этот ветеринар беззаботно орудует скальпелем, и его затрясло от ярости. Но он просто стоял, раскинув руки, и не знал, что же поручить своим огромным рукам.
– Так на операционном столе все плачут и все кричат. После укола анестезии успокаиваются. – Лэй Иган явно был в шоке, он слегка запрокинул голову, но увидел, что Очкарик не собирается предпринимать каких-то действий, и чуть успокоился, а потом продолжил: – Я глубоко сочувствую вам, больница не возьмет с вас оплаты за операцию, лекарства и госпитализацию. Спокойно восстанавливайтесь!
На самом деле в разгар кампании те, кто работал, крутились как белка в колесе, а бездельники заскучали. Те, кто работал, постоянно интересовались статистикой проведенных операций всего, за утро и во второй половине дня, интересовались, сколько еще предстоит сделать, у скольких осложнения, как состояние пациенток с осложнениями. Есть ли воспаления, есть ли нагноения, удалось ли взять ситуацию под контроль. Беспрецедентное внимание уделялось вопросам стерилизации, воспроизводства и здоровья пациенток, хотя уделять кому-то внимание таким способом довольно забавно.
Ся Цзифэн был занят множеством важных задач и игнорировал Юй Юцин, а у той в итоге от недостатка внимания аж лицо прыщами покрылось. В общем-то в администрации и в лаборатории дел было меньше всего. Никто не интересовался менструальным циклом Юй Юцин и назначением ее парня, она заскучала и чувствовала себя одинокой. С самого начала девушка разрывалась между Ся Цзифэном и Сяо Юанем, ей нравились положительные стороны обоих и не нравились отрицательные. Жаль, что нельзя сложить их плюсы, тогда получился бы идеальный мужчина.
Утром Цянь Сяохун на кухне мыла овощи и вдруг почувствовала, что с ней что-то не так. Начались критические дни. Она вытерла руки и побежала в общежитие за прокладками, а когда поднималась по лестнице, увидела снизу через лестничные пролеты, как из комнаты Юй Юцин на третьем этаже кто-то вышел. Сначала один мужской ботинок, потом второй, ей было видно спину и затылок, мужчина, покидавший поле боя, явно прощался.
– Хорошо. Иди скорее. Уже пора на дежурство. Не хорошо, если кто-то узнает, – кокетливо ворковала Юй Юцин, потом чмокнула его пару раз, легонько толкнула и закрыла дверь.
Цянь Сяохун тихонько спустилась по лестнице, а потом изобразила, будто только что вошла в здание и между вторым и третьим этажом столкнулась с Сяо Юанем.
– Ой! Доброе утро!
Цянь Сяохун улыбнулась, все поняв без слов, внезапно заметив, что молния на брюках Сяо Юаня застегнута наспех и в ширинке виднеются белые трусы. Они развлекались в рабочее время, а потом Юй Юцин его в спешке выставила, или он сам торопился, сделал вид, что вышел в туалет, а сам сбегал заняться любовью, и времени катастрофически не хватало. Девушка понимающе хихикнула и показала на ширинку, Сяо Юань опустил голову и тут же резким движением застегнул молнию, сказав полушутя:
– Почему ты смотришь куда не положено?
– Я-то думала: вдруг вы специально всем трусы демонстрируете? – Цянь Сяохун легко было общаться с мужчинами, она могла шутить с ними на любые темы и говорить что вздумается. Вот с женщинами, особенно с сотрудницами больницы, совсем другое дело. Взять хотя бы ее взаимоотношения с Юй Юцин – они напоминали недоваренный рис, как ни крути, а на зубах хрустит.
– Ты к себе? А я на работу! – С этими словами Сяо Юань двинулся дальше, а когда проходил мимо девушки на узкой лестнице, то ее грудь задела его руку, вернее сказать, наоборот – его рука скользнула по ее груди.
– Эй! Мне нельзя! У меня эти дни! – пошутила Цянь Сяохун.
Сяо Юань, поспешно глянул на нее, стыдливо улыбнулся и ушел. Цянь Сяохун присела на ступеньки и посмотрела вниз. Оказывается, у Сяо Юаня задница как у женщины – такая же пухлая и аппетитная.
Когда Ляо Чжэнху навестил Цянь Сяохун, критические дни уже закончились, но она изобразила, что у нее ломит спину, а Ляо Чжэнху не рискнул к ней приставать. Вообще у него получалось все хуже и хуже, Цянь Сяохун только начинала возбуждаться, а он уже все, причем с каждым разом все быстрее и быстрее. Это было похоже на какое-то неизлечимое заболевание, и Ляо Чжэнху не мог ничего с собой поделать. Чем сильнее он беспокоился, что не может продержаться подольше, тем быстрее наступала развязка. Чем сильнее Цянь Сяохун беспокоилась, что все так быстро заканчивается, и пыталась сосредоточиться на собственном удовольствии, тем меньше была вероятность это удовольствие получить. По прошествии некоторого времени это стало замкнутым кругом. По доброте душевной Цянь Сяохун терпела, однако из-за неудовлетворенности стала нервной, потеряла к Ляо Чжэнху сексуальный интерес, и без того не слишком большой, он стал ей противен. Но если отвлечься от секса, то Цянь Сяохун очень нравилось общаться с Ляо Чжэнху, он всегда делился интересными новостями, готов был дать хороший совет и много чего знал, вот только не ведал, почему его члену хочется, да не можется.
Сегодня Ляо Чжэнху рассказал ей о недавних уголовных делах. Если послушать, то очень похоже на больницу: кроме докторов, здоровых людей вокруг нет, и создается впечатление, что мир сошел с ума – кругом все убивают, палят из пистолетов, развратничают и ходят в игорные дома. Болтая о том и о сем, он гладил грудь Цянь Сяохун, а потом вдруг упомянул об убитой Чжу Лие, перешел на тему человеческих страданий и помрачнел.
Цянь Сяохун ощущала, что ее грудь уже не такая чувствительная, как прежде, поэтому, пока Ляо Чжэнху ласкал ее и так и сяк, она сидела в оцепенении. Потом Ляо Чжэнху принялся елозить своим голым бедром по ее голому бедру, постепенно получая некое подобие удовлетворения, и вдруг он принял озабоченный вид, вздохнул, прекратил этот импровизированный массаж и сообщил: