– Сяохун, я собираюсь жениться!
Цянь Сяохун не шелохнулась.
– Я собираюсь жениться! – повторил он уже громче, а потом зарылся лицом в ее огромную грудь.
В комнате не горел свет, и Ляо Чжэнху различал лишь изгибы тела Цянь Сяохун, она словно заснула. Тогда он отлепился от ее тела и перекатился на другую половину кровати.
– Конечно, женись! Зачем зря расходовать молодую подвижную сперму? После свадьбы будешь складировать ее куда надо. – Оказывается, Цянь Сяохун не спала.
Накануне выписки из больницы у Ли Сыцзян внезапно поднялась температура, она чуть было не отправилась регистрироваться к Янь-вану108. Врачам пришлось оставить ее в больнице еще на несколько дней понаблюдать. Температура подскочила резко и так же резко снизилась, напугав персонал больницы до полусмерти. Если бы Ли Сыцзян умерла после операции вот так, то все стало бы еще сложнее. Внезапно девушка стала объектом всеобщей заботы: врачи и медсестры по очереди справлялись о ее здоровье, трогали лоб на предмет температуры, узнавали все мельчайшие подробности ее самочувствия, словно бы Ли Сыцзян была их дочерью.
Лэй Иган тоже специально навестил Ли Сыцзян, так сказать, от имени больницы. Вместе с ним пришла целая делегация, за спиной Лэй Игана выстроились по порядку его заместитель, начальник администрации, заведующие отделений и даже особо инициативные врачи. Они по очереди подходили засвидетельствовать свое почтение Ли Сыцзян, словно она была героем, вернувшимся с передовой. Каждый постоял у кровати несколько минут, удостоил ее несколькими проникновенными пожеланиями, а потом все они гуськом исчезли в коридоре, словно ряд священнослужителей в белых одеяниях.
Ли Сыцзян лежала вся всклокоченная, на осунувшемся после температуры лице появилась улыбка, впервые после стерилизации. Ее улыбка так обрадовала Очкарика, что у того губы задрожали и он воскликнул:
– Ли Сыцзян, как здорово, что ты улыбаешься!
Очкарик сжимал вспотевшую ладошку Ли Сыцзян с таким видом, будто никогда ее не отпустит. От Ли Сыцзян уже очень сильно разило потом, запах был как от куска гниющего мяса, но этот кусок мяса снова мог двигаться, и даже пальцы зашевелились. Когда Очкарик сообщил ей, что все расходы берет на себя больница, Ли Сыцзян схватила лекарство и запихнула в рот, расслабившись. Может, она просто уже не чувствовала вкуса лекарств, но даже самые горькие из них казались ей теперь приятными, а когда делали уколы и капельницы, она не выглядела как герой, отправляющийся на верную смерть.
– Сыцзян, когда выпишешься из больницы, тогда придумаем, как поступить. Получим компенсацию и объяснения, – тихо, но решительно сказал Очкарик и вроде как даже потряс кулаком.
Ли Сыцзян покивала, передавая Очкарику все бразды правления, словно он уже стал главой семьи.
Часть тринадцатаяЗАСТИГНУТЫЕ ВРАСПЛОХ
Юй Юцин, эта бабенка, любила находиться в центре внимания. По случаю своего дня рождения она закатила масштабную вечеринку в зале для караоке, который примыкал к больничному конференц-залу, и пригласила врачей и своих друзей отпраздновать ее двадцатипятилетие и оторваться от души. Зал для караоке был очень большим, а посередине еще имелась приличных размеров танцплощадка. Врачихи постарше образцово-показательно сделали круг на танцполе, а потом заторопились домой заботиться о мужьях и воспитывать детей, а оставшаяся молодежь продолжила есть, пить и гудеть. В тот вечер Юй Юцин тщательно привела себя в порядок: вымыла голову, высушила волосы, выстригла длинные виски по последней моде и выглядела очаровательно.
Изначально Цянь Сяохун не собиралась идти на эту вечеринку, очень долго сомневалась, стоит ли, но Юй Юцин настойчиво звала, так что пришлось зайти поздравить. Когда она нерешительно вошла, Юй Юцин, одетая в белое платье, словно бабочка, горделиво порхала по танцполу. Цянь Сяохун села, очистила банан, выпила глоток чаю, вытащила из кармана губную помаду в подарочной упаковке, чтобы, когда Юй Юцин покончит с танцами, вручить ей. Юй Юцин обнимал и кружил Сяо Юань, они танцевали вальс-бостон: сначала Юй Юцин вращалась в сторону подмышки Сяо Юаня, а потом в другую, снова и снова, разматываясь, как скрученная веревка, а Сяо Юань осторожно перемещал ее тело, как будто нес в руках цыпленка. Заметив Цянь Сяохун, Юй Юцин бросила Сяо Юаня и поспешила к ней:
– А-Хун, ты почему так поздно?!
– Юцин, с днем рождения! Меня кое-какие дела задержали. Вот тебе маленький подарочек – губная помада, – с этими словами Цянь Сяохун вручила имениннице красивый сверток.
– Еще и на подарки потратилась! Вот, скушай яблочко! – Юй Юцин взяла подарок и вежливо поблагодарила. – Давай танцевать!
Юй Юцин обращалась к Цянь Сяохун, а сама махала рукой парням. Когда белый луч прожектора, освещавшего танцпол, скользнул по лицу Юй Юцин, Цянь Сяохун внезапно увидела две небольшие зеленые бусинки. Цвет в темноте определить было сложно, но размер и форма были точь-в-точь как у сережек Чжу Лие, и в памяти Цянь Сяохун тут же всплыло лицо Чжу Лие и те самые украшения.
– Ой, Юцин, какие красивые сережки. Мне так нравятся! – Она остановила Юй Юцин, чтобы рассмотреть ее уши, а заодно пощупать сережки.
Свет снова коснулся лица Юй Юцин, и Цянь Сяохун могла теперь почти с уверенностью утверждать, что сережки зеленые.
– Мне тоже нравятся! – Юй Юцин радостно рассмеялась.
– А где купила? Я себе тоже хочу такие! – беспечно произнесла Цянь Сяохун.
Юй Юцин сладко улыбнулась, и тут кто-то из мужчин увел ее на танцпол. Цянь Сяохун не спеша села. Сердце ухало в груди, девушку будоражила тайна, а еще сильнее переполнял ужас, словно внезапно на вечеринке появилась покойная Чжу Лие. Волоски на теле встали дыбом, кожа заледенела, как будто к ней прикоснулся покойник. Цянь Сяохун внезапно пробила дрожь, и коллега, который пригласил ее танцевать, участливо спросил:
– Тебе холодно?
Цянь Сяохун покачала головой, она была поглощена своими мыслями, а потом заметила, как Ся Цзифэн пробирается между столами и стульями на выход.
Цянь Сяохун проворочалась полчаса и в конце концов все-таки задремала. Внезапно девушке показалось, что кто-то медленно сжимает ее грудь, а потом облизывает раз за разом влажным языком. Только она разомлела, как язык превратился в пару мужских рук, которые яростно мяли грудь, пальцы были твердыми, как сухие ветки. Цянь Сяохун стало больно, она в гневе разразилась бранью и тут вдруг проснулась, услышав обрывок собственной фразы: «…да пошел ты!»
Цянь Сяохун встала с кровати, поленилась зажигать электричество и при свете из окна, шаркая ногами в шлепанцах, побрела в туалет пописать. Журчание смыло всю сонливость. Она встала, потерла глаза, зевнула и вернулась в постель, ощущая, что ночная рубашка стала ей мала и буквально трещит по швам. Оказалось, что ночная рубашка на бретельках жмет в груди, материал натянулся, как барабан. Цянь Сяохун сунула руку под одежду, стало немного больно, лучше уж голой. Грудь, вырвавшись на свободу, несколько раз подпрыгнула, словно мячики, ударившиеся об землю. Цянь Сяохун обеими руками медленно ощупала себя и поняла, что грудь сильно увеличилась в размерах. Она снова изучила свое тело, но никаких уплотнений не обнаружила, грудь была мягкой. Девушка решила, что, возможно, все дело в овуляции, не стала принимать случившееся всерьез и пошла спать дальше.
Когда на следующее утро Цянь Сяохун надевала бюстгальтер, то поняла, что грудь выросла и не помещается в лифчик, выпирая со всех сторон, словно кусок сала, и с ней никак не справиться. Цянь Сяохун разделась и тупо уставилась на свое богатство, которое столько лет было с ней, не понимая, почему в этот раз во время овуляции произошли такие сильные изменения. Она снова села и внимательно изучила обе груди. Кожа была белоснежной, виднелись тонкие голубые сосуды, которые вздулись сильнее обычного и напоминали дождевых червей, а соски казались краснее, чем были, и выпирали вперед, как при возбуждении. Грудь напоминала не до конца надутый воздушный шарик, ей было еще куда расти. Цянь Сяохун взвесила груди на ладони: вроде ничего странного, грудь как грудь.
Цянь Сяохун отшвырнула лифчик в сторону и выбрала одежду свободного покроя. Она и подумать не могла, что с этой минуты ее грудь могла существовать только без лифчика. Сегодня она шла медленнее, чтобы две «подружки» под одеждой не раскачивались слишком сильно. Цянь Сяохун ощущала себя, как недавно родившая женщина, у которой пришло молоко, но у нее не было ни детей, ни млечного сока, а грудь могла сдуться разве что под взглядами прохожих.
– Ого, ты теперь даже лифчик не носишь? Это модно! – Юй Юцин не с первого взгляда поняла, что сегодня Цянь Сяохун без бюстгальтера, но не преминула сообщить об этом.
В этот момент Цянь Сяохун передавала Юй Юцин две плошки с рисом, и ее грудь передвигалась вместе с телом, качнувшись круговыми движениями сначала в одну сторону, потом в другую, словно шарики в игровой рулетке. Цянь Сяохун усмехнулась, потом быстро положила себе порцию и присела за стол к Юй Юцин.
– Где ты купила сережки? Очень мне понравились! – Она рассмотрела, что сережки светло-зеленого цвета, и теперь уже не сомневалась, что это сережки Чжу Лие.
– Любовник подарил. Такие не купишь! – Снова ее заносчивость взяла верх.
– Какой из любовников? Я смогу догадаться? – натянуто улыбнулась Цянь Сяохун, отхлебывая суп.
– Нет, ни за что не угадаешь! – Юй Юцин задрала нос. После дня рождения она так и не поменяла прическу, наверное, и голову-то не помыла.
– Дай мне три попытки.
– Откуда ты знаешь, что у меня три любовника?
– Не, я не в том смысле. Я знаю только Сяо Юаня, правильно?
– Угадывай. Если не догадаешься, то съешь еще четыре ляна109 риса.
– Ся Цзифэн?