15, – отвечала Цянь Сяохун, растягивая звуки.
– Внимание! Внимание! Говорим на путунхуа! – Рябой Ли все это время дремал, а тут вдруг начал вещание.
– Хорошо. Давайте говорить на этом птичьем языке. Мы ско-ро при-е-дем в пре-крас-ный Шэнь-чжэнь. Ли Сы-цзян, ну чё, ты ра-да? То есть «что»! Радехонька! В смысле ра-да.
Всю дорогу они пялились в окно и называли все, что видели, на путунхуа, а Рябой Ли выступал в роли учителя и своевременно поправлял девушек. Когда поезд прибыл в Шэньчжэнь, у обеих языки словно оттаяли и могли свободно поворачиваться во рту, скручиваясь едва ли не в узел. Рябой Ли велел им побольше тренироваться, и тогда будет получаться еще лучше.
Пассажирский микроавтобус вилял из стороны в сторону, то и дело тормозил и останавливался. Молодой парень, продававший билеты, стоял, открывал и закрывал двери, провожал одних пассажиров и приглашал других садиться. На локте у него висела черная холщовая сумочка, которую он прижимал к паху, словно занимался рукоблудием. Эта картина показалась Цянь Сяохун забавной, и она тихонько засмеялась.
– Деньги – это для мужика самое дорогое, можно сказать, стержень всего, – сказал Рябой Ли, и слова его прозвучали двусмысленно. – А у женщин тогда какой стержень?
– Мужики!
– Да щас! У женщин тоже деньги! Иначе зачем им мужики? Это как в математике: если А равно Б, а Б равно С, то А тоже ведь равно С.
Цянь Сяохун подумала: «А для того мужика в болтающихся штанах и для парня, который хотел поиметь Ли Сыцзян, стержень – это бабы, за счет которых они живут».
– Женщины крутятся вокруг мужиков ради денег, скоро увидишь. – Рябой Ли явно знал, о чем говорил.
– Значит, у кого деньги, тот и главный? – внезапно осенило Ли Сыцзян.
Рябой Ли поперхнулся, а потом сказал:
– Сестренка, очень мудрое замечание!
– Ли Сыцзян правильно сказала. Все именно так просто, – Цянь Сяохун снова перешла на хунаньский диалект.
– Выходим из автобуса! Выходим! Остановка «Маган»!
Автобус выплюнул трех пассажиров и на прощанье выпустил из выхлопной трубы столп черного дыма, от которого они чуть не задохнулись.
– Это что за место? – Девушки ошалело озирались.
Кругом воняло гнилью, колеса автомобилей поднимали желтую пыль, автомобильные развязки только-только выросли над широкими дорогами, а здания напоминали хаотично расставленные шахматные фигуры. Ли Сыцзян ни на шаг не отставала от подруги, а у Цянь Сяохун вскоре появилось чувство, будто она бродяжничает.
– Это Маган, пригород Шэньчжэня, сам Шэньчжэнь чуть подальше. – Рябой Ли ткнул в неопределенном направлении.
Девушки посмотрели в ту сторону, куда он показывал: сплошная серость, туман и больше ничего, что-то даже силуэтов небоскребов не видать. Ноги девушек устали и едва передвигались, пока они топали за Рябым Ли. Они прошли почти весь городок по диагонали и увидели, что посреди пустыря вырос какой-то белый навес и одноэтажные строения. Красные иероглифы на белой табличке гласили: «Пункт приема утильсырья». Ли Сыцзян приуныла:
– Только не это. Ты что, мусор собираешь, а нам все набрехал?
– Я только помогаю хозяину. Не стоит пренебрежительно относиться к хозяину пункта по приему утильсырья, он на мусоре разбогател, – сокрушенно вздохнул Рябой Ли.
Цянь Сяохун подумала, что слышала, как сборщики мусора строили себе маленькие дома, но представить не могла, что, перепродавая мусор, можно сколотить целое состояние. Глядя на подавленную Ли Сыцзян, Цянь Сяохун еще больше отчаялась и вслух произнесла:
– Как говорится, на какую гору взошел, такую и песню пой. Ли Сыцзян, давай для начала устроимся, а потом уж поговорим.
Девушки со всеми своими пожитками поплелись дальше по глинистой тропе мимо домика в западном стиле, затем пересекли небольшую площадку, снова повернули и оказались под временным навесом.
– Я же говорил, что сюда нельзя приводить посторонних на ночлег, штраф влепят! – отчитывал работ ниц здоровый мужик с квадратной головой. Он говорил на путунхуа с сильным кантонским акцентом и при этом переминался с ноги на ногу и махал руками, выражая своими конечностями все скопившееся раздражение.
На стене висела каллиграфия, даже не то чтобы каллиграфия, а написанные кистью от руки правила поведения в общежитии.
Рябой Ли осторожно обратился к здоровяку, размахивающему руками и топающему ногами, «начальник Чжуан», тот напустил на себя строгий вид, но когда оказалось, что Рябой Ли привел с собой двух юных девушек, лицо его озарилось светом, словно настольная лампа, но тут же слегка затуманилось.
– Заведующий Ли, рад снова видеть! Тут дел невпроворот.
– Начальник Чжуан, это мои землячки.
Как только лицо начальника смягчилось, Рябой Ли осмелел.
– О, добро пожаловать, добро пожаловать! Вы, на верное, устали. Отведи сначала девушек отдохнуть!
Бараки для рабочих были низкими и сырыми, в каждой комнатенке теснилось по трое-четверо, окна размером с тазы для умывания, кругом летали пластиковые пакеты всех цветов радуги. Рябой Ли числился заведующим, поэтому занимал отдельную комнату, в которой стояли кровать и небольшой столик и еще оставалось узкое пространство шириной в один шаг.
– Заведующий Ли, я только что распорядился, чтобы на кухне еще что-нибудь приготовили. Путь был неблизкий и трудный.
Только Цянь Сяохун и Ли Сыцзян присели на краешек кровати передохнуть, как вошел начальник Чжуан.
– Большое спасибо, господин Чжуан, доставили мы вам хлопот, – вежливо сказала Цянь Сяохун.
– Начальник Чжуан очень добрый, скоро узнаете, – подлизался Рябой Ли.
Чжуан прищурился, улыбнувшись и перекинувшись с ним парой дежурных фраз, а потом добавил:
– Если что, обращайтесь к заведующему Ли, ну, или ко мне.
Цянь Сяохун и Ли Сыцзян покивали. Начальник Чжуан, согнувшись, вышел. Рябой Ли рассмеялся:
– Начальник Чжуан всегда такой: мужикам нельзя оставаться ночевать, зато к девушкам относится очень приветливо. Вот оно, преимущество быть женщиной.
– Тьфу! Какое к чертям собачьим преимущество! Мне кажется, он просто похотливый и собирается к нам подкатить, вряд ли долго продержится. – Цянь Сяохун вертелась посреди комнатки.
– Ты права, Цянь Сяохун, но если ты его обидишь, то я вылечу с работы.
Цянь Сяохун фыркнула так, что изо рта брызнула вода, которую она только что отхлебнула.
– Ли Сыцзян, давай-ка ты его ублажай.
Личико Ли Сыцзян залилось краской, она-то решила, что ей и впрямь придется спать с начальником Чжуаном, растерялась и запереживала.
Кровать у Рябого Ли была как каменная. Перекусив, девушки улеглись на нее рядышком, но после сна все тело болело.
– Выспались, девочки? – проворковал Рябой Ли, входя в комнату.
– Да хрен бы! Эта кровать для спанья не приспособлена! Что, начальник тебя похвалил, что такой радостный? – Цянь Сяохун размяла поясницу и потянулась.
– Не знаю, хорошо это или плохо, но раз уж мы вместе сюда приехали, то связаны одной веревкой, и я от вас ничего не скрываю. Начальник Чжуан знает одну парикмахерскую, там сейчас сотрудницы не нужны, но он придумает, как кого-то из вас туда пристроить. А еще он попросил узнать…
– Что узнать?
– Узнать, девственницы вы или нет.
– А какое это имеет значение?!
– Цянь Сяохун, ты не понимаешь. У местных крестьян денег куры не клюют, и они очень разборчивы, специально ищут себе девственниц и могут отвалить кругленькую сумму за возможность, что называется, «распечатать».
– Рябой Ли, ты что творишь? Мы ж тебе не проститутки какие! – Цянь Сяохун вскочила, выпятив грудь, а Ли Сыцзян потянула ее за руку на место.
– Да не кипятись ты, Цянь Сяохун, все по взаимному согласию, никто не собирается тебя насиловать, ты сама решаешь, продаваться или нет, – увещевал ее Рябой Ли елейным голосом.
В этот момент снаружи донеслись чьи-то крики.
– Ах вы, хунаньцы, такие-сякие, мужики воры, бабы шлюхи, нет среди вас достойного! Надо расстрелять вас всех! – разорялась на площадке перед бараком невысокая женщина, одной рукой прижимая к груди ребенка, а второй оживленно жестикулируя.
– Если ты собой будешь торговать, так никто не купит! Лучше сдохнуть и дело с концом! Грымза старая! – язвительно заметила худая и высокая девица в ночной рубашке с балкона на втором этаже.
Они какое-то время переругивались, а потом невесть откуда вылетел начальник Чжуан, влепил женщине с ребенком звонкую пощечину, и та с плачем скрылась из виду.
– А кровать-то у тебя крепкая? – спросила Цянь Сяохун у Рябого Ли. – Если втроем ляжем и ночью она под нами провалится, вот смеху будет.
Рябой Ли приподнял простыню:
– Глянь!
– Мамочки! Неудивительно, что она такая твердая. Если кто вечером решит с нами драться, то мы без проблем отобьемся, – хихикнула Цянь Сяохун.
– С кем это ты собралась драться во сне? – спросила Ли Сыцзян и тут же покраснела, а потом сказала: – Ложись в середине.
Сама же она легла вплотную к стене и замолчала.
– Рябой Ли, чур ночью руки не распускать, – сурово предупредила Цянь Сяохун.
– Да я даже дышать не буду! Хорошо еще на улице прохладно. Странно, что в июле пока не жарища.
Цянь Сяохун улеглась под одеяло на спину. Рябой Ли тоже устроился, оставив между собой и девушкой небольшой зазор. Цянь Сяохун подумала, что заняла слишком много места на кровати, и решила перевернуться, задумалась, что лучше – уткнуться огромной грудью в дурно пахнущие ноги Рябого Ли или в спину Ли Сыцзян, и выбрала лечь, прижавшись к теплой спине. Запах тела Ли Сыцзян смешивался с непонятным запахом из-под кровати Рябого Ли.
На следующее утро начальник Чжуан договорился, чтобы одну из девушек взяли в парикмахерскую. Ли Сыцзян не хотела идти одна, но не хотела и Цянь Сяохун отпускать, мол, во что бы то ни стало нужно держаться вместе, так что замысел Чжуана провалился, а раз провалился, значит, придется самим искать работу.