Наступило неловкое молчание. Изабель очень хотелось его прервать. Хотелось накричать на него, сказать, что и она тоже много чего хотела. Спросить, почему он ей солгал. Но гордость пересилила, и девушка промолчала.
Феликс поднял голову. Их взгляды встретились. И тут же оба опустили глаза и уставились на чулок с кровавым пятном.
– Я слышал эту историю, – сказал он. – Всю. Принц. Элла. Хрустальная туфелька.
Изабель посмотрела наверх. Та самая птица, которая напугала Мартина, сидела на суку у них над головами.
– Знаешь, я в первый раз вижу такого здоровенного ворона, – сказала она, чтобы сменить тему.
Феликс тоже взглянул на птицу, но спустя миг его внимание вновь обратилось к Изабель.
– Зачем ты это сделала? Почему откромсала себе половину ступни?
Изабель побледнела:
– Феликс, ты когда-нибудь слышал такое выражение – «вести легкий разговор»?
– Я никогда не вел с тобой легких разговоров. Не буду и начинать. Зачем ты это сделала?
Изабель не хотелось обсуждать свой поступок. Ни с кем. Но от Феликса нельзя было так легко отделаться.
– Изабель, я тебя спрашиваю…
– Я слышу, – оборвала его девушка, ощущая себя загнанной в угол.
– Так зачем?
«Затем, что ты ушел, – подумала она. – И забрал с собой все. Мои мечты. Мои надежды. Мое счастье».
Но она не могла признаться в этом ему; только себе, и то с трудом.
– Чтобы заполучить то… того… кого мне велели заполучить, – выдавила она наконец.
Феликс болезненно поморщился:
– И ты сотворила это с собой, чтобы получить того, на кого тебе указали?
– Ты же знаешь Маман. Я больше не могла сопротивляться. Ведь я потеряла все, что лю… – Она осеклась. – Я потеряла все, что было для меня важно. И превратилась в страшную мачехину дочку.
– Страшную? Это еще откуда? Я никогда не считал тебя такой, – сказал Феликс. – Мне всегда нравился твой смех. И твои глаза. И волосы тоже. Они у тебя красивые. Темно-рыжие. Как беличий мех.
– То есть у меня волосы как у белки? – не веря своим ушам, переспросила Изабель. – И это, по-твоему, комплимент?
– Я люблю белок, – сказал Феликс и пожал плечами. – Они такие неожиданные. Сообразительные. И красивые.
С этими словами он поставил свою сумку на землю, опустился на колени перед Изабель, приподнял подол ее платья и стянул с ноги чулок.
– Эй! – вскрикнула она. – Ты что делаешь?
Феликс уже держал ее ладонью за пятку.
– О боже, – сказал он ломающимся голосом.
Изабель тоже испугалась. Шрам на месте пальцев вздулся и побагровел, а в одном месте треснул, и из него сочилась кровь. Она хотела вырвать ногу из хватки Феликса, но тот оказался сильнее.
– Пусти! – закричала она и попыталась прикрыть ногу юбкой.
– У тебя кровь идет. А у меня есть бинт и лекарство. Я же вечно режусь, когда работаю.
– Мне-то какое дело!
– Позволь, я тебя перевяжу.
– Нет!
– Почему?
– Потому… потому что это унизительно!
Феликс сел на пятки.
– Я и раньше видел твои босые ноги, Изабель, – сказал он мягко. – Мы часто бродили вместе по ручью. Помнишь?
Изабель стиснула кулаки. Ее смущало не то, что Феликс видит ее босые ноги. Беда была в том, что он видел нечто большее: ее душу. Он всегда это умел. И теперь, под его взглядом, она почувствовала себя мучительно уязвимой.
– Отпусти меня!
– Нет. В рану попала грязь, – сказал Феликс, ставя на землю ее пятку. – Если ничего не сделать, она воспалится. Тогда придется отрезать ногу целиком. А на такое, думаю, даже у тебя духу не хватит.
Изабель обмякла, признав свое поражение. Она и забыла, каким Феликс может быть упрямым. Он подошел к дереву, под которым лежал большой кожаный мешок и стояла фляжка с водой, взял их и вернулся к Изабель.
Сначала он открыл фляжку и прополоскал рану водой. Затем расстегнул сумку и перевернул ее. Оттуда высыпались резцы. Карандаши. Ножи. Рашпиль. Линейки.
И крошечный солдатик, дюйма в два высотой.
Изабель подобрала его.
– Это ты сделал? – спросила она, радуясь, что можно поговорить о чем-то, кроме ее изуродованной ноги. И жизни.
– Режу их у себя по ночам, – сказал Феликс. – Уже набралась целая маленькая армия со стрелкáми, фузилерами, гренадерами и их офицерами… Я почти закончил. Осталось вырезать несколько фигурок командующих.
– И что ты собираешься с ними делать? – спросила Изабель.
– Продам. Какому-нибудь богачу, у которого есть сыновья. Купцу или банкиру, все равно. Главное, чтобы хорошо заплатили.
Изабель внимательно разглядывала солдатика.
– Невероятно, Феликс, – восхитилась она.
Фигурка была не только тщательно вырезана, но и скрупулезно раскрашена: Изабель видела пуговицы на его куртке, спусковой крючок ружья и даже решимость в глазах.
– Днем я сколачиваю гробы, а ночью режу вот это. Все-таки разнообразие, – горестно сказал Феликс. – Мне иногда кажется, мы скоро переведем на гробы все деревья во Франции, такие у нас потери.
Изабель отложила фигурку.
– Неужели все так плохо? – тихо спросила она.
Феликс кивнул.
– Что же с нами будет?
– Не знаю, Изабель.
Другой парень на его месте тут же сплел бы для нее сказку со счастливым концом о том, что войска короля победят, непременно – чтобы пощадить ее нежные женские чувства. Но не Феликс. Он никогда не говорил ничего просто ради утешения. И она любила это в нем.
«Хотя бы это осталось между нами, – печально подумала она. – Даже если все остальное переменилось».
Феликс продолжал копаться в своих вещах, пока наконец не нашел то, что было ему нужно, – тугой сверток из чистых льняных полосок и стеклянный пузырек, из которого он вылил на рану Изабель несколько капель. Рана загорелась. Изабель взвыла. Не обращая внимания на ее вопли, Феликс аккуратно забинтовал ногу.
– Ну вот, теперь порядок, – сказал он и тут же оголил вторую ногу.
– Феликс! – сказала ему Изабель. – Нельзя вот так стягивать с девушек чулки. Это неприлично.
Феликс фыркнул:
– Меня не возбуждают чужие ноги. Особенно потные. И вообще, я же не хожу по округе и не снимаю чулки со всех девушек подряд. Только с тебя.
Он выпрямил ей ноги и поставил их пятками на землю, вплотную друг к другу.
– Что ты делаешь?
– Может, кое-что, а может, и ничего, – сказал он, снимая мерки и тут же записывая их огрызком карандаша на клочке бумаги.
Закончив, Феликс натянул на нее чулки и надел ботинки. Потом встал и сказал, что маркиз, конечно, щедрый хозяин, но уж больно нетерпеливый и что ему пора браться за дело. Изабель тоже встала и заверила его, что прекрасно доедет домой одна. Вместе они подошли к Мартину.
– Ну, здорово, старый черт. Помнишь еще меня? – сказал Феликс коню.
Мартин поднял голову. Насторожил уши. И укусил юношу. Феликс рассмеялся.
– Будем считать, помнит, – сказал он и потрепал коня по шее.
Изабель заметила, что его глаза увлажнились. «Старые лошади по-прежнему трогают его до слез. Значит, и в этом он тоже не изменился, – подумала она. – И значит, мне будет тяжело его ненавидеть».
Она снова взобралась в седло и взялась за поводья.
– Спасибо тебе, Феликс. За то, что подлатал меня, – сказала она.
Феликс так увлеченно чесал Мартина за ухом, что ответил не сразу.
– Любила, – сказал он вдруг.
– Что? – переспросила Изабель, вставляя ногу в стремя.
– Ты недавно сказала: «Я потеряла все, что было для меня важно». А хотела сказать: «Я потеряла все, что любила».
– И что с того? – настороженно переспросила Изабель. – Это что-нибудь меняет?
– Меняет. Когда-то я думал… – Он посмотрел ей прямо в глаза. – Что это относится и ко мне.
И тут вдруг маленький запас спокойствия, который Изабель растягивала изо всех сил, кончился. Да как он смеет, после того, что сделал!
– И люди еще называют меня бессердечной! Как ты можешь быть таким жестоким, Феликс? – крикнула она надтреснутым от злости голосом.
– Я? – изумился Феликс. – Но я же не…
– Нет, конечно, ты «не». С этого-то все и началось, все беды. До свидания, Феликс. До нескорого.
Изабель повернула Мартина и коснулась пятками его боков. Конь, должно быть, ощутил перемену в ее настроении и тут же пустился галопом. В считаные секунды поляна осталась позади.
Изабель уезжала, не оглянувшись.
Как и Феликс в тот день.
Глава 46
В Диком Лесу Судьба склонилась над порослью грибов на тонких высоких ножках, поднимавших призрачно-бледные шляпки к тусклому свету новорожденной луны.
И сорвала один, самый крепкий.
– Amanita virosa, истинный ангел смерти. Ужасно ядовитый гриб, Лоска, – сказала она, передавая добычу служанке. – Незаменим для чернил зеленоватых оттенков, таких как «Ревность», «Зависть» и «Злоба».
Судьба захватила с собой кое-какие чернила из палаццо, да и здесь успела приготовить свежих, но нужно было вновь заполучить карту Изабель, без которой она не могла пустить их в дело. «Да и саму Изабель неплохо было бы заполучить, – подумала она. – Как убедить ее в бесплодности сопротивления судьбе, если я так редко ее вижу?» Шанс уже дважды подстроил встречу с девчонкой. Судьба понимала, что ей надо затянуть Изабель на свою орбиту, но как?
– Хочешь приготовить чернила? Не имея карты? – донеслось вдруг из темноты.
Лоска испуганно каркнула. Судьба, которую не так легко было напугать, спокойно обернулась на голос.
– Шанс? – сказала она, вглядываясь во тьму.
Что-то ухнуло и тут же ярко, ослепительно вспыхнуло. Три пламенеющих факела вырвали из тьмы фигуры Шанса, его волшебницы и его повара.
– Нехарактерный для тебя оптимизм, – продолжал подначивать ее Шанс.
Но Судьба лишь презрительно хохотнула в ответ.
– Как там череп? Тот, что на карте Изабель? Не посветлел? – Шанс сердито взглянул на нее. – Да, вряд ли.
– Все равно я выиграю, – сказал Шанс и выставил подбородок. – Я уже помог ей вернуть один кусок сердца. Юноша любит ее, а она любит его. Любовь не раз меняла человеческие жизни.