Пожар… он ей не приснился. Он настоящий. Господи боже, настоящий пожар.
Ужас придал сил Изабель, и она выбежала из комнаты.
– Маман! Тави! – крикнула она, распахивая свою дверь. – Вставайте! Бегите! Бегите! Дом горит!
Глава 49
– Изабель? – пробормотала Тави. – В чем дело? Что с… – Она не закончила фразу.
– Пожар! – кричала Изабель, выволакивая сестру из постели. – Вставай! Иди!
Выскочив из комнаты Тави, она побежала по длинному коридору к спальне матери.
– Маман! МАМАН! – завопила она, врываясь к ней.
Маман не спала. Сидя у туалетного столика, она примеряла ожерелья.
– Перестань кричать, Изабель, – отчитала она дочь. – Истинные леди так себя не ведут.
– Дом горит. Надо уходить, – сказала Изабель, хватая мать за руку.
Но Маман вырвала у нее руку:
– Я не могу показаться на людях в таком виде. Я не одета.
Изабель крепко сжала запястье матери и наполовину силком, наполовину уговорами вытащила ее из комнаты. У лестницы они встретили Тави, стоявшую с охапкой книг в руках: взгляд устремлен на плещущееся внизу пламя, на лице написан ужас.
– Не бойтесь, мы успеем, – сказала Изабель. – Смотри на дверь, Тави. Не на огонь.
Тави кивнула, словно деревянная, и следом за Изабель стала спускаться с лестницы. От жара трескались стекла. Воздух втекал в дом сквозь опустевшие рамы, отчего пламя на первом этаже разгоралось еще сильнее. Чтобы оказаться в безопасности, женщинам надо было пройти через переднюю, полную огня.
– Мы сможем. Держитесь ближе ко мне, – скомандовала Изабель.
– Я не хочу выходить! – противилась Маман. – У меня не убраны волосы!
– Когда они превратятся в золу, то будут выглядеть еще хуже! – отрезала Изабель и крепче взяла мать за руку.
Изабель продолжала спуск по извилистой лестнице, таща за собой Маман, уговаривая Тави не отставать. Когда они добрались до передней, пламя уже бушевало посередине комнаты.
– Что нам делать? – крикнула Тави.
– Бежать, – ответила Изабель. – Давай, Тави. Ты первая.
Нагнув голову, Тави опрометью кинулась к двери. Глядя, как сестра исчезает за входной дверью, Изабель с облегчением выдохнула. Теперь ее очередь. Перехватив поудобнее запястье матери, она сделала пару шагов навстречу пламени.
И тут порыв ветра проник внутрь через окно, лишенное стекол, раздул горящую занавеску, и та взметнулась им навстречу. Изабель инстинктивно вскинула руки, прикрывая лицо, и отпустила мать.
Маман не проворонила свой шанс. С диким животным криком она рванула по лестнице наверх.
– Маман, нет! – вскрикнула Изабель и побежала за ней.
Но настичь мать удалось только в комнате, где та судорожно причесывала волосы, стоя перед зеркалом. Изабель вырвала у нее щетку.
– Посмотрите на меня! – сказала она, взяв мать за обе руки и твердо глядя ей прямо в глаза. – Пожар уничтожает наш дом. Вы должны пойти со мной.
Мать вырвала у нее свои руки. Вцепилась дрожащими пальцами в волосы.
– Что мне надеть? Что, Изабель? Скажи мне! – Она подняла с полу платье, пару туфель и прижала их к груди. И вдруг кинулась к зеркалу и обеими руками потянула его с крюка. Туфли и платье упали на пол. – Нет! – вскрикнула она и схватилась за них. Выронила тяжелое зеркало. Оно повалилось вперед и прижало ее к полу.
– Прекратите, пожалуйста! – взмолилась Изабель, вытягивая ее из-под зеркала.
Но Маман не хотела с ним расставаться. Отбросив туфли и платье, она снова вцепилась в зеркало и понесла его к выходу. Дотащила до площадки, но там снова уронила. Зеркало упало стеклом вверх, и гул от его падения эхом прокатился по второму этажу. Маман села рядом с ним и заплакала.
Изабель глянула через перила вниз. Ее замутило от страха при виде того, как огонь карабкается по стене второго этажа, цепляется за нижние ступеньки лестницы.
– Маман, мы не можем взять зеркало, – сказала Изабель, чувствуя, как нарастает ее паника.
Но ее мать продолжала горестно глядеть на зеркало.
– Я не могу оставить его здесь. Я без него никто. Оно говорит мне, кто я такая.
Сердце Изабель билось все быстрее. Все внутри кричало ей «беги!», но она не побежала, а села на пол рядом с матерью.
– Маман, если вы не бросите зеркало, вы умрете.
Мать упрямо помотала головой.
– Маман, – снова начала Изабель срывающимся голосом, – если вы не оставите зеркало, я умру.
Значит ли ее смерть что-нибудь для ее матери? Изабель сомневалась. В конце концов, она не приносила матери ничего, кроме разочарований. Случалось ли когда-нибудь так, чтобы Маман не сердилась на нее, а, наоборот, была ею довольна?
Маман посмотрела на Изабель. В ледяных глубинах ее глаз что-то тяжко сдвинулось с места, так, словно по весне на реке треснул лед. Изабель заметила это и поняла, что оно происходит помимо материнской воли.
– Ты сильная. Ты такая сильная, – заговорила Маман. – Ты была еще совсем крошкой, а я уже видела это в тебе. И она пугала меня, твоя сила. Я баюкала тебя на руках и думала: «Есть ли на свете место для такой сильной девочки, как эта?»
Вдруг под ними затрещала и рухнула громадная потолочная балка. Она упала в переднюю, захватив с собой большую часть пола второго этажа. Шум был оглушительным. В воздух взметнулись тучи пыли и клубы дыма, из-за которых не стало видно ничего. Изабель закрыла голову руками и завизжала. Когда пыль стала оседать, она снова выглянула через перила и увидела внизу огромную рваную дыру, зиявшую совсем рядом с лестничным пролетом. Пламя ярилось вокруг этой черной дыры, делая ее похожей на распахнутые ворота в ад.
– Маман… прошу вас, – взмолилась она.
Но мать по-прежнему смотрела на зеркало и, казалось, совсем не слышала дочь.
От страха у Изабель подвело живот. Но тут внутри нее родилась другая эмоция, такая сильная, что задавила даже ужас. Это была ненависть. Сколько раз мать звала ее к себе в комнату, ставила перед этим самым зеркалом и смотрела на дочь поверх ее плеча? Недовольно кривилась, замечая, как платье морщится здесь и задирается там. Упрекала ее за веснушки, за кривоватую улыбку, за непослушные волосы.
И сколько раз Изабель смотрела в это самое зеркало и видела в нем неловкую, несчастную девочку?
Это зеркало и все остальные зеркала в доме украли у нее уверенность в себе, радость жизни, отвагу и силу, делая это постепенно, раз за разом. Они украли у нее душу; теперь им понадобилась и ее жизнь.
Где-то в глубине дома треснуло еще одно окно. И тут Изабель поняла, что надо делать. Она встала, вырвала зеркало у матери и с громким криком швырнула его через перила. Грохнувшись на каменный пол, зеркало разбилось на множество сверкающих кусочков.
– Нет! – только и успела вскрикнуть Маман, потянувшись к перилам. Несколько секунд она молча смотрела вниз, а потом подняла на Изабель беспомощный взгляд.
– Вставайте, Маман, – скомандовала Изабель, беря ее за руку. – Мы уходим.
И они снова стали спускаться по лестнице. Внизу обнаружилось, что большая часть пола сгорела. Осталась лишь узкая полоска вдоль одной стены, да и под ней уже пылали перекладины, неверный шаг, и они полетят в огненную бездну.
Прижимаясь к стене, Изабель провела Маман по остаткам пола к выходу. Почти у самой двери им пришлось перепрыгнуть через яму, над которой пола не осталось вовсе, и только потом они оказались на улице, где к ним кинулась плачущая Тави.
Изабель поспешила увести мать и сестру подальше от бушующего огненного ада, под сень старой липы. Там они обнялись, несмотря на обгорелые платья, обратили в сторону пожара запачканные сажей лица и стали следить за тем, как пламя грызет стены их дома, обрушивает тяжелые плиты крыши, уничтожая все, чем они владели на этом свете, все их прошлое и настоящее.
– А заодно, если повезет, – прошептала стоявшая в глубокой тени старуха в черном платье, – и будущее.
Глава 50
Утром, когда поднялось солнце, Изабель стояла под липой и смотрела на дымящиеся останки того, что еще недавно было ее домом.
Ее платье отсырело. Прядки влажных волос прилипли к коже. Утренний ливень затушил пожар, но еще до того принесший тучу ветер разметал тлеющие угли по двору так, что часть их долетела до крыши курятника и даже попала в открытое окно сеновала.
Когда это случилось, Тави открыла дверь и выгнала сонных кур со двора туда, где им не грозил пожар. Те убежали в лес, так что кур у них теперь тоже не было. Изабель успела вывести Мартина еще до того, как занялась конюшня. Сейчас он стоял с ними под липой и тряс головой, избавляясь от застрявших в гриве дождевых капель. Тави с Маман прижались друг к дружке под липой и спали, укрытые попонами, которые Изабель успела вытащить из конюшни.
Все, что было в доме, сгорело. Одежда. Мебель. Еда. Ассигнации, которые еще оставались у Маман, превратились в пепел; монеты и украшения либо расплавились в чудовищном жару, либо оказались похороненными под грудами тлеющих деревянных балок и горячих камней, так что добраться до них не было никакой возможности.
Никто из соседей не пришел на помощь. Никто не приехал поинтересоваться, живы ли они. Предложить им кров или еду. Они были совсем одни. Нищие. Всеми покинутые. И это пугало Изабель даже больше, чем пожар.
Окоченевшая под дождем, внутренне онемевшая, Изабель не знала, что они будут есть днем, где найдут кров ночью. Она не представляла, каким будет ее следующий шаг. И не видела никакого пути вперед.
Больше часа стояла она, обхватив себя руками, и молча смотрела на струйки дыма, поднимавшиеся от развалин к небу. Потом, услышав глухой стук копыт и скрип тележных колес, шагнула из-под шатра липовых ветвей посмотреть, кто это.
– Изабель, это ты? – услышала она голос. – Бог ты мой, девочка! Что здесь случилось?
Изабель увидела старого коня, запряженного в древнюю повозку, на которой высилась целая груда капустных кочанов, – все это вместе, скрипя, приближалось к ней. Правила Авара Ле Бене. Рядом с ней, с тревожным лицом, шаря вокруг блестящими глазами стервятника, сидела Тетушка.