– Полковник Кафар так разозлился, когда ты сбежала, что Тетушке пришлось подарить ему картофель. Чтобы помочь армии. И спасти нас от тюрьмы. Мать полночи из-за этого кипятилась. Спасибо тебе большое, Изабель, – сказал Гуго.
Изабель пропустила мимо ушей его ворчание.
– Вы как раз вовремя, – заявила она. – Вы нам нужны.
– Кому – вам? – спросила Тави, озираясь.
– Деревне Сен-Мишель. Королю. Всей Франции. И Элле.
– Элле? – переспросила Тави.
– Вражеские солдаты хотят убить ее. И меня.
И она быстро рассказала обо всем, что произошло после ее побега с фермы. Тави и Гуго слушали; затем Тави, гневно сверкнув глазами, сказала:
– Мы должны их остановить. Нельзя, чтобы они добились своего. И они не добьются.
– Идем наверх. Быстро, – скомандовала Изабель.
Тави слезла с облучка и побежала наверх, в мансарду Феликса. Гуго торопливо привязал Мартина к столбу и поспешил за ней.
– Элла, это правда ты? – спросила Тави, едва войдя в комнату.
Элла кивнула. Обычное едко-насмешливое выражение, при помощи которого Тави держала на расстоянии недоброжелателей, покинуло ее лицо. Ее глаза вспыхнули.
– Никогда не думала, что увижу тебя снова, – прошептала она. – Никогда не думала, что у меня будет возможность… ой, Элла. Мне так жаль… прости меня, прости.
– Все хорошо, Тави, – ответила Элла, беря ее за руку.
– Привет, Элла. Славные туфельки, – застенчиво сказал Гуго, разглядывая огромные растоптанные штуки у нее на ногах. – Мне как, поклониться или не стоит?
– Может быть, потом, Гуго, – сказала Элла.
– Надо вывезти отсюда Эллу и Изабель прежде, чем проснется вся деревня, – сказал Феликс, раздавая всем чашки с горячим кофе. – Что, если мы спрячем их в повозке с картофелем и направим ее в лагерь верных королю людей?
– На карте, которую я украла, ближайший такой лагерь значится в пятидесяти милях отсюда, – сказала Изабель. – Мартин не дотянет.
Элла выпустила руку Тави, снова села и устремила в окно напряженный взгляд.
Гуго предложил:
– Может, запрячь Нерона?
Изабель помотала головой:
– Он в жизни повозок не возил. Начнет лягаться и разобьет ее в щепки.
Вдруг Элла закрыла лицо руками.
Во второй раз за ночь Изабель заметила смятение сводной сестры.
– Элла? Что случилось? – спросила она, отставляя кофе.
– Вы все так добры ко мне. Так добры, – начала Элла, опуская руки. – Изабель, ты спасла мне жизнь. А я… я не заслужила ничего такого.
– Не говори глупостей, – отрезала Изабель. – Ты заслужила и это. И даже больше. Ты…
– Нет, выслушай меня! – воскликнула Элла. – Ты просила у меня прощения, Изабель, там, в Лощине Дьявола, и ты, Тави, только что. Вы поступили смело, вы обе. Очень смело. А теперь пора набраться смелости и мне. Хотя это надо было сделать еще много лет назад. – Каждое произнесенное ею слово падало тяжело и веско, словно удар молотка по шляпке гвоздя. – Изабель, ты просила простить тебя, а я сказала, что ты не знаешь, о чем просишь. Я сказала так только потому, что это мне надо просить у тебя прощения.
– Я не понимаю… – начала Изабель.
– Записка, – перебила ее Элла севшим от волнения голосом. – Та, которую Феликс оставил для тебя в дупле липы. Ты сказала, что Маман нашла ее и уничтожила, но ты ошиблась. Ее нашла я. Я взяла ее и сожгла и тем разрушила твою жизнь. Ах, Изабель, теперь-то ты понимаешь? Я и есть самая страшная сестрица.
Глава 112
Изабель села на кровать Феликса. Ей показалось, будто Элла пнула ее под коленки.
Так это Элла сожгла записку. Не Маман. Элла. Но сколько бы Изабель ни повторяла про себя одно и то же, она все равно не находила в этом смысла.
– Но почему? – спросила она.
– Я тоже завидовала.
– Завидовала? Кому? – не поняла Изабель.
– Тебе, Изабель. Ты всегда была такой сильной, такой бесстрашной. Смеялась, как пиратка. Скакала верхом, как разбойница. И Феликс любил тебя. Он любил тебя с того самого дня, когда Маман приехала с тобой и Тави в Мезон-Дулёр. До этого он был моим другом, а ты забрала его у меня.
– Я и потом был твоим другом, Элла. Я никогда не переставал с тобой дружить, – уязвленно сказал Феликс.
Элла повернулась к нему:
– Да, но не так, как раньше. Я же не перескакивала через каменные стены на жеребцах. – Она снова повернулась к Изабель. – У вас с Феликсом всегда были какие-то приключения. Вы рассказывали о них, и это всегда было так здорово, вот только я не могла этого вынести. Не могла вынести того, что ты нравишься ему больше. Что вы уходите и забываете про меня. Вот я и решила сделать так, чтобы это прекратилось.
Изабель вспомнила, какой несчастной бывала Элла, когда они с Феликсом уезжали в Дикий Лес, и как радостно встречала их. «Я должна сердиться на нее. Ненавидеть», – думала Изабель. Но не ощущала ни гнева, ни ненависти, а только глубокую-глубокую печаль.
– Я так раскаивалась потом, – продолжала Элла. – Когда увидела, как ты несчастна. Но не могла рассказать тебе о том, что сделала, – мне было страшно. Я боялась, что ты возненавидишь меня за это. А позже между нами все изменилось, и ты все равно стала меня ненавидеть.
Элла встала, подошла к Изабель и села с ней рядом.
– Скажи что-нибудь, – взмолилась она. – Что угодно. Скажи, что ты меня ненавидишь. Хочешь, чтобы я умерла.
Изабель судорожно выдохнула. Так громко, словно копила в себе этот вздох не секунды или даже минуты, а годы.
– Она как пожар, Элла, – сказала она.
– Кто?
– Зависть. Горит горячо и ярко. И гложет, и гложет тебя изнутри, пока ты не превратишься в обугленную развалину, пустую и никому не нужную.
– Точно. Один пепел, – согласилась Элла.
Изабель закрыла глаза и принялась перебирать этот пепел.
Все было бы иначе, не сожги Элла ту записку. Она не потеряла бы Феликса. Не рассталась с Нероном. Сохранила бы себя.
Ей вспомнился день, когда ушел Феликс, и годы, прошедшие без него. Зато с учителями музыки и танцев. С примерками платьев. С часами, проведенными за шитьем, хотя душа тосковала по седлу и полю. С мучительными обедами, когда ухажеры оглядывали ее с головы до ног оценивающим взглядом, а потом натянуто улыбались и разочарованно отводили глаза. А как ей стало больно и одиноко, когда она обнаружила, что быть дамой – это не для нее. Изящные дамские туфельки жали, корсеты давили, и сами дамские разговоры, мечты, желания и симпатии были ей узки. Собственная жизнь показалась ей прекрасным платьем, сшитым по чужой мерке.
– Прости меня, Изабель. Я так перед тобой виновата, – сказала Элла.
Изабель открыла глаза. И увидела руки Эллы – стиснутые в кулачки, они лежали на ее коленях. Изабель накрыла ладонью один кулачок, одни за другим выпрямила на нем пальчики и сплела их со своими.
Ей было жаль многих. Жаль свою мать, которая всю жизнь искала ответы на любые вопросы в зеркале. Жаль Берту, которая плакала, делая злое дело, и Сесиль, которая не плакала. Очень жаль Тави, которая писала уравнения на капустных листьях.
Ей было от души жаль всех девушек из мрачных старых сказок, которые сидели взаперти в каменных башнях. Или в пряничных домиках. Тех, что заблудились в лесу, спасаясь от охотника, который должен был вырезать им сердце.
Но особенно – трех маленьких девочек, которые, играя в один прекрасный день под липой, получили в подарок яблоко раздора.
Глава 113
Элла встала.
Подошла к Тави, которая сидела на стуле, и опустилась перед ней на колени.
– Прости меня, Тави, – сказала она. – Мой поступок причинил боль и тебе.
– Все хорошо, Элла, – ответила Тави, вставая. Затем она подняла Эллу и обхватила ее руками. Изабель подошла и тоже обняла их. С минуту все трое стояли и плакали, не размыкая горячих объятий.
Потом Элла повернулась к Феликсу.
– Я должна попросить прощения и у тебя, – сказала она, протягивая ему руку. – Твоя жизнь была бы иной, не укради я ту записку.
– Ох, Элла, – сказала Феликс, беря протянутую ему руку. – Как мне жаль, что ты подумала, будто я больше тебе не друг.
Наконец Элла подошла к Гуго.
– А тебя и вовсе бы здесь не было, если бы не та записка, – сказала она ему. – Ну то есть ты не стоял бы сейчас здесь. Не влип бы в эту историю…
Гуго пожал плечами:
– Вообще-то, мне вроде как повезло. Последние две недели, что вы жили у нас, – тут он кивнул на Изабель и Тави, – были жутко тяжелыми, но интересными. До вас что у меня было, в моей жизни? Капуста, да и только. А теперь у меня есть друзья.
Изабель обхватила Гуго рукой за шею и втянула в их круг. Он хотел улыбнуться, но получилась гримаса. Тогда он торопливо похлопал Изабель по спине ладонью и высвободился. Та поняла, что он не привык к нежностям.
– Нам пора. Надо еще найти способ доставить Эллу в безопасное место, а карты – королю, – сказал Гуго. – А это куда как труднее сделать после восхода.
– Тогда нам понадобится вооруженный эскорт, – сказала Тави уныло. – Свой полк. Да нет, бери выше, целая армия.
Изабель молчала. Она медленно обходила мансарду Феликса, задерживаясь взглядом на полках. На комоде. На каминной доске. Наконец она обернулась и сказала:
– За армией не надо далеко ходить. Она у нас есть.
– Вот как? И где же она? – спросила Тави.
Изабель сняла с ближайшей полки деревянного солдатика и на ладони протянула его сестре.
– Вот.
Глава 114
Гуго моргнул, глядя на солдатика на ладони Изабель, и натянуто улыбнулся.
– Знаешь, тебе лучше прилечь. На кровать Феликса. Если ты устала, надо отдохнуть, – сказал он.
Изабель бросила на него колючий взгляд:
– Я не устала. И не спятила, как ты думаешь. Я серьезно. Королева фей. Она превращается в рыжую лису и живет в корнях большой липы. У нее сильная магия.
– Королева фей… – повторил за ней Гуго, приподняв бровь.
– Это правда, Гуго, – подтвердила Элла. – Как-то ночью, когда я терзалась от разбитого сердца, она сама пришла ко мне и спросила, чего я хочу больше вс